Цветение Фиалки

Стало очень страшно, когда он обнаружил, что в номере горит свет. Всё. Пизда рулю. Гоголь уже представил как его внутренности разрывает чужая способность чужойукоризненныйвзгляд. Однако, выходя из подпространства он успокоился.Свет-то гореть-горел, но только тот, что он, Гоголь, оставил уходя. Федя спит. Точнее спал. До этого момента. - Ты куда-то уходишь? - со спутанными волосами, вопросительно приподнятой бровью, и тихим охрипшим голосом он выглядит очень эстетично. Хочется подсесть рядом, обнять со спины, уткнувшись носом в тёмную мягкую макушку, и сидеть блять до скончания времени. Но Достоевский скорее отдаст свой правый глаз, чем позволит кому-либо к нему притронуться. Даже, если этот кто-либо - Гоголь. «Ай-ай-яй, нельзя про такое думать, Коля дурак, очнись!» Гоголь перемянулся с ноги на ногу, и склонив голову к плечу, быстро прощебетал что никуда не собирается, и хотел всего навсего узнать, спит Дос-кун, аль уже проснулся. - Ну, теперь ты видишь что я проснулся. Кстати, прости что я тогда на твоём плече..-договорить ему не дали. - Не не не, мне это никак не помешало.. то есть, я хочу сказать что, вообщем в следующий раз тоже можешь, если захочешь, я буду не против. - Ага, тогда всё в порядке. - Федя зевнул, тихонько клацнув зубами. Если Гоголь перестанет мысленно сравнивать Достоевского с котёнком, в России перестанет выпадать снег. Нет , ну правда! Как вообще можно отказаться от такого как Дос-кун? Он же идеальный! Не в том смысле. В смысле, тихий, воспитанный, еще и вундеркинд. Чудо, а не ребёнок. Но с одним минусом. Минусом, который перекрывает все плюсы. Дар. Когда Коля разговаривал с Марьей Фёдоровной, она на его вопрос ответила: «Ты наверняка читал библию. Коль читал, так должен сам понимать. Способность - творение дьявола, - страшный грех. То есть, эсперы - падшие души. И место им в аду. Я верно служу господу богу, и мне не важно, сын, дочь, муж. Грешников нужно исправлять. А если уж не вышло, то им самая дорога в Тартарары. Если он такой, значит так тому и быть.» Но, разве главное это не сам человек? Видимо так считают далеко не все. Коля в упор не понимает, почему способность - это грех. Не понимает, хоть убей. Зачем? Зачем было промывать ему мозги этой чушью? Честное слово, гуманней было бы выкинуть на улицу, как его, Гоголя. - эй, ты так смотришь на стену, будто из неё сейчас Сталин вылезет. Ещё раз спрашиваю, что случилось? - Гоголь оказывается сейчас стоял, смотря за спину Достоевскому, замерев в одном положении. - Ровным счётом ничего, просто задумался. Кстати! Ты голодный? - во первых, про еду действительно надо было подумать. Во вторых, нужно было срочно переводить тему. Со стороны Фёдора последовало неопределённое "ммм..." , воспринятое , как положительный ответ. - Чудесно! Я сейчас вернусь, подождите 5 минут, Фёдор Михайлович! Достоевский только рукой махнул и завернулся шаурмой в одеяло. Гоголь вернулся как и обещал, через 5 минут. Фёдор, к этому моменту, уже успел сходить умыться и вывести лицо из состояния "опухший пельмень". - Вау.. -только и сказал Федя, глядя на то как Гоголь раскладывает на прикроватном столике контейнеры с едой, скорее всего взятой взаймы, в ближайшей закусочной. - Я помню как ты говорил - он прервался на разламывание палочек, - что тебе нравится Ван-тон. Ну и вот, кушай, пока дают. - на последней фразе блондин усмехнулся, а второй, укоризненно щёлкнул его по носу. - Спасибо мам, ты у меня золотая. - Достоевский картинно приложил руку к сердцу и запрокинул голову назад. Он сидел скрестив ноги, в белой безразмерной футболке и светло-синих джогерах, одежду они захватили по дороге до отеля. Чёрные волосы убраны в небрежный низкий хвост. Резинка Гоголя. Он держит на коленях тёплый контейнер с супом. - Вот именно! Почаще бы такое от тебя слышать, сын! Совсем мать не ценишь! - Последняя фраза потонула в заливистом смехе, Коля не сдержался. Достоевский засмеялся тоже, смех Коли заразен. А потом Федя обжёг язык чаем. - Ай, блять.. -Слушай, Дос-кун, а ты же вроде верующий... Разве сквернословие - не грех? - Грех, но менее значимый, по сравнению с обладанием способностью или же, - он ещё раз глотнул из бумажного стаканчика обжигающую зелёную жидкость - ... с убийством. Так что, мы с тобой уже и так, в любом случае, летим вниз. Какая разница, в каком котле кипеть. Они помолчали. Гоголь вышел в ванную, переодеваться, он до сих пор был в одежде, в которой они убежали. Следовало облачиться в преобретённые спизженные шмотки. Свободная, но очень тонкая , кофта сиренивого цвета с длинными рукавами. Последнее что хотелось делать, так это показывать Дос-куну свои шрамы, а тем более свежие порезы. Предусмотрительно однако. И свободные, почти пижамные, серые штаны. На улице плюс тридцать, а он в носках, зато шрамов не видно. Замечательно. - Ты знаешь, время почти пять часов утра, а чем мы занимаемся? - ну, мы лежим на кровати и обсуждаем «почему яблочный сок популярней апельсинового, хотя апельсиновый вкуснее» . А ещё мы пьём чай. И я уже минут двадцать горю желанием заплести тебе нормальную косу, а то она почти распустилась. Взрыв на макаронной фабрике. - Не на макаронной, а на фабрике по производству сахарной ваты! Где ты видел белые пушистые макароны?! - Хорошо.Но менее растрёпанной от этого факта она не стала. - Плети. - Парень повернулся к собеседнику спиной , стягивая тугую чёрную резинку с волос и передавая её брюнету. Вместе с резинкой Достоевскому в руки была вручена щётка для волос. - Откуда?- поинтересовался брюнет, разделяя волосы из общей копны на три пряди. - А, точно, я забыл сказать, я ещё могу хранить в подпространстве вещи. Закидываю их туда, и когда нужно достаю. Там наверное если поискать, динамит найти можно.-последняя фраза явно была с долей иронии. Завязывая узел резинкой и возвращая щётку хозяину, Фёдор про себя отметил, что волосы у Гоголя очень мягкие, и надо бы взять за обычай заплетать их. Они полу сидели-полу лежали на кровати. Гетрохром лёг на приподнятую подушку, положив руки под голову и согнув ноги в коленях. Брюнет, у него на животе, нога вытянута вперёд и немного свисает с края кровати, вторая присогнута в колене. В руках Федя держит кончик только что заплетённой косы. Гоголь зевнул. - А может спать? Мы завтра не встанем... - Да, ты прав. Но раз так , тогда вставай и вытаскивай одеяло. - Не проблема! - сказано громко, немного нарушает сложившуюся атмосферу рассветной тишины и спокойствия. Но одеяло все-таки вытащил, молодец какой. Федя, вставший дабы не препятствовать ритуалу раскладывания кровати, сел обратно. И его тут же накрыли белым облаком, этот Украинец просто опустил на него одеяло. - Ты... - очень страшно. особенно от выглядывающего из белоснежных складок Достоевского. - ...сейчас возьму и отрежу тебе твои волосы, Пидрила ёбаная. - как знать, как знать, что пидрила, это возможно частично! Но что-бы ёбаная, это ты загнул. Да и не отрежешь, не посмеешь тронуть святыню! - Конечно, это всё произнося вперемешку со сдержеваемым хохотом и попытками увернуться от летящих в него, Гоголя, предметов. Название которым "Я злой кот, я кидаюсь всем что под руку попало!" Когда оба успокоились , на часах было уже пять тридцать. Номер не отпаливался, и хотя на улице по прежнему было тепло, в помещении было прохладно. Пришлось ложиться чуть ли не в обнимку, воизбежании ледникового обледенения. Лёжа рядом, почти вплотную, Коля впервые заметил, насколько Федя худой. Кожа да кости, честное слово! Вспоминая рассказ его матери гетрохром невольно поёжился. Если бы Гоголю предоставили возможность узнать о дальнейшем воспитании и взрослении его друга, он не мог бы точно сказать, хочется ему этого или нет. Судя по ненормальной худобе, бледнейшей коже и тишайшему поведению, события шли не очень гладко. Уже засыпая, блондин почувствовал, как к нему придвинулись вплотную, прижались, замерли. Наверное во сне. Хотя, кто знает, может и нет.