Незваный гость хуже?

— Из четырех человек, которые входили в команду на начало проекта, в «Птицах» сейчас только Люба, она айтишников курирует, алгоритмист очень сильный. Тогда была тощенькая, маленькая, с тремя косичками, на ее родной планете так принято. Двое и сейчас работают на «Фениксе», а Стах погиб. — Там? — Спросил Илья. — Нет. Года через два, после того как мы на другие объекты переключились. Деньги нужны были. Планов громадье, а средств на них не хватает. Да и неудобно без своего транспорта становилось. Силовики — это, конечно, хорошо. Они наши постоянные и полнопрофильные клиенты, но государственным структурам условия не выставишь, от их не откажешься. Пришлось расширяться за счет коммерческого сектора. Вот такие работы нам репутацию и создают, а по сути — ничего сложного. Матрицы решений типовые наработали, редко что-то оригинальное требуется. На одном из типовых парень и остался. Авария в офисном куполе на астероиде. Нарушение газообмена. Местные служебные киборги по протоколу своих в первую очередь вытаскивали. Его просто не успели. Тогда и было решено собственную службу охраны модернизировать. Пришлось Пьеру вспомнить прежнюю профессию, Хирофуми поднатаскать, тот как раз проявился. — Пьеру? — Удивленно протянула Ларсен, в голове которой никак не помещался маленький, бесцветный человечек, натаскивающий Хирофуми. — Угу. Он из первых пациентов, коллега Ильи. Работать с ним было… сложно было. Блеклые прозрачные глаза смотрят мимо. Мимо всех, навязчиво фиксируя какую-то неведомую точку пространства. Возле этого пациента постоянно кто-то находится — врач, медсестра, Наталья или Стах. Они все время говорят. Говорят о природе, погоде, читают стихи, пересказывают фильмы, цитируют собственные, иногда неопубликованные статьи, делятся переживаниями за детей, мужей и прочих родственников. Так надо. Это фон, благоприятствующий лечению тяжелого психического расстройства. Но как-то мало он благоприятствует. Лекарственные препараты тоже не очень. Физически этот человек уже здоров, даже переломанные пальцы срослись. Но сидит, где посадили, лежит, где положили, стоит, где поставили. Умываться, переодеваться, питаться, ходить в туалет — только по команде. Медики говорят, что прогресс все-таки есть, но такой мизерный, что фиксируется исключительно приборами. Если бы знали, кто он, можно было бы привлечь родных, друзей, коллег. Но анализ ДНК точного совпадения не дал. С высокой долей вероятности родными пациента в третьем-четвертом поколении могли быть семьдесят четыре человека. Осторожный опрос установил, что никто из них родственников не терял и к пациенту отношения не имеет. На предложение армейского куратора проекта применить какое-нибудь шокирующее воздействие, психиатры в буквальном смысле покрутили пальцем у виска и на пальцах же объяснили, что реальное течение заболевания и киносценические эффекты имеют между собой очень мало общего. Оставалось только надеяться, что прогрессивные изменения мало по малу накопятся и количество перейдет в качество. Через некоторое время на аппаратном уровне зафиксировали и вычленили, что возбуждение наиболее активно проявляется при звуках мужского голоса определенного тембра. Нет, внешне он не реагировал никак. Чисто изменение скоростей процессов возбуждения в коре головного мозга. Достаточного количества людей с подходящим голосом, чтобы обеспечить сопровождение пациента во весь период бодрствования, не было. Решили задействовать Саймона. Киборгу загружали литературное произведение, которое он воспроизводил без остановки. Заканчивалось — переходил к следующему. Установили, что реакция отчетливее всего проявляется, когда киборг только начинает говорить. Потом затухает. Пробовали менять аудиохарактеристики. Нашли вариант, при котором возбуждение проявлялось микроскопически, но устойчиво сильнее. Затем начали перебирать тематику и жанры. Лекарства подействовали или удалось все же нащупать что-то правильное, но однажды взгляд чуть-чуть сместился. Приборы показали, что реакция значительно выше обычной. Саймон начитывал что-то из морских приключений докосмической эпохи. На следующий день киборг излагал классику жанра — от Стивенсона до Александра Беляева. Зафиксировали несистематическую реакцию, наложили на текст. Оказалось, что пациент отзывается на фрагменты, общим между которыми было только одно — упоминание определенного типа кораблей. — Мы зашли в тупик. Ну, в самом деле, обнаружили его далеко от морского берега. Предполагать, что там неведомым образом оказался парусник со старой Земли — как-то странно было. На всякий случай проверили, — не оказывался. Решили еще раз прокрутить все материалы, может еще на что-то реагировал. Оказалось, да — реже и хуже, но на некоторые произведения русской классической литературы. Преимущественно про Гражданскую войну начала ХХ века. Неизвестно, сообразили бы медики с учеными, что дело не в кораблях, а в самом наборе звуков, или добились результата медленным, однако верным путем, но однажды на территорию проекта прорвался очень настойчивый человек с самыми широкими полномочиями. Полномочий хватило на то, чтобы добраться до пациента, несмотря на категорический отказ посетителя объяснить, кого он предполагает обнаружить. — Не могу. Если это не он, не в праве раскрывать обстоятельства. А если он… думать будем. Гость остановился в дверях, не в силах вытолкнуть из пересохшего горла даже матерное междометие. В госпитальной пижаме, на стуле, не двигаясь, уставившись в одну точку сидел человек, которого он так долго искал. Рядом киборг продолжал голосом, очень похожим на его собственный, выразительно начитывать: «Почти над собой я увидел выступавший из тумана нос судна и три треугольных паруса…»* Посетитель попросил: — Выключите это. Потом шагнул, оказался прямо перед пациентом, попытался поймать взгляд и тихо сказал: — Ну здравствуй, Пьер. Выражение бесстрастного лица не изменилось. Но шевельнулись отвыкшие от речи губы, и в ответ сипло прозвучало: — Здравствуйте, коммодор Бриг. — Рассказывать, даже то, что в интересах самого пациента нам очень дозированно выдала СБФ, я не имею права. Если очень коротко, агент, внедренный на совсем другой планете, даже в другом секторе. Раскрыли. Безопасники долго искали коллегу не столько из соображений взаимовыручки, сколько по делу. В конце концов запустили самый широкий невод, перебирая всех, кто был похож по антропометрии. Коммодор — это не звание, это что-то вроде прозвища. Бриг — фамилия, на нее Пьер и реагировал. Точнее, на сочетание звуков. — А Гражданская война при чем? — Удивился Джон. — При том же. Бриг, бригантина, бригадир, бригада, комбриг… Примерно такой ряд. Его не столько физически пытали, сколько старались психологически сломать. Он старую, непопулярную, и, в общем-то, не очень надежную методику использовал. Ушел в себя. Это не образное выражение, это в данном случае диагноз. Между личностью и миром что-то вроде стенки возникает. Внутри могут страсти кипеть, целые вселенные рождаться и умирать, а снаружи ничего. Так как Пьер — человек ответственный, он погружение в несколько этажей обустроил, оставив единственный якорь — своего непосредственного командира, которому доверял безоговорочно. Когда тот лично появился, прогресс пошел. — То есть он не сразу? — Уточнил Джон. Психиатрия не была его специальностью, но общей профессиональной эрудиции хватало, чтобы хорошо понимать — враз и без последствий из такого не выходят. — Конечно, не сразу. Коммодор процесс только запустил, оставался рядом пока дела позволяли. Но… там не только психотравмы от профессионального краха и всего, что потом последовало. Там от самого способа шизоидные расстройства расцвели букетом. Вылечили, конечно, но в прежнюю профессию путь был закрыт. Вот он к нам и прибился.