Дьявол всегда рядом

      Предисловие       Работа была полностью отредактирована только один раз. Я писала впервые, впервые выкладывала и ни разу во время написания не читала ее полностью. Только после финального завершения осмелилась и полностью прочитала свои фантазии от начала до конца, и кое-что кое-где отшлифовала, но ошибки все равно случаться будут. Если заметите такую на горизонте, то ПБ всегда открыта и к вашим услугам. Буду безумно благодарна.       Также хочу сказать, что в тексте нет буквы «ё». Извините меня, это было сделано специально, потому что было легче выявить ее наличие, нежели отсутствие. Поэтому она была выловлена и убрана. Я понимаю, что иногда такие нюансы могут испортить впечатление во время чтения, поэтому прошу понять и простить.       Словосочетание «Ущелье Богов» взято из кайдена «Остров Мертвых» Бандо Масако. И оно будет у меня тесно переплетено с мифами. Решила совместить свою фантазию и исток восточной культуры. Также между строк оставляла пасхалки для особенно вдумчивых читателей. Да, пасхалки будут. А в самом конце я постараюсь все расшифровать.       Сразу оговорюсь: стиль повествования первых глав отличается от последующих. Надеюсь, в лучшую сторону. Он непростой, витиеватый, с добавлением сказочных элементов (люблю фантасмагорию и сюрреализм). Так как я писала впервые, то и стиль менялся от главе к главе. А может вы ничего такого не заметите. И если вас это еще не отпугнуло, то Welcome! Буду рада встретить вас на просторах страниц! Стоит метка неспешное повествование, обратите внимание. Attention! Некоторые метки не указаны в шапке профиля во избежания спойлеров.       Тесно переплетено сосуществование человека и природы. Да, у меня хватает описаний красот окружающей среды. Потому что для японцев природа всегда была музой, колыбелью жизни и источником вдохновения в поэзии. Они любили наблюдать за природными явлениями. А вы знали, что в их языке имеется сто двадцать синонимов к слову «дождь», также есть многочисленные словосочетания, обозначающие цвет? Вот и я не знала. Теперь знаю. Вы тоже)              В работе почти нет юмора. Там где-то я пыталась чутка удариться в юмореску, но это просто капля в океане. Потому что юмор и Кокушибо вещи несовместимые. Данная история скорее о душевных переживаниях и боли, о разрушенных мечтах и вновь обретенных надеждах. И, конечно же, о первой влюбленности. У Кокушибо незавидная судьба, которую он слепил своими же руками, у Акари своя, ни он, ни она не идеальные.       Что я могу еще сказать перед началом? Приятного чтения! Надеюсь вы не останетесь разочарованы и с ощущением, что потеряли время зря на эту работу. Благодарю всех своих первых читателей и новых. Посвящаю эту работу всем поклонникам Кокушибо. Пока писала сама влюбилась в этого демона.       Работа носит статус "завершён", но я не исключаю возможность выхода новых глав.       Акари (лунный проблеск)                     Я прищурила глаза и проткнула иголкой ткань накидки, а затем вытянула, наблюдая как ровно накладывается нитка поверх линии рисунка. Делая одну аккуратную стежку за другой, я продолжала вышивать, попутно сдувая мельтешащие волоски перед глазами.       Оконные ставни настежь распахнуты, с улицы доносилась возня кур на заднем дворе, щебет птиц да свирель цикад в деревьях вишни. Дневной свет косыми лучами проникал внутрь дома, — тем самым облегчая мне работу, мягко обрисовывал контуры скудной мебели, отражался на поверхности воды в чане и солнечными зайчиками переливался на потолке. В комнате довольно светло и просторно.       Мне не занимать усидчивости, однако плечи немного затекли, а пальцы устали накладывать канву. Радовало одно — кропотливая работа подходила к концу. На темной ткани хаори теперь красовался раскрытый пион, вышитый бледно-красной нитью. Нить хорошая и шелковистая, в чем я убедилась, проведя пальцем по перламутру и рассматривая на вытянутой руке для пущего любования. Постаралась на славу. Правда, немного неумело, но зато выглядело вполне гармонично. Стоило себя похвалить за проделанную работу.       Наконец заправив выбившиеся волоски за ухо, я отложила рукоделие осторонь. Хаори старенькое и местами изношенное, уже потеряло былую дороговизну и требовало надлежащего ухода. Но я была бы не я, если бы упорно не лепила новые заплаты заместо старых.       В последний раз надевать хаори доводилось на праздник в прошлом месяце, в честь одного из троицы почитаемых божеств — верховной богини Аматэрасу. Самый долгий летний день — это нижепосланная с вершины пантеона благодать для земного мира, ознаменовавшее возвращение божества из пещеры. Тогда мне удалось, впервые за долгое время, провести приятный вечер, на мгновение позабыв невзгоды, поедая сладости и любуясь на завораживающие танцы деревенских девушек в нарядных костюмах. После весело проведенной ночи, я уложила накидку обратно в комод — для следующего весомого повода. И вот сегодня решила перебрать вещи. Не передать словами, как я расстроилась, заприметив, что ткань на спине немного порвана. Наверное, умудрилась зацепиться за что-то острое тем вечером. У меня мало любимых вещей, а все, что имела, старалась тщательно оберегать.       Я не могла себе позволить лишние растраты, экономила как могла. Покупала на зиму вязанки дров, а не уголь, покупала самую простенькую рисовую бумагу для рисования и каллиграфии. Покупала дешевые продукты, а молоко обменивала у одной старой женщины из деревни на собранные пучки целебных трав. Так и уживалась понемногу, привыкая к навалившимся трудностям. Экономия превыше всего, ведь я себе дала обещание побывать в столице, увидеть новые места, океан…       Я могла только робко размышлять о подобном смелом путешествии, и всеми силами оберегать ее — мечту. Непозволительная роскошь постоянно пребывать в мечтах, быть оторванной от суровой реальности. Так всегда твердил отец. Но я часто сбегала в мир грез, разрешала воображению задержаться там подольше и не хотела отказываться от них. Они единственные скрашивали очень долгие и очень одинокие вечера.       Вовремя сообразив, что опаздываю, я принялась складывать швейные принадлежности в коробку, не оставляя ничего лишнего. Отец не любил разбросанные вещи.       Маленький комочек шерсти слегка вздрогнул и поднял мордочку. Своими сборами я потревожила рыжего котенка, который умостился рядом на циновке.       — Желтое Ушко, извини, что помешала твоему сну.       Котенок, который едва разлепил глаза после сна, снова закрыл их, стоило мне наклониться и мягкими движениями погладить его по шерстке. Сладкое удовольствие растеклось по крохотному тельцу, заставляя прогнуться и выпустить наружу еще незрелые, но достаточно острые коготки. Оставляя его лежать дальше, заснувшего так быстро, я оделась, захватила с собой корзинку и выскочила наружу, плотно задвинув дверь.       Я с удовольствием подставила тело навстречу теплому и ласковому солнцу, сбрасывая неприятный озноб. Оказывается немного продрогла в холодном доме с окнами на север.       Обычно я не пересекала центральный квартал, старалась всегда окольными путями добраться куда надо. Будь то обычная лавка зеленщика или дом госпожи Кацу. Но день стоял обнадеживающий и теплый, настроение становилось все более радостным, потому не стала излишне заморачиваться. Пускай видят, пускай смотрят, пускай шепчутся.       Торопливым шагом прогуливаясь по улице, тем не менее я умудрялась рассматривать дома тут и сям. С любопытством заглядывала через закопченные решетки седзи, замечала длинный немощеный проход, ведущий через все строение во внутренний дворик, где росли декоративные деревца и кустики. Каждый дом кучно жался к соседскому за поддержкой, а у некоторых хозяев крыша нависала так низко, что создавалось впечатление, словно старость и дряхлость придавливали целый дом к земле. Оттого казались эти домики еще более крошечными. Не одно поколение выросло в этих жилищах и в них же, среди родных стен, испускало последний вздох. Будда говорил, что мы рождаемся в плаче, а вдоволь наплакавшись, умираем. Вот так и сменялось одно поколение за другим; фамильный род пополнялся историями, хорошими или позорными, память накапливалась, дом дряхлел, но продолжал хранить семейный очаг.       Над деревушкой нависала гордым стражем гора Хиба, увитая плющом леса. Прокаленная солнцем верхушка белела в вышине, как раз ее пик и отбрасывал огромную тень. Где-то там, в самой гуще леса, куда не вела ни одна тропка, под неусыпной защитой духов спряталась гробница великого божества. Дорога туда заказана для обычных простолюдинов, только последний самодур решился бы потревожить извечный покой. Никто и никогда не смел тревожить богов, а в ответ боги оберегали потомков.       По бревенчатому мосту ехал господин Ямато на велосипеде. Я посторонилась и уступила место, чтобы не быть опрокинутой в реку. Мой силуэт едва отразился в серебре воды, сморщенной от ветра и сейчас похожей на полоску жатого шелка. В деревне старожилы называли ее священной рекой наоборот, потом что она не спускалась с гор, а несла все свои тихие воды к истоку. Наоборот — что являлось противоестественным.       За углом квартала мне повстречалось небольшое скопление людей, и я настороженно замерла. Вот поэтому избегала и чуралась ходить по главной улочке. Может снова случился пожар? На прошлой неделе загорелся дом, когда хозяйка неосмотрительно зажгла и опрокинула керосиновую лампу на татами, испугавшись теней в комнате. Она потом испуганно твердила о духе цукумогами, поселившегося в вазе. Огонь в доме удалось потушить и предотвратить возгорание соседских.       А может снова дикий кабан забрел и разгромил лавку торговца? В прошлый раз он разродился яростным криком на всю округу, преисполненный порывом поймать и освежевать кабана, посмевшего забрести в лавку. Тогда и до моего дома донеслись его проклятия. Нечего ругать дождь, раз оставил окна настежь открытыми.       Порыв ветра попытался навести беспорядок в уложенных волосах. Я отвернулась, старательно удерживая копну руками и не позволяя обнажиться правой стороне лица. Быстро выглянув из-за угла, я успокоилась, поняв, что никто не обратил на меня никакого внимания. Стоять, как сбежавший и притаившийся воришка не особо приятное дело, да и еще подсматривать и подслушивать — стыдливо и унизительно. Но, раззадоренная неким несуразным любопытством, я позволила себе такую ребяческую выходку.       Старый известняковый дом семьи Фумия сегодня был в разгаре таких непривычных и оживленных для их семьи событий. Обычно их угрюмый домик с покосившейся входной дверью и прогнившими ставнями молча вещал остальным об одиноком запустении. Сразу видно, что для живущей там семьи проходят не самые лучшие и благоприятные времена, скорее скоропостижно утопающие в безысходной нищете.       Как ни пытайся, а выгрести из опостылевшей бедности и предначертаний уготованной судьбы невозможно. Мне это знакомо. И я воспринимала их обнищание как близкое себе.       Запряженная серая лошадь изредка обмахивалась хвостом от докучливых мух. Иссохшая под солнцем и частой использованности телега поскрипывала, пока в нее, неизвестный мне человек, грузил пожитки. Тарантас накренился еще больше, стоило мужчине запрыгнуть на козлы и взять упряжку в руки. А стоявший за телегой еще один незнакомец наконец обошел кибитку и запрыгнул на пассажирское место. Разглядеть его лицо, как и первого, не удалось — шляпа с широкими полями не позволила. Зато одежда выдавала в нем дорожного человека, скитающегося по сторонам света.       Незаметно подглядывая за странными действиями, я ощущала, что ненароком вторгаюсь в очень личное. Но любопытство разрасталось как бурьян после обильного дождя.       Застывшие мужчины определенно кого-то или чего-то дожидались, вместе с ними ждала и я. И ждать пришлось недолго: входная дверь отворилась и на свет показался глава семейства Фумия, резким шагом пересекающий расстояние до телеги. Он настолько торопился, что его дочь едва поспевала за ним; спотыкаясь и чуть ли не падая, может быть, она и упала, если бы он не держал ее за локоть. Подхватив девочку за пояс, отец усадил ее рядом с незнакомцем, который сразу же накинул на нее холщевую ткань, полностью скрыв от мира. В порывистых движениях девочки угадывалось чересчур нервное состояние, но тяжелая рука незнакомого мужчины на ее плече удерживала на месте.       До моего обостренного до предела слуха донесся надрывной голос девочки:       — Отец… — Дочь Фумия звала его, но отец уже утвердительно кивнул незнакомцу и телега двинулась вверх по улице. — Отец!       Слово обрело силу и разнеслось громче по улице, а в голосе явно звенел детский страх перед неизвестностью. Голос кольнул в самую душу и остался в глубинной памяти навсегда, не будучи впредь забытым. Я сжала платье от волнения, не понимая почему так взвинчена. Влекомая сиюминутным порывом вышла из скрытного места. Но от незнания — что делать и что предпринять — так и застыла, провожая взглядом телегу до тех пор, пока та не скрылась из виду. Стоящий рядом отец девочки предостерегающие покачал мне головой. После чего просто скрылся, оставив после себя бесчисленные вопросы без ответов с неприятным привкусом произошедшего.       — Что произошло?       Я снова перевела взгляд туда, где только что исчезла телега, но улица опустела. Даже потревоженная пыль улеглась. Черный кот перебежал дорогу. Голос девочки до сих пор эхом витал по округе и в моих ушах…       Так и опоздать недолго! Остаток пути я проделала в молчании, пребывая в подавленном настроении.       Я постучала в ворота три раза, по привычке разглядывая выведенные на табличке кандзи полного имени госпожи Кацу. Пожалуй, это одно из самых знатных имений в деревне: красивый двухэтажный дом, обнесенный высоким темным забором и фактурными воротами сотомон. Когда-то давно, в конце прошлой эпохи умер ее муж, возложив обширное хозяйство на плечи вдовы. Кацу Хинако отнюдь не была слабой. Засучила рукава и без промедления взяла бразды правления в свои руки. Но будучи достаточно молодой, не хотела провести все годы так — погребенной фермерскими хлопотами. Тогда, доверив обязанности близкому человеку, отправилась путешествовать. Проведя несколько лет вдали, изучая другие языки, историю, обычаи и медицину, она неожиданно возвратилась. Кацу рассказала мне по какой причине вернулась — земля предков звала обратно, в свое лоно. Где бы ты ни был, родной дом всегда ближе.       Слова до сих пор четко и ясно звучали в моем сознании. Я каждый раз возвращалась к ним; обдумывала, взвешивала и заставляла играть новыми красками. Наверное, только будучи на ее месте, смогла бы постичь истинную суть и значение родного края. Но на данный момент весомое выражение покрылось какой-то грустной ностальгией. Или неизбежностью возвращения на круги своя.       — Милая, в следующий раз можешь не стучать, а сразу проходить в дом.       Ворота отворились, и Кацу пропустила меня во внутренний дворик.       — Здравствуйте, — сказала я, поклонившись и подождав пока она запрет двери на засов. — Если зайду без спроса, буду чувствовать себя неуютно.       — И я рада тебя видеть. — Ее небольшая фигурка обошла вокруг меня и засеменила по дорожке, слегка шаркая сэтта. — Да брось, мы с тобой хорошо знакомы, чтобы заморачиваться по пустякам. Тем более ворота были открыты.       — Но это небезопасно…       — Не переживай, я знала, что ты придешь сегодня, поэтому и открыла заранее. Давай сюда накидку.       Я наскоро разулась и вытерла носки о тростниковый коврик, а после сняла хаори и передала ей, после чего мы прошли через внешнюю веранду в основную комнату.       — Но в следующий раз все равно буду стучаться, прежде чем войти.       — Хорошее предложение, — тихо посмеиваясь, она пригласила меня присесть. — Давай-ка, пока мы с тобой не начали процедуру, я поставлю чайник и позже выпьем чай.       — Я вам еще сушенных трав для заваривания принесла, — обрадовалась я, вытаскивая из корзинки увесистый сверток трав, положив на столик. — О, еще книгу захватила, которую вы мне давали в прошлый раз.       — Неужели так быстро ее прочитала? — поинтересовалась она, расположившись напротив с маленьким черным саквояжем.       Замочек щелкнул, крышка откинулась и в комнате запахло лекарственными примочками. Приготовив все необходимое, Кацу взяла мою руку к себе на колени и протерла чистой марлевой тканью кусочек кожи на тыльной стороне выше запястья.       — Да! Мне очень понравилось, — ответила я, наблюдая за всеми движениями ее пальцев.       — Ты соблюдала диету, Акари?       Получив утвердительный ответ, она попросила не напрягать руку.       — Книга оказалась увлекательной. В начале не произвела приятного впечатления, но позже не могла от нее оторваться. — Я отвела взгляд, когда она распечатала новую иглу, готовясь ввести острие мне в кожу. — Также стала читать намного быстрее, с каждым разом получается все лучше и лучше.       Я замолчала, вперив взгляд на домашний алтарь, где находилась табличка с именем покойного мужа госпожи, но благовония сегодня не были зажжены. Потом мой взгляд медленно перекочевал на благоухающий сад. Седзи распахнуты и видно все как на ладони.       — Замечательно, — промолвила она и проткнула мне кожу, отчего я даже зажмуриться от боли не успела: настолько незаметно все произошло. — Спасибо за травы, мне очень нравится с ними заваривать чай, вкус становится намного насыщенней и при этом не перебивает основную нотку. Как идет торговля?       — Неплохо. На прошлой неделе удалось продать почти половину из заготовок. Вот теперь придется пополнить запасы, а то ничего не останется. — С легким наклоном головы я указала ей на пустую корзинку.       — Замечательно, — повторила она, ласково улыбнувшись, и маленькие морщинки собрались в уголках глаз.       Движения Кацу не были наполнены ничем лишним — все выверено до идеала. Крепко держа за место крепления иглы, она поместила пробирку как можно ближе и проткнула. Наружный колпачок проткнул пробку и моя кровь стала наполнять крошечную емкость. — Сегодня украду крови совсем немного и ты не почувствуешь слабости.       Я только хотела поблагодарить, но запнулась. Разве слово спасибо будет уместным? Спасибо, что взяли моей крови меньше, чем надо или необходимо?       Белая бабочка вспорхнула крыльями и перелетела из сада на полированный пол веранды. Лучи солнца, пробивающиеся через листву насаженных деревьев, проникали в помещение, озаряя все вокруг золотистым сиянием. Счастливые амадины щебетали, перелетая с ветки на ветку, словно играли в детскую игру, а в воздухе витал пряный аромат распустившихся цветов. Отпугиватель оленей мерно постукивал в пруду, бесконечно переливая ручеек.       — Хорошо! — внезапно спохватилась я, вернувшись к разговору, когда поняла, что так и застыла в немом изваянии.       — Раз ты прочитала одну книгу, то дам другую. Может что-нибудь о путешествиях? Или что-то иное? Например, хокку или эмаки? Есть рукопись-заповедь, в ней более сложные и глубокие размышления, как суметь сохранить человечность и не поддаться губительной зависти с гневом, научиться любить жизнь до ее крошечного прозрения.       После наполнения двух пробирок, госпожа каждую из них перевернула вверх дном три-четыре раза, установив на специальную подставку. Затем вытащила иглу и придавила место укола, указав мне удерживать руку в таком положении пару минут.       — Не сгибай руку, — порекомендовала она, делая индивидуальную отметку для каждой пробирки.       Согласно кивнув, я посмотрела на полки, заполненные многочисленными книгами, следя, как солнечные зайчики сверкали бликами на старинных переплетах.       Пока я пребывала где-то на кромке между мыслями и ничем конкретным, то не заметила, что Кацу успела принести на подносе заварник. С узкого горлышка чайника завивался пар. Кацу неспеша разлила жидкость в грубые керамические чашки, напоследок поколотив бамбуковой мешалкой. Рядом на тарелочке она разместила печенья, сделанные в форме рыбок. Одинокая травинка крутилась в зеленом водовороте, подождав пока она зависнет на поверхности, я прихлебнула чай. И он мягкой, обволакивающей дорожкой согрел мои внутренности, развеивая появившуюся слабость во всем теле.       — Спасибо вам за книги и спасибо за возможность погружаться в этот дивный мир! — мой голос завибрировал от переполнявших эмоций благодарности, и я поскорей уткнулась в свою чашку с чайной крупинкой.       Кацу отвела глаза, посмотрев на раскинутый и вовсю цветущий сад, наверное, чтобы не смущать, и, в отличии от меня, бесшумно глотнула чай. Складки на ее лбу разгладились, взгляд углубился в прошлое, словно выискивая старые воспоминания.       — Все эти книги принадлежали покойному мужу. Я поселилась в его доме совсем юной девушкой, и также смотрела с восхищением. Не могла взять в толк и представить, как можно владеть столькими знаниями! Даже почувствовала некое соперничество… Книги не просто страницы с описанием рождения императора, жизни поэта или баллады о героической смерти самурая. Прежде всего это — вложенный опыт писателя в каждую строчку, который передается нам, его читателям. И если его опыт помог тебе в жизни, значит, написано все верно. Как говорится: умный учится на своих ошибках, мудрец на чужих, а дурак никогда не учится. И это... — Повернувшись, она пристально глянула на меня своими темными глазами, пытаясь донести важную мысль. — Малая часть того, чему может научить книга.       — Понимаю. — Я с уважением поклонилась, благодарная за поучительные слова. — Спасибо вам!       Но она не успела ответить мне, как в комнату стремглав влетел огромный черный ворон. Не просто залетел, а еще пару раз подпрыгнул по татами, чтобы оказаться как можно ближе к Кацу.       — О, сегодня ты рано, однако. — Она даже бровью не повела от неожиданного появления птицы, а затем немного меня успокоила: — Не пугайся, он приученный.       На что ворон решил каркнуть мне прямо в лицо, подтверждая слова, пока Кацу доставала скрученный листок из мешочка на его лапке. Прочтя послание, она слегка нахмурилась и, поднявшись на ноги, прошла в другую комнату, оставив меня наедине с птицей. Если само письмо не вызывало никакого интереса, но вот сам доставщик почты был очень любопытен.       — Знаешь. — Черные глаза-бусинки следили за мной, стоило пододвинуться ближе к ворону. — Я читала в книге про умных цветных птиц — попугаев. Так вот, эти птицы бывают разных размеров: от самых крошечных до самых огромных. Наверное, даже больше, чем ты.       Посмеиваясь, я рассматривала его вблизи, примечая блестящую, почти чернильную окраску. Перья, словно черная жидкость, переливались и лоснились на свету. Клюв был больше головы, а лапки тонкие, но с острыми когтями. Моргая, ворон также внимательно рассматривал меня, и его звериный взгляд был полон некоторого осмысления. На секунду мне показалось, что я сжалась до крошечной песчинки лишь для того, чтобы уместиться на поверхности его зеркального глаза. А затем птица моргнула и наваждение улетучилось.       — Так вот… Попугаи обитают в других странах и даже на другом конце света! В книге написано, что некоторые виды отличительно умны и способны. Они могут понимать и говорить почти как человек. Погоди, зачем я все это тебе рассказываю?       Между мной и внимательным вороном снова завязались молчаливые гляделки друг на друга, только он выжидал, а я старательно припоминала.       — Ах… Да, точно! Еще я читала, что и вороны умеют разговаривать.       — Этот ворон не умеет разговаривать. Он просто вышколен и обучен доставлять письма, — сказав это, Кацу поместила свежий клочок бумаги в тайный кармашек на его лапке. Затем ворон каркнул и вылетел прямо в небо, оставив после себя сквозняк. — Отличный способ передачи писем, вот уже сколько лет никогда не подводит, в любую погоду и в любое время года птица сумеет доставить все адресату. Особенно учитывая, что в нашей деревне нескоро будет проведено электричество.       — А может уже совсем скоро и в нашем краю настанет будущее! Появится не только электричество, но и проложат железную дорогу. Ведь мы вступили в новую эпоху и пересекли рубеж нового тысячелетия, — подхватила я увлеченно, загораясь воображением.       — Все может быть, но не стоит забывать о том, что все эти блага цивилизации не стоят дешево, за все надо платить. В нашей деревне, находящейся вдали от всего, приходится туго; здесь люди выживают только благодаря своим умениям, ремеслу и окружающему лесу. Возможно, мы еще долгое время будем сидеть в темноте, при свете очагов и ламп, может, это и к лучшему. Жизнь обывателя покорно сносящего обыденность бытия.       Здесь мой энтузиазм резко затух, пристыженно принимая реальность как должное. И правда, отец всегда говорил не мечтать много.       — Твой отец дома? — Спросила Тацука, словно прочитала мои мысли.       — Нет, он еще не пришел. В прошлый раз перед уходом он сказал, что отправляется в обход горного хребта и спустится в соседней провинции, а когда вернется — сам не знает.       Мы замолчали, каждая думала о своем и не принимала всерьез повисшую в воздухе ощутимую неловкость. Я знала, что госпожа действительно озаботилась, а не спрашивала, чтобы потешиться в тайне от меня.       — Надеюсь, боги уберегут его от демонов. Да и твой отец понимает, что не стоит ходить в ночи. Ночь полна блуждающих опасностей.       Демоны. Госпожа не впервой говорила о них. Многоглазые монстры, которым никогда не спалось в ночи.       А отец мог просто валяться мертвецки пьяным где-то в захолустье, пропив все деньги, что сумел заработать. Но я не стала произносить это вслух, а лишь вздохнула и горячо поблагодарила за переживания. Мне казалось, даже если демоны и существовали, по словам Кацу, то их вряд ли соблазнил бы вид отца.       В тишине я допила остывший чай и стала собираться, не желая больше стеснять Хинеко-сан. Как и обещала, она дала новую книгу взамен прочитанной, а также выдала пару хороших рукавиц — для полевых работ, в них лучше всего удавалось уберечь кожу. Напоследок Кацу еще раз напомнила, как важно вернуться домой до заката, а я согласно покивала для виду. Нагруженная новыми вещами, я сдержанно попрощалась и направилась на сбор трав.       По пыльной улице важно шагал петух, тряся красным бархатным гребнем. Покосившиеся от непогоды амбары выстроились в линию за чертой деревни, а за ними расположились аккуратные рисовые поля. Упругие зеленые колосья риса, протянутые через небольшое плато, утопали в тихой стоячей воде, на поверхности которой отражалось голубое небо, создавая некое безмерное пространство. Возделанные поля оказались безлюдны и пусты, словно все работники внезапно побросали свои каждодневные хозяйственные обязанности и куда-то пропали.       Вытоптанная дорога подвела меня к краю рощи и пригласила в дикие владения леса. Тропинка виляла и путалась, терялась и снова находилась в густом бурьяне. В тихом мареве свежо и гулко. Под ногами хрустели сухие веточки вперемешку с опалой листвой, а над головой звенели цикады.       Тропинка все уводила вверх, вверх и постепенно сужалась, возвышенность превратилась в крутой обрыв, а воздух пропитался влагой. Деревья расступились и передо мной предстала каменная расщелина с острыми выпирающими гранями. Срывающийся вниз горный поток воды, брызгая белой пеной, разбивался об огромные камни и темнел в омуте.       Одичалый мостик, повисший над нитью реки, почти тонул в зелени, а сверху над ним был устроен маленький навес. За мостиком виднелась подгнившая хижина, служащая перевалочным пунктом и местом хранения различной утвари. Дорога потянулась дальше вглубь, через столетние нависающие дубы, в самый сумрак леса, и выводила меня к храму богини Инари, построенному почти пять веков назад. Величественные первые врата тории возвышались надо мной, зазывая ступить на первую ступеньку и перейти границу, за которой уже начиналось сакральное пространство. Ступени сандо покрытые мхом и лишайником уводили круто вверх, через вторые ворота к самому святилищу. Скульптурные каменные кацунэ, посланники богини, гордо охраняли дорогу для паломников. Внезапно засквозил свободный ветер, мелодично обтекая деревья и каменных кицунэ, огибая и дальше унося зябкий порыв. Едва разбавленная косыми лучами солнца, белесая дымка скрывала храм. Шум водопада доносился тихим отголоском.       Здесь кто-то был. Бесшумно перепрыгивал и передвигался в окружающем полумраке зелени. Расположение храма в лесу всегда притягивало к себе различных невидимых существ. Обитель духов. И сейчас эти притаившиеся глаза наблюдали за мной, но зла они не таили в своих глубинах. Тихая настороженность заставила меня вздрогнуть всем телом и отскочить назад, когда в траве что-то зашуршало.       Змея вильнула в зелени, показав свою перламутровую кожу, и я поспешно сложила большой и указательный пальцы левой руки кольцом, а затем дунула в него. Отгоняя злого духа подальше от себя и от границы храма. Совсем рядом снова послышался шорох, а затем треск и постукивание, ознаменовавшие чуть различимые приближающиеся шаги. Сам лес шептался.       Наедине и в тишине может померещиться что угодно, а на самом деле это просто гулкие удары сердца и раззадоренное живое воображение.       Я поклонилась, благодаря богиню плодородия, и направилась дальше. На этом тропинка не обрывалась, а заставляла напрячь зрение и отыскать ее в зарослях папоротника. И карабкаться на самый вверх. Солнечные лучи почти не проникали сквозь нависающие ветви. Почва была топкой после недавнего дождя, и моя обувь вязла в примеси грязи.       Поднявшись на самую вершину и оказавшись в открытой ложбинке среди деревьев, я, переводя тяжелое дыхание, осмотрела живописную природу. Деревушка просматривалась как на ладони: серые крыши домов выглядели совсем крошечными, а лента огибающей реки блестела яркими бликами. Глубокие ущелья вокруг поросли дремучим лесом. Все вокруг наполнено жизненной силой и какой-то диковатой пьянящей свободой. Небо убегало в высокую даль, скалы грозно взирали сверху вниз. Стайка птиц взвилась в небо.       День в горах коротковатый, а с наступлением сумерек становилось довольно прохладно. В воздухе словно скапливалась влага, заставляющая кутаться в теплую одежду. Поэтому, чтобы подольше растянуть теплый летний день, мне приходилось взбираться на гору. Я любила свое маленькое путешествие, ставшее уже ритуалом. Но это не единственная причина. На вершине равнины, под лучами солнца и в рыхлой почве росли особые и даже ценные соцветия. После сбора трав, я обычно устраивалась прямо здесь, в запутанной мягкой траве, примяв ее к земле точно удобную постель.       Положив под голову свою свернутую накидку, я открыла книгу и углубилась в чтение.