Три непростых разговора

Возвращение домой после ранения растянулось на целую вечность: три дня, на которые Поттеру разрешили появиться в Министерстве, прошли как в тумане. Гарри принимал отчёты, отвечал на вопросы, что-то подписывал, делал... Ловил взглядом проходящего мимо Малфоя и не понимал, откуда взялась стена между ними. Возвращался каждый раз в пустую квартиру и боялся спросить, что случилось: Драко приходил слишком поздно, мало разговаривал, ложился спать. Всё как обычно, но настолько неправильно, что к пятнице, когда на стол опустилась записка – не сообщение,– Гарри нервничал куда больше, чем перед недавним заданием, будь оно проклято трижды. Предчувствовал что-то и самому себе боялся признаться, что знает, что именно так не нравится Драко. О чём тот молчит – давно уже, стойко молчит, уважая границы... Или опасаясь оказаться на месте Джинни, с которой раскол начался с той же точки, со страха за Поттера. С ультиматума. С должности в аврорате и чужих – не относящихся к Поттеру – жизней. Никак не относящихся, кроме, разве что, долга. Возвращаясь домой в пятницу, Гарри не перечитывал записку, не высматривал в узких буквах намёка: просто глотнул оборотного, прошёлся по улице – на самом деле гулял достаточно долго – поднялся в квартиру, когда совсем стемнело, а мыслей в голове не осталось совсем. Только чувство – щемящее, острое, искреннее – что, когда вопрос будет задан, Гарри обязательно найдёт что ответить, пусть даже не знает этого сейчас. Поттер зашёл домой тихо, так же бесшумно скинул мундир и ботинки, остался в одной только рубашке. Неторопливо закатал рукава – как-то слишком внимательно и методично, будто от этой иллюзии домашнего облика что-то зависело. Квартира казалась пустой. Не было ни музыки, которую любил слушать Малфой, занимаясь бумагами, ни даже телевизора. Не было слышно вообще ничего, словно мыльный пузырь заглушающих чар наполнил дом изнутри, облепив стены, пол и потолок. Свет тоже нигде не горел. Присутствие Малфоя выдавали разве что трость в подставке у двери, форменная мантия на плечиках в шкафу и перчатки на полке. И можно было бы решить, что он просто слишком устал за день, не дождался Поттера и лёг спать – если бы не открытая дверь пустой спальни и постель, идеально заправленная ещё утром. Да и записка, которую прислал Драко за двадцать минут до конца рабочего дня, не вызывала сомнений – он ждёт. В привычном острокрылом журавлике пряталось всего несколько слов. Таких же резких, как бумажные грани белоснежной птицы-записки: «Нам нужно поговорить. Дома». Гарри заглянул в ванную, долго мыл руки, смотря на себя в зеркало, касаясь пальцами чистой щеки – там, где несколько недель заживал след от шрама. И только потом прошёл в гостиную, зная, что наверняка найдёт Драко именно там. Нашёл. Малфой действительно ждал. В полумраке, разбавленном падающим через окно отсветом фонарей. Развалившись в кресле с полупустым стаканом, в хрустальных гранях которого янтарно плескался виски. В полурасстёгнутой рубашке, в форменных брюках – укрытый резкой тенью от не до конца задёрнутой шторы. – Ты пришёл. – Здравствуй, – прозвучало почти одновременно, и Гарри замолчал, вслушиваясь в тихий, слишком уверенный голос. Только подошёл ближе, опустился в кресло напротив. Не откинулся: сел, упираясь локтями в колени, сцепив перед собой руки и будто бы сгорбившись. – Это хорошо. Не зажигай свет, присаживайся. Нам нужно поговорить. Мне нужно. Ты – можешь просто слушать. Даже лучше будет, если ты просто послушаешь. – Судя по движению фигуры, Малфой поднял голову. Серые глаза блеснули из полумрака. – Когда две недели назад в Министерство пришёл рапорт от одного из твоих, я до последнего не верил, что это правда. Не мог верить. Знаешь, очень странное чувство – я ведь видел уже один раз, как ты умер и как воскрес. Наверное, этого должно было хватить, чтобы во второй раз было легче. Но мне не было. Я читал этот трижды проклятый рапорт, это сухое: «Главный аврор Поттер закрыл меня и группу гражданских своим щитом. Я видел яркую вспышку, на нас брызнула кровь, и он исчез. Предположительно: мёртв». Читал отчёт из лаборатории, которая подтвердила, что это действительно была твоя кровь. И не верил. Ни единому слову. Не хотел верить, что именно сейчас, когда наконец всё наладилось, ты мог вот так глупо погибнуть. – Малфой сделал большой глоток виски и поднял руку, показывая, что ещё не закончил, прерывая возможные возражения. Он говорил чётко и ровно, но в интонациях чувствовалось: пьян. С каждым словом Поттер горбился всё сильнее, сглатывал едкую горечь, поселившуюся в горле, отзывающуюся в груди болью: одно дело думать, что именно Малфою пришлось пережить, другое – слушать об этом, подробно и ясно, буквально чувствуя надлом в любимом голосе. Гарри готов был сделать что угодно, только бы вина, жгущая изнутри, исчезла, но... Вместо этого он просто молчал. Слушал, сжав челюсть, изогнув брови, до побелевших костяшек сцепив руки. Замер почти неподвижно: кусал изредка губы и смаргивал с глаз непрошенную слезу, в наличии которой готов был признаться кому угодно, если бы это могло хоть что-то исправить. – Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Я говорил с твоей женой, с Министром, подписывал распоряжения об отправке поисковой группы и группы зачистки. Говорил с Грейнджер. Ещё с кем-то. А утром обнаружил, что поседел. Драко взмахнул рукой, и, повинуясь жесту волшебной палочки, в гостиной вспыхнул мягкий тёплый свет, в котором отчётливо стали видны абсолютно седые виски. Словно благородную платину припорошило толчёным мелом или серебром. Поттер дёрнулся, часто моргая – это могло бы спрятать слёзы, если бы не влажная дорожка, блеснувшая на щеке. И снова замер, неверяще глядя на Драко, который все дни до этого выглядел совершенно нормально; заметался взглядом по его лицу и вискам. Уже почти не чувствовал боли – только сожаления и гул в ушах, только свинцовый обруч, обхвативший голову – а Драко всё ещё продолжал говорить. И каждое его слово заставляло мир раскачиваться – сильнее и сильнее, штормовыми волнами биться о стены их небольшой, в целом, гостиной, сжавшейся сейчас до двух кресел и расстояния между ними. Расстояния, ставшего вдруг бесконечно большим. – А днём ты вывалился из камина Министерства – весь в копоти, крови, но живой. В тот момент мне показалось, что я умер. Или сошёл с ума. Или и то, и другое сразу. – Малфой допил последний глоток виски и, выдохнув, всем корпусом подался вперёд, хмуря тонкие брови. – Поттер, я не вынесу этого ещё раз. С меня довольно. Я не буду требовать, чтобы ты бросил свой аврорат – я знаю, ты не сможешь. Не буду требовать, чтобы не рисковал – ты не способен иначе, я знаю. И знаю, что ты – эгоист и думаешь только о себе, только о том, что для тебя правильно. И просто не умеешь думать о тех, кто ждёт тебя по другую сторону фронта. Я попрошу тебя, Поттер, один-единственный раз: если ты и дальше планируешь действовать так – отпусти меня. Возвращайся к жене, к детям, куда хочешь. Только меня отпусти. Я не вынесу этого в третий раз. Я не железный. Гостиная наполнилась тишиной. Поттер молчал, оглушённый тем, как именно сформулировал Драко свой ультиматум – просьбу? – и как вообще обернулся давно нужный ему разговор. Поттер молчал, способный думать только о том, каким глупым был, решив, что к этому разговору готов. Не способный думать о чём-то ещё, скованный страхом, задавленный склонившейся чашей весов – той, на которой лежал верный выбор. Тот, который сложнее всего было принять. Тишина казалась удушливой, вязкой и мёртвой. Она затекала в лёгкие вместе с воздухом, впитывалась в кожу, проникала в кровь – буквально пронизывала пространство, заполнив его целиком, без остатка. Так полно, что даже звуки улицы вязли в ней, не тревожа траурного молчания. Малфой сидел неподвижно, словно мраморная статуя. Упирался локтями в колени, напряжённо сгорбившись и уставившись на Поттера застывшим, пустым взглядом. Ждал оглашения приговора с обречённостью смертника. Ждал единственного возможного в этой ситуации ответа – отказа. Конечно, отказа. Может быть – попытки объяснить, смягчая удар. Может быть – категорично-сухого прощания. Ждал, и ни минуты не сомневался в том, что услышит – смирился с этим ещё тогда, когда писал записку и складывал острокрылую птицу. Отправлял журавлика – символ – вместо безликого и пустого сообщения. Ждал и смотрел на Поттера так, как смотрят на мертвецов, не скрывал отчаяния во взгляде. Смотрел сквозь его искажённое болью – казалось, гневом – лицо, сквозь напряжённую – казалось, угрожающую – позу. Смотрел, и не видел ничего, кроме образов, терзавших его всю эту неделю и даже больше. Образов пропасти, расползающейся под ногами, топкого болота, бездонного и непреодолимого. – Я... – разомкнул Гарри, наконец, пересохшие губы, откашлялся, пытаясь остановить шатающийся мир, сфокусировать взгляд на лице Драко, – я ждал этого. Ладно, не этого. Не совсем... Это... Черт, к этому нельзя быть готовым. Мне... Нужно подумать... Не знаю, о чём, но... подумать. Голос Поттера разбил успевшую окрепнуть тишину – прозвучал неожиданно, громко. Неправильно. Драко сфокусировал болезненно-мутный – слишком трезвый – взгляд на лице Гарри. Сосредоточился на словах и почувствовал, как липкий ком забивает горло, мешая дышать. Он «ждал». Это самое главное, что услышал Малфой – что вычленил отравленный эмоциями и алкоголем мозг – во всей фразе. Он «ждал этого». Остальное было не важно. Драко скривился, давя в себе отчаянный порыв отказаться от своих слов: пообещать всё время, которое у него есть, если это поможет Поттеру сделать выбор так, чтобы в его жизни осталось место для него, Драко. Гарри свёл брови, будто от боли, шумно выдохнул, пытаясь подобрать слова, впился ногтями в занывший – давно заживший – бок. Повинуясь необъяснимому, внутреннему, сел ровнее, после – поднялся. Мир снова качнулся, но Поттер всё равно сделал два шага вперёд и тяжело опёрся о подлокотники кресла, почти нависая над Драко. Не угрожая – пытаясь найти хоть какую-то опору. И всё-таки качнулся следом за комнатой, осел на пол, сбитый не то остаточной слабостью, не то острой болью, которой прошило нутро. Фантомной, придуманной – но куда более настоящей, чем от дюжины недавних проклятий. Пальцы скользнули по креслу, пытаясь найти руки Драко, Гарри попытался встретиться с ним взглядом – не думая сейчас даже, насколько жалко выглядит, стоя на коленях, с покрасневшими, мокрыми от проступивших слёз глазами. Драко дёрнулся, упустив момент, когда Гарри навис над его креслом – слишком близко, слишком привычно, слишком... Просто слишком. Так, что запах виски и сигарет, выкуренных Малфоем и въевшихся в волосы и кожу прочнее парфюма, смешался с запахом мыла, кожаной формы и улицы, которой пах Поттер. Драко дёрнулся не в сторону – наоборот, в подсознательном желании помочь, поддержать. Даже сейчас, зная, что до момента, когда всё будет кончено, остались секунды. Даже зная, что обречён. Столкнулся ладонями – ледяными, дрожащими – с ищущими пальцами Поттера. Столкнулся взглядом – мёртвым, больным – с мокрыми глазами Гарри. – Драко, я... не хочу тебя терять, – голос, переполненный искренней болью, прозвучал тоже унизительно-жалко, это Поттер отметил самым краем сознания, – но... Мне нужно время. Чуть больше времени, – он шумно выдохнул, решаясь, – поцелуй меня? Пока... Просто поцелуй, пожалуйста? Я не... ухожу от разговора, просто... Сделай, ладно? Если я тебе всё ещё нужен. И снова замер, не ожидая ничего хорошего – только то, что Малфой, не услышав ответа, откажет ему сейчас даже в этом. Драко захлебнулся болью – не своей, но такой понятной и близкой. Знакомой, эхом отозвавшей в сжавшемся сердце. Застыл, оглушённый не просьбой даже – мольбой, искренней и отчаянной. Пальцы Поттера дрожали, но всё равно сжались вокруг ладоней Драко, сильно, просяще – до боли. Цепляясь за него, пытаясь касаться хотя бы те мгновения, которые у них остались – хотя бы несколько секунд. Только секунды всё не кончались, и Гарри смотрел в опустевшие глаза. Не мог прочитать в них ничего, не мог заставить себя встать. Пока – не мог. До последнего надеялся, ждал – только наклонил голову, вытер о плечо слёзы. Лишь спустя целую вечность – почти полторы минуты – Малфой печально улыбнулся и с трудом поднял дрожащую руку, дотронулся до левой щеки Гарри там, где когда-то зияла дыра. С осторожной нежностью, словно касаясь открытой раны, провёл большим пальцем вдоль скулы, подбирая слова для ответа. Решая, нужно ли ещё говорить. – Ты нужен мне, Гарри. Нужен гораздо сильнее, чем можешь себе представить. Но я не могу тягаться с Ней. Не с Джинни – со Смертью. Ты с такой страстью каждый раз бросаешься в её объятия, что я прощаюсь с тобой чаще, чем могу вынести. И ваши встречи становятся всё дольше и дольше. Я... Думай, конечно же думай. Столько, сколько потребуется, – всё же согласился Драко, обнимая Поттера за лицо уже обеими ладонями, касаясь губами губ. Вкладывая в этот поцелуй все свои чувства: любовь, нежность, преданность, страх, отчаяние, боль. Целуя так, словно в последний раз в жизни. Так, словно потом ничего уже нельзя будет изменить. Гарри с готовностью потянулся навстречу, испуганно, невесомо встречаясь с Драко губами – и упал в поцелуй, закрывая глаза. Проваливаясь в омут из боли и всего того, что осталось несказанным – было сказано уже так много раз. Проваливаясь с отчаянием человека, который уже знает, что всё потерял. Понимая, что не готов ничего потерять. Бездна закружилась, как совсем недавно гостиная, потянула вниз, затуманила так, что даже поцелуй – искренний и глубокий – остался за завесой из сумрачных мыслей. Решение было на поверхности, решение показывало острые края, но признать его... Признать его Поттер не мог. Не сейчас. Вместо этого Гарри вспоминал боль, которую не сразу заметил в любимых серых глазах, встречные страх и отчаяние, тщательно спрятанные за полумраком и алкоголем. Вдыхал запах табака, пропитавший, кажется, не только одежду, но и самого Драко. Старался не замечать, как жалко подрагивают плечи, как сбивается дыхание. Думал, насколько нужно бояться друг друга, насколько не доверять, чтобы ждать самого худшего? Чтобы просить о расставании вместо осмотрительности, чтобы умолять о простом поцелуе – и ждать отказа даже в этом? Насколько нужно... любить? Драко не мог даже думать. Ему было больно целовать Поттера настолько, что дыхание замерло, а горло перехватило колючим спазмом. Настолько, что всё тело ломило от сдерживаемой дрожи, так тщательно спрятанной за каменной позой. Он просто целовал пока ещё своего Гарри, в каждом движении губ ожидая прощания. Целовал, пропитываясь мучительной болью насквозь. Гарри отстранился первым. Не далеко: просто разорвал поцелуй, снова глядя в глаза. С нежностью, сожалением, отчаянием – и решимостью. Провёл пальцами вдоль поседевшего виска – уронил руку, оседая на пол, устало ложась щекой на бедро Драко. Не замечая, как мир всё ещё полнится туманом и покачивается – кажется, всё-таки после ранения, а не только в сознании. Как путаются мысли – кажется, всё же от страха. Драко замер под непрошенной, неожиданной лаской и молчал, ожидая... чего угодно уже. С трудом понимая происходящее: голову вело от избытка эмоций и выпитого на голодный желудок виски. Помедлив, Малфой опустил всё ещё дрожащую ладонь на лоб Гарри: мягко убрал с лица упавшие пряди, погладил по волосам. Не заметил, что дышит с трудом – поверхностно, медленно, словно уже умер – даже грудь под расстёгнутыми полами рубашки почти не двигалась. – Этого не должно было случиться, не с тобой, – Гарри заговорил, пытаясь заполнить оглушающую тишину, показать, что доверие всё ещё не потеряно, убедить Драко – себя? – будто у них есть ещё будущее. – Я слишком привык, что... «Встретил он Смерть как старого друга...», – что забываю каждый раз о тебе. А ты мне, между прочим, куда больше, чем друг. Я люблю тебя, и, чёрт, сказали бы мне три года назад, что из всех людей моя жизнь будет дороже всего для Драко Малфоя, – горькая улыбка на мгновение проступила на лице, но Гарри тут же скривился, буквально выдавливая из себя правильное продолжение, с которым сам ещё не до конца согласился, – и что я... буду готов... пожертвовать ради тебя.... многим. Не всем, но... Я придумаю что-нибудь. Мы вместе... придумаем? Драко слушал, с трудом понимая смысл: улавливая общий тон и не сразу вникая в суть. Слушал, боясь поверить в то, что слышит. Долго, мучительно долго молчал, заново вспоминая как говорить. Как просто дышать. И накрыл ладонь Гарри своей, переплетая пальцы. – Не поверил бы? Я бы тоже вряд ли поверил. А теперь... – Драко сжал руку Поттера в своей, не зная как правильно подобрать слова. Поднял его кисть и поцеловал костяшки, вспоминая как делал это когда-то давно – невозможные несколько недель назад. И снова замолчал. Он не знал, что можно придумать в их ситуации – что ещё можно придумать, кроме как запереть Поттера в кабинете, вдали от опасностей полевой работы. Не знал, как объяснить ему, что каждое новое ранение, каждая травма и каждое свидание со Смертью убивали не только Гарри, но и его. Убивали медленно, по капле вытягивая силы, выматывая бессонными ночами и днями, полными неизвестности. Не знал, но хотел верить – глупо и совершенно иррационально – что выход есть. Что они найдут его вместе. Что ничего не кончено. Не кончено ведь? Гарри не чувствовал поцелуев: рука казалась невесомой и ватной, почти онемевшей. Гарри видел Драко будто в тумане, перенятым чужим жестом нервно кусал губы, мысленно просил Малфоя не молчать. Сам молчал, ожидая не приговора уже – просто ответа. Почти поверил в то, что всё может быть хорошо. Время тянулось так долго, что мир перестал качаться. Тоже замер и ждал. – Если ты согласен на это, мы обязательно что-нибудь придумаем, – прошептал Драко, снова коснувшись губами пальцев Поттера. – Но только если ты согласен. Я действительно не хочу тебя вынуждать, Гарри. Слишком люблю. Так сильно, что... – последнее слово утонуло во всхлипе. Малфой впервые за много лет не смог сдержать слёз и бессильно уронил голову на грудь, пряча лицо в тени упавшей растрёпанной чёлки. – Я согласен, – выдохнул Гарри прежде, чем Драко закончил. «Я согласен» Поттер произнёс так, словно Драко предложил ему бросить всё, сбежать в Нью-Йорк и там пожениться – в этом его выдохе решимость звучала наравне с неуверенностью и болезненно-бодрым энтузиазмом. Этого хватило, чтобы тщательно сдерживаемые эмоции – подавленный страх, полузадушенная злость и невысказанная боль – снесли остатки хрупкого самоконтроля надрывной истерикой. Малфоя трясло, как когда-то в школе – всего, от кончиков пальцев до челюсти – от слёз щипало глаза и кожу, а дыхание срывалось с трясущихся губ. Он дёрнулся встать – попытался малодушно сбежать, не позориться ещё больше, но наткнулся на руки Поттера. Буквально упал в его объятия, неловко и неуклюже, больно ударившись локтями об пол. Плечом зацепил подлокотник, бедром – изогнутую ножку, но это всё казалось таким неважным по сравнению с тем, как крепко обнимал его Гарри. Как осторожно холодные пальцы вытирали слёзы. Гарри чувствовал себя бесконечно, до невозможности беспомощным, а чужая боль ранила не хуже собственной, затмевала глаза новой горько-солёной водой, бередила края свежих – пусть и фантомных – ран. Гарри не понимал, что делать, не знал – но обнимал, прижимаясь как получалось – неудобно, не полностью, неправильно-криво... Как весь этот их разговор. Драко обнимал Поттера в ответ – так сильно, словно он мог извернуться, выскользнуть, исчезнуть прямо из рук, оставив о себе только смутные воспоминания. Прятался лицом в воротник поттеровской рубашки. Захлёбывался слезами и пытался просто дышать. Просто слушать, как Гарри выдохнул, громко и хрипло. Как заговорил, и голос его звучал обещающе, искренне – почти радостно. – Я... Клянусь тебе, что сделаю всё, чтобы оставаться живым. Буду осторожен – так, как никогда не был. – Гарри отчаянно хотелось говорить – всё, что приходило в голову, всё, что придумывалось; хотелось верить, что они справятся. – Щитами обвешаюсь, артефактами, талисманами – какими захочешь, буду считать каждую лопнувшую защиту и уходить, как только их не останется... Нет, когда останется две. Чтобы точно, с запасом. Слышишь меня, Драко? Я обещаю, клянусь возвращаться целым. Живым. Возвращаться к тебе, к нам. А потом... Каждое слово, каждый выдох Драко слушал как откровение. Как величайшую тайну мира. Как ответ на вечный вопрос о жизни и смерти. Впрочем, для него – для них – это и было о жизни и смерти. Гарри закусил губу, пытаясь заставить себя продолжить. Выдохнул шумно, закрыл глаза и всё-таки заговорил. Торопливо, быстро, сам опасаясь и своих слов, и того, что не сможет закончить. – А потом постараюсь сделать так, чтобы я был не нужен на передовой. Уже делаю, заставляю их набираться опыта, которого ни у кого из послевоенных авроров не было. Я не могу обещать тебе, что откажусь от выездов полностью, не могу сказать, когда, но... Только самые важные. Или самые безопасные, если я без них совсем не смогу. Только с осторожностью, не впереди. Не забывая про тебя. Про то, что ты ждёшь. Я не знаю... Этого... Тебе, наверно, не хватит? Не хватит же, да?! Окончание прозвучало отчаянно и обречённо, Гарри крепче сжал Драко в объятиях, боясь, что вот теперь всё точно закончится. Пытаясь быть рядом хотя бы пару лишних секунд. Думая, что такой ответ Малфоя, конечно же, не устроит, а другого Поттер сейчас дать не смог бы. Драко поднял голову, хотя лицо было всё ещё мокрым от слёз. Ответил – хрипло, всё ещё срываясь на всхлипы, с трудом проговаривая слова, но вполне осмысленно и практически трезво. Искренне. – Хватит. Э-э-ттого хватит. Ес-сли ты п-правда будешь б-беречь себя. Ес-сли ты будешь возвращаться жив-вой – и как можно чаще целый – м-м-мне этого хватит. Чтобы дождаться момента, когда им не нужен будет герой. Мне ты нужнее. Этого хватит, чтобы я мог ждать тебя, не сходя с ума от каждого рапорта и каждого нового трупа. Этого хватит… С каждым словом решимость в голосе Малфоя крепла. Он проглотил горький ком и снова уткнулся лицом в изгиб шеи Гарри. Дышал тяжело и рвано, стискивал в объятиях так сильно, как только мог. Прошептал почти неслышно, больше себе: – Этого хватит? И сам же себе ответил: – Обязательно хватит. Поттер улыбнулся ему сквозь слёзы, поцеловал в висок, в щеку, куда доставал, прижал к себе. Тоже поверил, что для счастливого конца им этого хватит. Обязательно хватит. Правда же?