Не говорите мне "прощай".

На купол под небом обрушились заклятия. Хогвартс, накрытый чёрным небосводом, начал погружаться в ад. Выбухи палочек вскоре заполнили собой раскалённый воздух, а защита пустила трещины. Мост, стоявший над обрывом, по приказу заминированный преславутой пиротехникой Финнигана, должен разлететься в щепки через пару минут. На горе стояла целая армия в чёрных балахонах, кровожадно скалящихся. Напряжение звенело как разбитое стекло. Из замка, следуя мановению палочки, начали выходить одна за одной статуи, готовясь, сами того не осознавая, рассыпаться в пыль. Совсем немного относительно спокойного времени дало шанс на серьёзные размышления. Наступит ли завтра? Каждый хотел в это верить. Белые языки распластались по далёкому куполу, прожигая его своей силой как огнём. Облака сгустились совсем, теперь похожие на выпущенные гигантским кальмаром чернила. Маленькая фигурка Невилла Долгопупса размахивала ручками, когда к краю земли, примыкающему к мосту, подбежали эти... люди. Их предводитель Струпьяр, напыщенный мерзавец, жестом приказал остановиться, а Невилл, назло ему, начал кричать, что ничего у них не выйдет, то ли нервно, то ли самодовольно подпрыгивая на месте. А защита-то растворилась... Струпьяр осторожно, выжидающе вытянул ногу, проверяя оборону : её не оказалось. Хищный блеск пробежал по глазам. Повисла короткая пауза, за время которой Пожиратель успел усмехнуться, а Невилл, задумчиво почесав затылок, дал дёру. По широкому мосту нёсся он, крича : – Давай! Как цепная реакция на выстроенных в ряд спичек каждый отсек моста влетал на воздух под огненными клубами, унося с собой жизни Пожирателей Смерти. В облаке пыли никто не видел сразу после взрыва. За бедного мальчика волновались все ждавшие его на другом берегу, но он выжил, рвался в бой, а глаза его горели так, как когда профессор МакГонагалл сказала ему взорвать к чертям этот мост. Одновременно с воздуха начало атаку ещё большее число людей с чёрной меткой. Перед глазами метались чёрные мантии, ослепляющие вспышки, искажённые болью лица. Двор, наполненный недавно звонким смехом, сейчас напоминал место жестокой расправы над невинными. Уродливые гоблины, безжалостные Пожиратели, исполинских размеров пауки – все пытались залезть в замок. Дети Хогвартса, готовые отдать за свой дом жизнь, не щадили никого. Лишь слизеринцы отсиживались в подземельях – нечего с родителями воевать. В самом тайном уголке замка лежало крошево из камней и досок, новый удар не заставил себя ждать. От статуи горгульи не осталось и следа, только здоровый кусок от неё чуть не прилетел Брустверу в голову. Его спасло защитное заклятие, возникшее из ниоткуда. Он коротко окинул взглядом коридор, побежал наверх. Она вовремя поставила защиту, чувствуя, как сердце остановилось. "Ну, Кингсли", – вздохнула она, прикрывая на мгновение глаза. Рука не дрогнула и в следующее мгновение, посылая красный луч в подло нападающих со спины. Отличная реакция – частичка кошки – в такие ситуации очень помогает. Выбежала из угла, попутно отбиваясь от летящих вслед лучей. Едва не споткнувшись о тело какого-то Пожирателя, она взбежала по лестнице, усыпанной осколками, на второй этаж. Краем глаза она успела заметить, как под лестницей, совсем как мартовские коты, ревут два человека в чёрных, грязных балахонах. С приходом на второй этаж её встретили заклятья чуть ли не в упор. Кошачья реакция вновь спасла жизнь. Убивать не хотелось, но другого выхода не находилось. Отовсюду слышались истошные крики, мелькали чёрные плащи и маски со злобными глазами, а дыхание с каждым шагом затруднялось. Она на почти самом верху : уже слышится гневный голос Артура Уизли и звон стекла. Отчаянный вопль, почти мистический свист, тишина. Стоя за единственными и чудом устоявшими доспехами, она переводила дыхание, не выпуская из плотно сжатых пальцев, словно из стальных обручей, волшебную палочку, уже разгорячённую. – Профессор! Крепкая рука затянула её в нишу прежде, чем она успела повернуться. В миллиметре от МакГонагалл пролетел жёлтый луч. Кто-то сильно сжимал плечо, нервно дыша в затылок. Круто обернувшись, она увидела Невилла. Вот шустрый, только ведь был на мосту. – Профессор МакГонагалл, вы в порядке? – взволнованно спросил он, выпуская плечо женщины. – Да, Невилл, спасибо. Его не стало через несколько секунд, будто и не было вовсе. Пылкий юноша ветром умчался вниз с такой скоростью, будто за ним гнался истинный монстр. Минерва обучила их тому необходимому, что могло пригодиться не только в обычной жизни, но и в такой ситуации, когда проявить силу духа надо всем. Последняя ступенька отдалась режущим чувством в области груди : всё же для такой беготни её возраст не подходил. На астрономической башне бесчинствовал какой-то хаос, никто даже на секунду и не задумывался о том, чтобы опустить палочку, чтобы смиловаться над Пожирателями Смерти. Уизли и Бруствер, недавно спасённый, раскидывали всех в разные стороны. Она увернулась от очередного проклятия, изловчилась, заклинанием, словно удочкой, подцепила одного в балахоне, метко отправила его к другому, стоящему спиной к краю площадки и двое с криком пролетели вниз. Спускаться вниз оказалось легче, чем подниматься по крутой лестнице на самый верх, выручая товарищей. Проносясь мимо статуй, разбивающихся на кусочки, она отбивала летящие со всех сторон заклинания. Стоило оказаться в коридоре первого этажа, как тут же в лицо прилетело сразу три белых, почти голубых шара. Не до конца осознавая происходящее, она совсем потеряла счёт времени. Проходил час, второй бесконечной какофонии оглушающих хлопков, криков и свиста метающихся из стороны в сторону палочек. Двор стал похож на холст с разлитой чёрной тушью, цвета добавляли разве что вспышки. Небо стало совсем чёрным, таким, каким не было никогда. Дышать раскалённым воздухом, который начал пахнуть кровью, пылью и потом, стало невозможно. Приходилось закрывать нос, тоже обагрившийся от напряжения, рукавом мантии, да и та провонялась войной. Душераздирающее вопли были везде, оглушали, как если бы в уши разом дали тысячи клаксонов. Всегда ясный взгляд и отменное кошачье зрение стали подводить : изображение высокой фигуры в чёрном плаще размывалось с каждым быстрым шагом всё больше. Она с надеждой подняла глаза к небу, вхмаливаясь : "Когда же это кончится?". Стоя опять на первом этаже среди обломков и пятен алой крови, Минерва так хотела, чтобы всё закончилось. По солнцу соскучилась не она одна. Лазурное небо, а сейчас угольно-чёрное море, осточертело каждому, стояло поперёк горла вместе с Пожирателями и их Лордом. Пролетали секунды, минуты, часы, воспалённый мозг бил тревогу и лихорадочно искал решение. Глаза бегали по телам, натыкаясь на знакомые лица и сердце начинало тоскливо ныть. Так цинично и холодно... Именно таким был Волдеморта – циничный и холодный. Пару минут назад он объявил временное перемирие, за время которого Хогвартс мог попрощаться с умершими и отдать Гарри Поттера. Конечно, его бы не отдали ни под каким предлогом. Особенно она. Перед ней стоит этот мерзкий уродливый человечишка, так гордо названный учителем Защиты от Тёмных Искусств. Какая там защита, он сам кого угодно прикончит! Амикус Кэрроу, трусливый пожиратель, лишённый всяких принципов человек, идёт на неё быстрым шагом. Его лицо с царапинами и кровоподтёками пылает ненавистью и гневом, зажатая в кривых пальцах палочка то и дело выпускает искры с кончика – будто проводник эмоций хозяина. О, как страшно. Высокий, неказистый, жестокий и скользкий, он шёл прямо к ней. Взгляд МакГонагалл был направлен на него снизу вверх и когда он встал в опасной близости к ней, женщине пришлось поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза, а не в шею. Он скалился, едва сдерживая эмоции, дёргающие брови и щёки. В его волосах были щепки и пыль, а расскалённое дыхание падало на её кожу, заставляя морщиться и задерживать воздух в лёгких. – Решили добить меня? – холодно спросила Минерва, мысленно чертыхнувшись. – Ваше время давно ушло, Минерва МакГонагалл. Но вы слышали приказ, – гаркнул Кэрроу. Он выглядел злыл настолько, насколько позволяют все кандиции. Она чувствовала его ярость, но смело не разрывала зрительный контакт. Можно было даже подумать, что ему самому от себя противно, хотя... этот на такого рода чувства не способен. Слишком очерствело его сердце и безвозвратно рассыпалась на куски готовая к лёгкой наживе душа. Они все боятся. Минерва видела, что с людьми делает страх. Он медленно выжигает изнутри, человек не знает, что такое смерть, не чувствует, что на самом деле постепенно умирает, безвольно уплывая прямо в цепкие пальцы Хозяина. Несчастные люди, эти Пожиратели... – По приказу, – возразила она, –вы должны быть... Она не договорила. Интересно, насколько человек должен прогнить изнутри, чтобы плюнуть женщине в лицо? Может, полностью? Она не смогла открыть глаза и через пять секунд, но почувствовала, как острый конец палочки врезается ей в живот и его пронзает резкая боль и начинает жечь. Она вздрагивает, но почему-то молчит, всё также глядя в никуда. Секунда, две, три, она стоит неподвижно, не решаясь поднять веки и вдруг слышит, чувствует на своей коже, как Кэрроу подлетает вверх. Она открывает глаза и видит как Пожиратель, барахтается, как утопающий, корчась и воя от боли. А потом с грохотом и звоном разбитого стекла врезается в ближайший книжный шкаф и падает на землю. Она огляделась, но не увидела никого поблизости, кто бы мог... Зелёная вспышка света на мгновение ослепила, остановила поток её мыслей, мучения Кэрроу тоже. С застывшей гримасой боли он лежал на земле, руки застыли так, словно он царапал камни, пытаясь убежать. Минерва, схватившись за сердце и безрезультатно пытаясь взять себя в руки, вновь посмотрела по сторонам, но кроме голых стен не смогла распознать ничего знакомого. *** С неба летел пепел, догорали обломки моста, покрывалось трухой всё, что не уцелело. А разрушено было много. А сколько крови, грязи... Так выглядел весь Хогвартс – жуткий, неживой, будто после ядерного взрыва без оболочки. Чёрные тучи, заволокшие небо, постепенно стали растворяется и люди с устало радостью подняли к небу глаза. Всё ещё тёмное, размытое, будто разбавленное тушью, но уже спокойное. И стало тихо, как не было никогда. Словно в подтверждение того, что война позади, будто крохотные звонкие колокольчики, издалека, пролетая маленькими трепещущими точками, запели зарянки. Они выписывали в воздухе кренделя, щебетали, будто разгоняя своими трелями тоску. Каждый в этой войне что-то потерял. И как бы не были радостны маленькие птички, они не могли в такой обстановке залечить сводящие с ума раны. Тишина перестала быть приятной, на замену ей пришли неимоверное горе и плач десятков людей. В крови, грязи, пепле лежали юные студенты, совсем ещё молодые... Проходя по каменному полу, на котором лежали уже неживые люди, можно было видеть их лица – умиротворённые, безмятежные, усталые. Непривычно смотреть на них вот так, сверху вниз, думать, что они просто спят. Ещё больнее и страшнее было видеть, как люди кричат, пытаясь разбудить того, кто больше не откроет глаза. Миллионы слёз заставляли чувствовать несоизмеримых размеров вину за то, что много детей заснули вечным сном и их родители, тонущие в этом чувстве, у которого нет названия – когда родитель теряет ребёнка, это не описать никакими словами. Ты делаешь не достаточно! Трудись больше! Для многих Хогвартс был домом, укрытием, они думали, что смогут выстоять, но мир порой очень несправедлив. Война не несёт победы одному, а другому – поражение... нет. Каждый теряет, каждый приобретает. Но стоит ли оно того? Результат слишком ужасен. Если только представить, что ты родился, сделал первый шаг, впервые заплакал, впервые до коликов смеялся, пошёл в школу и нашёл новых друзей, а потом издать предсмертный вздох под заклятием человека в чёрной маске Родиться в столь отвратительном мире... Ни одна мечта не стоит таких страданий. Минерва стояла под вечер ними лучами солнца уже минут пять. Она будто ждала чего-то. Может, что проснётся и этого не будет, может, желание забыть было настолько велико, что ничего другого делать не получалось. Платье навсегда испорчено разрывами, оно уже не цвета сажи, а противного серо-коричневого цвета с вкраплениями бурых пятен. Рука рецидивно дёргалась, хотя повода нет. Всё кончено. Минерва чувствовала, будто её душу вывернуло наизнанку. Надо было приложить больше усилий, чтобы сократить число погибших. Она не могла проанализировать, понять, из-за чего всё произошло так молниеносно и безвозвратно. Глаза устало смотрели на безграничную гладь Чёрного озера, а подзаклинивающий мозг рисовал почти бесцветную картинку огромной лужи, гор, неба. Она понимала, что уже давно всё кончилось, что облака опять стали пышными и белыми, что горы выглядят обычно и величественно, а не монструозно, напоминая жутких монстров, и что озеро, бездонное и чёрное, больше не гуляет волнами, но почему-то красок не видела. Не жизнеутверждающе и деревья молчали, будто прося своим унылым видом хоть малейшее дуновение ветра, чтобы до конца стряхнуть с себя след войны. Минерва зажмурилась от вспышки пронизывающей боли в области живота. То место, куда Кэрроу ткнул палочкой, жгло и нещадно углублялось. Её кто-то окликнул, но она не двинулась с места и этот кто-то ушёл, а она осталась стоять одна на закате, пока все остальные ушли в другую сторону, где чище. Сердце ныло, просило помощи, посылая иногда колкие импульсы. Она посмотрела на свои руки – все в царапинах. Как же всё это ужасно. Минерва шла к берегу озера неспеша, почти нехотя, будто чего-то боялась. Боялась снова увидеть тех, перед кеми считала себя виноватой? Наверное этот берег был единственным, где трава, сочная и густая, не была примята. Во всей своей роскоши она золотилась под рыже-алыми лучами и была готова принять женщину со всем природным радушием. Васильки и одуванчики здесь были совершенно не такими, как наверху. Они будто живее. Маленькие барашки озера до них не доставали, лишь под собственной тяжестью они клонились к земле, иногда подрагивающие от работы мохнатых шмелей и пчёлок. Этот пятиминутный рай существовал ровно до того момента, пока живот не садануло как бритвой. Каждая новая вспышка была сильнее старой и Минерва жмурилась и сжимала кулаки, а жжение всё не утихало и вдруг её рот зажала чья-то холодная ладонь, Минерва напряглась, а сердце замерло от леденящей боли. Произошло слишком быстро. Ей даже показалось, что это конец. Рука незнакомца была крепко прижата к её губам, вторая также сильно сжимала плечо, но она уже не слышала слов человека. Боль резко возросла – женщина погрузилась в темноту. Терпи, дорогая, все терпят. Всегда. Даже после смерти придётся что-то терпеть. Такой удел человека. *** Темнота и тишина были неестественными, гробовыми. Может она умерла? Да нет, вроде руки шевелятся, остальное тело тоже. Минерва, не до конца осознавая происходящее, попыталась открыть глаза – веки будто склеены. Слишком трудно было повернуться лицом в сторону света, в наличии которого она усомнилась через несколько минут после чрезвычайно странного пробуждения, когда тишина начала настораживать, но она получила убеждение, что жива. Кое-как осилив надобность и медленно открыв глаза, Минерва буквально ощутила, как по позвоночнику протекает лёд. – А я уже думал вас будить.