И лампа не горит...

Продумывание всех этих картин заняло у меня считанные удары сердца, но Эмма всё равно что-то заметила. - Чего это было с тобой, Юкка? - Да так, над вашим вопросом думал - о вампирской любви. - Получилось чего? - Да целый вагон! - и я рассказал Эмме пригрезившееся, так как Лейла нежничала с Франсуа внизу и нам не мешала. Обычно я не мастер рассказывать, но в этот раз удалось точь-в-точь, как по писанному - Вот это да! - восхитилась Эмма. - Да ты визионер! Всего несколько секунд - и этакое соорудил. Или... увидел? - Вычислил! - отвечаю я. - Перебрал все варианты, наложил на исторические условия, проверил на соответствие известным данным о вампирах, добавил то, что им не противоречит, и так несколько раз, пока пазл не сложился. Просто интерация... - И всё это - за секунды? Как ты успел? - Сам не знаю. Времени словно не стало, и куча процессов пошли... параллельно. - Давно умеешь так? - Да вроде, в первый раз. - Тебя поздравлять? - Пожалуй. Такая параллельность - вроде, одно из главных свойств вампирского ума. - Тогда я тебя поздравляю! А заодно и себя: выходит, я тебя нечаянно инициировала. - Да. Причём куда глубже, чем Алиса. - Алиса - это дочь Игоря? - Да. Её детская игра проявила во мне способность к мгновенному счёту. - Что ж - устами младенцев глаголет истина. - А старухи вроде меня - тоже слегка младенцы, так как в детство впали. Ты не против, Юкка, если я слегка порасспрошу о твоём... вычислении: кое-что мне бешено любопытно. - Я к вашим услугам, - улыбнулся я. - Согласно твоим... визионерствам выходит, что вампиры не только влюблялись и красиво ухаживали, но и проявляли интерес не к кому попало - есть некий критерий пригодности? И, кстати, как он определяется? При помощи чего - когда сказаны лишь первые слова, а то и до этого? - Мне кажется, вомероназал. - "Мышиное обоняние?" - Оно самое. Мыши и не только при помощи него целые саги на предметах пишут. И узнают без лишнего писка и настроение собрата, и намерения его, и тонкости его здоровья. - У тебя тоже так? - Пока нет, хотя моё вомероназальное чувство превосходит среднечеловеческое с детства. - И вампиры, стало быть, определяли пригодного к спариванию, а то и к влюблённости в него человека по запаху? - Возможно, но это очень грубая, первичная выборка, хотя потом вомероназал очень полезен, дабы заранее узнавать о малейших колебаниях настроения твоей пары. Но вначале наверняка столь же важно, а то и важней следить за движениями. Вот это у меня есть, пусть и не столь продвинуто - но, кстати, не подводило никогда. - По запаху узнать движения души, движения расскажут о мыслях тайных... похоже на колдовство. А уж умение очаровать у твоих героев зашкаливает - я бы влюбилась тотчас, и годы - не помеха. Я слышала, что социопаты умеют нечто подобное, и сама, вроде, сталкивалась, даром что на манипуляции не ведусь - но лишь после твоего рассказа поняла: каковО это, если в полный рост. - В моём рассказе, вроде, ничего такого нет... - Есть! Ещё как есть! Просто крупными штрихами - но остальное додумывает слушатель. В жизни тоже так - сложно слышать лишь то, что слышится: фантазия всё время норовит картину дорисовать. И если ты заранее чуешь её путь и знаешь, чем его ускорить да подправить - это уже не колдовство, а чёрная магия! Но по твоим рассказам выходит - вампиры тоже ищут в человеке некую отвязность, "социопатинку", что ли. - Выраженный социопат вряд ли может стать вампиру парой - мы слишком свободолюбивы, точней - вообще не замечаем авторитетов, а вампиру нужно, что бы его лидерство не омпаривалось: двум львам тесно в одной пещере. - Положим, пара быстро понимает, что спорить с богом ночи глупо: он и ловчее и умней в незнамо сколько раз. - И это всех останавливает, да? Или частенько побеждает шило, сидящее в известном месте? Даже я сталкивался с этим не раз, а уж вы... - Уел! - рассмеялась Эмма. - Да, упоротость людская порой не имеет границ, и то рушит семьи не только вампирам, ибо ни любовь, ни авторитет, ни самое чуткое внимание, ни самые потрясающие победы здесь не имеют силы - стервозность слепа, она зрит лишь свою мечту, где половина сдалась и исполняет её прихоти, догадываясь о них едва ль не телепатически. А ещё стервозы обожают провоцировать зло - не кровожадность, не жестокость, а то, что вредит субъекту, а то и опасно самой стервозе - но жажда того, что бы любимый во имя её совершил невозможное, перевешивает в глазах стервозы и осторожность, и зов сердца, и доводы разума... ой, Юкка, что с тобой? ...Наверно, я изменился в лице, даром что озарение снова заняло лишь несколько ударов сердца, за время которых мне вновь припомнилась ты. Дело было вскоре после Рождества - в аккурат перед Новым годом. Тогда в город приехала некая не особо интересная мне, но очень модная группа. И ты предложила мне вдвоём сходить на её концерт. Концерт происходил по-старинке: в громадном зале с грохочущей акустикой: трансляции на накладки не было, и похоже - идейно, да и бесполезна она была при таком-то громе. И бесилово под грохот тот было... каким-то чрезмерным - даже для меня, любящего под настроение "подрыгаться". Впрочем, то было немудрено при таких-то текстах: сплошная истерика, причём на пустом месте либо по крошечному раздутому поводу - наверно, потому я и не люблю этот стиль искусства. Но ты от восторга была вне себя - и из-за этого тоже: вот, мол, настоящее кипение чувств, эмоциональный винтаж, который - был, но нас покинул из-за повсеместного распространения легальных нейрокорректоров да немедицинских ТМС. Этой мысли я не разделял - но спорить с той, кого люблю, было неохота. Итак, зал. И куча потных тел, беснующихся возле сцены. По моим ногам тотчас прошлась толпа, а мои башмаки потоптались по ногам чужим - осторожность здесь была не в моде. А на сцене орало - иного слова не подобрать, несколько певцов, одетых так, словно они от медведя бежали прямо из спални, а он таки-успел их покогтить. Один, весьма изрядного возраста, орал о том, что его не любила мама, а всё потому, что он не улыбался ей столько, сколько хотелось ей - но он не мог, так как у него болел живот, но сказать он то ещё не мог - и в результате мама его не полюбила. И от того до сих пор ему очень-очень плохо, но ничего уже не вернёшь, так как мама сперва не поняла, насколько обделила бедолагу, а потом и вовсе померла - но он по-прежнему жить не может без её любви. Как по мне - чувак был болен на голову, раз уж до сих пор размазывает сопли, даром что у него проклюнулась седина в бороде. Но если горе-мамаша действительно в детстве творила над ним треш и террор - это повод её возненавидеть, а не признаваться в протухшей любви. Но тут вступил певец второй - помоложе, но гнал он ту же телегу, просто на новый лад. Его не любили девушки. Решительно все - потому, что когда-то он не оправдал маминых надежд, за что она тиранила его - и вот он не умеет ладить с женщинами. А подскуливать ему стал третий - совсем юнец. Мама держит его в чёрном теле, девушки не обращают внимания, и потому он мечтает изнасиловать их всех, а пока - втайне щупает девочек совсем нежного возраста. Как сообщил КонСенсус, песня называлась "Цена нелюбви" и была хитом... А ты хоть понимаешь, что встреть таких слюнтяев вне сцены - не удостоила бы их и проблеска глаз, за что они бы жаждали снасильничать над тобой? Нет, не понимаешь, либо не желаешь понимать - ишь как руками размахиваешь, радуя тем исполнителей модных. А вот те, кто беснуються рядом с тобой... похоже, среди них лирические герои песни этой составляют изрядный процент. Но тебе то безразлично, ты с головой отдалась плаванию по морям моды и тренда, тебе здесь хорошо не потому, что нравится музыка и тексты, а потому, что множество людей вокруг считают этих мудаков гениями. Возможно, не считая так же, но всё ж снизойдя в общий порыв, ты чувствуешь себя выше их всех: по крайней мере, эта страсть понятна, даром что мне она чужда. Но вот шабаш закончился и публика повалила на выход. Бестолковою толпой, как до изобретения доп.реальной навигации: похоже, "винтаж" здесь распространялся на всё, включая отдавленные ноги да синяки в толчее. - Куда прёшь, курва крашеная? - раздалось за спиною. - Сам дурак! - бросила через плечо эффектная деваха, продиравшаяся к выходу рядом с нами. По-видимому, она восприняла реплику в адрес себя. Я сделал ещё пару шагов ей вослед, но в следующий миг ты что есть силы дёрнула меня за рукав. - Ты должен ответить ему! - едва ль не зашипела ты. Я оглянулся. Сзади нас что есть силы работал локтями парень, глаза которого натурально смотрели в разные стороны. По-видимому он немало выпил - ещё и полирнул спиртное поверх какой-то не совсем легальной нейрогадостью. - Некому отвечать, - говорю тебе я. - Противник пьян и лыка не вяжет. - И ты поэтому спустишь ему хамство? - Ебать, понабивалось тут блядей разных! - раздалась из-за спины новая порция ругани. - Слышишь, ему пофиг, кого костерить - он нас вообще не воспринимает, - прокомментировал филлипику я. - А это не важно! Ты должен призвать его к ответу! - наседаешь ты, и я, увы, уже знаю, чем такое кончается. Я разворачиваюсь - в толпе это нелегко. - Слыш, парень, извинись! - говорю я. - Здесь дамы, а ты ругаешься. - Чего? - остонавливается парень, его блуждающие порознь глаза поглядели на меня совместно - и даже, кажется, что-то восприняли. - Извинись, говорю. А после - проспись: совсем на зомбака смахиваешь. Действительно, выглядел парень скверно: рожа перекошена, рубаха вылезла из-под ремня - точь-в-точь давнишний певец со сцены - это у них субкультурный код такой или таки-много спиртного? Парень наконец-то фокусируется на мне и пытается "заехать". Я легко отклоняюсь: ошибится, когда ты двоишься у противника в глазах, ну очень затруднительно. Теряя равновесие, парень едва не валится в толпу. Люди расступаются - теперь вокруг нас - круг радиусом метра полтора. - Во бля, повело - не тем закинулся, дурила! - ругается парень самокритично. - Будем считать это извинениями, - отвечаю я, и, беря тебя за руку, пробиваюсь к выходу. Меня без каких-либо переходных пытается догнать его кулак - я едва уворачиваюсь, а после, схватив мудака за шиворот, опрокидываю навзничь. Он валится, словно мешок, с деревянным стуком ударяясь о пол затылком, засучил ногами, словно придавленный таракан - и затих. Едва пробившиеся сквозь паникующую толпу копы да доктора первым делом уволокли злосчастного пьяницу, а после препроводили в участок нас всех - то есть всех тех, кто просто был рядом. Но вскоре выпустили, как только просиотрели запись камер да пропустили через фильтр людской гомон, дабы вычленить наши голоса. А доктора доложили: сотрясение того, что заменяло пьянице мозги, успешно вылечено, и теперь они выжимают из них спирт пополам с нейрофакторами. Лишь дежурный коп прочёл мне дежурную лекцию о том, что на пьяных да больных обижаться не следует, да и бить их неспортивно. А прочие задержаные граждане зыркали мне вслед ну осень злыми взглядами: часть их торопились куда-то, но благодаря мне - опоздали. Едва мы вышли из участка - ты повисла на мне, словно я тебя ради дракона зашиб. - Да ладно, не надо, - говорю. - Глупо получилось. - Напротив, прекрасно! Жаль - мало ты его! - А если как раз - то это досмерти или до больницы? - спрашиваю я. - Так, что бы запомнил! - Ну, тогда точно насмерть: память-то у него в спирту растворилась, одна надежда - на том свете объяснят. - Мне таких не жаль! - говоришь ты с вызовом. - Положим, мне тоже. Но если бы он издох - нас бы ещё долго из участка не выпустили. Вместо ответа ты принялась тискать меня по-новой. Однако после, вечером того же дня, разговор о злосчастном пьянице продолжился вновь. - Ты должен первым окорачивать любого, кто поднимет на тебя хвост! - Прям-таки любого? - улыбаюсь я, лёжа с ней под тёплым одеялом у открытого окна. - Да, любого! И не выясняя, тебя ли он имел в виду! - Тогда времени жить не хватит, если все хвосты окорачивать. Да и зачем с дураками воевать - они с того умней не станут. - Что бы уважали! - Ты хотела сказать - побаивались? Да, это дело, но только когда недруг - настоящий, а не хамящий голосам в голове нарик. - Не важно, кто! Один забоится - другие поймут. - "Бей своих, что б чужие боялись", что ли? - Именно! Если впоперёг выступают - они уже не свои! - Старая песня... - проворчал я. - "Мужчина должен быть свиреп" и прочее... Да только классно это выглядит лишь на страницах романтических книг да в глупых играх, где таким способом очки нарабатываются. А в реале охломон, который никому ничего не спускает - только и делает, что дерётся да мстит, и ни на что иное времени уж нету. Обычно, кстати, тем заняты как раз те, кому ссоры да драки - источник радости, а кому хочется ещё и что-то другое - такая жизнь в тягость. К тому же этих отморозков уважают лишь на словах - а за глаза считают больными на голову дураками, каковыми сплошь и рядом такие коллекционеры обид и есть. И в итоге получается, как в той песне: девушки не любят, соседи вслед плюют. Да и не водится никто с ними: кому охота дружить с придурком, который может врезать тебе в спину лишь за то, что ты пёрднул не так? - Вроде бы верно... - вздохнула ты. - Но как порою хочется преклонения! И кары тем, кто сдерзить посмел. Я не стал развивать тему - лишь обнял тебя покрепче и мы вскоре уснули. Потому, что любовь склонна закрывать глаза на шероховатости любящих - даже если то не чешуйки, а иглы. В этом её когнитивный баг, и наверно, в седую старину он был меньше, как и всё, что вредит выживанию - да только культура обожает воспевать кривизну да оправдывать любовью всё на свете. ...Я торопливо рассказал Эмме всё, что вспомнилось. Она покачала головой. - Похоже, здесь уже не стервозничанье, а жажда драмы. Бедный ты бедный, - она погладила меня по волосам. - Эко тебя угораздило... вступить. Такие, как она - надеюсь, я не бережу незажившую рану - даже не что б им в рот заглядывали, хотят, а жаждут драмы. Драмы как таковой, понимаешь? Что б, значит, разрушить весь свой мир, а после - застрелиться на руинах. Обычно им долго везёт - как раз благодаря таким героям, как ты. Но всё равно они кончают плохо: либо таки-нарвавшись на серьёзную беду вроде растраты чужих денег или дерева, что выскочило из тьмы прямо на твоё авто, либо - сожрав сами себя, когда драмы долго нету. Ты не знаешь, что с ней? - Понятия не имею. - Молодец! - она потрепала мою шевелюру ещё раз. - По-новой любить не мешает? - Не знаю, ещё не пробовал. - Тоже дело - насиловать себя незачем. А до неё - как? - Да не особо. Странные у меня с любовью отношения, иные скажут - легкомысленные. Я пансексуал, а ещё у меня обострено чувство момента - и потому меня радует приключение как таковое - без оглядки на дальнейшее развитие. - Многих совращал? - Бывало, но не особо рьяно, - усмехнулся я: беседовать с Эммой было на удидивление легко. - Не люблю оставлять за собой разбитых надежд - люблю счастливые лица. - А как же социопатия? - Так я их для себя люблю. На этот раз рассмеялась Эмма. - Хороший ты парень, Юкка - с тобой говорить и говорить... - А не выйдет! - отвечаю я. - Потому, что наши голубочки идут сюда - и их почему-то трое. - Сестра! - поглядев вниз, проскрежетала зубами Эмма. - Таки-принесла нелёгкая. - Всё так плохо? - Увидишь! Как говорили одни крепкие ребята из некогда культового романа "Дюна" - "готовься принять тебе уготованное!" Ибо драпать - некуда и поздно.