Красота

      Когда Ральзей увидел его в первый раз, то был благодарен плащу, скрывшему его расширенные глаза и приоткрытый рот.       — Он прекрасен, — подумал он. На мгновение это была единственная мысль, на которую он был способен.       О Светлых всегда говорили, что они великолепные, чарующие существа, но до сих пор он никогда не задумывался об этом. Он едва успел прийти в себя, чтобы без запинки рассказать ему легенду.       Чем больше времени они проводили вместе во время своего приключения, Крис становился для него все прекраснее и прекраснее. Всё, что они делали, даже то, как они сражались — вернее, действовали, — завораживало. Ральзей почти всю жизнь ждал героев легенды, но Крис каким-то образом сумел превзойти все его ожидания.       Ральзей никогда не переставал считать Крис прекрасным.       Даже когда его кожа стала льняно-жёлтой вместо великолепной голубой. Даже когда его волосы стали тёмно-каштановыми, а не цвета морской волны. Даже когда его глаза, когда-то ярко-красные и сияющие, как маяки, поблекли и превратились в пустые розовые.       Крис оставался Крисом, и Крис всегда был прекрасен.       В последний раз, когда Ральзей был с ним, Крис взял его за руку и неожиданно спросил, считает ли он его красивым. Ральзей тихонько засмеялся и ответил, что конечно, после чего наклонился и поцеловал его. Поцелуй длился недолго: Крис был слаб, а ещё нужно было много к чему подготовиться. У них будет много времени для таких вещей позже, когда он вылечится, пообещал Ральзей. Даже прикованный к постели, со впалыми щеками и тусклыми глазами, Крис оставался Крисом, и он был прекрасен.       Лекарства не было. Это был их последний поцелуй.       Никто не знал, что именно происходит с фонтанами, но для Светлых они были ядом. Смертельным ядом, таким, что одно прикосновение к нему — смертный приговор. Как клеймо на душе, или, может быть, паразит. Запечатывания фонтана было достаточно, чтобы подвергнуть Криса опасности.       Это поразило его, по началу заражение было едва заметным. Сначала Крис начал жаловаться на усталость, стал спать больше обычного. Затем появилась слабость, неспособность чувствовать голод, начались обмороки. Всего через несколько лет (фактически, десять) оно полностью выкачало из него жизнь. Несмотря на все это, Крис оставался прекрасным на протяжении всего пути.       Люди не превращаются в прах, когда умирают. Ральзей знал это и почему-то всё равно был потрясён, когда однажды весенним утром Крис вместо того, чтобы проснуться в куче пыли, не открыл глаза. Светлые жили в прекрасном мире, который, казалось, потешался над ними: птицы весело пели, когда Ральзей обнимал своего мёртвого возлюбленного, утопавшего в сияющем оранжево-жёлтом свете восходящего солнца.       На похоронах он молчал. Люди выражали ему как неловкие, так и искренние соболезнования, а он не мог ответить ни на одно из них. Он просто кивал, оцепенев. Сьюзи была там. Она не могла найти нужных слов, поэтому просто ругнулась и долго отпивала из своей фляжки, прежде чем предложить её Ральзею.       Мать Криса произнесла надгробную речь, взгляд её был одновременно стальным и туманным. Позже его отец обнял Ральзея, плача в его плечо и оставляя после себя влажное место. Азриэль был следующим, кто обнял его, а затем отстранился с усталым, утомлённым выражением лица.       Гроб, естественно, был открыт. Даже после смерти Крис оставался прекрасным. На нём был его самый красивый костюм, руки безмятежно сложены на груди, словно он просто дремлет.       Ральзей протянул лапу, чтобы взять его за руку, но передумал. Кто-то в беспорядочной толпе громко высморкался.       — Прости, Крис, — прошептал он.       Он, конечно, знал, что фонтан — яд. Он знал, что рано или поздно это случится. Он намеренно это опустил, когда рассказывал легенду. Это должно было случиться именно так. Иногда приходится идти на жертвы. Иногда этой жертвой должен быть человек.       Даже такой прекрасный, как Крис.