одной рукой в ладоши не хлопнешь

670 год н.э.

- Вы знаете, господин, наша великая страна истощена от междоусобных войн. - на выдохе произнес мужчина средних лет, обладатель какого-никакого состояньица, с густой бородой и бровями. Он был не очень высок, но толст, было видно, что тело его не было приспособлено к активным действиям и он с трудом держал свое увесистое туловище, - С нетерпением жду, когда это всё закончится! Он говорил очень увлеченно, жестикулируя и делая ударения в ненужных местах. Было понятно, что он действительно желал привлечь внимание своего собеседника и быть ему интересным. Но, к великому сожалению, его собеседник был совершенно в нем не заинтересован. Молодой человек, сидевший перед ним за низким столиком с напитками и сладкими засахаренными фруктами, удобно устроившись среди подушек, глядел куда-то мимо мужчины и планомерно зевал, всем своим видом высказывая свое равнодушие и даже не пытаясь его скрыть. В крепких чертах туловища его можно было уловить одновременно напряжение и спокойствие, отчего мужчина напротив чувствовал неловкость их словесного контакта. Парень зевнул. - Вы так не считаете? - почти шепотом спросил мужчина, глупо изогнув губы в болезненной улыбке. - Нет, я так не считаю! - отвечал молодой человек, - Это хорошо, что война не выходит из Кореи ни на секунду, это очень хорошо! - Господин Со, что вы такое говорите? Разве не вы... - Я говорю то, что думаю! - он перебил мужчину, заставляя того находиться в смущённом положении, - Государство уже объединено, сейчас война заставит его только, разве что, распасться! К тому же, кто, если не война уничтожит таких назойливых букашек, как вы! Молодой человек бодро поднялся на ноги, становясь рядом с мужчиной почти вдвое больше, бросил на него оценивающий взгляд и всучил в его толстые, маленькие руки мешочек с деньгами: - Плата за завтрак. Желаю вам выжить в эту войну! - молодой человек театрально вскинул руку вверх, - Уверяю вас, жизнь - это всё, что у вас останется, когда сюда придут солдаты Маньчжурии, если они не отберут у вас и её. - он усмехнулся своими лисьими глазами и направился к выходу, но в последний момент обернулся, - Запомните мои слова обязательно, учтите, что их произнес именно я, Со Чанбин, и вспомните их, когда будете говорить о войне с другими. Молодой Господин вышел из комнаты, запрыгнул на коня и тут же покинул гостиный двор. Медлить было нельзя. На полуострове наступала весна. Световой день становился длиннее, солнце садилось раньше, вставало позже. Снег, которого за зиму выпало не так уж и много, быстро растаял, оставляя на улицах лишь влажные пятна - тихое напоминание о себе. В городах начинались ярмарки, торговцы целыми деревнями стремились туда, чтобы поскорее продать свои рукоделия, ткани, оружие и всё, что только можно найти на их убогих прилавках, открывали свои двери маленькие одноэтажные и двухэтажные магазины. Гул телег, крики торговок, шелест шелковых юбок богатых горожанок и разговоры мужчин в тавернах наполняли улицы, оживляя их. В провинции тоже наступало теплое время. Крестьяне уже готовили землю для посадок, тут и там обновляли крыши низких домов, повреждённых суровой зимой, не смолкал скот, уже желавший выйти на поля и вдохнуть свежего воздуха. В лесу редкий путник на коне уже мог добраться по дороге, однако, всё ещё размытой влагой и грязью. На озёрах просыпались аисты - значит весна действительно пришла. Но южная граница страны не находилась в том умиротворённом состоянии, каком прибывала северная часть. Начинались восстания в бывшем Когурё, которые готовились ещё зимой, но были невозможны из-за погодных условий. Крестьяне были недовольны захватом своих наделов и деревень китайскими войсками и всё чаще ополчались против правительства. Зима для них выдалась тяжёлой после прошлогодних захватов и переделов страны, поэтому в провинции царил голод и разруха. Направленные войска не стремились проявить инициативу в установлении порядка, многие уже устали от постоянных войн и стачек и бросили выполнять свои обязанности совсем. Средств не хватало на содержание армии, правительство теряло контроль, а отношения между тремя государствами становились всё более и более напряжёнными. Объединенная Силла* стремилась к прежнему распаду. Господин Чанбин наполнялся на юг, в Пирёльхоль, последний город, находившийся в "спокойной" зоне, последний рубеж перед Когурё. Там был дом его отца, необходимо было добраться туда до завтра, пока погода стояла хорошая и войска Манчжурии находились далеко от моря. Старший Господин Со был стар и находился в ужасном состоянии здоровья, ему уже давно пора было отходить от дел, но он ожидал старшего сына, чтобы передать наследство. Он любил его более всех остальных сыновей, во многом из-за его похожести на мать, хотя и прекрасно знал, что молодой человек приедет за деньгами, а не за встречей с пожилым отцом. Чанбин действительно был заинтересован только в наследстве. Его дела шли в гору, и сейчас ему не хватало всего ничего до повышения в должности. Однако послевоенная жизнь на юге страны избаловала его, и от состояния, которое он смог заработать за два года службы осталось совсем немного, необходим был новый источник средств, который по стечению обстоятельств очень удачно оказался в руках умирающего отца. Его молодой человек не любил, но был снисходителен, всегда глядел на него свысока и презирал его консерваторские взгляды. Присутствие отца напоминало ему лишь о сладком детстве, когда жива была ещё мать, добрая и ласковая, и когда он не знал значения слова "война", которое так часто произносил отец при своих сослуживцах. Погрузившись в приятное забвение и мысли о прошлом, Чанбин и не заметил, как выехал на окраину деревни, на каменный мост. Далее был лес с узкой колеёй дороги. Он спрыгнул с коня, чтобы не столкнуться и не затоптать проходивших по мосту женщин. Внезапный мужской крик раздался на другом его конце: - Этот мальчишка и жизни не достоин! Посмотрите, ему лучше умереть! Пожилой мужчина с грубым лицом, упитанный и грузный, как бочка, одетый очень хорошо и ладно, но не со вкусом. Он держал за рукав одними пальцами, как бы боясь прикоснуться к нечистотам, мальчика. Он был худ и бледен, совсем невысок, на вид ему было не более десяти лет, хотя держался он ровно и взросло. Он был грязно одет и совсем не умыт, у него не было даже обуви. Черные короткие волосы лежали в беспорядке и уже несколько недель не видели гребня. Он держался крохотными ручками за край своей рубашечки, тёр рукавом сопли, кусал припухшие детские губы, чтобы не расплакаться вновь. Мужчина продолжал вопить: - Он даже не мой сын, она нагуляла его. Посмотрите, на него, он совсем гадкий! Он объедает меня, на дворе война, а мне самому не на что жить! Лучше ему умереть, умереть! Он подхватил его крохотное тело одной рукой и уже собирался спихнуть его в холодную реку с моста. Мальчик задёргался, как пойманная лягушка, размахивая руками и ногами, закричал, заплакал, но совладать с мужчиной не мог. У него не было даже сил бороться, кажется, он голодал несколько дней. Какая-то женщина подбежала, схватила мужчину на руки, пытаясь отнять ребёнка, закричала что-то про то, что "она заберёт его себе, что воспитает", но услышана не была. Чанбин стоял и наблюдал. Конь задёргал головой, уже желая пуститься в путь, но молодой человек крепко держал его за возжи. Вид мальчика, зарёванного и измученного, вызывал в его душе размытое чувство чего-то знакомого. Однажды, будучи ещё ребёнком, Чанбин заблудился в лесу, играя с братьями, а потом отец точно также держал его за рукав и также кричал, как этот мужчина. Маленький Господин также плакал и кричал, также вырывался. Но он был любим, он знал, что отец делает это лишь потому, что переживает. А кто любит этого мальчика? Разве может ребёнок быть нелюбим своим родителем. Чанбин глубоко вздохнул. От криков у него разболелась голова. Он медленно пересёк мост, хладнокровно глядя вперёд, даже не удостоив эту картину взглядом, делая вид, что это ему безразлично. В момент, когда молодой человек пересёкся с мужчиной и мальчиком - услышал детский, пронзительный крик совсем близко; его сердце сжалось. Он задержался на секунду, но тут же одёрнул себя, вспрыгнул на коня и помчался в лес. Крик утихал по мере того, как молодой человек отдалялся он города.