Проклятый

      Старый рассказчик присел на пень, то и дело хватаясь за больную спину. Народ, собравшийся вокруг него, замер в ожидании. Эта ночь была воистину волшебной — люди отдыхали и веселились, предаваясь разным увеселениям. Старик нахмурил седые брови, то ли вспоминая что-то, то ли придумывая. Он почесал затылок и начал говорить слабым, иногда прерывающимся голосом: — Да много ли вы слышали историй об эльфах, существах чудных, да светлых? — он замолчал на мгновение. — Хотя, много ли или мало — всё одно, ведь давно уже нет тех людей, кто их историю знал настоящую. Но коли уже собрались мы здесь, послушать что нибудь всё же надобно — негоже простой люд по пустякам, да безделицам беспокоить. — он кашлянул, чуть нагибаясь вперёд. — История, что поведать я вам собираюсь, знать, древняя, коли не выдуманная. Да кто же в день столь далёкий от событий тех разберёт? Одни говорят ныне одно, вторые — другое совсем, я же поведую вам третье. Уж не знаю, правдивие будет ли история моя других всех, или нет, но другой не знаю я. — он стукнул ладонями по худым бёдрам. — Так что слушайте, народ, в праздник этот, историю старую, да удивляйтесь. Может, и плохой я сказитель, и слова буду путать, да сюжет перевру, но не главное это — кто же проверять будет?       Послышались возмущённые роптания — не нравилось народу столь длинное предисловие. Тогда спохватился старик, да начал: — То было в пору зимнюю или осеннюю, не скажу вам точно — не знаю. Гостил один король эльфийский в одном маленьком городке людском. Зачем, да почему — мне неведомо. Сколько он жил там — мне также незнамо. Говорят одни, что приехал он туда по делам государственным, другие — по сердечным, мол, свататься приехал, но я, на самом деле, в россказни эти слабо верю, но и сам знать не знаю о причине той. Так вот… — он нахмурился. Некоторые люди упёрли руки в бока, гневаясь. Ничего не знает, а рассказывать сел. А старик, забывшись, про другое говорить начал. — Год жил, то ли два, а может и пару седмиц всего, но дел наворотил… так гласит история. Не помню уж точно, что такого тот король эльфийский сотворил, но был навеки проклят, то-ли ведьмой одной, чью внучку отверг с позором на глазах людских, то ли правителем иным, которому не помог в час нужды осторой. Не верится мне, что король тот внучку ведьмину обидел — не в чести у эльфов такое, думается мне, что народ сам ту историю додумал, веры не зная, да наслушавшись девичих воздыханий. А что иного короля касается… то вполне бывать могло — говорится в предании, будто король тот щедр был, но горд и заносчив, и что много правителям оскорблений пришлось выслушать из уст его эльфийских. Или и не был он таким все же, и напутал я, старый, что-то… А! — махнул рукой. — Не берусь судить, ибо сам запутался уже и вас запутал. Что в начале сказать ещё надобно? Что красив был тот князь эльфийский, всем девкам на беду, да мужикам на зависть — и так ясно. Что силён был, словно дракон, говорят так, хотя сам я и не имел возможности узнать, вы и сами додумаете. Что несправедлив — молва такая шла, — старик сделал паузу. — Да неверна эта мысль, думается мне, ибо союзников вознаграждал он с полна, а предателей, да врагов ненавидел пуще всего на свете, да и наказание им давал по совести. Что же я ещё забыл?! — нахмурился рассказчик и почесал голову. Народ возроптал. — Ещё одинок был тот король — говорят, что жена его померла при родах, а может, и нет — неведомо мне. Знаю лишь, что сына эльфийский князь тот имел малого, да настолько на мать похожего, что сослал он его куда-то, не знаю куда, и не видел веками. Говорят, зачерствело его сердце, оттого и слухи дерзкие пошли. Да что говорить… не знаю…       Старик закашлялся, но никто не подал ему воды — слишком уж были недовольны неопределённостью, ведь коли сел — так говори ясно, да чётко, а не выдумывай находу, время у людей честных отнимая. — Так вот… проклят был тот король на всю его жизнь бесконечную — чем, не знаю, но есть у меня догадок уйма. Первая, что, мол, если иной какой король проклял — то не видать ему побед в завоеваниях, да земли его процветать не будут, коли старуха-ведьма проклятье на него наложила, так то — с любовью связано, девки о том лишь и думают. Не знаю уж, как там было, правды не сыщешь сейчас, хоть весь свет обойди. — да и затих человек, задумавшись.       Стар он был, да немощен, а потому слова из головы его дырявой вылетали, словно птицы из крон деревьев древних. Возмутился тогда народ, да сдвинул с пня рассказчика нерадивого, и уселся на его место новый.       Вспомнил в тот момент старик, что сказать хотел, да поздно, и слушать его не желали больше. Вздохнул старец, да спорить не стал. А через три ночи и помер.       История, что рассказать он собирался, была и впрямь древней, видно, и многого уже и не вспомнит никто. Догадок — море, да верных — лишь единицы. Возможно, и запутал тот старец сам себя, да народ спутал, но предание то правдиво. Может, и описано оно странно, да непонятно, но кто интерес имеет — всё на свете прочтёт. А начало та история имеет вот какое:       Жил был однажды в королевстве своём огромном один король эльфийский, луны краше, но холоднее. Имя стёрто его со строк древних рукописей, если существовали они, но да не так оно и важно здесь, ведь не испросить никого уже — померли все, кто видел, да знал князя того эльфийского. Но коли можно было бы его звать как-то, пусть зовётся он Трандуилом, имя красивое, да не пустое. С наречия уже никому неизвестного переводится имя то, как бурная весна. Так вот и жил он, и жил, богатство нажил большое, но всё ему мало было…