Однажды в Вестеросе

      Рейгар спешил по тёмному коридору прочь от своего наваждения. В потаённых ходах Красного замка было как всегда зябко и влажно. А пламя факела трепетало на сквозняке. Рейгар спрятал письмо Лианны за пазуху. Он чувствовал, как бумага царапала кожу. Кронпринц быстро сбежал по лестнице вниз, а чуть погодя по следующей лестнице устремился вверх. Сейчас он снова чувствовал себя как когда-то давно на Драконьем Камне. Когда жил там с матерью и целой сворой прислуги. Он чувствовал себя живым. Сердце билось снова со смыслом, а жизнь не казалось более такой уж унылой и совершенно бесперспективной. Больше не было ощущения полной безысходности, что было до этого. Каждый день он жил, потому что так надо. Делал то, что надо. Элия и дети. Рейгар всё ещё думал о них, но они перестали быть для него центром вселенной.       Рейгар вынырнул на свет у одной из бойниц в башне. Он слегка запыхался. Тяжело дыша, он бросил взгляд на двор: после отъезда некоторых гостей он заметно оживился. Было около восьми. Обитатели Красного Замка уже встали. Рейгар видел несколько белых рыцарей, которые пересекали двор по направлению к Белой башне. В самом же замке было тихо. Скорее всего, все стягивались в Великий чертог.       Рейгар опустился на подоконник. Камень был холодным, но это было не столь важно. Забыв об осторожности, он достал из-под камзола кусок пергамента, сложенный в четыре раза. Ни подписи, ни опознавательных знаков. Рейгар ощутил дрожь в руках. Он давно уже не чувствовал такого смятения и страха. Словно ребёнок.       Почерк у Лианны был ровный, мелкой вязью. Рейгар провёл по бумаге пальцами. Кое-где чернила ещё плохо просохли и оставили лёгкие следы на желтоватой бумаге.       «Рейгар… это имя звучит так агрессивно, как рычание льва. Рейгар.       Таким ли я себе представляла мой первый поцелуй с мужчиной? Нет. Пусть я никогда раньше и не задумывалась об этом толком, но всё не должно было быть так. Роберт мне наречен уже так давно, что я и не помню, когда мы с ним не были обещаны друг другу. И я никогда не могла подумать, что первый настоящий поцелуй может достаться кому-то другому…       Такое ощущение, что мир сошёл с ума. Всё было нормально, а потом в один момент всё стало иначе. Мне странно от моей собственной реакции на происходящее. Наверное, слишком остро. Но мне не с чем сравнивать. Я не знаю, как должно быть, но зато очень хорошо знаю, как быть не должно. Он не должен был прикасаться ко мне, не должен был целовать и не должен был отдавать титул Элии мне… Почему поступил так Рейгар, а стыдно мне? Почему мне стыдно за чужой поступок?       Эти «настоящие леди», подлизы-девчонки из Винтерфелла — наверное, любая из них с ума бы сошла от счастья, что её удостоил внимания сам кронпринц. Меня это почему-то совсем не радует. Наоборот…       Удостоил…» — было такое ощущение, что в этом месте Лианна сделала продолжительную паузу, словно она обдумывала это слово, а после него почерк еле заметно изменился. — «Так хочется с кем-нибудь поделиться, но мне некому рассказать, не у кого спросить совета, попросить помощи. Я, пожалуй, впервые так яростно хочу поговорить с кем-нибудь. Никогда бы не подумала, что мне будет не хватать маминых наставлений.       Говорят, это нормально для мужчин — так себя вести. Они заводят жен из знатных, потому что так надо, а потом заводят любовниц для души. Все знают об этом, но никто не говорит вслух. Но я никогда бы не подумала, что это может коснуться меня лично. А теперь я всё чаще задумываюсь о том, как живётся этим женщинам. Ведь весь мир оборачивается против тебя, и всё лишь потому что ты женщина и не можешь отказать мужчине. Это несправедливо. Почему, если все знают, что это происходит, нет никаких указаний о том, как поступать? Что теперь мне делать?       А может, я и вовсе зря волнуюсь? Быть может, Рейгар и не хотел от меня ничего? Может, это всё ничего не значит, и я просто зря переживаю? Подумаешь, поцелуй. Как будто меня и правда волновало, кому достанется мой первый поцелуй. Пусть это и не Роберт, какая разница? Кого это волнует, кроме самого Роберта? Но он ведь всё равно ничего не знает. А принц недурён собой. Может, мне и правда в пору радоваться и хлопать в ладоши? Как нормальные девочки…       Мне страшно. Этот злосчастный поцелуй ерунда по сравнению с тем, что он сделал со мной, что сделали со мной прикосновения рук Рейгара. Мне в голову лезут всякие мысли, в том числе и постыдные, от которых мне хочется провалиться сквозь землю. За всю свою жизнь я никогда о подобном не думала. Такое ощущение, что во мне что-то сломалось», — и снова пауза.       «Даже когда нас с Робертом соединили обещанием свадьбы, я никогда не задумывалась о том, что мне придется целовать его и лечь с ним в ложе, позволив ему делать со мной всё, что он желает. О Боги, и я знать не хочу, чего он может пожелать. Сейчас я думаю обо всём этом с ужасом. Как сильно я ни любила бы Роберта, это всё равно будет не та любовь, что подтолкнёт меня отдаться Роберту добровольно. Он давно мне как брат. Когда я думаю об этом, мне становится противно: это то же самое, что отдаться Брандону или Эддарду… Да и вообще… Я не хочу никому отдаваться. Ни Роберту, ни кому бы то ни было ещё. Не хочу. Как женщины это терпят? Как мама это вытерпела? А было бы гораздо проще, если бы я могла поговорить об этом с мамой. Но она наверняка закатит глаза от того, какие темы я смею поднимать в разговоре с ней. Мои мысли мне ясны, но моё тело, кажется, вне моего понимания… Я точно знаю, что мне нравится, а что нет, что я хочу делать, а что просто обязана. Но в тот момент, когда губы Рейгара коснулись моих… Я не могу понять, что теперь со мной происходит. С одной стороны эти новые ощущения приятные: от них слегка кружится голова, и так тепло. Но с другой стороны иногда всё внутри сжимается аж до боли. И это стойкое ощущение, что это неправильно. Я знаю, что всё это неправильно. Так не должно быть. Всё было бы гораздо проще, если бы нам не пришлось ехать в эту Королевскую Гавань и мы остались дома. Я бы просто вышла за Роберта, не думая больше об этом. Но тут, когда Рейгар совсем рядом, моя голова лопается от мыслей, а чувства сходят с ума. Я никогда ещё не чувствовала такой сильной ярости, и страха, и стыда. Одновременно. Почему никто не может сказать мне, нормально это или нет? От всего этого стыд наполняет меня целиком, но все ли через это проходят? Или я одна такая? Как жаль, что нельзя просто спросить. Представляю лицо мейстера, спроси я у него такое.       Я ответила на поцелуй Рейгара. Вот в чём теперь главная проблема… Теперь не только он виноват, что опорочил мою честь. Теперь и я сама тоже виновата. Рейгар женат, у него дети. А я давно обещана Роберту. А имела ли я право отказать Рейгару, ведь он наследный принц. Или я должна была позволить ему поступать, как вздумается? Хотя я…» — видимо, прежде чем продолжить Лианна крепко задумалась о том, что написать дальше. — «Я и так позволила ему слишком много? Разумно ли это было? А что, если я была виновата во всём с самого начала? Мама всегда говорила, что нужно быть внимательной к своему поведению и к тому, что ты говоришь. Может, она была права, и я сделала что-то, что повлекло за собой всё остальное? До меня как будто только сейчас дошел смысл её слов… Может, я сама виновата? Но что же тогда я сделала не так?»       На этом записи обрываются. Рейгар не мог сказать, что от прочтения в его голове что-то прояснилось. Одно он понял: Лианна запуталась, и это с ней сделал он. А ещё он понял, что она его не ненавидит, как ему показалось сначала. Написанные трясущейся вязью буквы лишь ещё больше распалили желание Рейгара узнать, о чём думает Лианна. Он чувствовал острую необходимость. Ещё он чувствовал вину за то, что поддался искушению и прихватил пергаментные листы со стола Лианны. Соблазн был слишком велик, учитывая, что сама Лианна не горела желанием поделиться с ним своими мыслями. Однако кроме этих листочков в руках Рейгара был еще один. Аккуратно сложенный в четыре раза, маленький и холодный, только что из-под лестницы, куда Лианна отправила Рейгара за своим посланием. Сегодня Лианна была совсем другой, не такой, какой она была вчера вечером. Сегодня она не ответила на поцелуй и держалась несколько иначе. Это очень насторожило Рейгара. Предчувствие кричало о том, что этот аккуратный листок бумаги не несёт хороших вестей. И Рейгар не торопился его разворачивать. Он долго обдумывал то, что прочитал до этого. Несколько раз перечитывал. Иногда улыбался. Он даже подумать не мог, что его поцелуй разбудит Лианну Старк. Почему-то Рейгару казалось, что губы Лианны целовал уже не один мальчишка. Он и подумать не мог, что Лианна настолько чиста. Если бы он знал это раньше, посмел бы он прикасаться к ней? Вряд ли. Это была ещё одна ошибка Рейгара, за которую он тоже вполне мог бы извиниться. Но время вспять уже не повернуть, что было, то было. Несколько минут Рейгар ещё вертел письмо Лианны в своих руках и всё же со вздохом открыл. Сразу бросилось в глаза, что почерк в этом письме был намного ровнее: к моменту, когда Лианна начала письмо, она уже успокоилась.       «Милорд».       Одно только это начало уже ничего хорошего не сулило.       «Думаю, нам давно нужно было расставить все точки, но разговоры с Вами у меня почему-то не клеятся. Вы хотели от меня откровенности, так что я постараюсь исполнить Ваше желание и донести до Вас мои мысли. На самом деле мне иногда кажется, что я и так уже наговорила слишком много, хотя Вам, видимо, этого недостаточно. Я не знаю, что на самом деле у Вас на уме, но хватит. Прекратите, что бы Вы ни делали. Прекратите втягивать меня в Вашу игру, правила которой, кажется, Вы и сами не знаете. Не говорите мне, что я на Вас подействовала каким-то магическим образом. Вы сами не знаете, чего хотите, так зачем ещё и меня затягиваете за собой в этот хаос? Не нужно. Если Вы думали, что я развлеку вас, как ярмарочная обезьянка, то увы. Столько времени подумав обо всём этом, я пришла к выводу, что Вы просто заскучали. Прошу простить меня, но тут я Вам не помощник. Вам лучше меня известно, что развеяться можно в Королевской Гавани. Без моего участия. Прошу Вас сохранить это письмо в тайне и не заставлять мою семью платить за мои ошибки. Если Вас ввёл в заблуждение вчерашний поцелуй, то просто забудьте об этом. Я совсем скоро выхожу замуж, а Вы, даже если Вы не любите Вашу жену, обязаны исполнять свой долг. Как и я. Если что-то Вам будет не по душе, и во что бы то ни стало Вам необходимо будет кого-то наказать, Вы всегда знаете, где меня найти. Только, заклинаю Вас, не трогайте мою семью. Они ни в чём не виноваты».       Ни подписи, ни каких-либо опознавательных знаков у письма не было.       Сердце Рейгара упало. Это было совсем не то, что он ожидал увидеть. Предчувствие его не обмануло, но чтобы настолько. Принц отложил письмо в сторону, облокотившись о подоконник. Прохладный ветерок дул прямо ему в лицо через приоткрытое окно. Только сейчас Рейгар заметил, что его руки заметно подрагивают: письмо Лианны выбило у него почву из-под ног. Принц не мог не согласиться с тем, что девушка была права, говоря, что он не знает, чего хочет. Да, он не знал, чего ждал от всего этого, не знал, что будет дальше, но предпочитал не задумываться об этом. Лианна поразила его своей разумностью. И смелостью. Она написала всё без прикрас. Прямо в лоб, без лишних слов и осторожности. Мир поплыл перед глазами. Спохватившись, словно Рейгар уже не был уверен, действительно ли в письме было написано то, что написано, или ему просто привиделось, он снова перечитал письмо. И снова, пока твёрдо не осознал, что это реальность. Голову словно сжали в тиски. Принц прищурил глаза и сжал губы. Он долго вглядывался в потемневшую линию горизонта, стиснув в правой руке письмо Лианны. Она, быть может, и была права, но он не собирался так просто её отпускать.       «Это эгоистично!» — явственно услышал кронпринц голос Лианны.       Она снова была бы права, но это ничего не меняло. Она была нужна Рейгару. И пока Лианна ещё была в Королевской Гавани, он мог что-то сделать. Прежде чем она снова умчится далеко на Север. Рейгар ощутил внутри непреодолимое жжение. Он ничего уже не мог с собой поделать. Когда он только увидел Лианну Старк, его сердце почти остановилось. Рейгар никого и никогда не любил так, как её. В его памяти сохранилось всё – её серые глаза, черты лица, ниспадающие каштановые локоны, линия плеч, выступающие ключицы, белоснежная кожа. Это было похоже на помутнение рассудка. А то, что он сделал с ней, казалось ему наивысшим благом и наихудшей ошибкой одновременно. Рейгар сам не знал, что на него нашло. Но больше его пугало не то, что он сделал, а то, что мог бы сделать, если бы не здравый смысл, заставивший его вовремя остановиться. Это было выше даже его понимания. Принц закрыл лицо ладонью и замер, словно осознавая, что он только что прочитал. Он вовсе не хотел идти против воли Лианны, коли уж она не хотела его больше видеть. Но это было для него невыносимо. И он понимал, что мог сделать больно ей своим упрямством, которое в нём внезапно проснулось.       Рейгар молча засунул драгоценные листы снова под камзол и медленным шагом поплёлся вверх, в свои покои. Ноги его почти не слушались и упорно не хотели идти. Он совсем сгорбился, как под грузом неподъёмных проблем. Потому что мир стал прежним, только ещё и с горьким привкусом реальности. Принц не знал, на что он надеялся, чего он хотел.       «Вы сами не знаете, чего хотите, так зачем ещё и меня затягиваете за собой в этот хаос?»       Эта девица словно заглянула ему в душу. Откуда было ей знать, что происходило у него внутри. Конечно, она и не знала. Ведь если бы она знала, всё было бы гораздо проще. — Ваше Высочество.       Рейгар поднял глаза на стоящего перед ним королевского гвардейца: — Ливен, — голос кронпринца звучал устало. — Вас искал король, милорд, — принц Мартелл задорно улыбнулся, однако заметив, что Рейгар не улыбается ему в ответ, в миг стал серьёзным: — Милорд, стряслось что-то? — Нет, — отмахнулся Таргариен, тяжело шагая по коридору, — просто бессонная ночь. Чего отец хотел? — Он не сказал, — как ни в чём не бывало продолжил Мартелл. — Ладно, тогда я зайду к нему. А ты попроси Элию собрать детей. Я хочу немного с ними прогуляться. — Как пожелаете, милорд. Вас не нужно сопроводить? – с издёвкой в голосе спросил Ливен.       Рейгар мрачно улыбнулся: — Нет, боюсь, тут никому не под силу меня убить.       Мартелл рассмеялся и двинулся прочь. Он шагал легко, словно на нём не было всех этих доспехов и тяжёлого меча на боку. Рейгар всегда любил этого смуглого кареглазого дорнийца. Из всех гвардейцев он был ему довольно близок, хоть тот же Джейме Ланнистер был ему более подходящим по возрасту. Ближе Ливена принцу был только сир Эртур Дейн, Меч Зари. Ещё один дорниец в Королевской Гвардии. Случайность это или судьба, но принца окружали дорнийцы с малых лет. А теперь в жилах его собственных детей текла дорнийская кровь наравне с кровью Таргариенов. Рейгар любил дорнийцев, пожалуй, больше остальных за то, что, казалось, в их венах текла чистая свобода и жизнелюбие. Редко какого дорнийца Рейгар видел с угрюмым выражением лица. Когда принц был гораздо младше, лет так в семь или восемь он частенько блуждал в грёзах о том, как он родился не на Драконьем Камне, а где-нибудь в Дорне. В любом из городов, это было не важно. Рейгару всегда казалось, что Дорн весь прекрасен, независимо от конкретного места. Он мечтал о том, как окунал бы ноги в тёплые воды Летнего или Дорнийского морей, как кожа его смуглела бы под настойчивыми лучами дорнийского солнца, скрывающегося лишь на короткие ночные часы, которые были не менее жаркими, чем дневные.       Рейгар прошёл дальше по коридору и на перекрёстке повернул налево. Королевские покои находились в самом конце коридора, вдали от шума и суеты, от чужих ушей и глаз.       Эйрис восседал на стуле с резной спинкой и вертел в руках кубок с настолько тёмным вином, что оно казалось чёрным. Невидящим взглядом он смотрел куда-то вдаль в окно. Шум открывающейся двери пробудил его от мыслей. — Сын, — резким и неприятным голосом произнёс он. — Ты желал видеть меня? – у Рейгара не было настроения для любезностей, да и Эйрису было глубоко начхать на его любезности.       Рейгар это прекрасно знал. — Да, очень желал, — Эйрис ляпнул кубком по столу и пальцами отодвинул его подальше.       Удар был такой силы, что немного вина расплескалось вокруг. Рейгар бездумно смотрел на тёмно-бордовые капли на горчичного цвета столешнице. — Я хотел поговорить с тобой об Элии и детях.       Рейгар перевёл взгляд со стола на отца: его пожелтевшее и осунувшееся лицо уже практически ничего не выражало. Посеребренные сединой брови почти что сползлись в одну линию на лбу, расчерченному многочисленными морщинами. Лицо его покрывали пигментные пятна, а борода, казалось, сегодня не видела ещё гребня, как и волосы в целом. Рейгар, не дождавшись предложения, сел за стол напротив отца. Если отец изволил говорить, быстро это никогда не кончалось.       Эйрис изучал потолок покоев своими фиалковыми глазами, которые с годами стали темнее, и задумчиво заговорил: — Детей стало уже двое. — Но не больше, чем у тебя, отец, — с лёгким ехидством откликнулся Рейгар. — Никто из моих детей не был таким шумным, как этот, — Эйрис озлоблено фыркнул. — Рейенис хороший ребёнок — мучает своего кота и не путается под ногами. А этот ни на секунду не затыкает глотку! — Этот, как ты изволишь называть моего сына, всего лишь младенец, а младенцам свойственно плакать и кричать. — И действовать на нервы. — Покои Элии и детей находятся в другом конце замка. Будь у меня целая тысяча маленьких сыновей, ты бы здесь всё равно ничего не услышал. Так в чём действительно проблема? — Рейгар выпытывающе уставился на отца. — Я не хочу, чтобы она с детьми оставалась здесь, — Эйрис никогда не любил называть Элию по имени, ведь она привнесла «грязь» в благородную и чистую кровь Таргариенов.       Даже то, что Эйрис сам устроил этот брак, не прибавляло ему любви к Элии Мартелл, казалось, всё было в точности наоборот. Однако же когда Элия подарила Рейгару наследницу, старый король немного смягчился, ведь сам Эйрис, глядя на жену своего сына, был более, чем просто уверен, что она ни за что не сможет родить. Но он ошибся, как и многие другие. Внешность Элии была обманчива: за болезненным и слабым видом её притаилась недюжинная сила. — Что ты предлагаешь? — возобновил разговор Рейгар, очнувшись от раздумий. — Элия с детьми должна отправиться на Драконий Камень. Многие поколения Таргариенов выросли там. — А я, полагаю, должен остаться тут. — Это твой долг, — отрезал Эйрис. — Мой долг, отец, — Рейгар сделал паузу на глубокий вдох. — Мой долг быть рядом с семьёй: быть мужем и отцом. — Что-то не припомню я, чтобы ты так пёкся о своём долге на арене Харренхолла, — голос Эйриса источал желчь.       Рейгар на секунду выпрямился, как струна, а в глазах его взвилась ярость, но сделав ещё один вдох, он всё-таки смог взять себя в руки. — Мои поступки — моя ноша. Обсуждать своё поведение с тобой я не намерен. Я давно уже не мальчишка, отец. За содеянное я всегда несу... — Ты, может, и не мальчишка, — бесцеремонно перебил сына Эйрис, — но это ровным счётом ничего не меняет. Ты как глупцом был, так и остался. А я тебе не только отец. Я твой король! — закончил он своё высказывание на повышенных тонах. — Ты всегда был королём, а не отцом, — Рейгар поднялся на ноги, словно бы давая понять, что разговор окончен. — Стой! Я не позволял тебе уходить! Сядь на место! — Желаешь выяснить отношения с сыном? — спросил Рейгар, вновь опускаясь на стул. — Или с подданным? — Ничего выяснять я не буду. Я желаю поставить тебя перед фактом, сын, — последнее слово Эйрис нарочно произнёс с нажимом, — Элия с детьми отправляется на Драконий Камень, как и подобает. — Составить компанию матери и моим брату и сестре, стало быть? — Стало быть, — Эйрис плеснул в кубок ещё вина. — Тогда мне остаётся только поставить тебя перед фактом, что ни Элия, ни дети никуда не поедут, — и прежде, чем Эйрис разошёлся в гневной тираде, которая уже отчётливо читалась на его лице, Рейгар добавил: — У Таргариенов может быть принято всё, что угодно, но это мои дети. И мои дети останутся подле меня. Или я еду на Драконий Камень вместе с Элией и детьми, или мы все остаёмся в Королевской Гавани. Решать вам, Ваше Величество, — Рейгар не удержался, чтобы не выказать отцу своё презрение этими двумя словами: «Ваше Величество». — Ты мой наследник, — голос Эйриса становился всё тише, и это делало его похожим на шипение змеи. – Ты не должен покидать Королевскую Гавань. Я более не уверен в преданности своих знаменосцев. — Значит, стало быть, я должен оставаться в безопасности, а Элия должна с детьми отбыть на Драконий Камень? Я правильно понял? — Безопасность этой дорнийской шлюхи меня не интересует. — А безопасность моего наследника?       Эйрис задумался. Он поднялся со стула и отошёл к окну. Рейгару показалось, что он задал отцу неразрешимую задачу, ответа на которую он не сможет найти. Но Рейгару уже порядком надоели его выдумки. Каждый день его раздражало что-то новое. И просто так сложилось, что сегодня это Элия, которую он раньше никогда не называл шлюхой. — Пусть Эйгон остаётся. — Без матери он умрёт, отец, — спокойно возразил Рейгар. – Если ты не в курсе, младенцы питаются материнским молоком, а не вином и мясом.       Эйрис метнул на сына яростный взгляд. Однако, Рейгар знал, что ему ничего не грозит. Больше чем смерти его отец боялся только ничего не оставить после себя. А залогом его наследия был он – Рейгар. — Отец, — Рейгар снова встал, — Элия с детьми останется здесь. Если тебе угодно, мы переедем в какую-нибудь более дальнюю часть замка. Я приставлю к ней Ливена. И ни дети, ни Элия тебя более не побеспокоят. Если же тебе так неймётся, я отправлю их на Драконий Камень, но тогда я поеду с ними. Я всё сказал.       Эйрис подошёл к сыну и наклонился к его уху: — Я чувствую, что-то происходит. Я чувствую ненависть Ланнистеров за то, что я отверг их златокудрую Серсею. И Элия напоминает мне каждый день, что я поставил всё под удар одним лишь браком её с тобой. Ты же знаешь, сын, что Ланнистеры весьма могущественны. Многие из лордов не соизволили прибыть на празднество по случаю рождения твоего сына. Я чувствую, назревает бунт. И не только с Юга. С Севера, Запада, Востока. Я не удивлюсь, если Дорн тоже точит на нас зуб, — он шептал быстро и почти неразборчиво.       Но Рейгару даже не нужно было вникать в это, чтобы понять, что у отца начался очередной приступ подозрительности, которая давно перетекла в навязчивую паранойю. Эти приступы становились всё чаще, и Рейгар не мог смотреть на это без содрогания. Он боялся, что и его ждёт нечто подобное. — Отец, тебе нужно отдохнуть. — Что?! – в глазах Эйриса полыхнул огонь. – Ты думаешь, это всё просто выдумки?! Оглядись, сын! Война начнётся, а ты даже не успеешь оглянуться!       Рейгар не обращал внимания, он развернулся и зашагал к двери. Мимо его головы пролетел кубок и ударился о стену, обдав его брызгами вина. Но Рейгар и бровью не повёл. — Глупец! Я поражаюсь, как мог породить на свет такого глупца, как ты!!! Из-за тебя я могу потерять всё! – кричал вдогонку сыну Безумный король.       Прежде чем закрыть дверь, Рейгар слышал, как упал стул и что-то разбилось. У двери стоял Гвейн Гаунт. — Поаккуратнее, Гвейн, — предупредил гвардейца Рейгар, — король в припадке. Я тебя умоляю, не попади ему под горячую руку.       Кронпринц увидел, как от ужаса перекосилось лицо Гвейна, но не мог его отпустить, потому что в таком случае ему стопроцентно грозила смерть.       Служба в Королевской гвардии с каждым днём всё больше походила на игру со смертью: никогда не знаешь, выживешь ли ты после очередного караула у дверей королевских покоев или нет.       Рейгар поспешил по коридору к Элии. Он должен был предупредить Ливена, чтобы он не сводил глаз со своей племянницы.       Рейгару было от всего этого тошно. Он прижал руку к груди и почувствовал бумагу под тончайшим шёлком. Его воротило от всего: от этих выдуманных заговоров, требований и диких прихотей отца. Кажется, не только в Лианне Старк что-то сломалось.       Элия сидела на софе, сгорбившись над Эйгоном, который лежал на её коленях и спал. Маленький, розовенький, с пепельным пушком на голове. Рейгар стоял в тени, прислонившись спиной к стене, и просто смотрел. Хоть Элия Мартелл так и не стала для него родным человеком, этот розовый комок на её коленях был его сыном. У ног матери на махровом ковре сидела маленькая Рейенис. Её пепельные волосы были собраны в косичку, а сама она была в фиалкового цвета платье, таком же маленьком, как и она. Рейенис усиленно не давала своему чёрному котёнку убежать от неё, Балерион же упирался всеми четырьмя лапами и старался спастись бегством, жалобно мяукая. — Рейенис, зачем ты его мучаешь? Будь с ним мягче, и он сам к тебе вернётся, — с улыбкой произнёс Рейгар. — Папа! — девочка вскочила на ноги и побежала к отцу.       Рейгар подхватил её на руки и посмотрел на жену. Та не шелохнулась, она всё так же нежно гладила сына по щеке. Она давно стала такой. Элия никогда не была страстной, она была спокойной и уравновешенной. Совсем не типичная дорнийка. Рейгар, когда отец заявил, что он женится на деве Мартелл, представил себе смуглянку с копной чёрных волос и карими глазами с лёгкой хитринкой, страстную и эмоциональную, похожую на маленький шторм. Но после встречи с Элией Рейгар был несколько озадачен, если не сказать разочарован: она оказалась невысокой, бледной, с мягкими каштановыми волосами, глазами цвета шоколада и абсолютно покладистым характером. Ни огня, ни страсти, которые присущи дорнийцам, в ней не было. Да и здоровьем она была не очень крепка. Но со временем оказалось, что болезненная и бледная Элия вполне в силах произвести на свет потомство. Сначала маленькая Рейенис, затем Эйгон. Рейгар был искренне благодарен этой женщине за то, что она подарила ему эти два настоящих сокровища. Но даже за это он ее полюбить не сумел. — Элия, — Рейгар поставил Рейенис на ноги, и та тут же бросилась на поиски Балериона, который, воспользовавшись ситуацией, куда-то спрятался.       Дорнийка подняла на него свои уставшие глаза. Рейгар знал, что жена плохо спит ночами. Эти роды дались ей очень тяжело, а Эйгон оказался весьма характерным ребёнком, он ни на минуту не оставлял мать в покое: Элия никому не доверяла своё дитя.       На секунду Рейгар увидел Лианну, обратившую к нему своё лучистое лицо. Но, тряхнув головой, он прогнал внезапное наваждение. Элия выжидающе на него смотрела: ни злости, ни каких-либо других негативных эмоций её лицо не выражало. Рейгар вспомнил, как Элия улыбнулась ему на Харренхолльском турнире. После того, как он водрузил венок на голову Лианны Старк. Улыбнулась так, словно он не опозорил её на глазах всей знати Вестероса, словно она просто гордится своим мужем, который одержал победу. И сердце Рейгара от этих воспоминаний сжалось. Он почувствовал укол совести: сильный и болезненный. Элия Мартелл не заслужила того, как он с ней поступал. Как и не заслужила она того, что ей приходилось терпеть при дворе. Рейгару часто казалось, что всего этого слишком много для такой хрупкой женщины, как Элия Мартелл. Но каждый раз она заставляла его удивиться тому, какой сильной она бывает, несмотря ни на что.       «Почему ты не смог полюбить эту женщину, Рейгар? — спросил принц сам себя, не спуская глаз со своей жены. — Почему ты не можешь быть доволен тем, что у тебя и без того есть?»       И он снова вспомнил юную Лианну, которая за одно мгновение перевернула его мир с ног на голову. — Рейгар? — голос Элии был мягким и мелодичным.       Рейгар встрепенулся, словно бы очнулся ото сна. Элия ждала. — Где Ливен? Я не видел его, когда пришёл. — Он сказал, что-то ему нужно было сделать. Если я не ошибаюсь, сир Барристан просил его о чём-то, — Элия говорила очень тихо, чтобы не разбудить спящего сына, хотя сейчас он спал крепче, чем все в Красном Замке вместе взятые.       Рейгар перевёл взгляд поочерёдно с Рейенис на жену, а потом на сына. — Ливен сказал, ты хотел погулять с Рей. Я её уже собрала. — Нет, — Рейгар чуть мотнул головой, — немного попозже. Я должен его разыскать. Это очень важно.       Рейенис даже и не заметила ничего. Она как раз в дальней части покоев лезла под массивный комод, постоянно зовя Балериона по имени. — Я понимаю, — покорно кивнула Элия.       Не дожидаясь более слов, Рейгар вышел прочь. Он зашагал по коридору в раздумьях.       Ливена он нашёл подле Башни Белого меча. Тот разговаривал с Хайтауером. Но, завидев кронпринца, оба тут же замолчали. — Милорд, — голос Герольда Хайтауера был глубокий и низкий, что более чем прекрасно соответствовало его внешности: это был высокий и крепкий мужчина с рыжевато-каштановыми волосами, глаза его были глубоко посажены, из-за чего всегда казалось, что он чем-то недоволен, однако нрав его было куда более весёлым, чем могло бы показаться. — Доброе утро, — Рейгар слегка склонил голову. – Ливен, удели мне некоторое время. Нужно кое-что с тобой обсудить.       Ливен кивнул, но ничего не сказал. Герольд всё прекрасно понял и скрылся в тёмном дверном проёме, ведущем в башню. До Харренхолльского турнира Ливен был с Рейгаром менее сдержанным и более приветливым, но Рейгар не мог судить его за то, как он относится к нему после того, как он опозорил его племянницу. Хотя нужно отдать ему должное — долго он зла не таил и оттаял довольно быстро. Во многом благодаря Элии.       «Знал бы ты, что у меня на уме», — невесело про себя усмехнулся Рейгар, изучая смуглое лицо дорнийца. — И что случилось на этот раз, Ваше Высочество? – со смешинкой поинтересовался Ливен Мартелл, когда оба они отходили прочь от Башни Белого меча. — Нет поводов для веселья, Ливен, — весьма серьёзно заявил Рейгар. – Отец мой всё больше теряет связь с реальностью и всё меньше становится похож на человека. — Прошу извинить меня, милорд, но для нас это давно уже не новость. — Однако, для тебя будет новостью, что новой целью для своих выдумок он выбрал Элию и детей.       Ливен замер. Рейгар тоже остановился и повернулся к гвардейцу: — Он приказал мне отправить их на Драконий камень. Но я отказался. — Спасибо, милорд, — только и сказал Ливен.       Рейгар понял, что гвардеец старательно обдумывает, что делать. — Я хотел попросить тебя, чтобы ты не спускал с них глаз. Я поговорю с сиром Барристаном. Я хочу, чтобы ты забыл про караулы у покоев моего отца и сосредоточился только на Элии, Ливен. — Конечно, милорд. — Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты всегда рядом с ними. — Но чем это может быть вызвано? – Ливен замолчал, а через некоторое время добавил: — Элия в жизни и мухи не обидела, я не могу понять, чем вызвана его агрессия. — Ничем, — Рейгар пожал плечами. – Ему не нужно никаких причин. Никогда и ни для чего.       Они вышли во второй внутренний двор и миновали Башню Десницы. Рейгар чувствовал, как напряжен Ливен. После подобных новостей дорниец напрочь утратил остатки своей задорности и сейчас был полностью озабочен судьбой Элии. Рейгар его прекрасно понимал, хотя судьба его детей его, естественно, заботила куда больше. — Я хочу, Ливен, чтобы ты не оставлял ни Элию, ни детей одних, понимаешь? — Предельно, милорд. — Боюсь, что из всех ныне живущих в Красном замке судьбу моей семьи я могу доверить только тебе.       Ливен кивнул, но ничего на это не сказал.       Они остановились у входа в богорощу. Рейгар с тоской посмотрел на бледные чардрева, которые отличала почти что белая кора и кроваво-красные листья. Ливен, всегда тонко чувствовавший настроение своего кронпринца, откланялся и оставил его одного. Но даже Ливен не мог знать причины той тоски, которая так внезапно овладела Рейгаром. Он миновал невысокие ворота во внутренней стене и ступил на траву – яркую и сочную. Он, казалось, ощущал, как она пружинила под его ногами. В богороще было очень тихо, только редкие птицы нарушали тишину своим нестройным щебетанием. Это всегда было самое спокойное место в Красном замке. В основном потому, что боги Севера не были так популярны здесь, в Королевской Гавани. Здесь давно уже дань отдавали не старым богам, а Семерым, олицетворявшим для каждого всё, чего ему было нужно в жизни. Да и сам Рейгар никогда особенно в богорощу не ходил. Но сегодня он ощутил какое-то необъяснимое притяжение к этому месту. Словно ноги сами его сюда принесли. Он закрыл глаза и позволил ветру, гулявшему в листве чардрев, наполнить его до краёв. Когда Рейгар был помладше, он любил думать о многих вещах. И частенько он задумывался о том, какие они – люди, которые верят в старых богов. Со временем он понял, что боги, в которых верят люди, мало на что влияют. Но сейчас, после встречи с Лианной, ему уже казалось, что и старые боги какие-то особенные. Такие же особенные, как и сама Лианна Старк.       Рейгар опустился на траву возле одного из чардрев, на котором был вырезан лик полный страдания. Его рот зиял тёмным пятном на фоне светлой коры дерева, и казалось, что дерево кричит. Может, от боли, а может, от страха. Принц сидел молча напротив дерева, а в мыслях он был уже далеко за пределами Красного замка. Рейгар сунул руку в левый карман и выудил наружу сложенные аккуратно листы. Не разворачивая их, он просто смотрел на помятую желтоватую бумагу и думал о том, что Лианна ему написала, и о том, в чём призналась в другом письме, не имевшем адресата. Где-то глубоко внутри принц прекрасно понимал, что не имел ни малейшего права чего-то требовать от юной Старк. Он и не хотел, ему хотелось, чтобы Лианна сама ему открылась, сама доверилась, сама почувствовала то, что овладело Рейгаром с самой первой их встречи. Он вновь вспомнил о своих детях, но его душа уже упорно отказывалась отдавать отчёт реальности. Он запустил руки в волосы и закрыл глаза. Возможно принц просто сходил с ума, подобно отцу. Он снова вспомнил Харренхолл, и ему стало тошно. Он нахмурился. Вспомнил, как ощутил себя как во сне. Словно тело его ему более не было подвластно. Когда он очнулся от наваждения, Лианна стояла прямо перед ним, напуганная и заплаканная. Её волосы растрепались, она боялась пошевелиться, а он не мог себя заставить не смотреть на неё, такую хрупкую и беззащитную перед ним. И сейчас Рейгар помнил каждую деталь, каждую мелочь. Боже, как же он хотел её. Хотел обладать ею всецело. И он почувствовал, как внутри снова зародилось это странное чувство, сродни животному непреодолимому желанию. Как жажда умирающего в пустыне. Принц давно уже знал, с самого Харренхолльского турнира, что он не сможет этому сопротивляться. Это было неизбежно. Как ни крути, Рейгар знал, что сделает Лианне больно. Но он ничего не мог поделать, чтобы помешать самому себе.       Он сжал письмо в кулак и поднялся на ноги. Его лицо снова стало совершенно спокойным. И любой, кто увидел бы его сейчас, поразился бы тому, как быстро меняется его настроение. Но Рейгар был к этому давно привычный. Он ощутил внутри твёрдую решительность. И даже Рейенис или Эйгон уже не могли стать у него на пути. Тем более когда он знал, что они в безопасности.