Ayakashi monogatari: о чем молчит лиса

***

- …о, а вы слышали? – сквозь весёлый праздничный гомон пробивается звонкий голос. – В Хэйан-кё* объявился весьма примечательный молодой заклинатель! - О, это тот, которого зовут самым могущественным среди смертных, что ли? – вторит ему заинтересованно другой, а рядом слышится легкий плеск сакэ о стенки пиалы. Хякки Ягё – ночной парад сотни демонов. Весёлый и шумный, с песнями, танцами и неизменной попойкой в самом конце пути после шествия. Смертные не выходят из дома в эту ночь, потому что веселящиеся духи не настолько добры, чтобы отпустить заплутавшего путника с миром, потому что путник может и отличной закуской стать, если особенно не повезет. Аякаси, рассыпавшись после своего похода через город по всей ближайшей роще глубокой ночью, отдыхали на траве и пили, весело болтая под музыку, песни своих товарищей и всеобщий гомон. То и дело слышались тосты, звон пиал и маленьких чашечек друг о друга. Звучали тосты, и рекой, подобно выпивке, лились и последние актуальные сплетни. - О нем, разве что, глухой не слышал, - ворчит сбоку от юных (по меркам духов, конечно) девушек-ёкаи, похожий на трухлявый пень аякаси. – И, учитывая его способности, насчёт «самого могущественного» точно можно не сомневаться. Уж сколько духов с ним столкнулось… Поговаривают даже, будто бы он в родстве с одним знаменитым лисьим родом из-за его сверхъестественной духовной силы, но, как по мне, брехня это все. Девушки-ёкаи снова весело рассмеялись. В самом деле, возможно ли это было? Хотя слухи о тех духах, кто едва унес ноги после встречи с таинственным заклинателем в окрестностях Хэйан-кё, распространялись среди аякаси со скоростью лесного пожара. — Вот вам смешно, - продолжает ворчать пень. – А нам всем и в самом деле повезло, что мы не наткнулись на него этой ночью. Учитывая то, что Хякки Ягё для простого смертного был сродни самому настоящему бедствию, в его словах была немалая доля истины. Хотя не то, чтобы прочих ёкаи это сильно волновало. Многие из них, уповая на свою силу, становились либо слишком легкомысленны, либо слишком самоуверенны. И лишь немногие понимали, что некоторых из них и впрямь не стоит недооценивать. - А я была бы не прочь повстречаться с ним, - меж тем хихикает кокетливо одна из девушек. – Ко всему прочему ведь поговаривают, что он еще и знатный красавчик! - Точно-точно, - тут же оживившись, подхватывает и вторая. – Даже жаль, что он решил не выходить сегодня из дому, чтобы прогуляться под луной и полюбоваться звездами! Девушки снова залились веселым смехом, но дух, похожий на трухлявый пень, лишь покачал головой, вздохнув раздосадовано. - На вашем месте я бы не веселился так, - многозначительно роняет старый аякаси – настолько древний, что уже и не счесть, сколько ему лет, зим или лун – и отпивает из своей маленькой чашечки. - А что? – интересуется одна из его собеседниц, кокетливо поведя плечом, а затем, наклонившись к нему, восторженно шепчет: - Неужто и впрямь настолько силен? - Кто знает, - пожав плечами, отстраненно отозвался старый дух, подливая себе еще сакэ. – Но он хитер. И проницателен. Видит нас и наши ловушки невооруженным глазом, чувствует присутствие… - А еще он может скрыть свое собственное присутствие и от человека, и от аякаси, - подслушав чужой разговор, влез, перебив трухлявого, еще один демон, подсев к их небольшой компании; с собой у него была внушительная фляга сакэ, так что, разумеется, прогонять его никто не стал. - И мысли он читать умеет, - многозначительно кивнул новоприбывший ёкаи с кольцом в носу; он был похож на быка даже больше, чем сами быки, однако нрав имел удивительно ровный. - В самом деле, Уси*? – девушки тут же подставили под сакэ свои пиалы. - …а еще, - не давая быку вставить слово, влез Кама*, чем вызвал легкое недовольство первого. – Он может внушить свою волю даже самому сильному демону и подчинить его! - А еще!.. - А я слышал, что!.. И так – до бесконечности. Обсуждение новой одиозной фигуры превратилось в самый настоящий балаган, и слухи были один чудесатее и страннее другого. Аякаси наперебой приписывали заклинателю самые разные способности, вплоть до того, что он умеет дышать огнем, ходить по воздуху или даже менять внешний облик, пока над головами духов разной степени опьянения не грянул, перекрывая остальных, громкий возглас: - Ха! Нашли, что обсуждать, чудики. Аякаси, все как один, умолкли и обернулись разом, воззрившись на объятую легким золотым свечение высокую фигуру. Руки в боки, уверенный оскал, пронзительный взгляд, роскошные хвосты за спиной и маленькие лисьи огни, что везде сопровождали своего хозяина – этого кицунэ тут все знали. Девушки-ёкаи тут же радостно завиляли хвостами и мило заулыбались, зазывая этого красавца к себе, и когда кицунэ, бесцеремонно протиснувшись сквозь толпу прочих аякаси, подсел к ним - тут же облепили его, наливая в большую пиалу сакэ и желая всячески услужить. Кицунэ таким приемом, как и произведенным своим появлением эффектом, остался доволен. - Не понимаю, чего из-за него так переполошились, - высокомерно хмыкнул он, вздергивая подбородок. – Мелкий, хилый книжный червь, которому хватило везения прочитать парочку заклинаний в древних свитках! А это его оммёдо*… Пф! Кицунэ залпом осушил свою пиалу до дна, и одна из девушек-ёкаи тут же поспешила подлить ему новую порцию, в то время как другая уже успела подтащить поближе закуски и предлагала их великолепному гостю попробовать их прямо с рук. — Вот увидите, - приобнимая одну из них за плечи, а другую обвивая роскошным красно-золотым хвостом, еще шире скалится кицунэ. - Стоит ему столкнуться с по-настоящему сильным и злобным духом, оно тут же сдуется. Это я вам точно говорю! Сколько уже таких заклинателей было, а все туда же. - На этот раз все иначе, - нахмурив брови, многозначительно уронил трухлявый пень, искоса глянув на кицунэ, но тот лишь небрежно отмахнулся от его слов, не желая слушать стариковское нудение. Зато, улучив момент, в разговор поспешил влезть Кама: - Может, тебе самому тогда стоит пойти и проверить его навыки, а, Асура? - А? – кицунэ недовольно воззрился ласку, чья тонкая улыбочка ему уж очень не понравилась. – Ты ведь один из божественных потомков о-Инари Сайгу, - продолжал меж тем Кама, щуря свои хитрющие глаза. - Уж ты-то, наверняка, должен поставить зарвавшегося смертного на свое место, одолев его в честном бою. Духи вокруг весело заулюлюкали, а сам кицунэ звонко цокнул языком, скривившись и послав ёкаю предупреждающий взгляд. Ну не любил он, когда ему напоминали о причастности к чему-то столь высокому – не выносил ответственности, жестких рамок и ограничений, что диктовал божественный статус, и всячески старался этих вещей избегать – а тут этот со своими провокациями нарисовался. Однако чужие слова звучали как самый настоящий вызов, а улюлюканье лишь подогревало и без того пылкий нрав этого аякаси. Посему и проигнорировать его было просто невозможно. Кицунэ залпом осушил пиалу и снова усмехнулся широко, скалясь. - И поставлю. Завтрашней ночью. А то рассвет скоро, - припечатал он, глянув на ласку так, что тот аж назад прянул, а затем расслабился снова, подставляя пиалу под новую порцию сакэ. – Разнесу к чертям все его поместье, напугаю до смерти слуг и украду какой-нибудь магических артефакт из его личных покоев, чтобы был повод выйти помахаться. - Довольно лихо, - расхихикались девушки-ёкаи в его объятиях, грея самолюбие кицунэ. – Похоже на вызов господину великому заклинателю. — Это он и есть, - почти что мурчит им в ответ аякаси, и безудержная пьянка по случаю окончания парада сотни демонов этого месяца продолжается. *** Ночь была безлунная, а потому темная и тихая. В небе горели лишь далекие звезды, но их света не хватало для того, чтобы осветить лабиринты улиц Хэйан-кё. Было довольно поздно: многие жители города уже давно спали, а те, кто не спал, предпочитали не выходить на улицу в такое время. Было холодно, но безветренно, а деревья стояли все в цвету. Вишня и слива в этом году цвели особенно буйно, и город вместе со всей округой буквально утопали в розовом море их раскидистых пышных крон. Неожиданно сильный, похожий на ветер поток воздуха, внезапно пронесшийся по улицам, сорвал с их ветвей нежные лепестки и заставил тревожно задребезжать ставни на окнах домов и двери, летя вперед на бешеной скорости – туда, где располагался дом великого заклинателя. По слухам, он не так и давно прибыл в город, однако быстро завоевал себе неплохое положение в обществе благодаря своим талантам. Приблизившись ко вратам поместья, поток воздуха едва не впечатался в невидимый барьер, но ловко ушел от столкновения, и на время все стихло. В особняке, к которому от самых ворот вела узкая каменная дорожка среди аккуратно выровненного гравия, было темно и тихо. И ни охраны, ничего… Если все легли спать, то выйдет даже лучше. Интереснее. И можно будет говорить с чистой совестью, что этот выскочка не сумел нормально защитить ни дом, ни слуг, понадеявшись на свои «великие силы». Обойти установленный барьер не так уж и сложно – достаточно знать, где можно проделать в нем брешь, а дальше уже будет что-то. Потому и спустя долгие минуты после того, как сгорела одна из печатей на внутренней стороне высокого ограждения, весь особняк встал на уши, разбуженный страшным грохотом и светопреставлением: сами собой вспыхивали и гасли огни, зависая в воздухе крохотными красно-золотыми шариками то тут, то там, порывы ветра ломали тонкие перегородки и оставляли на стенах глубокие царапины. Среди всего этого хаоса то и дело мелькали жуткие тени смеющихся монстров. Разбуженные начавшимся хаосом люди пугались: кто-то бросался наутёк, крича, а кто-то, сумев найти в себе храбрость, пытался дать отпор внезапно нахлынувшему бедствию. Они, как правило, разлетались потом по углам как кегли, и всюду слышались то крики, то возгласы, а еще – жуткий лающий смех, сопровождающий всю эту сверхъестественную дичь. Люди – обычные люди, что были беззащитны перед аякаси - просто не успевали за ворвавшимся в особняк демоном. Они не видели его, и уж тем более - не могли поймать, чем изрядно веселили его, когда наугад бросались вперед. Смешные… Однако все его цели все еще не были достигнуты, и невидимый преступник ринулся наверх, громя особняк и доводя до инфаркта бедных служанок и слуг, которые выбирались из своих комнат посмотреть, что же там происходит, и встречали внезапное нечто. Вихрь летел вперёд, разрушая все на своем пути и сея хаос, а за ним, пугаясь и страшась, бежала толпа здешних обитателей, на ходу выхватывая из тайников заранее заготовленные о-фуды*. М-да, думал, летя вперёд веселящийся демон, а человечишка и впрямь вовсю пользуется благами своей репутации. Ишь, как устроился! Перевернув с ног на голову весь дом, демон таки добрался до самого верхнего этажа и, недолго думая, ворвался в тамошние покои. Там было пусто и царил идеальный порядок: большое пространство разделялось по бокам от входа расписными ширмами, а прямо напротив располагался балкон, закрытый в это время года наглухо. Перед ним располагался небольшой лакированный столик, рядом с которым лежали стопкой листы рисовой бумаги. На поверхности же располагались подсвечник, чернильница, перо, промокашка и та самая печать, убранная в черный лакированный футляр. Опознать ее было нетрудно – этот предмет источал чистую магическую силу, поэтому вихрь, ворвавшийся в покои, недолго думая, схватил ее и метнулся к балконным перегородкам. Он вышиб и их, вылетая наружу и вынося за собой бумагу, что до этого была аккуратно сложена возле столика. Внутренний двор огласил победный вой, и невидимый демон рванулся ввысь, уверенный, что теперь он точно сломает барьер окончательно и вырвется на свободу, а там ищи в поле ветра, чего он, собственно, и добивался. Однако в этот момент, удача, похоже, изменила ему, ведь он, опьяненный чувством собственного превосходства, не видел, как на территорию поместья шагнул человек в длинных церемониальных одеждах. Барьер, вспыхнув бело-золотым, сделался целостным и еще более прочным, чем до этого, а потому вор в этот раз со всей дури влетел головой в невидимую стену. Сила магической печати тоже дала о себе знать в тот момент, снимая покров невидимости с аякаси, и столпившимся на улице слугам приходится ринуться в разные стороны, чтобы их не раздавило упавшим с огромной высоты монстром. Весь двор теперь был в беспорядке: пыль стояла плотной завесою, заставляя людей кашлять, красивый узор гравия был полностью разрушен, а аккуратные сосенки с узловатыми ветвями и темно-зелеными иглами сделались серыми. Встревоженная сакура роняла свои лепестки прямо в центр золотого свечения, окутанного стоящей в воздухе пылью. Один взмах изящной руки, и та рассеялась, являя взорам перепуганных слуг огромного девятихвостого зверя, напоминающего в своей истинной форме что-то среднее между волком и лисицей. Он весь сияет ярким огненным золотом, а морда его разукрашена ярко-красными узорами – изящными, причудливыми, явственно выдающими его божественное происхождение. Зверь занимает собой добрую часть всего внутреннего двора, посреди которого и распластался, скованный печатями. Он силится их разорвать, но понимает, что не может этого сделать – слишком сильное колдовство удерживает его своими силками. Однако зверь не готов сдаться так просто. Он бесится, рычит и дергается, стараясь подавить нарастающую панику. Неужели слухи не врали? Если так, то он здорово прошляпился, и над ним теперь будут смеяться все до единого – и в мире духов, и в мире людей, если прознают, конечно. Он делает еще одну отчаянную попытку рвануться, однако откуда ни возьмись прямо в лоб зверю прилетает новая печать, окончательно обездвиживая нарушителя спокойствия. Все. Приехали. Зверь загнанно дышит, яростно вращая глазами и пытаясь ухватить взглядом того, кто умудрился обвести его вокруг пальца и заловить в свои тенета, как паук - бабочку. Но когда у него получается это сделать, он замирает, пытаясь понять, не обманывают ли его глаза? Толпа слуг, расступаясь, тревожно шепчется, но пропускает вперед изящную фигуру в многослойных церемониальных одеждах. Он невысокий, хрупкий и очень красивый, а сила от него исходит такая, что кажется, будто это и не человек вовсе. Он подходит к напряженно замершему зверю почти бесшумно, пачкая в пыли длинные рукава и подол одеяний, и встает прямо перед ним, замкнув на себе все внимание пойманного аякаси. У него чертовски красивое, нежное лицо и ясные глаза цвета чуть темнее серебра, в спокойной глубине которых, казалось, застыли самые звезды.