День, когда время остановилось.

Штаты орал на Косгроу. Орал на своих генералов. Орал на своих чиновников. Только с президентом общался более-менее спокойно. Конечно, он был в бешенстве. Его можно понять. НАТО феерично просрало Аппенинский полуостров каким-то фашистским оборванцам и огребло от них по первое число. — Как мы могли проиграть им?! — Кричал он, срывая голос. Генералы что-то мямлили или говорили тупые заученные речёвки о контрреволюции в Италии, но США их не слушал. Косгроу сидел вместе с Гиббсом и Кэмпбелл, когда Америка нервно расхаживал вокруг стола с военными и секретарями, размахивая руками и вопя так, что слюни летели. Все места были заняты, кроме одного. Когда генерал-полковник Рональд Брукс вернулся на родину из плена, Штаты мигом лишил его всех регалий. Он публично отчитал его за некомпетентность, за провал НАТО в Италии, дал ему пощёчину на виду у почти что всего Пентагона. Прихерели все тогда знатно. Брукс держался стойко, но в его глазах было столько грусти и разочарования, что, когда все разошлись, а Америка вручил ему розовый листок и велел собирать монатки и убираться куда подальше (желательно из страны вообще), то чуть ли не разрыдался, но сумел сдержаться. Он, как человек, посвятивший войне всю свою сознательную жизнь, не мог смириться с тем, что его путь оборвался вот так бесславно и позорно. Когда Брукс собирал в своём кабинете вещи, к нему неожиданно постучался Косгроу. Генерал впустил его. — Мистер Косгроу? — Недоверчиво спросил Рональд, складывая в коробку папки с документами. — Мне жаль, что так вышло. — Сказал с порога Косгроу, решив не церемониться. — Вы были отличным военачальником. — Прекратите ломать комедию. — Резко заявил военный, нахмурившись. — Я провалился. По моей вине погибли десятки тысяч не только представителей НАТО, но и простых гражданских. Я дерьмовый командир. Мог раскусить цианид, но вместо этого смирно куковал в плену. — Не говорите про себя так. — Заявил секретарь. Его тон был спокойным, но звучал решительно. — В конце концов Вы не поддались вражеской пропаганде и не перешли на сторону террористов. — «Ага, зато я с одним из этих террористов спал.» — Ядовито подумал Брукс и скривился от болезненных флешбэков. Конечно, тогда они с Эрнстом были молоды. Рихтенбруннер ещё даже военную академию не окончил, а уже сумел очаровать бывалого вояку. Как же было тогда хорошо. Бруксу не было с ним некомфортно, несмотря на то, что австриец был гораздо моложе и выше его больше, чем на голову. А потом Эрнст предал. Бросил, заявив, что это всё был его эксперимент. «Вот теперь ты, шваль американская, будешь знать, что измена сулит лишь боль. Со временем совесть тебя загрызёт изнутри.» — Сказал тогда он, невозмутимо затягиваясь сигаретой. «Урок» подействовал прекрасно: Рональд больше никогда в жизни даже не думал о том, чтобы просто посмотреть на красивую женщину или харизматичного мужчину. Совесть грызла так, что генерал подумывал повеситься. Он не мог смотреть в глаза жене, дочке. Брукс даже тайно ходил к психологу и на исповеди, углубился в христианство. Это помогло. Казалось, что после пары сеансов с профессионалом и еженедельных бруксовских походов в церковь совесть решила успокоиться. Боль не ушла, но сильно затупилась. Рана зажила, хоть и продолжала саднить иногда, но, когда Рональд встретился с Рихтенбруннером уже будучи в плену, тот старательно расковырял её, да ещё и посыпал солью. На Эрнста и тогда смотреть было приятно, только юношеский огонёк в его карих глазах потух, сделав их какими-то кукольными и безжизненными. Рихтенбруннер, хоть среди фашистов и не слыл гением, как, например, Моррети, для Брукса оставался и, пожалуй, останется самым умным и хитрым человеком на всей Земле. Он может при желании дурить хоть целую страну, может играть амплуа кого угодно, может прикидываться недалёким фанатиком, может тонко манипулировать и вить из абсолютно любого человека верёвки красивые такие, узорные. Он прекрасно понимает, что делает. — Генерал? С Вами всё в порядке? — С лёгкой тревогой в голосе спросил Брайан, когда Брукс буквально застыл над коробкой с документами, так и не положив в неё какую-то бумагу. Рональд встряхнул головой, прогоняя навязчивые мысли. — Всё хорошо, мистер Косгроу, спасибо. Шпион завёл руки за спину. — Я надеюсь, что мы ещё увидимся. Мне жаль, что Пентагон лишился такого человека. Вы уедете из страны? — Да. В Мексику. — Вы молодец, Рональд. — Внезапно позвал его по имени Косгроу. Генерал резко обернулся. — Вы сделали всё возможное. Фашистская разведка оказалась чересчур… Изобретательной. — Он еле смог сдержать ухмылку, вспоминая своего шефа, желтоглазого немца Кёлленберга. — А знаете… В мексиканских прериях подумайте о том, на правильной ли стороне Вы воевали. У Брукса округлились глаза: — Что… Что Вы имеете в виду? — Лишь то, что столько американцев полегли в этой мясорубке зря. Они ведь воевали не ради себя, своей семьи, своей страны, а ради итальянцев. Не за Родину. Столько жертв ради крошечной европейской страны… Порой наше государство бывает немного жадным. А теперь столько людей… Пропало. — Косгроу сложил пальцы домиком. — Человеческая жизнь бесценна, так ведь? Я посвятил Америке всю свою жизнь, как и Вы. К сожалению, золотые годы Штатов прошли, как и золотые года этих глупых итальянских фанатиков. Так стоят ли наши усердия того? Фашисты всё равно бы рано или поздно перегрызли глотки друг другу самостоятельно. В тоталитарном государстве такое происходит всегда. Мы должны стремиться к пацифизму, но сами обливаем мир керосином при первой возможности. И мир бы не загорелся, если бы ультраправые поднесли к нему спичку, но теперь, спустя столько лет интенсивного «обливания», когда мир буквально утонул в бензине… Эффект бабочки, знаете? Мы сами виноваты в том, что пришли к такому плачевному исходу. Слова секретаря шокировали генерала так, что у него даже отвисла челюсть. — Вы… В Ваших… Суждениях есть рациональное зерно, но я никогда не смогу с ними согласиться. Прощайте. — Он наспех сложил всё самое необходимое в свою сумку и вышел из кабинета. Косгроу проводил его долгим взглядом. Глупо было бы терять такого талантливого воеводу. Брайан знал, что теперь Брукс не выбросит из головы его слова. Учитывая его характер, он начнёт сомневаться в НАТО и США. Когда он, сжираемый сомнениями, будет медленно разлагаться в Мексике, агент ноль два скажет Кёлленбергу, чтобы тот послал своих резидентов в место обитания экс-генерала. Дело остаётся за малым: завербовать его. Генерал-полковник НАТО, хоть и бывший, сможет дать кучу полезной информации насчёт Альянса и, в частности, США. Конечно, шанс не умереть у Брукса будет очень мал. Его либо уберут сами фашисты, либо убьёт ЦРУ, либо он сам наложит на себя руки. План должен, просто обязан сработать… …Косгроу пару раз моргнул, прогоняя с головы наваждения. Сейчас проворачивать такие махинации было крайне опасно, учитывая то, что ФБР явно начало выискивать «крота» в правительстве. У шпиона было несколько завербованных оттуда, и от них он регулярно узнавал, что происходит в Бюро. Контрразведчики США были крайне умны и старались действовать осторожно, дабы не спугнуть резидента, но они, похоже, не до конца понимали, с кем столкнулись. Косгроу без боя сдаваться не собирался. Недавно к нему заходили двое агентов из ФБР, задавали вопросы типа «Вам на работе никто не задавал нестандартные вопросы?», «замечали ли Вы какое-либо подозрительное поведение у Ваших коллег?». Он ответил отрицательно, мол, ничего не видел, ничего не знает, «просто скромный секретарь». — Прошу Вас успокоится, господин. — Решительно сказал всё ещё истерящему Америке чернокожий генерал. — Это было всего лишь тактическое отступление. Скоро и Итальянское Королевство, и его дружки отправятся в Гаагу. Сейчас Вам, да и нам тоже, стоит запастись терпением, но не сомневайтесь в том, что Италия от фашистского ига будет освобождена. — Я сильно на это надеюсь. — Прошипел Соединённые Штаты и сжал руки в кулаки.

***

Конечно же Лавджой приехал в Бостон не только для того, чтобы повидаться с Крайтом. Здесь тоже, как и в Вашингтоне у воплощения Америки и его подхалимов, проходило собрание, но гораздо более… Радикального и маргинального толка. За окном ярко светило Солнце, птички пели, влюблённые парочки ходили, держась за руки. Генрих Лавджой восторженно вещал о том, что партии нужно наконец-то перестать устраивать бессмысленные митинги и погромы и начать действовать более серьёзно. Сидящие в зале внимательно (или делали вид, что внимательно) слушали его. Сидят, значит, семь мужчин и одна девушка за длинным столом друг напротив друга. Восьмой мужик, собственно, Лавджой, вьётся возле проектора и вырисовывает на доске какие-то схемы, диаграммы, параллельно рассказывая о том, как у них всё в партии хорошо, но нужны перемены. Коренные перемены. Можно даже сказать, революция. Эти шесть человек были его ближайшими подручными или сподвижниками и выглядели они, мягко говоря, эксцентрично. Один фриковее другого. Типичные скинхеды Коннор и Доротея сидели по обеим сторонам от лидера, так как были уже много лет его ближайшими и, наверное, самыми верными лакеями. Далее восседал ку-клукс-клановец в своём фирменном одеянии с белым колпаком, сцепив руки в замок и положив их перед собой. Напротив него синеглазый парень лет двадцати пяти в перчатках без пальцев и ярко-красным ирокезом, одетый в чёрную футболку с белым кельтским крестом, джинсовую безрукавку и тёмно-серые шаровары, невозмутимо пьющий пиво. Далее сидел высокий мужчина в полностью чёрной бесформенной одежде; на его голову был накинут объёмный капюшон, а лицо скрывала белая маска, сделанная словно из кости и отдалённо напоминающая человеческий череп без нижней челюсти. Вдоль глазниц прочерчены две тёмно-красные жирные линии. На месте глаз была лишь пугающая пустота. Этот мужчина был крайне немногословен, но два пистолета у него на поясе красноречиво намекали, что с их владельцем лучше не связываться. Напротив Молчаливого (да, это его прозвище в ультраправых кругах, а настоящего имени никто не знал) находился статный и совсем не фриковый седовласый мужчина лет семидесяти. Опрятный и ухоженный, в тёмном деловом костюме и накинутым на плечи чёрным плащом, он крайне не сочетался с этой кучкой маргиналов, но каким-то образом находился в близком кругу Лавджоя, а тот, к слову, кого попало туда не пускал. — Итак, господа, я думаю, что пора. — Закончил свою получасовую лекцию Генрих, щедро снабдив её рисунками и схемами. — Пора прекратить заниматься хернёй и начать действовительно бороться за власть! Парень-панк лишь махнул рукой и вновь глотнул пива: — У нас двухпартийная система, Лавджой. Демократы и республиканцы, не больше. У нас нет ни шанса. — О, Зак, ты прям как мой главный инвестор базаришь! — Заявил лидер партии. — Не надо держать меня за идиота. Я знаю, как устроена наша власть. И раз уж законным путём нам пробиться наверх не удастся, то я предлагаю собирать людей и устраивать бунт. Штурмуем ратушу в каком-нибудь городе и повторим успех итальянцев. — Вы сошли с ума, Лавджой, извиняюсь за грубость. — Заявил клансмен, серьёзно глядя на мужчину сквозь прорези колпака. — Я, как представитель ККК, заявляю: Клан не будет участвовать в Вашей авантюре. — Вы считаете, что затея провалится? Кто не рискует — тот не пьёт шампанское. Наши итальянские друзья вот рискнули и победили же. — Я бы не советовал Вам доверять итальянским фашистам и тем более ставить их в пример. — Сказал седой мужчина, поглаживая небольшую бороду. — Пока что они наши союзники, да, но велика вероятность, что мы можем стать им бесполезны. А учитывая Вашу… Кхм, связь с их резидентом, я бы был осторожен вдвойне. Вдруг он на Вас вообще доносы своему шефу шлёт? Шпионит за Вами… Иными словами, дружба с итальянцами весьма шаткая. Молчаливый согласно покивал, положив руки в длинных чёрных перчатках на стол. На левом запястье блеснул тонкий серебряный браслет. — Я сам решу, кому нам стоит доверять, и мы это уже давно выяснили! — Рявкнул Лавджой. Как раз после этой фразы зазвонил его телефон, и Генрих, извинившись, вышел из зала совещаний. — Мистер Думсдэй, зачем Вы продолжаете гнуть свою линию? — Спросила мужчину в возрасте Доротея спустя десять секунд неловкого молчания. — Вы ещё не уяснили, насколько наш вождь упрямый? — Он не мой вождь, как и не вождь моего телохранителя — Кинул взгляд на Молчаливого Думсдэй. — и сэра Диксона. — Глянул он на клансмена. Тот только кивнул. Думсдэй осмотрел трёх оставшихся людей, состоящих в партии. — Мы с Генрихом преследуем общие интересы — это всё, что нас связывает. Но если итальянцы будут им манипулировать и возьмут вашу АНСП под колпак, то это кончится очень плохо для нас всех. Вы — умная девочка, неужели не понимаете? Доротея злобно промолчала, сверля мерзкого старикашку взглядом. Хотя «старикашка» — неверное определение. Этому человеку было уже за семьдесят, однако выглядел он для своего-то возраста просто превосходно. Довольно крепкое тело, полностью здравый ум, ухоженная внешность настоящего аристократа. Это всё про человека по имени Гидеон Думсдэй, этого противного интеллигентного слизняка, чёртова капиталиста до мозга костей, руководящяего не менее мерзкой, чем он сам, организацией «Тринити». Заявился он в их partei где-то пять лет назад и с тех пор прочно занял позиции одного из ближайших советников Лавджоя. Его телохранитель, имени, лица и в принципе каких-либо открытых участков тела которого никто никогда не знал и не видел, был очень стрёмным типом и, зачастую, создавал впечатление скорее какого-то призрака, нежели человека в чёрных тряпках. Он никогда не отходил от своего хозяина более, чем на пару метров. — Вы бы лучше закрыли хлеборезку… Сэр. — Издевательски сказала Доротея. Больше всего её бесила не досада от того, что Думсдэй всё никак не хочет сдохнуть в своём приличном возрасте, а его британский акцент. — А то докладную на Вас напишу за антинацистские настроения. Он задорно блеснул своими тёмно-карими глазами. — У Вас острый язык, леди Эванс. Мне нравится эта Ваша черта. Катарина нахмурилась, а сидящий напротив Коннор глухо усмехнулся. В этот момент вернулся Лавджой: — Все расходимся. У меня появились непредвиденные обстоятельства. — Чуть нервно сказал он. — Какие же? — Саркастически спросил Думсдэй. — Вас это не касается. Выйдите. Все подняли руки в нацистском приветствии и вышли. Закрыв за идейными товарищами двери на замок, Генрих вновь набрал радистку Джейн, с которой разговаривал буквально минуту назад. Ещё раз обсудив с ней все известные новости, он повесил трубку, достал сигару, налил себе рюмку ликёра и, закурив, выпил. Все его опасения подтвердились: началась охота на шпиона. Косгроу, насколько известно, пока что вне подозрения, но это не отменяет того факта, что он в любой момент может «утонуть». Джейн рассказала ему, что ФБР начало выискивать крота не только в правительстве, но и у себя. Учитывая то, что Косгроу максимально законспирировал себя, вероятность того, что он провалится, была примерно процентов пять-десять. Мало, но ФБР на то и ФБР, чтобы докапываться до сути и бороться с иностранной разведкой. Лавджой по своему опыту знал, насколько эти мрази дотошные. Страх за итальянского коллегу прочно засел в мозгу лидера неонацистов и явно не собирался уходить оттуда.

***

Гидеон Думсдэй и его телохранитель неспеша шли по длинному коридору ультраправого логова. Он, к счастью, был пустым, и мужчины решились на разговор. Ну, как разговор — скорее просто гидеонов монолог, с которым Молчаливый соглашался кивками головы. — Наш приятель, мой дорогой друг, кажись, скоро совсем с ума сойдёт. — Сказал Гидеон. — Водить дружбу с итальянцами — гиблое дело. Я имел честь общаться с некоторыми… Представителями современных фашистов Италии, что сейчас заняли высокие посты у себя на Родине. Весьма высокомерные и очень хитрые люди. Лавджой слеп и глух, раз не видит или не хочет видеть то, как будут рады итальяшки превратить нас в своих марионеток. Давно пора отстранить этого лодыря от власти. Он погряз в похоти и вседозволенности. Думаю, у него проявляются первые признаки маразма. Пора это прекращать. Молчаливый вновь покивал, а затем вопросительно посмотрел на хозяина, словно спрашивая: «не в одиночку же мы его свергнем. Кого Вы привлечёте к своему сговору?» — Судя по твоему взгляду, ты спрашиваешь, не попросим ли мы помощи… Попросим, конечно. Набери-ка Зартана, он всё организует. С Крайтом я разберусь сам. Телохранитель продолжал пялиться, а затем, словно с силой выдавливая из себя слова, произнёс глухо: — А что будет с партией? — Я её распущу. Я здесь годами штаны просиживаю и окончательно убедился, что изменить курс политики Америки всякими маршами и громкими словами, которые не воплощаются в реальность, невозможно. В конце нулевых я был очарован эстетикой нацизма и думал, что, раз республиканцы не могут вызволить Штаты из пучины тьмы, то ультраправые уж точно смогут. Теперь же я окончательно убедился, что нет. Лавджой превратился в марионетку итальянцев, сама партия устарела и не может изменить ничего. Выход один — расформировать её и построить нечто новое на её осколках.

***

«А при коммунизме всё будет заебись Он наступит скоро — надо только ждать Там всё будет бесплатно, там всё будет в кайф Там наверное ваще не надо будет умирать!» — Егор Летов, «Всё идёт по плану».

Россия не мог поверить в то, что фашисты всё-таки победили. Как? Как так? Как это возможно?!.. Он ходил по своему кабинету взад-вперёд и даже консультировался с Владимиром Владимировичем. Тот успокоил его, заверил, что всё хорошо, и России не грозит никакая опасность, что это просто кучка итальянских изгоев, и надолго их хунта у власти не задерживится. Абсолютное большинство стран было недовольно новыми властями в европейской стране. Поддержали Италию лишь Японская империя (а она, как известно, тоже была нелегитимна), пара африканских и латиноамериканских стран, включая Чили, где к власти пришёл радикально настроенный мужчина, да и само воплощение сильно тосковало по временам Пиночета, и, внезапно, Иран. Русский был крайне разочарован своим старым товарищем, что неизменно поддерживал его в борьбе против Америки и НАТО. Он говорил с ним несколько раз по телефону, высказывая всё своё недовольство. Иран чётко обозначил свои позиции, заявив, что объединился с фашистами, дабы разгромить вместе НАТОвцев и «освободить» Европу от американцев. Россия был с ним в корне не согласен. «Лучше уж американцы, чем фашисты.» — Заявил он. В итоге они с Ираном не поссорились, нет, скорее разошлись во мнениях. РФ очень уважал перса и не желал портить с ним отношения, как и Иран уважал его, Россию, но консенсус между ними так и не разрешился, и в итоге они вдвоём зашли в тупик, не зная, как дальше по-нормальному общаться друг с другом. Россия также названивал и ФРГ, хотел спросить, как он там вообще, но тот упорно не брал трубку. — «Он там жив вообще?» — Думал русский, вновь пытаясь дозвониться до немца. Безуспешно. Волков был очень неспокоен, его нервы натянулись, словно струна. Секретарь ходил, как на иголках, как, впрочем, и многие чиновники. Никто не мог поверить в то, что целых два очага фашизма старого образца внезапно объявились на мировой арене. Америка в ярости, Китай молчит, Япония усмехается, остальные — в нервном предвкушении. Ультраправые бунтуют повсюду, несут свои экстремистские знамёна, скандируют запретные лозунги. Вон, в Екатеринбурге, Омске и Петербурге прошли одни из самых масштабных ультраправых маршей за всю историю России. — «Прям как черносотенцы.» — Невольно подумал Федерация, смотря прямой эфир оттуда в своём подмосковном коттедже. Пёс Арчибальд лежал рядом и мерно посапывал. В Европе, обеих Америках и Австралии тоже такая срань творится. В исламском мире фашистов также поддерживают. Что же делать? ООН, как и всегда, выражает «глубочайшую озабоченность». Мир и так находится в состоянии Пизанской башни, а теперь, кажется, может рухнуть от лёгкого дуновения ветерка. Возможно, стоит забыть о разногласиях с НАТО и объединиться, чтобы разгромить общего врага? В бытности РСФСР Россия был, вероятно, самым фанатичными последователем идеи коммунизма. С началом Великой Отечественной он, не раздумывая, лично бросился на фронт и, пройдя войну целиком, дошёл до Берлина, а после отправился воевать и с Японией. Россия тогда думал, что готов умереть за свой народ, за идею, за СССР. Союз хвалил его больше прочих Республик. Тогда Россия даже не думал о том, что фашизм, который они одолели, отдав старухе с косой столько жизней, сможет вернуться в чём-то более серьёзном, чем в небольших группках скинхедов и всяких фриков. Сейчас же, чувствуя на шее православный крест, Федерация понимал, что и СССР, и Америка, целиком занятые Холодной войной, были настолько ослеплены своей гонкой вооружений, сферами влияния, Карибским кризисом и прочим, что не увидели прямо у себя под носом то, как главное человеческое зло вновь расцветает. РСФСР думал тогда только о мировом коммунизме, об уничтожении капитализма и распаде НАТО, но точно не о том, что уже через пару десятилетий он будет конфликтовать с теми, кого считал братьями и сёстрами, что будет носить крест на шее и вновь задастся целью искоренить коричневую чуму раз и навсегда. Судьба действительно бывает непредсказуема. А есть ли она вообще? Неужто Бог хочет окончатно стереть человечество с лица Земли, считая, что оно окончательно погрязло в несмываемых грехах? Если война начнётся, то атом уничтожит их всех. И русских, и итальянцев, и японцев, и американцев. Видимо, судьба человечества — это самоуничтожение. Судьба… Какое же странное и непонятное всё-таки слово.

***

— Как продвигается работа? — Спросил Японская империя, как только трубку на том конце провода взяли. — Мы в шаге от успеха, господин представитель. — Ответил Кондо. — Вероятно, уложимся гораздо раньше сроков. А что насчёт Вашего сепаратного соглашения с Таиландом? — Не волнуйтесь, Кондо. Через Янга, Кёлленберга, Хайльманна и моих дипломатов я уладил всё. Таиланд тайно пропустит наши войска на свои территории. Нам лишь остаётся ждать. Накагава же говорил: «или мы, или они». А мы что же, будем ждать, пока они первыми на нас нападут? Нетушки, Кондо, всё уже давным-давно спланировано. Мы победим. Продолжайте работать. — Как скажете, господин. — Учёный повесил трубку. Империя ухмыльнулся. Всё идёт по плану. Вновь раздор скоро вспыхнет в Азии. Интересно, как отреагирует на это Италия и остальные его европейские союзники?