Услышь голос моей души.
— Фердинанд («Буря»)
— ¤ O ¤ —
Пятница, 25 декабря 1998 года Мне жаль, что я не ответил тебе вчера вечером, но кое-что случилось, и я совершенно за это забыл. Хотя, учитывая, что сегодня Рождество, я надеюсь, что ты сможешь простить мне мою ошибку. Видишь ли, когда я вчера наконец вернулся в свою комнату, в моей голове происходило так много всего, что я не смог бы выразить все это словами, даже если бы и попытался. Не то чтобы сейчас я чувствую себя намного более трезвомыслящим, но заметь, по крайней мере, с тех пор у меня было немного времени, чтобы смириться с некоторыми из них. Например, умопомрачительный факт, что Гарри Поттер, всеми почитаемый Всемогущий Спаситель, вырос практически домовым эльфом. Как он не приобрел ненависть ко всему маггловскому на всю свою оставшуюся жизнь после такого детства — уму непостижимо. Но я думаю, что он просто такой, какой есть, не так ли? Это то, что делает его уникальным и необычным человеком, которым он и является. Его способность прощать. Давать второй шанс людям, которые не должны быть его достойны. Таким, как я. И он снова сделал это прошлой ночью. Я не знаю, почему ему удается удивлять меня каждый раз, когда это происходит, но это так. После прошлой недели я думал, что это конец; что нет никаких шансов на восстановление нашей хрупкой дружбы после тех роковых минут на лужайке. И все же… Прошлой ночью мне показалось, что будущая дружба между нами все еще может быть возможной. По правде говоря, это было почти так же, как и раньше. До поцелуя; то есть не до, а перед. Я не могу точно сказать, что послужило причиной, но, вероятно, это было сочетание нескольких вещей. Например, его демонстрация доверия и неприкрытой честности, когда он рассказывал нам о своей жизни до Хогвартса. Или то негласное соглашение о перемирии, которое мы заключили, когда Андромеда заставила нас разделить вассейл. А может быть, все дело в его довольной улыбке, тогда, когда он слушал, как я читаю стихотворение, держа у себя на руках спящего ребенка. Да, это еще одна вещь из вчерашнего вечера, о которой я должен тебе рассказать; Андромеда заставила меня читать Робина Гудфеллоу. Можешь себе представить? Поскольку, как она сказала, я «самый старший джентльмен в семье». И она сделала это так непринужденно, как будто это была самая естественная вещь в мире. Как будто мы действительно были одной семьей, единым целым, несмотря на разное происхождение и то, что мы все носим четыре разные фамилии. Я до сих пор поражаюсь тому, как сильно эта мысль повлияла на меня. Заметь, в положительном смысле. И да, мне тоже нужно кое в чем признаться. Я знаю, мы договорились, что я не буду делать этого снова в этом году, и что это было бы просто глупо, но я боюсь сказать, что, когда настал момент, я все равно это сделал. Я просто не смог устоять. Я не знаю, сколько раз мне приходилось говорить себе, что нужно перестать желать невозможного и приложить усилия, чтобы сдаться и двигаться дальше. Очевидно, миллиона раз недостаточно, потому что — я— ¤ O ¤ —
Малфой, может, иногда и бывает задумчивым придурком, но, очевидно, не тогда, когда речь идет о Рождестве. Когда Гарри находит его в гостиной ранним утром Рождества, он сидит в том же кресле, что и накануне вечером. Книга, лежащая у него на коленях, казалась совсем забытой, пока Малфой созерцал рождественскую елку с намеком на улыбку на губах. — Тебе нравится? — тихо спрашивает Гарри, приближаясь к нему, не желая напугать его, если он еще не знает о его присутствии. — Хм, ну… Думаю, довольно не плохо, — говорит Малфой, не отрывая взгляда от дерева. — Хотя гриффиндорский красный цвет мне не очень нравится. Гарри улавливает в его голосе знакомый дразнящий тон, который он раньше воспринимал как презрение, но теперь он знает, что это нечто совсем другое. С ухмылкой, искривляющей его губы, Гарри садится на диван, подпирая собой ближайший к Малфою угол и вытягивая ноги на диванных подушках. — Ну, я же должен был что-то сделать с тем фактом, что все это чертово дерево слизеринского зеленого цвета. На что Малфой театрально надувает губы, как чертова королева драмы, которой он и является. — Зато на ней есть серебряная мишура, — попытался оправдаться Гарри. — Если хочешь, ты можешь представить, что это мерзкие змеи. Это окончательно разрушает неодобрительное выражение лица Малфоя, вызывая у Гарри забавную улыбку. Когда эти серебристые глаза поворачиваются, чтобы посмотреть на него, они соблазнительно сверкали. — Счастливого Рождества, — говорит Гарри, сдерживая глупую улыбку, которая грозит завладеть его лицом. — Счастливого Рождества, Поттер. Проходит несколько секунд, пока ни один из них, кажется, не может разорвать свой напряженный зрительный контакт. Щеки Малфоя приобретают очаровательный розовый оттенок, и Гарри приходится прикусить губу, чтобы не наклониться и не поцеловать его. Его сердце бьется так быстро, что кружится голова, и Гарри сильно подозревает, что он еще и покраснел. Ох, Мерлин, эти глаза. Гарри мог бы легко утонуть в этих глазах. Вихрь эмоций, которые они заключают в себе, кажется, течет прямо в душу Гарри, еще больше подпитывая постоянно растущее пламя в его груди. Гарри понятия не имел, как долго они так сидят, прежде чем их выводит из транса звук шагов Андромеды на лестнице. — Счастливого Рождества, — радостно говорит она, входя в комнату с Тедди на бедре. Гарри не думает, что хрипота в его голосе слишком заметна, поскольку он с Малфоем приветствуют ее в унисон. — Ты хорошо спал? — Не хуже, чем обычно, — говорит Малфой, — а вы? — Очень хорошо, спасибо, — говорит она. — Я думаю, что это благодаря вассейлу. Он всегда приятно расслабляет меня. А ты, Гарри? — Думаю, довольно неплохо. Гарри пожимает плечами и слабо улыбается ей, изо всех сил стараясь удержать воспоминания о своей последней практике с «Руководством». Прошлой ночью глава была посвящена так называемому эджингу — похоже на великолепную пытку, если верить «Руководству», — и Гарри дважды за сорок минут приходил к мысленному образу того, как он пробует это на Малф… Нет! Держи себя в руках, Гарри. Не годится, чтобы ранним рождественским утром у тебя вырос полноценный стояк. Полувставшего члена, подергивающегося в твоих штанах, уже вполне достаточно; большое тебе спасибо. Гарри перемещается в своем кресле, пытаясь скрыть свое затруднительное положение, когда Андромеда опускает Тедди на пол и садится в кресло напротив Малфоя. — Итак, что вы хотите сначала сделать, — говорит она, — завтрак или подарки? — Это не имеет особого значения. Что бы вы ни захотели, я буду не против, — вежливо говорит Малфой. — Обычно мы сначала обменивались подарками, но… — Тогда давайте займемся подарками, — обрывает его Гарри, слишком нетерпеливый, чтобы ждать на минуту дольше, чем это абсолютно необходимо. Это не столько волнение от получения и открытия собственных подарков — хотя это, конечно, также может быть великолепно, — сколько волнение от того, что наконец-то можно узнать, будут ли подарки, которые он приготовил для других, оценены по достоинству, как он на это надеялся. И Малфой может притвориться, что его не слишком волнуют какие-либо подарки; Гарри все еще думает, что, по крайней мере, часть его с нетерпением ждала этого так же, как и Гарри. Когда они учились в Хогвартсе, Малфой всегда выглядел по-детски счастливым, когда его сова прилетала с новой посылкой из Мэнора. И хотя нынешний Малфой уже далеко не тот молодой избалованный мальчишка, каким он был когда-то, Гарри считает, что его взрослая версия все еще ценит, когда ему дарят приятные вещи. По крайней мере, Гарри кажется, что он видит волнение, мерцающее в этих серых глазах сейчас, когда они поворачиваются, чтобы встретиться с ним взглядом. — Отлично, — говорит Андромеда, — значит подарки. Трое из подарков, которые ожидали уже под елкой, Гарри положил туда накануне вечером: большой мягкий желтый подарок для Тедди, меньший, но такой же мягкий подарок для Малфоя, завернутый в серебро с аккуратным зеленым бантом, и маленькая коробочка в голубой упаковке для Андромеды. Подняв Тедди на диван рядом с собой, Гарри помогает мальчику открыть его подарок. Плюшевый волк внутри почти такой же большой, как и сам ребенок, и Тедди мгновенно крепко обнимает его, как только тот освобождается из своей бумажной тюрьмы. — Волк? — хмурится Малфой. — Да, — вызывающе говорит ему Гарри. — Не повредит, если у него будет положительная связь с волками в тот день, когда он узнает правду о своем отце, не так ли? — Верно, — соглашается Малфой и даже слегка улыбается, наблюдая за тем, как Тедди пытается справиться с большой игрушкой, при этом не теряя равновесия. — Это очень заботливо с твоей стороны, Гарри, — говорит Андромеда, обмениваясь подарками с Малфоем. Малфой, очевидно, активно использовал лабораторию на площади Гриммо, поскольку его подарок Андромеде — аптекарский набор зелий, хранящийся в красивой резной деревянной шкатулке. — Мама нашла мне шкатулку в поместье. По ее словам, она принадлежала вашей бабушке. В ней есть чары расширения, так что если поднять ручку в центре — да, именно эту — под ней окажется еще несколько уровней. Андромеда поднимает крышку шкатулки, заполненный несколькими рядами флаконов с зельями, на которых аккуратным почерком Малфоя были наклеены этикетки. — Первый уровень — это лечебные зелья, второй — зелья для волос и кожи. Под ними также есть различные отвары для уборки, приготовления пищи, садоводства и так далее. Если вам чего-то не хватает, о чем я не подумал, дайте мне знать, и я с радостью приготовлю это для вас. — О, дорогой Мерлин… И эта шкатулка… Она такая красивая, — в ее голосе слышится намек на подступающие слезы, когда Андромеда возвращает на место крышку, закрывая шкатулку и ласково поглаживая украшенный декоративными элементами верх. — Это слишком много, Драко. — Вовсе нет, тетя Андромеда. Это самое малое, что я могу сделать после всего, что вы для меня сделали. — О, не будь таким глупеньким, дорогой. Теперь открывай свой подарок. И он с благоговением открывает большую коробку из бледно-голубой бумаги. Его глаза расширяются, когда он поднимает крышку и смотрит вниз на что-то, что с точки зрения Гарри кажется какой-то одеждой. — Что это? — спрашивает Малфой, нежно проводя кончиками пальцев по темно-синей ткани. — Это маггловский костюм. Подумала, что когда-нибудь он тебе пригодится. — Она подмигивает ему, и Гарри заинтригованный этим, уловил намек на румянец на щеках Малфоя. — Я сшила его для тебя на заказ и думаю, что он будет сидеть на тебе идеально, но если ты позже примеришь его, я смогу помочь тебе с любыми незначительными чарами корректировки, которые могут тебе понадобиться. — Что ж, спасибо, — бормочет Малфой, — я не знаю, что даже сказать. — Благодарности вполне достаточно, Драко, дорогой, — ласково улыбается Андромеда. — А теперь почему бы тебе не сделать подарок кому-нибудь другому? — Ладно, это для Тедди, — говорит Малфой, протягивая Гарри тонкий квадратный подарок, завернутый в бледно-желтую бумагу с разноцветными узорами в горошек. — Почему бы тебе не открыть его для него? — Смотри, Тедди, у тебя есть еще один подарок, — говорит Гарри, показывая его мальчику. — Хочешь помочь мне его открыть? Вместе они срывают обертку, причем Тедди, похоже, больше радуется самой бумаге, чем книге, спрятанной внутри. Гарри разворачивает ее, чтобы прочитать название, и слегка задыхается, узнав почерк Малфоя на обложке. — Малфой, ты что… — Да, — бормочет Малфой, не отрывая взгляда от сложенных на коленях рук, когда Гарри поднимает голову, чтобы посмотреть на него. — Что это? — спрашивает Андромеда, с любопытством глядя на них. — Малфой написал Тедди книгу, — говорит Гарри, возвращая взгляд к ней в своей руке. «Арчи, любознательный барсук». Заголовок написан зелеными чернилами, а под словами — рисунок милого маленького барсука, нюхающего большой желтый цветок. Внизу страницы указано имя автора — Драко Л. Малфой. — Правда? — недоверчиво произносит Андромеда. — Могу я взглянуть? — Конечно, — говорит Гарри, судорожно сглатывая, когда он снова рассматривает обложку и нехотя передает книгу Андромеде, чтобы та взяла ее. — Ох, Драко, это просто потрясающе, — вздыхает она, изучая обложку и начиная просматривать страницы. — Да, Малфой, это потрясающе, — не может не сказать Гарри, вспоминая, как Малфой однажды сказал ему, что мечтает однажды стать писателем. — Откуда ты знаешь? Ты же еще не читал ее, — говорит Малфой, немного взволнованный похвалой и вниманием. — Я просто знаю, — говорит Гарри, улыбаясь. — А теперь, не хочешь ли ты открыть еще один подарок? Гарри передает свой подарок в серебряной упаковке, внимательно изучая Малфоя, когда тот открывает подарок и обнаруживает темно-зеленые носки, которые Гарри уговорил Молли связать для него. — На них те же чары, что и на моих, — говорит он, наблюдая, как Малфой сглатывает и прикусывает нижнюю губу. Это зрелище почти гипнотическое, и Гарри не может решить, что ему больше нравится — кусать губу Малфоя или чтобы Малфой кусал свою. — Спасибо, — говорит Малфой и смотрит на Гарри, прежде чем тот успевает отвести свои голодные глаза. — П-пожалуйста, — невнятно бормочет Гарри, отвлекаясь на кучу оберточной бумаги, которую Тедди порвал и разбросал по своей половине дивана. У него есть еще один подарок для Малфоя, спрятанный в его комнате, который он хочет вручить ему немного позже наедине. — Гарри, — говорит Андромеда, привлекая его внимание. Гарри поднимает глаза и видит, что она сжимает в руках еще один подарок. — Это для тебя. От нас обоих, а также от Нарциссы. Подарок завернут в темно-сливовую бумагу и украшен замысловатым бантом из широкой бронзовой ленты. Он так прекрасен, что Гарри почти не хочется его открывать. Гарри позволяет Тедди помочь развязать ленточку и отдает ее мальчику, чтобы тот поиграл с ней, пока он разворачивает оберточную бумагу, чтобы найти внутри фотоальбом квадратной формы. Переплет был из натуральной кожи черного цвета, а на передней обложке золотистыми чернилами изящным почерком Малфоя выведены слова «Братья Блэк». Гарри осторожно открывает альбом и начинает перелистывать страницы, удивляясь его содержанию: фотографии Сириуса и Регулуса в детстве, сопровождаемые более длинными и короткими абзацами текста, описывающими ситуации, в которых они были сделаны, или милые и смешные истории о самих братьях. Сестры Блэк также время от времени присутствовали, особенно младшая, Нарцисса, которая была ближе всех к мальчикам по возрасту. С каждой страницей, которую переворачивает Гарри, комок в его горле становится все больше. Видеть этих очаровательных мальчишек вместе, беззаботных и счастливых, и искать в подписях подсказки о том, какими они когда-то были… С того самого дня, как умер Сириус, Гарри жил в печали, что ему так и не дали возможности узнать своего крестного отца получше. И вот теперь… — К-как же вы… Где… — пробормотал Гарри, касаясь кончиками пальцев фотографии Сириуса, несущего своего младшего брата на спине по лужайке. — Фотографии из моих и Нарциссы семейных альбомов, но Драко — единственный, кто собрал все это вместе. Это была его идея. Гарри уже узнал Малфоя как автора многочисленных подписей — его аккуратный почерк безошибочно был узнаваем, поскольку он легко струился темно-зелеными чернилами по пергаменту кремового цвета. Однако осознавать, что Малфой также являлся инициатором создания альбома… — Это правда? — произносит Гарри, немного задыхаясь, когда он поднимает глаза и встречается взглядом с серебристо-серыми глазами, смотрящими на него. — Ты… Но… Как… — запинаясь, говорит он, чувствуя, как пылают его щеки, когда он пытается восстановить контроль над своим беспорядочным сознанием. — Это потрясающе, Малфой. Правда. Мне очень нравится. Мне нравит… — Я рад, что тебе понравилось, — говорит Малфой, и на его розовых губах появляется довольная ухмылка. — А теперь перестань вести себя как сопливая девчонка и посмотри на последнюю страницу. Гарри делает то, что ему говорят, и почти перестает дышать, когда рассматривает большую фотографию на последней странице альбома. Это фотография четырех Мародеров, широко улыбающихся, сидящих на просторном диване, по двое с каждой стороны от смеющейся Лили Эванс в центре. — К-как… — запинаясь произносит Гарри, с трудом сглатывая комок в горле. — Я сделала эту фотографию, — говорит Андромеда. — Они приходили к нам в гости однажды после окончания школы. Сириус разыскал меня после того, как сбежал из дома. — Он сделал это? Я никогда не знал… — Да. Он сказал, что ему всегда было интересно, что стало со мной после того, как меня выжгли с семейного гобелена. Когда его постигла та же участь, я думаю, он хотел воссоединиться с кем-то из родственников, кто знал, через что ему пришлось пройти. Гарри поднимает глаза от фотографии. — Вы поддерживали связь? — Да, мы время от времени посылали друг другу совы. Правда, не так регулярно, когда он попал в Азкабан. — Я рад это слышать, — говорит Гарри, возвращая взгляд к фотографии и еще раз рассматривая улыбающиеся лица, прежде чем закрыть альбом на своих коленях. — Большое всем за это спасибо. Это действительно замечательный подарок. — Не за что, Гарри. Я рада, что Драко пришла в голову эта идея. — Я тоже, — говорит Гарри, посылая Малфою улыбку, даже не пытаясь скрыть свою привязанность к этому человеку. Остался еще один подарок, и это была маленькая коробочка, которую Гарри протягивает Андромеде. Когда она разворачивает подарок и открывает коробку, она хмурится, глядя на лежащий внутри предмет. — Что это? — спрашивает Малфой, наклоняясь над столиком и пытаясь заглянуть за край коробки. — Печать, — говорит Андромеда, доставая из коробки печать из розового дерева, чтобы рассмотреть рисунок самой печати. — Печать семьи Блэк. — Ну, да, — говорит Гарри, — я нашел ее на площади Гриммо и подумал, что вы захотите ее получить. Но… кроме того, это портключ. — Портключ? — спрашивает Андромеда, расширив глаза, и быстро кладет печать обратно в коробку. — Куда ты меня хочешь отправить? — Не волнуйтесь, вы можете трогать ее столько, сколько захотите. Она не активируется раньше времени. — И когда это будет? — хмурится Андромеда, изучая лицо Гарри в поисках подсказки. Гарри ободряюще улыбается ей. — Он настроен на активацию в 16:00 сегодня вечером. Если вы решите им воспользоваться, он доставит вас в Малфой-Мэнор, где вас будет ждать Нарцисса. Вам дано четыре часа, после чего портключ снова вернет вас домой. — Ты договорился, чтобы я навестила сестру? — Да, — усмехается Гарри, — должен же я как-то использовать свой статус знаменитости. Почему бы не использовать его для этого? — Но это… Я не знаю, что сказать. Она знает? — Пока нет, я не хотел вселять в нее надежду, если бы вы решили не идти. Я планировал послать ей сову… — Нет, пожалуйста, позволь мне это сделать. Конечно, я хочу пойти. Я… Спасибо, Гарри. Это очень мило с твоей стороны. — Я сделаю для вас все, что угодно, вы же знаете, — говорит Гарри. — Хотя, боюсь, я не смог уговорить их разрешить вам взять с собой Тедди. — Ну, это вполне объяснимо. — И я подумал, что могу взять его с собой, чтобы… — Я присмотрю за ним, — говорит Малфой, прерывая Гарри на полуслове. Гарри хмурится, недоумевая по поводу решимости, проявившейся в чертах лица Малфоя. — Но… Я думал, ты захочешь пойти с ней? Разрешение распространяется на вас обоих. — Нет, ты иди, — говорит Малфой, — я останусь здесь с Тедди. — Ты хочешь остаться здесь один на Рождество? — Лучше здесь, чем там. Гарри знает, что Малфою не нравится в последнее время в поместье, но он подумал, что визит к матери будет достаточной причиной, чтобы вернуться, хотя бы на несколько часов. Однако, видя эти стального цвета глаза, смотрящие на него сейчас, Гарри знает, что не стоит настаивать на этом. Тем не менее, ему не нравится мысль о том, что Малфой будет один на Рождество… — Ты ведь можешь пойти со мной? — пробует он, и на его губах появляется осторожная улыбка. Малфой хмыкает и поднимает аккуратную бровь на полпути к линии роста волос. — В Нору? — Ну, да, — пожимает плечами Гарри, — почему бы и нет? — О, не будь смешным, Поттер. Покачав головой, Малфой собирает свои вещи и встает, чтобы отнести свои подарки наверх. — Ладно, как хочешь. Гарри вздыхает, наблюдая за его удаляющейся спиной, прежде чем поднять Тедди из моря оберточной бумаги. — Как насчет завтрака, Лунный жук?— ¤ O ¤ —
Остаток рождественского утра в их коттедже проходит спокойно. Гарри ждут в Норе только к полудню, поэтому у него есть достаточно времени, чтобы расслабиться и насладиться затишьем перед бурей. Он всем сердцем любит Уизли и Нору, но шумный хаос, каким бы дружелюбным он ни был, все равно тяжело воспринимать, когда ты к нему не привык. И Гарри уже почти уверен, что никогда по-настоящему не привыкнет к этому. После завтрака Гарри погружается в свой новый фотоальбом, не спеша разглядывая все фотографии и читая истории и случайные кусочки информации, которые Андромеда и Нарцисса собрали для него. Устроившись у камина в своем любимом кресле, Гарри не может перестать улыбаться, переворачивая страницы. Узнавая о том, как юный Сириус уговорил домовиков поиграть в пятнашки в саду летней резиденции Блэков, или о том, что Регулус любил сидеть на скамье для пианино рядом с Нарциссой каждый раз, когда она практиковалась в этюдах и арпеджио — Гарри просто не может насытиться всеми этими мелочами, которые, должно быть, кажутся несущественными кому-то другому. Он знает все о трагическом конце Сириуса и его младшего брата. Но узнать, что у них также когда-то было счастливое детство… Это дает Гарри душевное чувство удовлетворения, о котором он и не подозревал в душе. Как будто, видя их детские фотографии, на которых они улыбаются, становится как-то легче справляться с горем. Перед уходом Гарри проводит некоторое время с Тедди, играя с его кубиками и пытаясь удержать его подальше от рождественской елки. Мишура для него кажется особенно интересной, но и безделушки, похоже, также являются желанной добычей. В мальчике так много энергии, что Гарри иногда трудно за ним угнаться. Буквально на днях Тедди впервые попытался встать, опираясь на низкий журнальный столик, и это лишь вопрос времени, когда этот малыш начнет ходить. Мерлин, удивительно, как быстро летит время, когда ты делишь свою жизнь с растущим ребенком. Малфой был в гостиной, когда Гарри собирался уже уходить. Он оставил Тедди с Андромедой в саду, впитывая бледные лучи солнца, пока не наступили сумерки. — Ладно, тогда я, пожалуй, пойду. — Уже нарядился, да? Смутившись, Гарри опускает глаза, чтобы проверить свой наряд. Он не планировал наряжаться — обычно никто не наряжается на рождественский праздник в Норе, — но тут ему на глаза попался пиджак в гардеробе, и он решил его надеть. Он надевал его всего один раз, но поскольку именно Гермиона уговорила его купить, Гарри подумал, что было бы неплохо надеть его сегодня ради нее. На этот раз он надел пиджак в паре с черными джинсами и темно-зеленой рубашкой, и снова остался доволен своим внешним видом, когда посмотрелся в зеркало перед тем, как спуститься вниз. — Да. Я подумал, раз уж это Рождество… — Верно. Малфой отводит взгляд и смотрит в окно, и Гарри замечает острый угол его стиснутой челюсти. — Эй, что случилось? — Ничего, — ворчит Малфой, явно солгав. Гарри уже знает, каким будет ответ, но все равно решается спросить ещё раз. — Ты точно уверен, что не хочешь пойти со мной? — Да, Поттер. Я уверен. Слова Малфоя сопровождаются возмущенным взглядом, достаточно ледяным, чтобы по позвоночнику Гарри пробежала дрожь. Гарри не нравится идея оставить Малфоя вот так, одного и явно расстроенного в Рождество. Но в Норе его ждут люди, и у него нет времени, чтобы пытаться выяснить, что его беспокоит в данный момент. — Ну тогда, думаю, увидимся позже. — Да. Позже. И Гарри неохотно оставляет блондина сидеть там, уставившись невидящим взглядом в окно. Это тревожит его больше, чем он хочет признать, видеть Малфоя таким, и это зрелище не оставляет Гарри в покое в течение нескольких часов после этого.— ¤ O ¤ —
Гарри может быть мастером решимости, когда дело касается борьбы с темными волшебниками и спасения мира, но когда дело касается спасения собственного сердца от страданий… не очень. Например, когда он не смог перестать думать о Малфое после их поцелуя на прошлой неделе, хотя Малфой недвусмысленно заявил, что он для этого недоступен. Или как он не может перестать замечать, что все остальные в Норе разбиты на пары и любят друг друга, независимо от того, в какую бы сторону не посмотрел бы Гарри. Все, кроме Чарли. Чарли, которого Гарри не видел с… с момента празднования дня рождения. Чарли, который был первым парнем, которого Гарри поцеловал. Чарли, который улыбался ему с другого конца комнаты. Чарли, который абсолютно замечательный… и добрый… и милый… и совсем не похож на Малфоя. Подумать только, было время, когда эта черта означала что-то не столь положительное. Они едят до тех пор, пока все не наедаются до отвала, а затем переходят в гостиную и обмениваются подарками, продолжая есть. («Это всего лишь пирожки с мясом, Гарри, дорогой. Конечно, ты можешь найти место хотя бы для одного. Я знаю, как сильно они тебе нравятся»). Рон с Гермионой, кажется, очень обрадовались поездке на выходные в отель типа «постель и завтрак» в Ирландию, которую Гарри организовал для них на Пасху, и, к счастью, — учитывая, сколько усилий потребовалось, чтобы завернуть подарок, — Невилл, похоже, не меньше рад своему подарку: сделанной на заказ фигурке обезглавленной змеи, которую также можно использовать как цветочный горшок — в комплекте с мини-копией гриффиндорского меча для подпорки. Это довольно безвкусно, но зато хорошо смешит, и Невилл обещает, что поставит этот подарок на каминную полку, как только обретет собственную квартиру. Судя по скептическому выражению лица Джинни, Гарри догадывался, что это решение не будет оставлено без внимания. Было уже почти половина пятого, когда Джордж встает со своего места рядом с Анджелиной и прочищает горло. Жестом приглашая Рона присоединиться к нему, он объявляет: — Поскольку вы все нас хорошо знаете, для вас не должно быть сюрпризом, что мы, как управляющие «Всевозможные волшебные вредилки братьев Уизли», приготовили кое-что на этот вечер. Если вы все будете так добры, то переместитесь в сад… Не успел Джордж закончить фразу, как все пришли в движение, ища мантии, шляпы, обувь, перчатки и шарфы для борьбы с холодной зимней ночью. Гарри держится в стороне, не особо желая присоединяться к суете и суматохе дюжины людей, пробивающихся в коридор одновременно. Когда Гарри выходит через заднюю дверь, все уже были на улице, расположившись на лужайке группами по три-четыре человека. Рона и Джорджа нигде не было видно, они, несомненно, готовили «кое-что интересное», что, как подозревал Гарри, будет еще одним великолепным фейерверком, запатентованным во «Всевозможных Волшебных Вредилках». Гермиона болтала с Анджелиной, смеясь над чем-то, что та только что сказала, а Джинни с Невиллом стояли в стороне, так близко друг к другу, что между ними не поместился бы даже лист пергамента. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, несмотря на то, что он находился среди друзей и родственников, Гарри решает не присоединяться к ним. Вместо этого он предпочитает сесть на край крыльца, наблюдая за остальными и улыбаясь, вспоминая, как много изменилось за последний год. Война закончилась. Волан-де-Морта больше не существует. Да, много людей погибло — и этих людей всегда будет не хватать, — но есть также много людей, которые выжили, которые прошли через это. Жизнь продолжается, и с каждым днем становилось немного легче дышать. Погруженный в свои мысли, Гарри не замечает приближения Чарли, пока тот уже не садится рядом с ним. — Ты в порядке? — Да, я в норме. — По крайней мере, сегодня ты не плачешь, — говорит Чарли, поддразнивая Гарри и задевая его своим плечом. Так было с Гарри, когда Чарли в последний раз нашел его на этом же месте. Нуждаясь в отдыхе от веселого празднования дня рождения внутри дома, Гарри нашел уединение в заднем саду, и когда он сел, слезы только начали падать. Вспоминая сейчас, Гарри даже не знает причину этого — в те дни он так часто плакал, что это могло быть связано с чем угодно. Чарли нашел его, сел рядом и обнял за спину. Гарри плакал, прижавшись к плечу Чарли, а потом Чарли нежно провел пальцем по его подбородку, подняв его голову и поцеловал. Это был дружеский поцелуй, поцелуй типа «я-забочусь-о-тебе-и-не-хочу-видеть-как-тебе-больно». Это было приятно, утешительно и успокаивающе — и совсем не похоже на те отчаянные жаркие поцелуи, которые он разделил с Малфоем неделю назад. Губы Гарри кривятся в слабой улыбке, и он бросает взгляд на человека рядом с ним. Но прежде чем он успевает что-то сказать, в воздух с грохотом взлетает первая ракета, и вскоре небо озаряется взрывами красных, зеленых, серебряных и синих цветов. Все, как всегда, великолепно и впечатляюще: животные прыгают, цветы распускаются, пока не раздается последний взрыв, и собравшиеся не ахают, когда сверху на них смотрит ухмыляющееся лицо Фреда. Образ павшего брата, сына и друга задерживается в небе на несколько мгновений, пока окончательно не исчезает и не оставляет сад во тьме. Наступившая тишина длится более минуты, все были потрясены неожиданным напоминанием о вечно улыбающемся и шутящем парнишке, который покинул их слишком рано. Даже несмотря на охватившую его меланхолию, Гарри не может сдержать улыбку на губах после того, как снова увидел озорную ухмылку Фреда. Джинни первой нарушает тишину, поднимая в воздух свою палочку и восклицая: «За Фреда!», прежде чем наколдовывает своего величественного коня-Патронуса. — За Фреда! — кричит Джордж, выпуская свою серебристую сороку к лошади Джинни на поле за садом. За их духами-хранителями вскоре следуют многие другие: Джек-рассел Рона, выдра Гермионы, ласточка Анджелины, ласка Артура, слон Молли, ворон Билла, бобер Невилла и многие другие. Чарли встает, освобождая своего Патронуса-дельфина, и выжидающе смотрит на Гарри. — Давай, посмотрим на твоего оленя. — Я… я не знаю, смогу ли я. Я не вызывал его со времен войны. — Пожалуйста? Я никогда его не видел, — умоляет Чарли. — Это для Фреда. — Я могу попробовать, — говорит Гарри, поднимаясь на ноги и пытаясь придумать подходящее воспоминание, за которое можно было зацепиться. Первое, что приходит ему на ум, это сцена сегодняшнего утра: Малфой сидит с Тедди на коленях и читает ему свою новую книгу «Арчи, любознательный барсук». Они так очаровательно смотрелись вместе, и никто из них не замечал, что Гарри наблюдал за ними. Малфой всегда теряет бдительность, когда он с Тедди, особенно когда думает, что никто не смотрит; и каким открытым любящим человеком он становится, когда делает это… Гарри жаждет, чтобы Малфой так же смотрел на него, жаждет, чтобы он вот так же открылся и ему. Гарри пытается избавиться от этого воспоминания и найти другое, не связанное с Малфоем, но образ застрял в его сознании так, словно оно приклеенное с помощью колдоленты, и в конце концов он сдается и поднимает палочку. — Expecto Patronum! — Ого, — выдыхает Чарли, — это не… — Нет… — прохрипел Гарри, широко раскрыв глаза. — Нет, это не он. И тут удивленный голос Рона доносится до него откуда-то с лужайки. — Гарри, приятель? Какого хрена случилось с твоим оленем? Гарри пожимает плечами, не в силах отвести взгляд от мерцающего серебряного зверя, появившегося из кончика его палочки. Он прекрасен. Он завораживает. И… это точно не олень. — Что это значит? — спрашивает Невилл. В голосе Джорджа легко была слышна ехидная ухмылка. — Это значит, что он влюбился. — И также не будет никакой другой любви, — говорит Гермиона. — Патронус может измениться только ради вечной, неизменной любви. Ох. Пораженный ее словами, Гарри наконец удается отвести взгляд от свидетельства своих, по-видимому, довольно серьезных чувств. Джордж и Анджелина усмехаются ему как ненормальные, крепко обнимая друг друга, а на лице Гермионы появляется задорная улыбка. Остальные же выглядят так, будто только что узнали, что Гарри — инопланетянин или что-то в этом роде. Вечная, неизменная любовь? Ну, блядь. — Н-но… — заикаясь произносит Рон, — Я думал, что ты сказал, что девушки нет? — Рон, это не девушка, — медленно говорит Гермиона, беря за руку своего парня и нежно ее сжимая. Спасибо звездам за Гермиону. Надеюсь, она сможет удержать Рона, когда он узнает. — Тогда кто это? — хмурится Джинни, выжидательно глядя между Гермионой и Джорджем. — Ты хочешь рассказать им, приятель, или это могу сделать я? — говорит Джордж, задыхаясь от волнения, чем зарабатывает себе локоть в ребра от своей девушки. — Пожалуйста, Гарри? Я хочу… — Заткнись, ты невыносимый идиот, — укоряет его Анджелина. — Если он не хочет рассказывать, это его дело, верно? А ты никому ничего не расскажешь! Гарри благодарен ей за поддержку — она действительно удивительный друг — но в какой-то момент в последнюю минуту он уже принял решение рассказать им. Что толку скрывать это? Если это действительно «вечная, неизменная любовь», как говорит Гермиона, то рано или поздно они все равно все узнают, не так ли? — Да, да, конечно, Энджи. Я не скажу, ты же знаешь, что не скажу. Я просто подумал… — Это Драко. Драко Малфой.— ¤ O ¤ —
— ЧТО? Ты что, черт возьми, спятил? Высокий панический голос Рона эхом разносится по долине, и Гарри заставляет себя посмотреть на него, хотя это было последнее, что ему сейчас хотелось делать. Он хочет вернуться домой, к Малфою — Драко?.. О, Мерлин, Драко?! — взять его в свои объятия и целовать до тех пор, пока вся его надежно выстроенная защита не ослабнет и не рассыплется в прах. Но прежде чем он сможет это сделать, Гарри должен был разобраться с этим. Потому что, если он этого не сделает… Гарри даже не позволяет себе думать о том, что произойдет, если он не сможет заставить Рона понять и принять это. Гарри смутно осознает, что остальные присутствующие выходят из ступора, и до него доносятся возгласы «Он, должно быть, шутит», «Он сказал Малфой?» и «О, дорогой Мерлин…», когда он встречает растерянный взгляд Рона. Гарри чувствует на себе все взгляды, но он сосредотачивается на Роне, приближаясь к нему медленно и осторожно, как будто его лучший друг — это животное в клетке, готовое броситься — или напасть. — Рон, пожалуйста, — говорит он своим спокойным и мягким голосом, с глазами полны мольбы. — Я не сошел с ума. Я просто… — …влюблен?! — насмешливо говорит Рон, и его кустистые брови были на полпути к линии роста волос. — В этого гребаного Хорька? Разве ты не слышишь, как чертовски глупо это звучит, приятель? — Рон… — говорит Гермиона, сдерживая его, крепко сжав его руку. Она звучит сдержанно, может быть, даже немного раздраженно, и предупреждающий тон в ее голосе, кажется, оказывает на парня несколько обезоруживающее действие. — Рон, пожалуйста, успокойся. — Успокойся?! Как я могу успокоиться, когда наш друг очевидно двинулся головой? — Но, дорогой… Ты же не можешь быть серьезным? Как ты мог не предвидеть этого? Гарри с Роном одновременно поворачиваются, чтобы посмотреть на нее: первый — с благодарностью, второй — недоверчиво; и оба были удивлены. — И ты это серьезно?! Обвиняющий тон Рона сопровождается пристальным хмурым взглядом, как будто он раздумывает над тем, может ли Гермиона быть такой же сумасшедшей, как и Гарри. — Конечно, да, — говорит Гермиона, — я думала, мы все так считаем. Вы так думали? Гарри не в состоянии воспринять то, что говорит Гермиона — кроме того, что она не удивлена. Она не удивлена и даже, кажется, поддерживает его. Черт возьми. — Да, приятель. — Джордж подходит сзади Гарри и кладет руку на его плечо. — Как ты мог пропустить это? Он только на прошлой неделе сказал тебе, что… — …что он би, — шепчет Рон, и осознание этого, наконец, приходит к нему. — Но… — И мы уже выяснили, что Гарри был одержим блондинистым отродьем в течение многих лет. Что тут еще можно добавить… — … за исключением того, что он живет с этим парнем уже около четырех месяцев, — вклинилась в разговор Анджелина, подходя к Гарри с другой стороны, — и они, очевидно, хорошо ладят друг с другом. — Но… может, он просто запутался? — предположил Рон, смотря на них почти с отчаянием. — Может, Хорек наложил на него заклятие или что-то в этом роде? Или одурманил его чертовым любовным зельем? Нет. Конечно же, он не мог… — Но это не объясняет его Патронуса, — говорит Гермиона. — Заклинание или зелье никогда не проникнет настолько глубоко, чтобы так изменить твоего Патронуса. — И-и вы все просто… согласны с этим? — нахмурился Рон. — Не могу сказать, что это так и есть, — говорит Джинни из ниоткуда. Гарри даже не знал, что она подслушивает, но, если подумать, наверное, они все это и делали. — Но кто мы такие, чтобы судить? Если Гарри хочет быть с Хорьком — это его выбор. Мы все знаем, что рано или поздно это выгорит, но если Гарри этого хочет… Что ж, спасибо за… поддержку? — Вообще-то, я не уверен, что так и будет, — говорит Невилл, удивляя всех, когда он подходит и становится рядом со своей девушкой. — Если подумать, то я начинаю думать, что они идеально подходят друг другу. Невилл? Ничего себе. — О, нет. Только не ты, — простонал Рон, выглядя так, будто ему хочется упасть на колени и блевануть прямо на лужайку в саду своих родителей. — Что я тебе сделал? — Рон, серьезно, — говорит Невилл. — Подумай об этом. Они годами пялились друг на друга. Между ними всегда была такая напряженность, которая притягивала их друг к другу, как магнит. Малфой — единственный, кто никогда не относился к Гарри как к чему-то особенному — а ты знаешь, как Гарри всегда ненавидел, когда к нему относились как к герою. Они дополняли друг друга, они бросали друг другу вызов. Как ты думаешь, Гарри был бы хоть наполовину таким же хорошим ловцом, если бы Малфой не бросал ему вызов на каждом шагу? Хм. Даже и не думал об этом. А что, если это правда? — И ты сам это говорил, — добавляет Гермиона, — буквально на днях. Насколько лучше Гарри сейчас. Насколько счастливее он выглядит. Насколько он более живой. Что, если это Малфой делает его счастливым? Да, а что если и правда так? О, Мерлин, так и есть, не так ли? — Но… — говорит Рон, снова обращаясь к Гарри, впервые за несколько минут. — Я все еще не понимаю, приятель. Он настолько чертовски раздражающий. И мы всегда ненавидели этого придурка… Гарри вздыхает. — Честно говоря, Рон, я не думаю, что ненавижу его уже очень давно. И да, он все еще порой временами чертовски меня раздражает. Но он также очень милый, и заботливый, и умный, и смешной… — …и очень красивый, — дополняет Анджелина. — Да, и это тоже, — говорит Гарри, глядя на нее. Он не может сдержать ухмылку, которая кривит его губы, несмотря на слабый румянец, появившийся на его щеках. Малфой, действительно, очень красивый парень. Когда Гарри возвращает взгляд на Рона, тот выглядит почти отвратительно, а его кожа приобрела тошнотворный зеленый оттенок. Гарри даже не хочет размышлять над образами, которые сейчас роятся в голове его лучшего друга, хотя он уверен, что если бы он это сделал, то они произвели бы на него более… возбуждающий эффект. — Рон. Послушай, приятель, — говорит Гарри. — Я не говорю, что ты должен любить его. Я не говорю, что он должен тебе нравиться — хотя я думаю, что он тебе понравится, если ты дашь ему шанс. — Он игнорирует презрительную усмешку на лице Рона и продолжает. — Я просто хочу сказать, что мне бы очень хотелось, чтобы ты признал, что он мне действительно нравится, очень сильно, и что ничто из того, что ты скажешь, никогда этого не изменит. В залитом лунным светом саду воцаряется ожидающая тишина, когда все, затаив дыхание, ждали ответа Рона. — Да, я тебя понял, приятель, — ворчит в конце концов Рон. Он тяжело сглатывает и бросает на Гарри вызывающий взгляд. — Но если он когда-нибудь обидит тебя, клянусь, я выслежу его и надеру ему задницу так основательно, что он больше никогда не сможет сидеть. Гарри знает, что Рон серьезен, как никогда, но он все равно не может удержаться от ухмылки, которая расплывается по его лицу. — Спасибо, приятель, я очень ценю это. Они обмениваются неловким рукопожатием, и прежде чем Гарри успевает отпустить руку Рона, он оказывается в теплых объятиях Гермионы. — Ты в порядке? — шепчет она. — Да, спасибо, — говорит Гарри, стараясь не набрать в рот слишком много ее волос с цветочным запахом. — Он одумается, не волнуйтесь. — Я знаю. Она отступает назад и улыбается ему. Гарри чувствует, как на его щеках появляется еще один румянец, и одаривает ее озорной улыбкой. — Знаешь, я ничего не смог с этим поделать. Это просто случилось. — Я знаю. Ты не должен извиняться за свои чувства, Гарри. Они такие, какие есть. — Спасибо, Миона. Это действительно много для меня значит. — Итак, скажи мне. Чувствует ли он к тебе то же самое? — Я… я не знаю. Я имею в виду, я так думаю… или, по крайней мере, надеюсь на это, но… не то чтобы мы когда-либо говорили об этом или о чем-то еще… — Но ты же?.. — Нет, не совсем. Ну, мы поцеловались один раз… и это было потрясающе, но… потом он испугался, и… Это так запутано, Миона… Иногда кажется, что он хочет этого так же сильно, как и я, а потом… Как сегодня перед моим уходом, он стал таким странным и отстраненным, знаешь… Как будто он не может даже видеть меня… Гермиона нахмурилась. — А он знает, что ты к нему чувствуешь? — Ну, я думал, что это довольно очевидно, но… Последнюю неделю Гарри постоянно чувствовал, что он самый явный влюбленный дурачок в истории. И, если быть честным, он, вероятно, вел себя точно так же несколько недель до этого, но… Голос Малфоя эхом отдается в голове Гарри. «То, что я педик, не означает, что ты можешь просто использовать меня для своих экспериментов». «Мы оба знаем, что ты честен, как стрела…» — Но ты ведь никогда не говорил ему по-настоящему? Гарри качает головой, и его мысли разбегаются, пока Гермиона продолжает. — Что если… Что если он просто боится? Если он чувствует то же, что и ты… и не знает, что ты… Ох, Мерлин. Пламя в его груди внезапно разгорается сильнее, чем когда-либо прежде. — И ты оставил его расстроенным на Рождество? — Ну, я приглашал его присоединиться, но он не захотел… — Ох, Гарри… Что ты вообще здесь делаешь? Иди домой. Поговори с ним. Разберись с этим. — Верно. Хорошо… — Сердце Гарри заколотилось так сильно, а трепетание в животе вернулось с новой силой. — Да, ты права. Я… я должен… мне нужно… — Иди, Гарри. И с Рождеством. — Счастливого Рождества, Миона.— ¤ O ¤ —
— Поттер? — раздается голос Малфоя из гостиной, как только за ним закрывается входная дверь. Гарри понадобилось еще двадцать минут, чтобы попрощаться со всеми после разговора с Гермионой, и все это время он мог думать только о Малфое, который сидел дома в одиночестве. Тело, разум и душа Гарри жаждали его возвращения, умоляли его вернуться к человеку, которого он лю… Его разум также уже придумал множество различных сценариев того, как пройдет этот вечер, и он надеялся, Мерлин, что это не закончится катастрофой. Перед отъездом Гарри успел хорошо поболтать с Чарли, получить ободряющие слова от Невилла и даже благословение своих приемных родителей. После различных рукопожатий и объятий со стороны остальных членов семьи — и неловких кивков со стороны Рона и Джинни — Джордж и Анджелина заключили его в объятия и сказали: «Ты справишься, Гарри. Иди и возьми его». И именно это он и намеревался сделать. Но он должен сделать это правильно, иначе он почти уверен, что снова отпугнет Малфоя. — Да, это я, — говорит Гарри, вешая куртку и снимая ботинки. Он последовал на голос Малфоя в сторону гостиной. — Я вернулся рано и… Святые угодники! Он надел этот гребаный костюм. На Малфое маггловский костюм-тройка, превосходно сидящий на нем, и Гарри никогда в жизни не видел, чтобы мужчина — любой мужчина — выглядел более потрясающе. Кажется, что он не может дышать, настолько сильно бьется его сердце в груди. О, Святой Годрик, он любит этого человека. Он любит… — Что ты здесь делаешь? Я думал, что тебя не будет весь день. Малфой странно смотрел на него. Ладно, не пугай его. Не отступай от плана. — Я передумал, — пожимает плечами Гарри, подходя к Тедди, который спит на диване у телевизора. — Привет, Лунный жук. Я скучал по тебе. Гарри чувствует знакомое покалывание на затылке, которое указывает ему, что Малфой наблюдает за ним. Трудно оставаться непринужденным, зная, что глаза этого человека обращены на него, но ему это удается. — Итак, чем вы двое занимались? — Ничего особенного. Немного поиграли, немного почитали. Поужинали. Знаешь, как обычно. Гарри слышит настороженность в его голосе, как будто он подозревает, что Гарри что-то задумал — что, по правде говоря, так и есть — и пытается выяснить, что именно. Стараясь изо всех сил держать свои нервы в узде, Гарри придает своим чертам спокойное выражение и поворачивается лицом к Малфою. Однако он почти полностью отказывается от этой затеи, когда замечает зеленые вязаные носки на его ногах. — Кстати, все передают тебе привет. Малфой хмурится. — Ты уверен, что мне? — Да, тебе, глупый. — Кого ты называешь глу… — Ты отлично выглядишь в этом костюме. Он тебе очень идет. — Ха-ха, очень смешно, — усмехается Малфой. — Нет, честно. Тебе очень идет. Вспышка удивления, промелькнувшая на лице Малфоя, почти незаметна, она исчезает в мгновение ока, когда довольная улыбка искривляет его губы. — Так и есть, не правда ли? — Определенно, — говорит Гарри, немного отвлекаясь от сексуальной уверенности, внезапно излучаемой парнем перед ним. Совсем чуть-чуть. Но не настолько, чтобы сбить его с курса или что-то в этом роде. Скорее, это подстегивает его. Гарри позволяет себе самую раздражающую ухмылку, оглядывая Малфоя с ног до головы. — Ты должен сказать мне одну вещь, хотя… Твои дурацкие правила моды действительно позволяют носить эти носки с этим костюмом? Реакция мгновенная — румянец вспыхивает на высоких бледных скулах. — Я… — Малфой лопочет и пытается снять носки. — Нет. Нет, не снимай их. Я знаю, что тебе это нравится. Кроме того, это мило. Малфой поднимает одну из своих надменных бровей, явно считая Гарри сумасшедшим. — Ты думаешь, это ми?.. — Хочешь горячего шоколада? — прерывает его Гарри, направляясь на кухню. Мерлин, его сердце сейчас выпрыгнет из груди. — Думаю, да? — медленно произносит Малфой, теперь еще более подозрительный из-за нелогичности Гарри. — Тогда отведи Тедди в детскую, а я приготовлю его для нас, когда ты спустишься. Гарри не поворачивается, чтобы посмотреть на него, хотя все его тело зудит от желания. Вместо этого он оставляет Малфоя в таком положении, стоя посреди гостиной. Пусть думает, что хочет. Скоро он все узнает. Когда Гарри входит в кухню, в его животе пикси устраивают зажигательную вечеринку, а пламя, пылающее в груди, подпитывается адреналином, текущим по его венам. Возможно, для организма Гарри — и для его рассудка — было бы полезнее просто произнести эти слова. Но он знает, что если он это сделает, Малфой ему не поверит. К тому же, у Гарри все еще есть еще один подарок, который он хочет вручить ему в первую очередь. И он очень хочет увидеть реакцию Малфоя на него. Неважно, что он видел Драко всего несколько минут назад. Когда блондин входит в комнату во всем великолепии своего полуночно-синего костюма-тройки, Гарри не может оторвать от него глаз. От этого зрелища у Гарри подкашиваются коленки, и если бы он еще не сидел, то сейчас лежал бы в унизительной куче на полу. Гарри прекрасно понимает, что пялится на него, но ничего не может с этим поделать. К счастью, Малфой слишком смущен, чтобы встретиться с ним глазами, и продолжает смотреть на огонь, садясь в кресло напротив него. Они молча пьют свой шоколад, Малфой смотрит на огонь, а Гарри изо всех сил старается не смотреть на него дольше, чем в течение нескольких секунд. Темно-синий цвет костюма совершенно потрясающе смотрится на блондине, а белая рубашка на пуговицах, которую он носит под ним, украшена элегантными серебряными запонками и дополнена сапфирово-синим шелковым галстуком. Можно было бы подумать, что он направляется на фотосессию или на подиум прославленного модельера — если бы не носки на его ногах. Гарри хочет наброситься на него, он хочет опустошить его. Гарри хочет сорвать этот идеальный костюм с его идеального тела, взъерошить его идеальные волосы и попробовать на вкус каждый дюйм его идеального тела — хочет, блядь, поглотить его. Гарри с трудом сглатывает и призывает свой член успокоиться, прежде чем он кончит незатронутым в штаны прямо посреди гостиной Андромеды. — У меня есть еще один подарок для тебя, — говорит Гарри, когда его чашка опустела, а только что пополненный уровень содержания сахара в крови отказывает ему в очередном такте молчания. — Да? — говорит Малфой, глядя прямо на него впервые за двадцать минут. — Да, так и есть. Гарри ухмыляется, просто потому, что у него слишком кружится голова, чтобы этого не делать. — Ты хочешь получить его? Он уверен, что намек на улыбку на губах Малфоя — не просто плод его воображения. — Что это за бредовый вопрос, Поттер? Конечно, я хочу его. — Хорошо, тогда подожди секунду. Гарри протягивает руку в направлении коридора и призывает подарок сверху, и на этот раз резкий вздох Малфоя не только звучит в голове Гарри, но и отчетливо слышен. Хмм, интересно. В его руки летит длинная узкая коробка, обернутая изумрудно-зеленым материалом и с аккуратным золотым бантом сверху. Сопровождающий ее пергаментный свиток прилетает лишь мгновением позже, и Гарри едва успевает поймать его, прежде чем он врезается в журнальный столик. Он издает нервный смешок, когда пытается схватить два предмета, возможно, даже немного покраснев, когда, наконец, восстанавливает достаточный контроль, чтобы предложить их Малфою. Малфой поднимает вопросительную бровь к своим идеально расчесанным волосам и ухмыляется. — Что случилось с твоими знаменитыми рефлексами ловца, Поттер? — Заткнись, придурок. Я поймал их, не так ли? А теперь веди себя повежливее или я заберу их обратно. — Ты бы этого не сделал! — задыхаясь произносит Малфой, прижимая ладонь к груди и расширяя глаза в притворном удивлении. — О, просто открой их, ты, чертова королева драмы! — усмехается Гарри. — И с Рождеством! Малфой принимает оба предмета из его рук и кладет коробку себе на колени, рассматривая свиток. Его брови хмурятся, когда он смотрит на печать, очевидно, заметив герб Хогвартса, впечатанный в воск. Малфой смотрит на Гарри, ища на его лице подсказки, но когда Гарри молчит, он возвращает свой взгляд на свиток, осторожно ломая печать своими длинными изящными пальцами. — Что это? — выдыхает он, просматривая список в своих руках. Гарри еще не видел его сам, но он знает, что в нем содержится. — На что это похоже? — Перечень заклинаний? Гарри кивает, когда эти вопросительные глаза снова смотрят на него. — И… это похоже на почерк директрисы МакГонагалл? — Это верно, — говорит Гарри. Трепещущие пикси снова возвращаются в его живот, и Гарри с трудом удается сохранить медленное и ровное дыхание. — Тогда почему бы тебе не сказать мне, зачем ты даришь мне список заклинаний на Рождество? Я уже знаю почти все из них, и в любом случае не похоже, что я смогу их использовать. Ты делаешь это просто ради смеха, Поттер? Потому что я могу сказать, что это ничуть не смешно. — Нет, Малфой, — говорит Гарри, пытаясь изобразить из себя самого искреннего и дружелюбного человека. — Я делаю это не для того, чтобы посмеяться, обещаю. Этот пергамент заколдован, выпущен Министерством и специально связан с официальным пером МакГонагалл. Он также связан с твоим браслетом. Гарри поднимает бровь, ожидая, что Малфой поймет. Когда он этого не делает, и все, что Гарри может увидеть в его серых глазах, это вихрь смешанных эмоций, Гарри продолжает. — Эти заклинания — все заклинания, содержащиеся в официальном учебном плане Хогвартса. Позволив МакГонагалл записать их на этом пергаменте, Министерство дает тебе разрешение на их использование в соответствии с правилами твоего испытательного срока. Этот пергамент отменяет сдерживающую магию на твоем браслете. Глаза Малфоя становились все шире и шире с каждой фразой объяснения Гарри, и когда он наконец замолкает, в них блестели слезы. — Т-ты возвращаешь мне мою… мою магию? — Да, ну… Не все, к сожалению, но, по крайней мере, я заставил их понять, как это может понадобиться тебе для учебы. Они поддерживают твое стремление закончить Ж.А.Б.А; и ты знаешь — я бы сказал, что они даже весьма поражены твоей решимостью. И вот, с небольшой помощью МакГонагалл и моей смехотворно завышенной славы… Гарри замирает, наблюдая за тем, как Малфой смотрит на завернутую коробку у себя на коленях. Он наклоняется вперед, чтобы положить свиток на стол, а затем берет подарок в слегка дрожащие руки. — Ох, Мерлин… — Малфой. Я знаю, что ты уже знаешь, что внутри. Просто открой ее, ладно? Малфой делает то, что ему говорят, благоговейно откладывая оберточную бумагу в сторону и открывает коробку. После финальной битвы Министерство хотело конфисковать палочку из боярышника, утверждая, что она должна храниться в музее, поскольку именно с помощью этой палочки был повержен Волан-де-Морт. Гарри отказался, хотя всегда знал, что однажды захочет вернуть палочку ее законному владельцу. — Давай, — мягко говорит Гарри, когда больше не может сдерживать свой энтузиазм. — Попробуй. Малфой обхватывает бледными тонкими пальцами свою давно потерянную палочку, слабо улыбаясь, когда взвешивает ее в руке. Прошло девять месяцев с тех пор, как Гарри забрал ее у него, в тот день в поместье, когда Малфой спас ему жизнь. — Что, по-твоему, я должен сделать? — Все, что ты хочешь, — улыбается Гарри. Он понятия не имеет, какое заклинание он решит попробовать первым после того, как пять месяцев не имел права заниматься магией вообще. Возможно, что-то простое и приятное, поскольку для чего-то более сложного он наверняка был бы слишком нервным и эмоциональным. Малфой делает идеальный взмах кистью Leviosa, его глаза искрятся от радости, когда он наблюдает, как дневник парит в воздухе над столом и попадает ему в руку. С легкой улыбкой Малфой осторожно кладет палочку обратно в коробку, борясь с подступающими слезами. Он наклоняется вперед и кладет коробку на стол рядом со свитком. — Спасибо тебе, — шепчет он, и его голос был близок к срыву. — Большое спасибо. — Не за что. — Гарри улыбается, протягивая ногу, чтобы стукнуть Малфоя по голени под столиком. — Эй, взбодрись, ладно? Не стоит сидеть здесь и плакать в своей самой красивой одежде на Рождество. А теперь давай, улыбнись мне по-настоящему. Розовые губы Малфоя при этом искривляются в очаровательной улыбке, и сердце Гарри тает. — Я… — Малфой колеблется, прочищая горло, прежде чем начать сначала. — Вообще-то у меня тоже есть кое-что для тебя. — Правда? — произносит Гарри, оживляясь при этой мысли. — Да. — Малфой достает из дневника маленький белый конверт и передает его Гарри с застенчивой улыбкой. — Счастливого Рождества. — Спасибо, — говорит Гарри, вертя в руках конверт без маркировки и пытаясь угадать, что же внутри. Когда он открывает его, глаза Гарри расширяются, когда они опускаются на светло-желтый лист бумаги и на слова, напечатанные на его глянцевой поверхности. Глобус Шекспира «Двенадцатая ночь» Четверг, 31 декабря 1998 года, 16:00 вечера — Ты даришь мне билеты на спектакль по Шекспиру? — Эмм… да, — говорит Малфой, и на его щеках появляется слабый румянец, когда Гарри поднимает на него взгляд. — Я слышал о постановке и подумал, что было бы неплохо пойти. И я подумал, может быть, ты захочешь пойти со мной… но если ты не хочешь, может быть, Андромеда захочет… Гарри останавливает его на полуслове. — Нет. Нет, я хочу пойти. Конечно, я пойду с тобой. Это… — Хорошо, — говорит Малфой, отводя взгляд, чтобы посмотреть на свои руки, нервно теребящие книгу на коленях. — Я подумал, может быть, мы могли бы поужинать после… очевидно, в каком-то маггловском месте… Не хотелось бы привлекать к себе все внимание Косого переулка, верно? Или, э-э… если ты предпочитаешь, мы могли бы пойти в «Кларидж» перед шоу… Выпить чаю или еще что-нибудь… Я не знаю… Нервный бред Малфоя — это самое милое, что Гарри когда-либо видел. — Малфой?.. — говорит он, мягко обрывая его. — Ты назначаешь мне свидание на Новый год? — Нет! — восклицает Малфой, и его голос напряжен, а взгляд почти панический. — Нет, конечно, нет! Просто дружеские отношения, ничего больше. Не будь глупцом, Поттер. Его слова звучат безразлично, но его блуждающий взгляд и то, как покраснели его щеки, говорят Гарри правду. Малфой нервно облизывает губы, и у Гарри сводит живот. Он любит взволнованного Малфоя. Он любит… — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.— ¤ O ¤ —
Гарри берет пару одеял и рекомендует Малфою надеть ботинки. Однако по пути в коридор Малфой передумывает — вместо этого он достает из коробки свою палочку и с довольной ухмылкой накладывает Impervius на свои шерстяные носки. Гарри может только ухмыляться и качать головой от его явного ликования; это все равно, что наблюдать за ребенком, которого отпустили на конфетную фабрику. Через две минуты они уже сидели на ступеньках крыльца, подложив под себя сложенное одеяло и обернув ноги еще одним. Небо чистое, такое же чистое, как и в ту ночь недельной давности, когда они отправились в полет, но поскольку луна в этот раз наполовину заполнена, ее яркий свет затемнял многие из более слабых звезд, которые были тогда видны. — Видишь вон ту яркую звезду, прямо за холмом? Малфой указывает направо, где Гарри действительно видит яркую звезду, сияющую прямо над крышей сарая. В каком направлении это может быть? Запад? Северо-запад? — Да. Это Вега, верно? — Да, — говорит Малфой, звуча почти потрясенно, и Гарри втайне радуется. Наконец-то нашлась причина, по которой он потрудился слушать лекции профессора Синистры. — А если ты посмотришь чуть дальше слева, там есть скопление звезд, видишь их? — Да, — улыбается Гарри. Он точно знает, какое созвездие собирается показать ему Малфой. Если и было что-то, на что у него никогда не хватало сил не обратить внимание на уроках астрономии, то это… — Это голова дракона, или… — …Драко, — бормочет Гарри. — Да, я знаю. Он даже не пытается найти сверху Сириуса, уже зная, что его не будет видно до позднего вечера. Малфой прочищает горло и поворачивается, чтобы посмотреть на него, но у Гарри — несмотря на его репутацию бесстрашного гриффиндорского героя — не хватает духу встретиться с ним лицом к лицу прямо сейчас. Он начинает сомневаться, что трепетание в его животе когда-нибудь снова оставит его в покое. Скорее всего, нет. По крайней мере, пока Малфой рядом. Гарри сглатывает и смотрит в сторону горизонта. — Ты когда-нибудь мог наколдовать Патронуса? — Нет, никогда не пытался. И никогда не знал как. — Ты когда-нибудь задумывался, какую форму он может принять? — Разумеется, — вздыхает Малфой. — Хотя я не совсем уверен, действительно ли я хочу об этом знать. Я имею в виду, что если вдруг это окажется чем-то очень постыдным? Например, флоббер-червь или что-то в этом роде? Малфой издает сухой самоуничижительный смешок, пытаясь разрядить обстановку, но Гарри чувствует горечь в его голосе. — Я знаю, что они должны отражать внутреннюю сущность личности создателя, и поскольку я, очевидно, трус и жалкий неудачник, то я не очень надеюсь, что мой Патронус будет каким-то величественным. Не то что твой олень. — Ты знаешь о моем олене? — Ох, Поттер… Конечно, я знаю о твоем олене. Все знают о твоем олене. Оу. — Так ты не хочешь знать? О своем Патронусе? — Ну, я даже не уверен, смогу ли я когда-нибудь наколдовать его. Северус был единственным Пожирателем Смерти, который когда-либо мог, а я не… Малфой затихает, и Гарри не может его винить. Мысли о жертвах, принесенных Снейпом во время войны, всегда ранят Гарри в самое нутро. И если это то, что мысли об этом человеке делают с Гарри, то для Малфоя это должно быть намного тяжелее… Малфой прочищает горло, но когда он говорит, напряженность его голоса выдает, что в горле все еще застрял комок. — Итак, ты сказал, что у тебя есть что-то, что ты хочешь мне показать? — Ага. Внезапно Гарри кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Вот оно. Он не может остановить дрожание руки, когда направляет палочку к горизонту и произносит заклинание. — Expecto Patronum! Неважно, что он уже видел его раньше. Серебристо-белое животное, выпрыгивающее из кончика его палочки, так же великолепно и завораживающее, как и час назад. Одна только его голова больше, чем у Джек-рассел-терьера Рона, а с длинной тонкой шеей и таким же длинным хвостом Гарри думает, что его длина может быть даже близка к 40 футам. Но самое удивительное в нем — это огромный размах крыльев, почти такие же широкие, как и длинные, когда дракон расправляет крылья и грациозно взлетает над полем перед ними. Он озаряет всю долину своим великолепным серебристым обликом и мерцающим туманом, который он оставляет за собой, словно след в небе. Сердце Гарри бьется как сумасшедшее, а дыхание перехватывает в горле, когда он замечает недоверчивый вздох Малфоя рядом с собой. — Я… я не понимаю? — выдыхает Малфой. Гарри по-прежнему не может смотреть на него, но сейчас это не имеет значения, потому что глаза Малфоя прикованы к Патронусу, парящему над полем перед ними. — Т-ты так и не понял? Мерлин, когда его голос стал таким хриплым? Гарри тяжело сглатывает, пытаясь смочить напряженные голосовые связки. — Как я могу… — Малфой останавливается, не успев закончить фразу, когда лучезарный дракон перескакивает через воображаемое препятствие, взмахнув крыльями и выпустив вокруг себя огромное облако серебристой пыли. — Помнишь, я рассказывал тебе о Снейпе? О его лани? Гарри не может удержаться от того, чтобы не взглянуть на элегантный профиль Малфоя, когда он произносит последние слова, слишком волнуясь, чтобы не увидеть реакцию Малфоя, когда он поймет… Проходит еще одно мучительное мгновение, прежде чем его наконец-то осеняет, и затем целый каскад эмоций стремительной чередой проносится по лицу Малфоя. Глаза расширяются в осознании, брови нахмуриваются в замешательстве, происходит множество других вещей, которые Гарри не в состоянии уловить, прежде чем Малфой сжимает челюсть, а его губы сжимаются в тонкую линию. — Ты… ты хочешь сказать, что влюбился? — цедит он. Из всех реакций, которые Гарри мог себе представить, эта определенно не была одной из них. Внезапно в его нутре образовывается черная пустота, высасывающая тепло и свет из его внутренностей, как жадный маленький дементор, а пламя надежды в его груди дико затрепетало, борясь за свою жизнь против неожиданной угрозы. — Э, я не знаю. Может быть?.. То есть… Да, я думаю, я могу быть… — В кого? В Чарли? Чарли? С чего бы Малфою думать, что он будет влюблен в… Подождите… Он ревнует? Вот почему он… Гарри борется со своим внутренним дементором и делает глубокий вдох. — Нет, не в Чарли, — мягко говорит он, слегка поворачиваясь к Малфою. Малфой бросает подозрительный взгляд на Гарри, который не может сдержать улыбку, когда эти аккуратные светлые брови нахмуриваются над серо-бурыми глазами. Ох, Мерлин, он действительно ревнует. — Тогда в кого? Я не могу представить никого другого, у кого Патронусом был бы дракон. — Нет? — приподнял Гарри вопросительную бровь. — Ты заметил, какой он породы? — Нет, не совсем. Разве это имеет значение? — Да, я считаю, что да. По крайней мере, в этом случае. Гарри поворачивается к своему Патронусу и призывает его обратно в сад, задыхаясь от восторга, когда он мчится к ним и опускается на лужайку всего в нескольких футах перед ними. Возможно, он должен обратиться к Малфою лицом к лицу для выяснения этого, но Гарри впервые видит своего дракона вблизи и просто не может оторвать от нее глаз. Вновь возобновившееся трепетание в его животе не имеет к этому абсолютно никакого отношения. — Это Опаловоглазый антипод. — Да, теперь я это вижу. Хотя я мало что о них знаю, кроме того, что они живут в Австралии. Гарри кивает. — И в Новой Зеландии. О них я тоже ничего не знал — до сегодняшнего дня, когда я спросил о них Чарли. — И?.. — цедит Малфой сквозь стиснутые зубы. Да, Чарли определенно больное место. Гарри решает воспринять это как хороший знак и надеясь на Мерлина, что его интуиция надежна, как всегда. Малфой подарил ему билеты в театр всего несколько минут назад, и хотя он утверждал, что это не должно рассматриваться как свидание, это было очень похоже на него. Гарри глубоко вдыхает прохладный зимний воздух и пытается вспомнить, что Чарли рассказывал ему об этой породе. — И… они чрезвычайно преданы. Они связывают себя парой на всю оставшуюся жизнь, и семья для них — это все. Когда им угрожает опасность, они без колебаний вступают в бой за своих близких, и все же они — единственный вид среди драконов, который известен своим нежеланием применять насилие и убивают только тогда, когда это абсолютно необходимо. Они также довольно известны своей непревзойденной красотой и грацией. Когда Гарри поворачивается, чтобы посмотреть на него, на губах Малфоя появляется слабая улыбка. — Да, похоже на тебя. Кроме грации, конечно. Малфой сухо смеется, и может ли быть, что он на самом деле сдерживает ухмылку? Гарри думает, что да. — Теперь, когда ты об этом заговорил, может, и так. Так, теперь он больше не может сдерживаться. Гарри должен это сделать, иначе напряжение убьет его. Он набирается сил и полностью поворачивается к сидевшему рядом парню, впитывая его великолепные черты и позволяя себе наконец признать, как сильно он его хочет. Подкрепленный желанием, бегущим по его венам, Гарри бормочет: — Хотя, ты кое-что забываешь. — Я? Малфой поворачивается, чтобы наконец встретить взгляд Гарри. Под элегантным костюмом грудь Малфоя вздымается от поверхностного дыхания, а его непостижимые глаза завораживающе-серебристого цвета смотрят в глаза Гарри. — Да, это так, — вздыхает Гарри. — Ты забываешь, что это не мой. Это всего лишь копия чужого Патронуса. Гарри знает, что должен сказать это вслух, иначе Малфой не позволит себе в это поверить. Но слова застревают у него в горле, и он почти не может их произнести. Его желудок переворачивается, когда они наконец произносятся. — Он твой… Драко.— ¤ O ¤ —