У несчастных нет другого лекарства, кроме надежды. — Клавдио («Мера за меру»)
— ¤ O ¤ —
Суббота, 19 декабря 1998 г. Я больше так не могу. Мне нужно выбираться отсюда. Мне нужно уйти от него, пока не стало слишком поздно. Что я такое говорю? Уже слишком поздно. И куда бы я пошел? Мне некуда возвращаться, кроме как в поместье, но я не могу… Нет, ДиДи, я не могу этого сделать. Я застрял здесь, и я не знаю, как это пережить. Прошлая ночь была идеальной. До самого последнего момента, все было чертовски идеально. Я до сих пор не знаю, как ему удалось убедить меня сесть на метлу. (О, кого я обманываю? Конечно, я знаю. Я абсолютно уверен, что этот человек мог убедить меня в чем угодно, лишь озорно подмигнув. Или с помощью одной из своих лучезарных улыбок. Но все же — прогулка на чертовой метле?!). Я рад, что он это сделал, независимо от того, как все обернулось в итоге. Я не могу поверить, как я мог думать, что смогу жить без полетов, без ощущения свободы и бесконечных возможностей, которое возникает, когда плывешь по открытому воздуху на высоте ста футов над землей. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким живым, как прошлой ночью. Когда он впервые предложил это, я, честно говоря, подумал, что он сошел с ума. Почему он вообще решил, что после того случая в Выручай-комнате я снова поднимусь в воздух? Да еще и на его метле? Одно только воспоминание о той ночи — о жаре, обжигающем мои легкие, и дыме, застилающем глаза, — до сих пор способно вызывать приступы тревоги всякий раз, когда ему удается вторгнуться в мое сознание. Я навсегда запомню его запах, когда я отчаянно прижимался к его крепкому телу, мое сердце бешено колотилось, пока он направлял наш путь через ад в безопасное место. И вот вчера вечером я снова с готовностью сел на метлу вместе с ним, с готовностью обхватив его торс руками и позволив ему поднять меня в воздух. Этого должно было быть достаточно, чтобы я запаниковал, но этого не произошло. Потому что полет с ним прошлой ночью был совсем не таким, как в прошлый раз. Жар от огня сменился прохладным зимним воздухом, удушающий дым — бодрящей свежестью. Вместо ослепительной яркости пламени нас окружала безмятежная темнота, а звук потрескивающего огня сменился умиротворяющей тишиной. Это было совершенство. Это было счастье. Это была эйфория, восторг и блаженство. А потом он поцеловал меня. Он поцеловал меня, ДиДи — и из-за моего восторженного состояния на мгновение я позволил себе поверить, что это было на самом деле. Что возможность того, что мы будем вместе, это не просто моя безнадежная фантазия, а что-то, что может произойти в реальной жизни. На мгновение я позволяю ему превратить мои бесплодные мечты в реальность, и я не представляю, как я смогу оправиться от этого. Потому что я знаю, что на самом деле я ему не нужен. Как он мог? Он даже не гей. Он просто одинок, несчастен и отчаянно нуждается в любви и нежности. Достаточно отчаявшийся, чтобы прибегнуть к кому-то вроде меня, когда он мог заполучить любого в мире. Просто потому, что я был достаточно глуп, чтобы рассказать ему о своей сексуальности, это ввело его в заблуждение, заставив думать, что он может получить со мной то, чего так жаждал. Не потому, что я ему нравлюсь, не потому, что он заботится обо мне, а просто потому, что я здесь. Просто потому, что это было бы удобно. Мое рациональное самосохранение в конце концов смогло подавить мое меркантильное желание. Но прежде чем это произошло, я успел ощутить его губы на своих, его горячее дыхание, смешанное с моим, и милый Салазар… эти пальцы, запущенные в мои волосы. И теперь я буду жить до конца своих дней, зная, каково это — поцеловать мужчину своей мечты, но никогда не иметь возможности сделать это снова. Потому что я никогда не смогу позволить этому случиться снова, как бы сильно ни жаждало этого мое больное сердце. Если я это сделаю, это обернется катастрофой именно в тот день, когда он поймет свою ошибку, и он оставит меня разбитым на кусочки, опустошенной лужей на полу, когда он уйдет, чтобы найти женщину, которая даст ему идеальную семью, о которой он так мечтает. Мы могли бы быть друзьями. После всего этого времени и всего, что произошло между нами, эти последние несколько месяцев заставили меня думать, что мы могли бы ими быть. А теперь он все разрушил. Зачем он это сделал, ДиДи? Зачем? Великолепно. Теперь я жалко мочу твои страницы своими слезами. Мне нужно выбраться отсюда. Не могу вынести риск столкнуться с ним без подготовки, когда я в таком состоянии. Мне нужно выкинуть его из головы. Мне нужно отказаться от этого глупого увлечения, пока оно не разрушило меня полностью. Знаешь что? Мне бы сейчас очень пригодился успокаивающий эффект от варки зелий. Интересно, смогу ли я ступить на это место без постоянного напоминания о том, кто потратил время на то, чтобы все это устроить для меня? Но, по крайней мере, я уйду отсюда на некоторое время. Конечно, стоило бы попробовать.— ¤ O ¤ —
На следующий день Малфоя нигде не было видно. По словам Андромеды, он укрылся в лаборатории зелий на площади Гриммо, и Гарри благодарен за его отсутствие. Однако он не может не беспокоиться, когда Малфой не появляется на ужине, но поскольку он сказал ему держаться от него подальше, Гарри выполняет его просьбу и не беспокоит его, хотя ему очень хотелось убедиться, что с этим человеком все в порядке. Потому что он был в довольно тяжелом состоянии, когда бежал из сада прошлой ночью — они оба были в таком состоянии — и кто знает, что сейчас творится в его голове. Гарри думал, что знает; думал, что видел свое собственное влечение, отраженное в глазах Малфоя. Но, очевидно, он ошибался. Малфой не заинтересован в нем таким образом. Все те моменты между ними, которые Гарри расценивал как флирт… Как оказалось, это было всего лишь поддразнивание. И Гарри удивлен тем, как сильно его ранил отказ Малфоя. Конечно, он знал, что его тянет к этому парню, но это не повод реагировать так остро, как он отреагировал, когда Малфой оттолкнул его и сказал держаться от него подальше. Гарри может понять чувство досады или смущения за неправильное восприятие ситуации; он может понять желание повернуть время вспять и отменить этот момент. Но дело не только в этом. Это что-то большее, что-то, на что Гарри не может указать пальцем. И это причиняет боль. Блядь, как больно. Гарри чувствует на себе обеспокоенный взгляд Андромеды. Но даже если она ясно видит, что, что-то не так, она ничего ему не говорит. А поскольку Гарри также не настроен делиться, они оба ведут себя так, как будто ничего не произошло; день проходит как обычно, без каких-либо упоминаний о Малфое или его тревожном отсутствии. Когда наступает вечер, Гарри прячется в своей комнате. Он оставил тарелку с пастушьим пирогом, который он приготовил на ужин, на столе под Согревающими чарами и надеется, что Малфой не будет слишком горд, чтобы оставить ее нетронутой. Малфой иногда бывает таким упрямым, и насколько Гарри знает, его гордость никогда не доводила его до добра. Свернувшись калачиком на своей кровати, Гарри тоскует по спокойствию детской. Он знает, что близость Тедди — единственное, что может помочь ему почувствовать себя лучше, но он ни за что не рискнет столкнуться там с Малфоем прямо сейчас. То, что у них там было — эти волшебные моменты доверия и честности — слишком ценно в глазах Гарри, чтобы он мог испортить их противостоянием, которое обязательно возникнет между ними, если он это сделает. Поэтому он остается в своей комнате, бодрствуя и преследуемый чувствами сожаления и тоски, желанием и печалью — пока бледный свет воскресного утра не проникает в комнату через узкую щель между шторами сливового цвета. Не в настроении встречаться с кем-либо, Гарри посылает Молли сову, извиняясь за то, что не сможет прийти на воскресный ужин на этой неделе. Он думает о завтраке, но тошнота, подступающая к нему, как только он вспоминает о ломтике тоста, заставляет его удалиться в свою комнату и сказать Андромеде, что он плохо себя чувствует. Кора возвращается через час, настойчиво стуча в окно его спальни с прикрепленным к лапке ответом от Молли. Это одна из самых очаровательных сов, которые когда-либо попадались Гарри, и она радостно воркует, когда он освобождает ее от конверта и вложенной в него посылки, завернутой в прочную коричневую бумагу. «Дорогой Гарри, Мне очень жаль, что ты не можешь прийти сегодня к нам. Мы все надеемся, что тебе скоро станет лучше, по крайней мере, к Рождеству в пятницу. Просто чтобы ты знал, Джинни в пятницу приведет Невилла, и последнее, что я слышала, Джордж также хотел пригласить Анджелину. (Поскольку ее отец все еще находится в больнице Святого Мунго, он не хотел, чтобы она провела этот день одна). Если есть кто-то, кого бы ты хотел привести с собой, пожалуйста, приводи. Разумеется, мы будем рады всем, кого ты захочешь привести к нам домой на Рождество. Надеюсь, я правильно подобрала размер. Я не уверена, что чары изменения размера могут помешать встроенным чарам, так что если они не подойдут, я бы предпочла, чтобы ты позволил мне попробовать еще раз, хорошо? Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания Андромеде и милому малышу Тедди. С любовью, Молли.» Прочитав письмо, Гарри первым делом хочет спуститься вниз, чтобы показать Малфою свидетельство того, что Молли радушно пригласила его в Нору. Однажды они уже говорили об этом: о том, что его примут Уизли, если Малфой когда-нибудь захочет присоединится к нему. Мгновение спустя грудь Гарри болезненно сжимается, когда он вспоминает их ссору, вспоминает, что Малфой, скорее всего, никогда не будет сопровождать его в Нору, и только тогда он понимает, как сильно ему хотелось бы однажды взять туда Малфоя, усадить его рядом с собой за дружеский кухонный стол и заставить отведать чудесной стряпни Молли. Тот факт, что Малфой был первым и единственным, кто пришел ему в голову, когда он читал о том, чтобы привести кого-то на Рождество, поражает его только несколько минут спустя. Где-то около полудня Гарри проваливается в беспокойный сон, слишком уставший, чтобы бодрствовать, но слишком занятый беспорядочными мыслями, чтобы прийти в себя. Сове Джорджа приходится довольно долго долбить в его окно, прежде чем Гарри понимает, что этот непрекращающийся звук — не часть его бредового сна, а звук из реального мира. К этому письму также прилагалась посылка — прямоугольная коробка, обернутая в ярко-оранжевую оберточную бумагу, которую он использует в своем магазине для любых товаров, когда его просят упаковать клиенты. Заинтригованный, Гарри кладет коробку на кровать и разрывает конверт, чтобы прочитать послание внутри. «Привет, дружище, Мы надеемся, что с тобой все в порядке, и что твое «не очень хорошее самочувствие» было лишь предлогом для того, чтобы освободиться от ужина и заняться чем-то (или кем-то?) другим. Я планировал передать тебе это сегодня, но поскольку ты не пришел, то подумал, что лучше отправить это тебе. Если все будет так, как мы надеемся, то мы подумали, что тебе это может пригодиться. Сохраняй безопасность и никогда не недооценивай важность тщательной подготовки. Будь здоров, Команда Драрри.» Гарри застонал. Команда Драрри? Серьезно? Нахмурившись на загадочную записку, Гарри протягивает руку, чтобы развернуть коробку. Внутри что-то грохочет, по звуку смутно напоминающее какие-то стеклянные емкости. Любопытствуя, Гарри снимает крышку и обнаруживает две круглые баночки, поверх которых лежит книга цвета радуги. На баночках нет этикеток, но на каждой крышке есть наклейка, на одной из которых изображен пирог с патокой, а на другой — зеленое яблоко. Содержимое обеих баночек выглядит одинаково: какой-то прозрачный гель, шелковистый и прохладный на ощупь, запах и вкус хорошо соответствующий картинкам на крышках. Гарри имеет смутное представление о том, что это такое, но только когда он берет книгу и читает ее название, он принимает тот факт, что Джордж действительно прислал ему смазку. «Руководство для геев по созданию Великолепного Совершенства» Ну, блядь. Они же не могут быть серьезными? Гарри снова читает записку, и на него накатывает ужас, когда он наконец понимает, что Джордж и его два сообщника действительно думают, что он прогулял воскресный обед в Норе, чтобы заняться грязными делами с Малфоем. О, дорогой Мерлин. Щеки покраснели от смущения, но Гарри не может удержаться и открывает книгу, чтобы заглянуть внутрь — только мельком, чтобы лучше оценить ее, несомненно, пикантное содержание. Ознакомившись с оглавлением, Гарри быстро приходит к выводу, что это действительно то, во что ему внушил заголовок: что-то вроде руководства для начинающих по гей-сексу. Там есть много слов, которые он никогда раньше не слышал и совершенно не знает, что они означают — например, римминг, эджинг и докинг — и целая куча других, значение которых он может легко представить без дополнительных знаний — такие слова, как фингеринг, глубокий минет и фистинг. Книга, похоже, включает инструкции по всему, от поцелуев до бандажа, и, когда Гарри листает страницы, его сердцебиение учащается, поскольку он обнаруживает, что инструкции также иллюстрированы глянцевыми и греховно эротическими картинками — движущимися волшебными картинками — мужчин, выполняющих приемы, упомянутые в соответствующих сопутствующих текстах. Блядь. Книга подпрыгивает на матрасе, когда Гарри захлопывает ее и бросает на кровать перед собой. Широко раскрыв глаза, он смотрит на нее, лежащую на голубовато-сером покрывале, пытаясь и совершенно не получаясь выглядеть невинной, несмотря на ее веселую радужную обложку. Практически задыхаясь, Гарри заставляет свой полутвердый член успокоиться, представляя, как дядя Вернон раздевается для Петунии. Добрый Годрик. Всего несколько дней назад Гарри, вероятно, подумал бы, что это довольно хорошая шутка, и, учитывая его предыдущее почти постоянное возбуждение от жизни в такой непосредственной близости от Малфоя, он, вероятно, с большим интересом изучил бы содержание книги. Однако теперь, после того, что произошло в пятницу ночью, Гарри не может вынести мысли о том, чтобы посмотреть на великолепных мужчин, делающих сексуальные вещи друг с другом, не разрыдавшись. Не доверяя себе, что снова прикоснется к книге, Гарри левитирует ее на тумбочку и опускает рядом со стаканом с водой. Баночки со смазкой отправляются в ящик тумбочки вместе с запиской Джорджа. Серьезно? Команда Драрри?! Гарри считает, что должен быть благодарен им за поддержку и принятие. В конце концов, насколько им известно, между ним и Малфоем все по-прежнему хорошо и прекрасно. Они ничего не знают о том роковом поцелуе, который они разделили глубокой ночью под звездным небом. Бросив последний взгляд на книгу, Гарри уговаривает себя спуститься вниз и приготовить ужин. Он не думает, что сможет что-нибудь съесть, аппетит давно пропал, но это не повод позволять Андромеде голодать. Гарри с гордостью может сказать, что книга пролежала нетронутой на его тумбочке более 48 часов.— ¤ O ¤ —
В понедельник утром Гарри с неохотой заставляет себя выйти из депрессии, понимая, что на этой неделе Андромеде обязательно понадобится его помощь, ведь до Рождества осталось всего несколько дней. Она из тех женщин, которые упрямо отказываются начинать украшать и готовиться к празднику даже за минуту до того, как это будет пристойно, то есть, по-видимому, за неделю до Рождества. Гарри уже давно не терпелось приступить к подготовке. Рождество, без сомнения, был его самый любимый праздник в году, и если бы ему разрешили, он, вероятно, начал бы украшать дом в начале ноября. Конечно, благодаря нынешней ситуации с Малфоем, он не так увлечен рождественским весельем, как неделю назад. Но, увидев в этом возможность отвлечься от своего нынешнего опустошенного состояния, он с головой бросается в работу. И несмотря на разногласия с Малфоем, Гарри решает, что это будет веселое Рождество, даже если это убьет его. Поэтому он начинает печь пироги с фаршем и йоркширские пудинги, придумывает рождественские украшения и приносит веточки остролиста и плюща из леса на другой стороне долины. Он даже посылает сову Гермионе, чтобы спросить у нее заклинание для создания снегопада, которое они всегда используют в Большом зале Хогвартса, только для того, чтобы наколдовать его к потолку детской, как только Кора вернется из Шотландии со своим ответом. Однако находиться за пределами своей спальни оказывается сложнее, чем он думал. Куда бы он ни пошел, ему везде вспоминаются воспоминания о них с Малфоем: они вместе препирались, вместе готовили, вместе смотрели фильмы, вместе разговаривали всю ночь о пустяках и абсолютно серьезных вещах, сидели вместе в мирном молчании несколько часов подряд без какого-либо дискомфорта или неловкости. Гарри обнаруживает, что скучает по этому придурку больше, чем когда-либо бы подумал. И не только по его пленительным чертам и великолепному телу или озорному блеску в серебристых глазах, но и по всему остальному. Его язвительные комментарии, его надменная чопорность, его остроумие и даже его проклятые намеки. Гарри скучает по его забавной ухмылке и ледяным ногам. Он скучает по его улыбке — особенно по той яркой открытой улыбке, которую он позволил себе показать той ночью на метле — и по тем драгоценным моментам искренней ранимости, которыми Малфой одаривал его в редких случаях. Во время работы по подготовке коттеджа к Рождеству Гарри время от времени мельком видит блондина. Гарри так и хочется подойти к нему, спросить, все ли у него в порядке, попросить еще один шанс на дружбу, несмотря ни на что. Но ему удается держаться в стороне, неохотно выполняя просьбу Малфоя дать ему пространство. Проживать ночи без возможности посещать детскую почти невыносимо. Он начал надеяться на то, что время, проведенное там с Тедди, успокоит его душу, а без спящего ребенка, который находится достаточно близко, чтобы слышать его мирное дыхание, почти невозможно бороться с печалью и тревогой, которые накрывают его, как только наступает темнота и он остается один на один со своими мыслями. Но сказать, что присутствие Тедди — единственная вещь в детской, которая раньше облегчала его душу, было бы ложью. Гарри начал понимать, как много значила для него близость Малфоя. Хотя, учитывая, что он, скорее всего, не получит ее обратно, по крайней мере, в обозримом будущем, Гарри делает все возможное, чтобы перестать мечтать о невозможном. Как выясняется, усилий Гарри недостаточно для достижения желаемого результата. И именно поэтому Гарри в конце концов поддается соблазну этой красочной книги, лежащей у его кровати поздно вечером во вторник — в поисках любого отвлекающего фактора, который поможет ему хотя бы на миг выбросить из головы бесплодную тоску по Малфою. Приготовившись к натиску эмоций, он с головой окунается в процесс, твердо решив быть не предвзятым и узнать как можно больше — и не думать о Малфое, по крайней мере, в течение хотя бы одной минуты. В этом он преуспел лишь отчасти, и винит в этом модели на фотографиях. Особенно это касается того блондина, чья безупречная кожа почти такая же бледная и манящая, как и у Малфоя.— ¤ O ¤ —
Яркие образы извивающихся тел, истекающих потом тел, членов и жаждущих языков до сих пор маняще пляшут перед внутренним взором Гарри, когда он в среду утром просыпается в поту. Несмотря на вчерашнюю вполне удовлетворительную дрочку, он приходит в сознание с яростным стояком, болезненно пульсирующим, требуя внимания, придавленный между его животом и матрасом. Гарри даже не пытается представить кого-то другого, когда Малфой входит в его фантазию, и оргазм настигает его почти сразу же, когда воображаемый блондин обращает свой горячий взгляд, чтобы посмотреть на него из-под шелковистых гладких локонов своей взъерошенной чёлки. Конечно же, в полном соответствии с обычной хреновой жизнью Гарри, именно в этот день Малфой наконец решает снова появиться в жизни Гарри. К счастью, у Гарри хотя бы хватило сил принять настоящий душ этим утром, предпочтя успокаивающее ощущение воды на коже вместо Очищающих чар после столь интенсивного пробуждения. И если он снова кончил там, разбрызгивая свою сперму по кафелю под образ Малфоя, отсасывающего ему, то это никого не касается, кроме него самого. Но то, что он дважды в течение тридцати минут думал о Малфое, не очень-то помогает Гарри сохранить спокойствие, когда он входит в кухню десять минут спустя и обнаруживает Малфоя, сидящего за столом для завтрака рядом с Андромедой. Прошло несколько дней с тех пор, как парень в последний раз садился с ними за стол или даже находился в одной комнате с Гарри дольше чем на тридцать секунд. Увидев Малфоя на кухне, Гарри начинает испытывать непонятные ощущения в животе. Не только из-за его непристойных утренних занятий, но и благодаря трепетному чувству нервов и возбуждения, которое охватывает его, как только его взгляд падает на этого парня. Лучи бледного солнечного зимнего рассвета ловятся на прядях его платиново-светлых волос, а эффект ореола делает его еще более похожим на ангела, чем обычно. Малфой не поднимает глаз, когда Гарри входит в кухню, и не признает его присутствия, когда Гарри садится за стол напротив него и протягивает себе чашку горячего чая и кусочек тоста. Обменявшись взглядом с Андромедой, Гарри встречает ее слабую улыбку. Ее глаза были наполнены беспокойством, и Гарри заставил свое лицо также скривится в улыбке. Они оба знают, что это фальшивка, но он хотя бы пытается. Гарри считает это успехом, учитывая обстоятельства. Между ними повисла тишина, и если бы не счастливо воркующий ребенок на коленях Андромеды, Гарри начал бы думать, что он оглох. Однако внутри его сердце умоляет Гарри снова все исправить между ними, исправить то, что должно быть исправлено, пока все не разлетелось на множество осколков и не получило бы шанса быть собранным вновь. Когда Малфой встает и несет свою тарелку и пустую чашку к раковине, Гарри чувствует, как отчаяние начинает клокотать у него в груди. Наблюдая за удаляющейся его спиной, Гарри заставляет свои голосовые связки повиноваться ему, и он лишь слегка вздрагивает, произнося свои первые слова Малфою с тех пор, как тот оставил его там, на холодной земле, почти неделю назад. — Малфой, пожалуйста… — Нет, Поттер, — не поворачиваясь к нему лицом, цедит Малфой, не проявляя ни малейшего колебания в своем шаге, когда он выходит за дверь. Гарри переводит взгляд на Андромеду, гадая, что она думает об этом новом развитии событий между ними, и видит, что она хмурится, ища на его лице подсказки. Все еще не желая делиться терзающими его эмоциями, Гарри отводит глаза, чтобы посмотреть в окно на покрытую инеем лужайку за окном. Мгновение спустя из коридора до них доносится тихий звук закрывающейся двери кабинета. — Как вы справляетесь с нами двумя? — спрашивает Гарри несколько минут спустя. — На вашем месте я бы уже давно взбесился и вышвырнул нас отсюда. — Честно? Вы нужны мне рядом; вы оба. — Почему? Конечно, ваша жизнь была бы проще без нас двоих, которые превращают каждый новый день в очередной эпизод нескончаемой драмы под названием «Раздор Поттера — Малфоя». — Нет, Гарри, — ласково улыбается ему Андромеда, — вы нужны мне здесь, чтобы отвлечь меня от разлуки. Конечно, я бы хотела, чтобы вы нашли способ поладить, но даже со всей этой «драмой», я бы предпочла, чтобы вы остались здесь, а не бросили меня в одиночестве. Гарри чувствует, что ей есть что сказать, поэтому он терпеливо ждет, пока она делает глоток чая и закрывает глаза, проглатывая его. — Я стараюсь быть сильной для Тедди — я не хочу, чтобы он рос в доме, пронизанном горем, — но бывают моменты, когда отсутствие Теда… и моей дорогой Доры… становится почти невыносимым. Я даже не хочу думать о том, что было бы, если бы вас не было здесь, чтобы отвлечь меня, когда это чувство накатывает на меня. Ее голос становится слабым и хриплым, когда она говорит о своем покойном муже и дочери, а ее глаза светятся от непролитых слез, когда она безмолвно умоляет его понять, как она ценит, что они оба были рядом. — Ох, Андромеда, я не знал… — Что ты? Мой дорогой Гарри, у тебя есть свое собственное горе, которое ты должен нести — у всех нас есть — и перекладывать мои страдания на твои плечи было бы несправедливо по отношению к кому-либо из нас. — Разве не говорят, что общая беда — это вдвое меньшая беда? — Ох, уж вы, гриффиндорцы, и ваш наивный оптимизм. — Вздыхает Андромеда, закатывая глаза и качая головой. — По какой-то причине мне очень трудно представить себя наивным оптимистом, — говорит Гарри и кривит рот в забавной улыбке. — Хорошо, тогда давай проверим твою теорию, хорошо? Андромеда ухмыляется, и это выражение вдруг делает ее настолько похожей на своего племянника, что сердце Гарри учащенно забилось. — Как? — хмурится он, внезапно насторожившись, когда вспоминает, что находится в компании еще одной непредсказуемой представительницы Слизерина. — Почему бы тебе не поделиться со мной некоторыми своими проблемами, и давай посмотрим, поможет ли это тебе облегчить душу? Расскажи мне, что произошло между тобой и Драко. Я думала, что в последнее время вы в хороших отношениях? Сама того не желая, ее заботливый вопрос вонзил кинжалы боли и сожаления прямо в грудь Гарри. Заставляя свои горящие легкие глубоко вдохнуть, Гарри отводит взгляд в окно, не желая показывать слезы, грозящие сорваться с его глаз. Когда он говорит, его голос слабый и хриплый, нарушает тишину в комнате. — Мы были. Или, по крайней мере, я так думал. Было ощущение, что мы были. Но… В какой-то момент Гарри обдумывает возможность не говорить ей. Но все они живут под одной крышей, и как бы Гарри ни хотел избавить ее от их конфликтов, Андромеда ведь страдает от них. — Но я… я все испортил. — Голос Гарри срывается, и он сглатывает комок в горле. — Гарри, что бы ты ни сделал, я уверена, что есть способ это исправить. — Нет, — выдыхает Гарри и слегка качает головой, наблюдая невидящими глазами, как две белки играют на улице в куче листьев. — Как бы я этого ни хотел, я не уверен, что это так. — О, мой дорогой… — Ее обеспокоенный хмурый взгляд заметен в ее голосе. — Что же ты сделал? — Я… я поцеловал его. — Гарри закрывает глаза, когда первая слеза скатывается по его щеке. — Я-я поцеловал его, и он… Гарри запинается и крепче сжимает чашку с чаем. Андромеда по-прежнему молчит, но ободряюще кладет руку на его руку. Успокоенный ее прикосновением, Гарри вздыхает и прочищает горло. — …он сказал мне… держаться от него подальше. Я думал, что тоже ему нравлюсь, но он сказал… — Гарри тяжело сглотнул. — Он сказал, что он не доступен для этого… и что я должен найти кого-то другого. Его слова эхом отдаются в его голове во время наступившей тишины, и он опускает взгляд, чтобы посмотреть на ее руку, которая лежала на его руке. Андромеда нежно сжимает ее, и ее тонкие пальцы бледнеют на фоне его смуглой кожи. — Это просто… Внезапно решившись, Гарри заставляет себя поднять голову и встретиться с тёплым взглядом Андромеды. — Я не хочу искать кого-то другого, Андромеда. Как я могу, когда все, о чем я могу думать, это он? — Тебе нужно поговорить с ним, Гарри. Вам нужно разобраться в этом и найти путь друг к другу. Не ты один страдаешь от этого, дорогой — вы оба страдаете — и я знаю, что он искренне дорожит тобой. — Но… — Разберись с этим, Гарри. Поговори с ним. В конце концов, Рождество — это время для примирения. Андромеда встает и обходит стол, чтобы передать Тедди на попечение Гарри. Освободившись от груза, она обхватывает Гарри руками. — Ты с Драко так дороги мне, как будто вы мои собственные сыновья, и мне очень больно видеть, что вы оба так страдаете. Тронутый ее эмоциональными словами, столь непохожими на ее обычное сдержанное самообладание, Гарри может только сидеть и смотреть, как она убирает со стола и накладывает на посуду чары для мытья посуды. Тедди тянется к его руке, радостно улыбаясь, когда Гарри позволяет ему обхватить своим крошечным кулачком его большой палец. Разберись с этим, Гарри… И в тысячный раз Гарри мысленно повторяет слова Малфоя. Он сказал, что не доступен для этого, что Гарри должен найти себе кого-то другого, чтобы… какое слово он использовал? Поэкспериментировать? Да, Малфой сказал что-то об экспериментах, но это было вытеснено из сознания Гарри лишь мгновение спустя, когда Малфой произнес слова, которые с тех пор повторялись в его голове — что Гарри должен найти кого-то другого, а он недоступен… А что если? Нет. Этого не может быть. Но что, если это так? Что, если Малфой просто имел в виду, что он недоступен… для экспериментов? Гарри делает глубокий вдох, пытаясь успокоить внезапно участившееся биение своего сердца. Что, если Малфой действительно любит его, но думает, что Гарри просто дурачится… Ох, Мерлин… Это действительно могло быть причиной, по которой Малфой отверг его. Гарри чувствует, как в глубине его груди загорается огонек надежды, и он борется, чтобы сдержать его, пока он не воспламенил все его существо. Потому что, Гарри понимает, если он действительно нравится Малфою, то Гарри должен быть очень уверен в своих чувствах, прежде чем совершить необдуманные поступки. Он должен Малфою хотя бы это. А пока Гарри нужно заставить Малфоя снова поговорить с ним. Ведь независимо от того, насколько глубоки его чувства к нему, Гарри знает достаточно, чтобы понять, что он больше не может представить себе жизнь без него.— ¤ O ¤ —
— Малфой? До ужина оставался еще час, а Гарри уже стоял у двери в кабинет. Весь день он размышлял над тем, что же сказать Малфою, понимая, что он же должен что-то сказать, пока не взорвался от нервного напряжения. Он все еще не уверен, как он собирается это сделать, но гриффиндорец в нем не позволяет ему больше тянуть время. — Малфой, можно тебя на минутку? Гарри стоит, прижавшись щекой к гладкому дереву, прислушиваясь к любым признакам жизни внутри. По крайней мере, он знает, что Малфой не способен наложить Заглушающие чары, так что если парень там, то он его услышит. — Малфой? С той стороны двери раздается раздраженное ворчание, за которым следуют приглушенные шаги, и Гарри оказывается достаточно бдительным, чтобы отойти от двери за мгновение до того, как она распахивается, демонстрируя хмурого Малфоя. — Какая часть фразы «держись от меня подальше» была слишком сложной для твоего понимания, Поттер? Он еще бледнее, чем обычно, почти полупрозрачный, а темные круги под глазами заставляют его выглядеть почти таким же изможденным, как и на шестом курсе. — Пожалуйста?.. Я просто хотел… — Отлично. Выкладывай уже скорее. Мне нужно дописывать эссе. — Хорошо, я… Давай, Гарри, ты сможешь это сделать. — Ты не был первым парнем, которого я поцеловал. — И почему ты думаешь, что меня это волнует? — Я поцеловался с Чарли Уизли прошлым летом, и… — Опять же, почему меня это должно волновать? — Потому что, ты должен… — Не говори мне, что я должен или не должен делать, Поттер. Я не хочу ничего знать о твоей жалкой личной жизни. Если ты хочешь поэкспериментировать, то делай это. Меня это не волнует. Мы оба знаем, что ты прямолинеен как стрела, но если тебе нужно поиграть, прежде чем ты сам это поймешь, не стесняйся. Я не буду тебя осуждать. Просто не впутывай меня в это, хорошо? — Но я не… — прямолинеен, как стрела… — Теперь проваливай, Поттер. Мне нужно заканчивать работу, а тебе нужно быть в другом месте. — Но, Малфой… Гарри отскакивает от двери, которая с грохотом захлопывается. Блядь. Как, черт возьми, он собирается сделать что-то хорошее, если он даже не может заставить Малфоя выслушать его, когда он пытается объяснить? Гарри крепко сжимает кулаки и издает разочарованный рык, прежде чем отправиться на кухню. Слава звездам, что он будет занят приготовлением ужина, чтобы занять на время свои мысли.— ¤ O ¤ —
Среда, 23 декабря 1998 года Почему он должен был сказать мне это? Как будто я бы хотел, чтобы образ его и этого гребаного Драконьего Уизела, целующихся, был запечатлен в моей памяти до конца моей жалкой жизни? Просто для сведения, я этого не делал. И все же я здесь, с тобой. Не то чтобы я хотел представить его с кем-то другим, несмотря на то, что я сказал ему минуту назад. Да, я настолько эгоистичен. И нет, я не настолько заблуждаюсь, чтобы думать, что он когда-нибудь будет заботиться обо мне таким вот образом. Я просто не хочу, чтобы он встречался с кем—то еще до конца своей жизни — неужели я прошу слишком многого? Это ведь действительно так, не так ли? Может быть, если я просто уеду из этого дома, то со временем смогу его забыть? Как будто… Держу пари, я буду тосковать по нему до самой своей смерти, каждый день с тоской просматривая «Пророк» в поисках новостей о нем, как и все его неистовые поклонники. Может, мне снова следует заняться своим жалким подростковым увлечением — скрапбукингом? Разве это не было бы нечто? Интересно, что бы сказала моя будущая жена, если бы увидела это? Как ты думаешь, он позволил бы мне переехать на площадь Гриммо, если бы я попросил его?— ¤ O ¤ —
Переживать бессонную ночь в детской с Тедди (и Малфоем) — это совсем не то же самое, что заниматься своими делами в собственной спальне. Особенно если делать это в компании «Руководства для геев по созданию Великолепного Совершенства». Чувство стыдливости, которое Гарри испытывал вчера вечером, когда впервые позволил себе открыть книгу, легко уступает месту неумеренному любопытству. Он и не подозревал, что у мужского тела так много возможностей, и с каждой перевернутой страницей он узнавал что-то новое. Например, расположение и функции простаты; до нее довольно трудно добраться самостоятельно, но это того стоило. И теория, лежащая в основе успешного глубокого проникновения. Да, он понял, что это значит, и ему до смерти хочется попробовать. Это и римминг. Гарри уверен, что ему бы понравилось, если бы ему делали римминг, но, если честно, ему больше хочется испробовать это наоборот. Осознание того, что он хотел бы засунуть свой язык в чужую задницу, сначала было довольно тревожным, но в книге говорится, что в этом нет ничего постыдного, поэтому Гарри старается не слишком ругать себя за то, что ему этого хочется. Гарри также попробовал смазку — оба вкуса — и ввел в себя до трех пальцев, прежде чем не смог больше сдерживать оргазм. Кроме того, он выяснил, что смазка имеет не только внешний вид, ощущение, вкус и запах, но и звук; грязный хлюпающий звук, который не должен возбуждать ни в малейшей степени, но однозначно он возбуждал. Когда наступает канун Рождества, Гарри может с уверенностью сказать, что за два дня он узнал о чудесах гей-секса больше, чем за четыре года занятий с профессором Трелони о гадании. Гарри не мог быть уверен, но он думает, что это, скорее всего, из-за преимущества первого — мгновенного удовлетворения.— ¤ O ¤ —
Сочельник означает, что наконец-то (!) разрешается принести рождественскую елку. Если бы это зависело от Гарри, он сделал бы это гораздо раньше, но в удручающе жесткой книге Андромеды это было бы откровенным богохульством, поэтому он ждал. С нетерпением. Но вот настал этот день, и ничто не может помешать ему отправиться в лес и вырубить ее еще на рассвете. Он уже нашел идеальную елку — выбрал ее несколькими неделями ранее, — поэтому ему не требуется много времени, чтобы доставить ее в коттедж. Тем более что он способен использовать магию как для того, чтобы разрубить ее, так и для того, чтобы перенести обратно через поле. Воздух холодил его щеки и нес запах снега. Однако небо над головой было чистое, ярко-синее полотно, раскинувшееся между холмами, и лучи солнца красиво освещали морозную землю. Маленькая искорка надежды, живущая в его груди, разгорелась благодаря хорошей погоде, и хотя Малфой по-прежнему отказывался с ним разговаривать, Гарри не может не испытывать позитивного настроя относительно будущего. Может быть, дело в том, что Рождество наконец наступило, но даже если это и так, Гарри намерен не терять оптимистичного настроя в ближайшее время. Елка стоит в углу гостиной, и Гарри тратит больше часа на то, чтобы украсить ее по своему вкусу. Это первый раз, когда у него есть возможность нарядить собственную елку, и он хочет, чтобы все было идеально. Напоминая себе, что он живет с двумя очень правильными и утонченными слизеринцами, он решает отказаться от аляповатых украшений, которые обычно встречаются на елке Уизли, и выбирает тонкость и элегантность: серебряная мишура, золотые лампочки и красные безделушки. В сочетании с зеленым цветом ели эти цвета представляют Слизерин и Гриффиндор, и Гарри до смешного доволен результатом. Следующим по расписанию идет упаковка подарков, и кроме подарка Невилла — который, как выясняется, доставил Гарри немало хлопот, прежде чем стал достаточно хорошим, чтобы считаться подарком — в этом году все они получились довольно неплохими, несмотря на то, что у волшебника есть в руках палочка. После обеда Гарри забирает Тедди у Андромеды, чтобы она могла заняться своими последними приготовлениями. Малфоя нигде не было видно, и Гарри получает возможность провести приятный день со своим крестником. Они играют в бесконечную игру в прятки — в эти дни любимое развлечение Тедди — и Гарри не может насытиться восторженным хихиканьем мальчика или попытками хлопать своими пухлыми маленькими ручками, когда он пытается время от времени аплодировать. Малфой наконец-то выходит из своего укрытия как раз к ужину, по-прежнему выглядя ужасно встревоженным и отказываясь встречаться с Гарри взглядом. Гарри, напротив, не может оторвать глаз от его лица, неоднократно ловя себя на том, что смотрит на него через стол, чтобы полюбоваться его потрясающими чертами. Андромеда не замечает их неловкости, опираясь на свои врожденные аристократические манеры, чтобы поддерживать приятную беседу за столом, несмотря на рассеянность Гарри и явное нежелание общаться со стороны Малфоя. Гарри уверен, что если бы не строгое воспитание Малфоя, этот человек полностью проигнорировал бы их обоих. Гарри даже не замечает этого сначала — ее тонкая хитрость слизеринки творит чудеса с ментальными щитами задумчивого юноши, — но как только он понимает, что она делает, Гарри не может не восхититься ее тактикой. Плавно подведя разговор к теме рождественских традиций, она в конце концов привлекает его внимание, когда рассказывает несколько забавных случаев из своего детства. Похоже, ее рассказы о юных сестрах Блэк так же неотразимы для Малфоя, как и любая мелочь о родителях Гарри, и после некоторого обмена мнениями и ловко поставленных вопросов Андромеда, наконец, заставляет Малфоя присоединиться к разговору, как раз когда Гарри начинает убирать со стола. — Я помню, у нас был красивый фонарь со свечой, который всегда стоял на каминной полке во время Рождества. Его стекла были из матового стекла, украшенного крошечными серебряными звездочками, а рамы были глянцево-черными. — Да, я знаю об этом, — говорит Малфой, нежно улыбаясь. Гарри почти пропускает ее по пути к раковине с опустевшими тарелками — первая улыбка, которую он увидел на лице Малфоя с тех пор, как они поцеловались, — но искра надежды в груди Гарри начинает весело потрескивать, когда он мельком видит ее. — Он теперь у мамы, и она всегда очень категорична, что его нельзя зажигать до захода солнца в канун Рождества. — Это была традиция нашей матери, — говорит Андромеда. — Никому, кроме нее, не разрешалось прикасаться к нему, и зажигание его означало настоящее начало Рождества. — Да, я думаю, что это одна из вещей, которую я всегда больше всего любил во время всего праздника — тот момент, когда мы втроем собрались в гостиной и мама зажигала фонарь. Не подарки? Гарри прикусывает губу, прежде чем что-то сказать, но он близок к этому. Он мог бы поставить большие деньги на то, что Малфой будет таким же жадным до подарков, каким когда-либо был Дадли. — Мне приятно слышать, что Нарцисса все еще хранит его и поддерживает эту традицию. — А вы читали Робина Гудфеллоу в тот же вечер? Со своего места у раковины Гарри не слышит ответа Андромеды. — Отец читал нам его, как только зажигался фонарь. Я помню, как он всегда сидел на диване рядом с мамой и смотрел, как пляшущее пламя заставляло мерцать крошечные звезды. — Да, я думаю, что твоя мать должна была уговорить Люциуса делать это, — улыбается Андромеда. — Наш отец поступал так же. Но до чтения, конечно же — пожелания. — Разумеется. Где-то в этот момент глаза Малфоя из серых превращаются в серебристые, и Гарри ничуть не смущается, когда эти глаза внезапно обращаются на него, и Малфой ловит его взгляд. Встретив его хмурый взгляд с — в надежде на милую и не слишком глупую — улыбку, Гарри говорит: — Это звучит прекрасно. Правда. Он возвращается на свое место напротив Малфоя и колеблется лишь секунду, прежде чем продолжить. — Дурсли никогда не делали ничего подобного. В их доме обычно смотрели телевизор в канун Рождества, набивая себя пирогами с фаршем и бренди. — О, это мило, — говорит Андромеда, ловко отвлекая внимание Гарри от потрясенной усмешки Малфоя. Она знает лишь отрывочные сведения о том, как Дурсли обращались с ним, и всегда прилагает все усилия, чтобы уклониться от этой темы, когда Гарри сам не поднимает ее. Но когда он все же поднимает эту тему, ей всегда интересно узнать все, что он хочет рассказать. — Вы смотрели какую-нибудь конкретную программу? Гарри мог бы легко солгать, просто сказав что угодно, но вдруг ему захотелось поделиться некоторыми из тех неудобных истин, о которых он больше не позволяет себе думать. Может быть, это потому, что он скучает по тем моментам откровенности, которыми они с Малфоем делились в детской. Может быть, он даже пристрастился делиться своими самыми глубокими темными секретами с кем-то (он же Малфой). На самом деле причина не имеет значения; Гарри просто нужно это сделать. — Честно говоря, я не знаю, — сглатывает Гарри, бросая быстрый взгляд в сторону Малфоя, прежде чем продолжить. — Я всегда торчал на кухне, делая рождественский пирог и готовя все к празднику на следующий день. И тогда Малфой, наконец, решает обратиться к нему впервые после их ссоры накануне, с высоко поднятыми бровями, напряженным и немного прерывистым голосом. — Они заставляли тебя работать на кухне в канун Рождества? Как чертов домовой эльф? Пока они бездельничали перед телевизором? — Ну, да, — пожимает плечами Гарри. — Мне бы все равно не разрешили присоединиться к ним, так что либо кухня, либо чулан. А поскольку я никогда не возражал против готовки, выбор был довольно очевидным. Гарри чувствует беспокойство Андромеды через стол, но он не сводит взгляда с Малфоя. Он хочет, чтобы Малфой знал все эти вещи о нем, хотя говорить об этом все еще больно, и если это также поможет Гарри показать Малфою, что он все еще доверяет ему настолько, чтобы довериться ему, тем лучше. — На кухне или в… чулане? — У Малфоя на лице было написано замешательство, и, честно говоря, кто может его винить? Почти никто не знает о чулане. — Они запирали тебя в чулане? — Нет, обычно нет. Они закрывали на замок, только когда хотели наказать меня. Я… Гарри замешкался. Он знает, что его воспитание у Дурслей было, мягко говоря, довольно… необычным, и он знает, что у него есть тенденция выглядеть равнодушным и даже легкомысленным, когда он упоминает об этом кому-либо. Гарри догадывался, что это была своего рода самозащита: он считал это чем-то тривиальным, чтобы отвлечься от воспоминаний и серьезности всего этого. Но если он хочет, чтобы Малфой воспринял его всерьез, чтобы действительно понял, через что прошел Гарри, ему нужно сказать это правильно. Гарри бросает взгляд на Андромеду, понимая, что она также ничего об этом не знает. Она выглядела обеспокоенной, но поддерживающей, ясно понимая, как ему тяжело, и когда она протягивает ему руку через стол, он принимает ее без сомнений. Она нежно сжимает его руку и слабо улыбается, прежде чем Гарри переводит взгляд обратно на Малфоя. — Ладно, так вот… Послушай. Я знаю, что то, что я собираюсь тебе рассказать, прозвучит довольно безумно — и это действительно так, — но, пожалуйста, постарайся понять, что для меня, когда я рос, я не знал, что моя жизнь была какой-то иной, кроме как нормальной. Просто все было так, как было. Я никогда не сомневался во всем этом до того дня, когда появился Хагрид, и я увидел, что все это не так, как должно быть на самом деле. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Малфой. Под светлыми нахмуренными бровями серебристо-серые глаза почти отчаянно пытаются понять, о чем говорит Гарри. — Раньше я жил в чулане под лестницей. Пока я не получил письмо из Хогвартса, это была моя комната. — Твой дом был таким маленьким, что у тебя даже не было своей комнаты? — Ну, нет, не совсем. У них была комната для гостей, а у моего кузена Дадли вообще-то было две спальни, пока тетя и дядя не заставили его отдать одну из них мне. — Но… почему? — Помнишь, я как-то рассказывал тебе о том, что они боялись магии? В принципе, так оно и было. Они боялись, что я стану «уродом», как и мои родители, и всякий раз, когда я случайно применял какое-нибудь волшебство, они в наказание запирали меня в чулане, пытаясь научить меня не делать этого снова. — За стихийную магию? Но это не то, что ты можешь контролировать в детстве — вот почему она называется стихийной, ради Салазара. Как они могли подумать… Гарри слишком хорошо узнал гнев своего бывшего соперника, но непривычно было видеть, что он направлен не на него, а на кого-то другого — и при этом в пользу Гарри. — Они не знали ничего лучшего и просто делали то, что думали… — И почему ты защищаешь их, Поттер? Я… — Я не защищаю их, Малфой, — спокойно говорит Гарри, — но я с этим примирился, и это меня больше не беспокоит. Да, они были ужасны по отношению ко мне. Они запирали меня на несколько дней за то, чему я не смог поспособствовать, они приносили мне еду через кошачью дверцу и заставляли меня готовить для них почти каждый день. Мне никогда не хватало еды, и единственной одеждой, которая у меня когда-либо была, были слишком большие обноски от моего толстого двоюродного брата. Мои тетя и дядя никогда не говорили мне, что я волшебник, и когда мне прислали письмо из Хогвартса, они попытались скрыть это от меня. Это просто льется из него, все сразу, и Гарри не делает ничего, чтобы остановить это, зная, что если он не скажет это сейчас, то, вероятно, не скажет никогда. Было все еще трудно выносить все это на поверхность, но в то же время, кажется, что это странно правильно — дать Малфою знать; как будто Гарри хотел сказать ему об этом уже очень давно. Малфой только смотрит на него, с каждым словом все больше расстраиваясь, и после того, как Гарри замолкает, проходит целая минута, прежде чем он наконец восстанавливает самообладание, чтобы прочистить горло и ответить. — Твою мать, я и понятия не имел… Тот факт, что Андромеда не укоряет его за неподобающий язык, достаточно свидетельствует о том, что она так же, как и ее племянник, поражена откровениями Гарри. Гарри не смотрит на нее, он не хочет отводить взгляд от сидящего перед ним блондина, но он сжимает ее руку, без слов говоря ей, что с ним все в порядке. — Почти никто не знает. Как ты можешь себе представить, это не то, о чем я обычно рассказываю. — И подумать только, все это время я думал… Черт возьми, мне так жаль, что ты… Боль, отразившаяся в глазах Малфоя, достаточна для того, чтобы Гарри захотел заключить его в объятия и обнять, уверяя, что все будет хорошо. Если бы не стол между ними, он бы так и сделал. — Малфой, это не имеет значения. Теперь все позади, и я стараюсь не позволять этому сильно влиять на мою жизнь. — Ты не будешь возражать, если я выслежу их и накажу за то, что они сделали с тобой? Пламенный блеск в глазах Малфоя вызывает забавную улыбку на губах Гарри. — Да, пожалуй не стоит. Ты только вернешь себя в зал суда, а я очень не хочу, чтобы мне пришлось снова давать показания от твоего имени в ближайшее время. — Тогда ладно. Не буду, — посмеивается Малфой. О, дорогой Мерлин, он действительно посмеивается. Малфой говорит с ним и хочет наказать Дурслей из-за него — и он, черт возьми, посмеивается. От этого удивительного звука искра в груди Гарри вспыхивает и разрастается в маленькое, но устойчивое пламя. Внезапный жар отвлекает Гарри настолько, что он почти пропустил следующие слова Малфоя. — Ты осудишь меня, если я все же захочу? Добрый Годрик. Гарри хочет снова поцеловать его, так сильно. Но сейчас не время. Вместо этого Гарри кривит губы в ухмылке. — Ты бы осудил меня, если бы я захотел выследить твоего отца и наказать его за то, как он поступил с тобой? Это почти незаметно и длится не более доли секунды, но Гарри не может не заметить, как глаза Малфоя расширяются от удивления. Его реакция не соответствует непринужденности его легкомысленного ответа. — Нет, не до тех пор, пока ты этого не сделаешь. — И позволить ему пропустить десять лет маггловедения? Никогда. Они оба смеются над этим, и на мгновение Гарри почти забывает об их ссоре. Андромеда возвращает его к реальности, сжимая его руку, чтобы привлечь к себе его внимание. Черт. Гарри даже забыл о ее присутствии. Он смотрит на нее, и они обмениваются улыбками, прежде чем она прекращает разговор в своей приятной и заботливой манере. — Почему бы тебе не пойти и не подготовить Тедди ко сну? — на что Гарри кивает и встает, чтобы поднять мальчика со стульчика. — Я предлагаю, когда ты будешь готов, привести его в гостиную, и мы устроим там наше маленькое семейное торжество, как только я закончу здесь. Драко, ты не поможешь мне? — Безусловно. Чем я могу вам помочь? Гарри не успевает выяснить, что именно Андромеда поручила Малфою, он уже поднимался наверх, чтобы искупать Тедди и переодеть его в пижаму.— ¤ O ¤ —
Гарри занимает место на диване у камина и зажигает рождественское полено, которое уже ждет в очаге. Сказочные огоньки, украшающие елку, весело светились, придавая комнате уют, и Тедди, кажется, был очарован их притягательностью. Гарри наколдовал для мальчика несколько парящих пузырьков, за которые он мог тянуться, и с нежностью улыбался его попыткам поймать их, когда они парили совсем рядом. Он так очаровательно выглядел в своей новой пижаме — однотонной коричневой с белыми узорами, которая делала его похожим на маленького пряничного человечка. Как всегда, волосы Тедди становятся светлыми, когда он слышит голос Малфоя, приближающегося из кухни. Гарри оборачивается, чтобы поприветствовать его и Андромеду поверх спинки дивана, когда они входят в гостиную с полными руками. Андромеда несла поднос, в центре которого стоит большой деревянный кубок, окруженный тремя чашками поменьше, половником и вечерней смесью для Тедди. Что бы ни было в этом кубке, от него исходил горячий пар, и пах он совершенно божественно, когда она проходит мимо Гарри, чтобы сесть в свое обычное кресло и поставить поднос на журнальный столик. Малфой шел за Андромедой с тарелкой пирожков с фаршем и он ставит ее рядом с подносом, прежде чем занять место в кресле напротив. — Что это? — с любопытством спрашивает Гарри. Он никогда раньше не видел ничего подобного тому, что находится в этом кубке, ни у Дурслей, ни в Норе. — Это напиток, — говорит Андромеда, — традиционный Вассейл. — Почему я раньше о нем не слышал? — говорит Малфой, наклоняясь вперед, чтобы вдохнуть его пряный аромат. — Наверное, потому что это маггловское, — говорит Андромеда. — Это одна из традиций, которую Тед принес с собой, когда мы поженились. Говорят, что все ссоры прекращаются, когда люди пьют его вместе. Она говорит это легкомысленно — как будто это просто еще одна незначительная мелочь — но Гарри хорошо знает, что это не так. И снова она демонстрирует свои слизеринские цвета, когда говорит что-то непринужденно, а подразумевает совсем другое. И это высказывание явно является ее способом попросить их обоих помириться друг с другом — или хотя бы договориться о перемирии на время праздников. Гарри бросает взгляд на Малфоя и встречается с его серыми глазами, когда тот смотрит на него в ответ. Кивок, который Гарри получает от него, слишком мал, чтобы его заметить, и он отвечает на него крошечной улыбкой. Андромеда берет кубок в обе руки и подносит его ко рту, делая глоток из его содержимого, прежде чем предложить его Гарри на вытянутых руках. Гарри кладет Тедди на подушку рядом с собой и наклоняется вперед, чтобы взять кубок в руки. Темное резное дерево теплое на ощупь, но не слишком горячее, чтобы удобно было держать его в руках. Налитый в бокал игристый напиток имеет темно-рубиново-красный цвет, и Гарри вдыхает его аромат, закрыв глаза, чтобы впитать сладкие тона нагретого вина, мускатного ореха и изюма. Пахнет Рождеством, и вместе с мягким потрескиванием огня это создавало идеальный момент времени. Поднеся кубок ко рту, он делает осторожный глоток, немного расслабляясь, когда обнаруживает, что напиток не настолько горяч, чтобы обжечь язык. Вкус сладкий и пряный, тепло усиливает восхитительные ароматы, и Гарри испытывает сильное искушение застонать от удовольствия, когда напиток встречается с его нёбом. Когда Гарри снова поднимает глаза, то обнаруживает, что его очки запотевают от дымящегося напитка. Он наклоняет голову вниз, чтобы встретить пристальный взгляд Малфоя через ободок очков, и протягивает ему кубок, чтобы тот принял его. По сравнению с теплым деревом под его ладонями, тонкие пальцы Малфоя ощущаются приятно прохладными на коже Гарри, когда они проводят по его рукам. Его сердце колотится, когда Малфой принимает кубок, это трепетное чувство в животе разжигает пламя, неуклонно растущее в его груди. Малфой не разрывает их напряженного зрительного контакта, поднося кубок к губам и отпивая из него, а его серебристо-серые глаза сверкают в сиянии огней рождественской елки. У Гарри пересыхает во рту, когда он смотрит, как Малфой смакует вассейл. Рубиновый напиток оставляет губы Малфоя влажными и окрашивает их в нежно-розовый цвет, и Гарри жаждет поцеловать его, как никогда раньше. Сделав неровный вдох, он рассеянно облизывает собственные губы, все еще ощущая на них пряный вкус напитка. Он старается не слишком зацикливаться на мысли о том, что губы Малфоя теперь имеют тот же вкус. Незаметное прочищение горла возвращает их обоих в «здесь и сейчас». Малфой моргает, выглядя почти ошеломленным, когда он поворачивается к столику и ставит кубок на поднос. Андромеда не смотрит ни на кого из них, но намек на забавную ухмылку кривит ее губы, когда она наклоняется вперед, чтобы разлить вино в маленькие чашки. Гарри чувствует, как горят его щеки, но старается, чтобы это не отразилось на нем, когда он принимает одну из чашек, пробормотав «спасибо». Он любезно отказывается, когда Андромеда предлагает ему тарелку с пирожками с фаршем, потому как пикси в его желудке слишком восторженны, чтобы оставить место для переваривания чего-либо еще. — Итак, мои мальчики, что вы скажете? Мне зажечь наш фонарь? Гарри поднимает взгляд на каминную полку и действительно находит фонарь со свечой, гордо стоящий посередине в окружении изящно украшенных мишурой еловых веток. Он выглядит так же, как тот, который Гарри представлял себе, когда слушал их разговор, только обрамлен серебром, а вместо звезд на матовых стеклах красуются маленькие снежинки. — Непременно, — говорит Малфой с немного хрипловатым голосом. Андромеда направляет свою палочку на фонарь и поджигает фитиль свечи за стеклом. — Счастливого Рождества, — говорит она, поворачиваясь сначала к Малфою, а затем к Гарри, чтобы одарить их обоих благодарной улыбкой. Гарри отвечает ей взаимностью и повторяет ее слова, поворачиваясь, чтобы обменяться взглядом с Малфоем. Тедди радостно лопочет рядом с ним, и Гарри поднимает мальчика к себе на колени. — И тебя с Рождеством, Лунный жук, — говорит он, взъерошивая его черные как вороново крыло локоны и слегка посмеиваясь, когда Тедди пытается ухватить его за рукав. — Ты также хочешь написать пожелание, или ты уже слишком взрослый для этого? — Пожелание? — спрашивает Гарри, хмурясь, глядя на Андромеду. — Да, разве ты никогда не загадывал желания? Гарри качает головой, совершенно не понимая, о чем говорит женщина. — Ты записываешь свое желание на куске пергамента и бросаешь его в огонь. Говорят, что любое желание, поднесенное к йольскому полену, может быть исполнено. — Ну, для исполнения желаний никогда нельзя стать слишком старым, не так ли? — улыбается Гарри. — Если вы не возражаете, думаю, я бы очень хотел это сделать. — Тогда начнем, — говорит Андромеда, поднимая палочку, чтобы достать пергамент и перо с приставного столика у телевизора. — Драко, ты тоже хочешь участвовать? — Да, пожалуйста, — говорит Малфой и принимает кусок пергамента из ее протянутой руки. — Не то чтобы мне с этим везло в последнее время, но, думаю, это не повредит. Гарри размышляет над тем, что написать, пока ждет своей очереди с пером. Вопрос не в том, что именно он хочет, а в том, как это сформулировать. Когда Андромеда протягивает ему перо, он решает остановиться на простоте. Драко Малфой. Это действительно все, чего он хочет; в любом смысле, форме или виде, которую жизнь согласна ему предоставить. Два слова смотрят на него, и черные чернила выделяются на фоне пергамента кремового цвета. Имя выглядит странно, написанное его неряшливой рукой; как будто его корявые буквы должны быть недостойны быть использованы для обозначения такого шикарного и изящного человека, как… — Ты уже закончил? Голос Малфоя выводит Гарри из ступора. Он моргает и поднимает взгляд, чтобы увидеть серые глаза, с любопытством рассматривающие его. Малфой раздраженно вздыхает и протягивает руку, его тонкие пальцы нетерпеливо подрагивают, призывая Гарри передать ему перо. Гарри наклоняется вперед, чтобы передать его, с трудом дотягиваясь до протянутых пальцев Малфоя, при этом держа ребенка на коленях и стараясь не показать очень личную записку, которую он сжимает в другом кулаке. И когда происходит едва уловимое прикосновение кончиков пальцев к его кончикам, то оно посылает по его руке раскаленные добела нити желания. Гарри поднимается с дивана, неся Тедди на бедре, подходит к камину, чтобы поднести пергамент с пожеланиями к горящему йольскому полену. Присев на корточки перед очагом, ему удается сохранить равновесие, когда он бросает записку в огонь, держа Тедди в недосягаемости от жара, наблюдая, как его желание уступает пламени. Когда от его пергамента остается только дым и пепел, Гарри встает, чтобы размять ноги. Тедди двигается в его руках, тянется за чем-то, и когда Гарри следит за восторженным взглядом мальчика, его глаза падают на весело мерцающий фонарь на каминной полке. Гарри отодвигается, чтобы избежать несчастного случая, и возвращается на свое место как раз вовремя, чтобы увидеть Малфоя, стоящего на коленях перед очагом. Его величественная осанка по-прежнему поражает воображение Гарри при каждом шаге: широкие мускулистые плечи, расправляющие ткань темно-синего джемпера, прямой позвоночник, идущий от кончиков белокурых волос по длинной элегантной шее и до самого… Дорогой Мерлин! С такой задницей Малфою действительно не следовало бы разрешать носить эти брюки. Спасая себя от неловкой ситуации, Гарри отводит взгляд от задницы Малфоя и снова переводит глаза на фонарь. Как и говорил Малфой ранее, мерцающее пламя действительно создает впечатление, что маленькие снежинки на матовом стекле мерцают на нем. — Андромеда? — говорит он по наитию. — У вас случайно нет того стихотворения, о котором вы говорили ранее? Этого Робина? Малфой поворачивается, чтобы посмотреть на Гарри, и на его лице появляется пренебрежительная усмешка, когда он готовится что-то сказать. Андромеда, однако, опережает его. — Робин Гудфеллоу? Ну, да, он стоит на полке с поэзией в кабинете. Тед всегда читал его нам… Она колеблется, и Гарри быстро уводит ее мысли от покойного мужа. — Почему бы нам не достать его и не прочитать? — Гарри чувствует, как эти серые глаза наблюдают за ним, когда Малфой встает, чтобы вернуться в свое кресло. — Вы ведь оба говорили, что это традиция, верно? На что глаза Андромеды ярко загораются от предложения Гарри. — А что, Гарри, это прекрасная идея. Я и не подумала даже об этом, поскольку Теда здесь нет, но, конечно… Я сейчас же пойду и принесу его. Она встает с кресла и разглаживает мантию, прежде чем выйти за дверь и направиться в кабинет. В ее отсутствие Гарри мгновенно чувствует, как в комнате нарастает напряжение, как напряженная тишина между ним и Малфоем высасывает воздух из его легких. В поисках отвлекающего маневра Гарри протягивает руку и берет со стола смесь. Он не уверен, является ли звук слабого вздоха, доносящийся со стороны Малфоя, чем-то реальным или только плодом его собственного воображения. Вместо того чтобы разобраться в этом, Гарри помогает Тедди прильнуть к его руке и предлагает ему бутылочку. — Итак, что ты загадал? — спрашивает Гарри, когда молчание становится слишком долгим и он не в состоянии больше молчать. Он сосредоточился на ребенке, лежащем у него на коленях, но не удержался и бросает быстрый взгляд на Малфоя, который невидяще уставился на пляшущее пламя в очаге. — То же самое, чего я желал последние четыре года — чудо. — О, ну, я думаю, чудеса случаются. Гарри просто пожимает плечами, бросая взгляд на Малфоя, который теперь смотрит на него, приподняв одну бровь. — Ты так думаешь? — Да, почему бы и нет? Малфой не реагирует на это, поэтому Гарри возвращает свое внимание к пьющему ребенку. Ему до смерти хочется узнать, что было написано на пергаменте Малфоя, и он с трудом представляет себе свое собственное имя, написанное изящным почерком Малфоя. Время, необходимое Андромеде для возвращения, не может быть больше минуты, может быть, двух, но если сидеть так близко к Малфою и чувствовать, как эти напряженные серые глаза постоянно смотрят в его сторону, это кажется ему почти вечностью. Усевшись, она открывает тонкую книгу, чтобы найти стихотворение, о котором шла речь, и предлагает прочитать его Малфою. — Драко, не окажешь ли ты нам честь? — Я? — удивленно произносит Малфой, — Я думал, что вы… — Нет, Драко. Ведь ты самый старший джентльмен в нашей семье. Ты должен это сделать. Гарри внимательно наблюдал за Малфоем, пока тот вникал в то, что говорит его тетя. На его высоких скулах появляется слабый румянец, а серебристо-серые глаза внезапно становятся яркими от эмоций. С трудом сглотнув, Малфой кивает и принимает книгу из рук Андромеды. — Я… Спасибо, — тихо говорит он, разворачивая книгу и кладя ее на колени. Пока Малфой бегло просматривает текст перед глазами, Гарри обменивается с Андромедой ласковыми улыбками и одобряюще кивает ей. И когда Малфой прочищает горло, они оба обращают на него свой взор, откинувшись назад на спинки кресел в ожидании, когда он начнет чтение. «Ночной мороз в середине зимы суров — Ярко сияют звезды; Спит одинокий двор, И все в полночь видят сны. Ясна луна, и сиянье снежных сугробов, Сверкая белизной на елях и соснах, Покрывала на крышах делая. И никто, кроме Робина, не пробуждается.» Голос Малфоя звучит спокойно и уверенно, когда он произносит многочисленные строфы поэмы, и его теплый баритон подобен сладкой музыке для ушей Гарри, которая льется на него и ласкает его душу самыми нежными прикосновениями. Мерцающий свет фонаря пляшет по изящным чертам лица Малфоя, заставляя его платиново-светлые волосы мерцать, словно серебристые следы выпущенного Патронуса. В очаге тихо потрескивал огонь, а воздух был все еще пропитан пряным ароматом вассейла. Гарри обнимает Тедди и улыбается, чувствуя, что его сердце переполнено до краев. Рождество еще не наступило, а Гарри уже знает, что это будет его самое лучшее Рождество.— ¤ O ¤ —