Спал Бэкхён долго, так как Чанёль разбудил его только в обед.
Широкая и такая тёплая кровать не хотели выпускать из своих объятий, и Бэк нехотя и через силу поднялся и сел, облокотившись на изголовье. В комнате было одно окно, закрытое плотной шторой, чему был рад Бён, ведь видеть солнце он совсем не хотел.
— Доброе. Завтракать будешь? — произнёс сонным голосом Пак, явно уснувший тоже не сразу, как и юноша. Он стоял в дверном проёме, не полостью заходя в комнату, словно это Пак был гостем в своём доме, а не наоборот. Волосы у парня были растрепаны и спадали на лоб, значит, он проснулся тоже только что. Чан часто зевал, лениво прикрываясь рукой, от чего был похож на маленького ребеночка, которого очень рано разбудили в детский садик. Его черная футболка помялась, а штаны были немного загнуты, открывая длинные ноги.
— Доброе. Да, не откажусь, — Пак не успел закрыть дверь, как юноша его окликнул. — Погоди, а ты разве не должен идти на работу?
— Ну, я подумал, а не пойти ли мне, иии не пошёл, — Пак довольно засмеялся, поддерживаемый Бэкхёном. — Там и без меня справятся, а нам с тобой надо разобраться с Сехуном. — При упоминании О, улыбка с лица Бэка резко пропала.
— Да, точно...
— Слушай, я забыл дать тебе вчера мазь, — Пак куда-то исчез, но тут же появился с тюбиком в руках. — А то твои синяки выглядят ужасно.
— Спасибо.
Пак вышел, а Бён принялся мазать толстым слоем больные запястья. Улыбка не сходила с лица Бэкхёна, и тот не заметил, как покрылся румянцем, но имя «Сехун» второй раз за несколько минут стёрло улыбку с лица юноши.
Он огляделся в комнате парня, чья обстановка сильно напоминала его. Широкая кровать рядом с дверью, справа от нее очень высокий вместительной шкаф с зеркалом, у окна стоял функциональный рабочий стол. Все было таким простым, но в то же время притягательным. Бэку хотелось посмотреть, где и что находится, но он решил с этим подождать и направился на кухню.
Бэкхён не мог понять, что с ним происходит, пытаясь разобраться в себе. Он резко попал в какую-то другую вселенную, где он сидел за столом на кухне и завтракал до безумия вкусный омлет и горячее кофе с молоком. Разговаривать с Сехуном уже не хотелось. Все чего желал сейчас юноша, это сидеть на кухне и разговаривать с Чанёлем.
— Ты очень вкусно готовишь.
— Мама научила.
— А меня научишь?
— Смотря, как попросишь.
Снова эта слегка хитрая улыбка одними губами и сощуренные глаза. Бэкхён только сейчас понял, что никогда не завтракал у Сехуна дома. Обычно на утро они сразу ехали кушать куда-то в кафе, но не дома, так как О не любил готовить и не предлагал сделать это Бэкхёну. Бэк в свою очередь любил готовить, хотя и делал это редко.
Все это было таким новым и пугающим.
Напротив юноши сидел высокий красивый парень, с хмурыми бровями и такими пленительными тёмными глазами. Парень не торопливо рассказывал ещё слегка сонным голосом о своём отце, как ухаживал и заботился о нем, как его отцу стало лучше, поэтому он решил приехать жить в Сеул и открыть тут мастерскую.
Бён слушал эту умиротворяющую речь, и удивлялся, ведь еще вчера юноша кричал и толкал брюнета в грудь, обвиняя его в своих проблемах, а сейчас они сидят за одним столом, пленённые этой приятной атмосферой, и спокойно с такой доброй и отзывчивой улыбкой смотрят друг на друга, задавая вопросы, чтобы узнать как можно больше.
— Значит, у твоей мамы появился ухажёр?
— Да, она обещалась нас познакомить.
— Рад за тебя и твою маму!
Вот так вот просто. Без придирок и неуместных шуток, как сделал бы Сехун. Чанёль искренне был рад за него. И Бэкхён ему верил, ведь эти глаза не могут лгать.
— Покажешь как-нибудь мне свои проекты?
— Тебе правда интересно?
— Да, правда. Ну или я хочу проверить, действительно ли у тебя талант. Может ты всех обманываешь!
Смех.
Приятный низкий смех, проникающий в твою голову, от которого начинает плавиться твоё собственное тело. О никогда не интересовался увлечением юноши. Да, он спрашивал, как тот учится и как проходит работа по тому или иному проекту, но никогда не просил показать их, никогда не восхищался ими и не хвалил его старания, словно игнорируя усердия младшего.
— Почему ты дружишь с Крисом? Он же омерзителен.
— Да, он не самый лучший парень на свете, но есть одна вещь, по которой я не могу прекратить с ним общение. Прости, что не могу сейчас этого тебе сказать.
— По-моему, ты и так сказал много.
Бэкхёна поражала честность Чанёля, о которой они договорились ещё в ту ночь, когда подросток ездил за рулем белой Toyota Mark II, как ему сказал Пак.
«— Раз мы теперь друзья, то должны кое-что друг другу пообещать.
— О чем ты?
— Нам обоим будет проще, если мы договоримся не лгать друг другу.
— Так не любишь ложь?
— А чем она хороша? Она отравляет отношения. Не то, чтобы я был ангелом, я тоже бывает обманываю, ну или не договариваю, но зачем тогда вообще дружить и общаться? В чем будет смысл?
— Ты прав, договорились.»
Бэкки не мог знать о чем думает темноволосый парень, как и не мог расшифровать его вечно сощуренные глаза, что таили в себе все его чувства, но он почему-то знал, что Пак с ним честен. А если Чан не мог сказать правду, то прямо об этом говорил, не вводя друга в заблуждение.
— Копируешь мой стиль?
— Как и ещё несколько миллионов людей. И кстати, я просто вдохновился твоим стилем.
Снова смех и приятная улыбка, медленно, но упорно вытягивающая Бэкхёна со дна тины. Он не хотел расставаться с этой улыбкой, словно она придавала ему сил, что так нужны были юноше.
***
Под вечер Бён был уже у себя в комнате. Мама была дома и, увидев разбитую губу, сразу же начала расспрашивать своего сына, что с ним случилось. Бён не смог устоять перед этими чуткими родными глазами, не смог сдержать в себе все эмоции, что так яро просились снова вырваться наружу. Юноша всё рассказал маме, ожидая поддержки и понимания. И он её получил. Мама Бэкхёна знала, что О может быть таким, может ударить своего сына, но не пыталась заставить расстаться с ним, прислушиваясь и видя, что ее сын его любит. Она переживала, но принимала решение своего сына быть с Сехуном и попытаться с ним поговорить. Рассказав все матери Бён почувствовал облегчение, но и жуткую вину за то, что мама за него переживала. Он не хотел её тревожить и расстраивать, в очередной раз соглашаясь с Чанёлем, что нужно что-то менять и учиться постоять за себя, а не молчать и терпеть, как он это делал всегда.
Бён лежал на кровати, думая, что скажет своему парню, когда они встретится. Думал о том, что скажет О Чанёль и что же в итоге будет дальше. Неожиданно раздался звонок. Увидев на экране знакомый контакт, подросток съёжился, сильно дрожащими пальцами замирая в нескольких сантиметрах от кнопки «Ответить». Было страшно, а в голове снова возникли воспоминания о прошлой жуткой ночи. Но Бэк обещал, обещал себе и Чанёлю, что поговорит с Сехуном.
Нажав кнопку «Ответить», сердце пропустило удар.
***
Разговор был долгий, мучительный и тяжелый. Каждый хотел высказаться, показать своё недовольство или же доказать свою правоту. За эти несколько часов они смеялись, плакали, кричали и снова смеялись, как два сумасшедших, что не могли поделить какую-то вещь на двоих.
Бэкхён много плакал, плакал, но говорил, пусть не всё, но многое. Он говорил то, что его ранило больше всего. Он хотел донести до Сехуна, что он его любит и благодарен за все, но ему больно от поведения старшего, от постоянных упреков и скандалов, от ругательств и унижений...
Сехун слушал и тоже плакал. Он любил Бэкхёна, любил странной, но безудержной любовью, на которую способны разве что психи. И когда днём к нему пришёл Чанёль, стыдя как маленького ребёнка за своё поведение и открывая глаза на то, что совершил ночью парень, О понял, что боится. Он очень любит Бёна, и очень сильно боится его потерять, что ему несколько часов назад доказывал Пак.
Они ругались, кричали, поднимая скандал за скандалом, выплескивая наружу всю ту боль, что копилась внутри. Они словно сражались друг с другом на арене, не давая никому взять лидерство. Они смеялись со слезами на глазах, вспоминая первые месяцы их отношений. Они истерично плакали и смеялись, вспоминая все обиды.
Бэкхён понял, что растерял часть той любви, что безвозвратно дарил Сехуну. Он потерял крупицы той первой юношеской любви и оставил их навечно на дне беспросветной тины, пока они день за днём ругались, устраивали истерики и крики. Но была и другая часть любви. Та самая часть не нежной и искренней любви, а привычной и нужной любви к Сехуну, что сейчас так отчаянно отстаивала и боролась за их отношения.
Сколько прошло времени они не знали, но они продолжали говорить, как волны и скалы, что бились друг о друга принося лишь боль и разочарование. Они разговаривали, ожидая, когда шторм стихнет...
