Некоторое время назад:
Несколько секунд Дима стоит и просто смотрит в лицо Эмиля, ему сейчас совсем не важно, что произошло между ними, ему сейчас совсем не важно, что люминесцентные лампы слепят глаза, ему сейчас всё кажется дурным сном. Иманов выглядит плохо, и это он его довёл. Когда детектив разворачивается и направляется к выходу, внутри Масленникова что-то с треском ломается, несколько секунд он не понимает, что происходит, так что уже в следующее мгновение чувствует, что инстинктивно идёт за Эмилем. Возможно, это неправильно, возможно, он совершает ошибку. Разум твердит, что он совершает ошибку. А сердце, разбитое сердце, гулко бьющееся в груди, молвит, что ошибку он совершил, когда отпустил парня. Дима почти выбегает на улицу, вдыхая прохладный летний воздух. Не смотря на поздний вечер на улице всё ещё светло. Осторожно, будто боясь, шевелится зелёная трава в такт красивым ветвистым деревьям. Солнце ещё садилось, окрасив привычно голубое небо в розово-сиреневые оттенки, где-то мелькал тёплый оранжевый, а где-то даже ярко-жёлтый. Эмиль стоит на краю крыльца и курит, дым летит под воздействием ветра и клубится, поднимаясь всё выше. Сейчас детектив действительно красивый, вот только смертельно уставший. Масленников тихо подходит сзади, становится рядом и достаёт сигарету из пачки. Слышится чирканье колёсика, он вдыхает глубоко и шумно, обозначивая своё присутствие, хотя Иманов заметил его, как только тот вышел. Детектив не говорит ни слова, хочется и кричать, и плакать⊹──⊱✠⊰──⊹
Рустам специально, будто зная о сложных отношениях Димилей, — именно так он называл в своей голове пару — выбирает другой выход, он расположен как раз перпендикулярно тому, что выбрал Эмиль. Артём держится на расстоянии, пока они не выходят на улицу. Рустам, услышав, как позади остановился Чернец, резко повернулся к тому лицом. Тяжёлый взгляд буравил полицейского несколько секунд прежде, чем тот заговорил: — Во-первых, вы выступили очень круто, — Руст пару-тройку раз похлопал в ладоши, показывая своё восхищение. Мужчина продолжает свою мысль, и на его лице появляется дерзкая ухмылка, а в глазах горят огоньки азарта. — Во-вторых, — Рептилоид выдерживает интригующую паузу, — ты был чертовски горяч. — На последнем слове он делает акцент. Артём принимает игру и чуть загадочно улыбается. — Такой же горячий, как сейчас? — Чёрнец следит за каждой переменой на лице, за тем, как кадык дёргается, как Рептилоид вытирает руки о футболку, и как решительно подходит. — You are very handsome when on stage, — Рустам кладёт руки на крепкие киллеровские плечи и немного сжимает их, смотрит в глаза безотрывно, будто это самое прекрасное, что он видел в своей жизни, громко дышит и быстро облизывает сухие губы. Полицейский наклоняется к уху и тихо шепчет, — but now you are the representative of the word «sexuality» — в английской речи Рустама есть что-то до боли интимное и крыше сносное. «Это лучше, чем трахаться» Тёма ещё несколько долгих секунд прикидывает: стоит или не стоит, но быстро сдаётся и целует Руста, высказывая таким образом всё, о чём он сейчас думал. Я рад тебя видеть. Твой английский очень сексуален. Это и правда лучше, чем трахаться.⊹──⊱✠⊰──⊹
Очнулся мужчина в неизвестном месте, ощущая себя ужасно. Он сделал большую ошибку. Что с братьями? Все ли с ними в порядке? Как Рустам? Не добрались ли до него люди Льва? Что будет с ним…? Последняя мысль не давала покоя. Правда боль немного мешала. Нога ужасно ныла, похоже, что были простреляны мышцы чуть ли не насквозь. Опустив взгляд, парень понимает, что рана обработана и хорошо перевязана. На том спасибо. Но важный вопрос: Что будет дальше? Руки крепко связаны, а за дверью темной комнаты, пропитанной запахом сырости и крови, слышны шаги, которые явно не внушали доверия. Звук, как и паника внутри, становился всё ярче, отчётливее. Стопа точно мужская, тяжёлая, а на твёрдой подошве металлические клёпки. Дверь с мерзким скрипом открывается, отчего кажется, что голова трещит по швам, а помещение кружится, словно юла, дыхание замедляется, а вот сердцебиение наоборот возрастает со скоростью света. Видя перед собой силуэт, похожий на Льва, у киллера появилось два желания: Застрелить его Застрелить себя — Здравствуй, Тёмочка, — мужчина зажал меж зубами зажжённую сигарету, на первых взгляд, самую дешевую, которую можно было вообще найти в городе, с каких пор такие люди как Лев, курят такое дерьмо, которое явно привозят контрабандой из стран-соседей? Чернец молчит, отводит взгляд, зажмуривается, ведь весь дым от палёного курева летит ему в лицо, обжигая глаза. — Не бойся, ты не проведешь здесь много времени, всего-то день, может два. Но ты насладишься этим временем, не беспокойся, я тебе гарантирую, — Поязевич гадко усмехнулся и сделал последнюю затяжку. Незаметное для глаз движение и вот мужчина уже тушит сигарету о шею Артема. Киллер немного дергается, отодвигая голову от источника боли, и подавляет шипение: нельзя выдавать эмоций, так учил Влад. — Это первое, что я хотел сказать, — улыбаясь, говорит Лев, — а второе, не расслабляйся, за тобой скоро придут мои люди и мы, — мужчина подбирал нужные слова, — ну, считай, поговорим. Посмеявшись над своей же формулировкой, мужчина вышел из комнатки, закрыв за собой тяжёлую дверь, что с треском захлопнулась. Поговорив с кем-то, кого Чернец идентифицировал как охрану, Поязевич удалился. Последнее, что услышал киллер, была фраза «Да начнутся развлечения», которую Лев прокричал на весь коридор, чтобы Чернец его точно услышал.***
Через час, как и обещал Лев, в комнату зашли двое людей в форме, один был на голову выше другого, с тёмными волосами и адской усталостью на лице, происходящее здесь ему явно не нравилось, а другой напротив — небольшого роста, с лёгким сумасшествием в глазах и такой же больной улыбкой. Они подняли Артема с бетонного пола и вывели из комнатки. Доведя до другой двери, мужчины завели и закрыли за ним увесистую железную дверь, с небольшим окошком на уровне киллеровских глаз. В помещении была только одна приглушенная лампа в углу, что освещала загнивающие стены и заплесневелый потолок. Пахло сыростью и горелой травой. Во мраке — как бы это ни было поэтично — стоял Лев, оперевшись на бетонную стену и, кажется, ничуть не брезгуя прислоняться к поросшему мху. — Ну-с, Тема, что вы еще планируете? — повернувшись к Чернецу лицом, спрашивает мужчина, мерзко облизывая губы, из-за они немного блестят от слюны прежде, чем к ним снова поднесут дешманскую сигарету. — Ты в край ебанулся? — Спокойно интересуется киллер, в ответ получая гадкий смешок. — Ну что же ты так груб. Вспомни детство, вспомни с чего все начиналось! — Лев вальяжно подошел к Артему, в полутьме мелькнул красный маленький огонёк, который, в последствии, соприкоснулся с артёмовской кожей, что тут же отозвалась болью во всём теле, но Чернец даже не дернулся, сохраняя зрительный контакт со своим куратором. Да, он не является его куратором уже много лет, но травма и все воспоминания имеют свойство возвращаться и показываться вновь, напоминая о всем страхе и всей ненависти к этому человеку. С виду Лев слаб: не слишком высок, одного роста с самим Артемом, но то, что он мог делать, совершенно не поддерживает образ слабого дурачка, который командует ордой головорезов… — Настало время пыточек, — в комнату к подросткам ввалился, как обычно куря, их куратор. На лице у него ухмылка, дети вжались в свои кровати, боясь пошевелиться, ведь это не сулило ничего хорошего. Такое выражение лица бывало у Льва редко, но в такие дни молодым доставалось втрое больше обычного. — Парни, забирайте их, — скомандовал мужчина, запуская в комнату солдат в масках. Все эти люди были ночным кошмаром наяву для детей. Артем огляделся вокруг. Шаст как обычно вцепился в руку Влада, а тот в свою очередь с невозмутимым лицом успокаивал его. Антон был младше, тише и стеснительнее остальных, вот только по храбрости в тяжёлые минуты ему уступали все. Позов был в другом секторе, основой которого являлось программирование, но тренировался как и остальные, по восемь-десять часов в день. Масленников был выносливее многих, у него сильная дыхалка и развитые мозги. Никита был лучшим оружейником и «фехтовальщиком». Чернец же, после Влада, был самым сильным бойцом, но оставаясь наедине со Львом, мальчик не мог держать ту же хладнокровность и спокойствие, что и его старший брат. — Антон, терпи, Тош. Мы отомстим, терпи. Все будет, все хорошо, держи себя в руках. Помнишь что я говорил? Зверь не должен учуять твоего страха, — Данов шептал все это на ухо Шастуну, который потихоньку успокаивался, выпрямляясь и беря себя в руки. Артема схватил один из солдат в форме и потащил по коридору в уже знакомое ужасное место. Что сейчас будут делать? Топить их? Тушить спички? Просто бить? Лев никогда не предупреждал — просто делал. Просто делал, в гробовой тишине, наслаждаясь криками каждого из своих мучеников. Казалось, даже солдаты, везде и всегда сопровождавшие детей, побаивались его и того, что он делал с маленькими будущими киллерами. — Я помню детство, не бойся, — спокойно ответил Чернец, пытаясь скрыть тонну сарказма в голосе, глазами прослеживая каждое движение врага. Лев хмыкнул и, мило улыбнувшись, произнёс с нескрываемой издёвкой: — Что же, в таком случае, я не буду медлить, — мужчина медленно подошел к киллеру и, вдохнув с явным предвкушением, замахнулся и резко ударил ногой в живот. Боль отозвалась огнем ниже рёбер и разлилась, точно лава, по телу, отчего Тема сглотнул и немного сжался, тем самым блокируя место, в которое прилетел тяжелый ботинок с грёбаными металлическими вставками, что так противно стучат при ходьбе Поязевича. — Что вы еще готовите? — подходя с другой стороны, мерзко шепчет Лев. Ему нужно бросать курить. Если хрипота в голосе Шаста кажется сексуальной, даже милой, то прокуренный голос⊹──⊱✠⊰──⊹
Позов уже несколько часов подряд смотрит в мониторы своего компьютера, пытаясь найти хоть намёк на местонахождение Тёмы, но всё без толку, ведь Чернец пропал со всех радаров. Масленников с трудом усыпил Сударя, который уже начал сходить с ума от беспокойства. Димка добавил в чай три таблетки снотворного, пытаясь хоть как-то усмирить брата, и сам лёг на боковую, хоть сон и был очень беспокойным. Антон же просто стрелял в человеческий манекен. Перезаряжал. Стрелял. И снова перезаряжал. Это был его способ справляться с потерей. За каждый промах следовало наказание, это было хорошим стимулом как тогда, так и сейчас. За пару часов он промазал всего три раза. Это не было рекордом, Шаст лишь сердился, ведь стрелять его, после Влада, учил Тёма. «Потому что ты был слаб. Был балластом. Лишь мешался под ногами. Лучше было от тебя избавились, как говорил надзиратель, но нет же. Решили поиграть в героев. Идиоты.» Поняв, что ничего больше сделать не может, Поз идёт в оружейную, оборудованную трёхслойной шумоизоляцией. Помещение без окон, но довольно большое: каменный пол и серые стены, несколько столов с оружием, а под ними контейнеры с магазинами и доп.частями. На стенах висят винтовки, пистолеты, арбалет, лук и колчан, в специальном шкафу выставлено несколько видов холодного оружия, а на полке, недалеко от манекенов, пулемёты и ящик с глушителями. Антон стоит у стола с открытой аптечкой, и перебинтовывает раны, нанесённые самостоятельно. Поз уже пару минут наблюдает за тем, как младший брат пытается перевязать руку, но у него не очень-то получается. Дима усмехается уголком губ и подходит ближе. Слыша шаги, Шаст дёргается, но увидев брата, расслабляется. Позов внимательно смотрит на руку и недоумевает как так получилось, что Антон стреляя, порезался любимым ножом Чернеца, ведь тот сейчас лежит замотанный в полотенце. — Мне нужно спросить как так вышло? — Поз ещё секунду смотрит на порезы, и накрывает их белой плотной тканью, слегка сдавливая кожу, чтобы остановить кровь, которая тут же испачкала повязку, оставив бардовые разводы. Антон лишь мотает головой, но Дима уже и сам догадался об их происхождении. — Слушай, Тох, ты… Господи, блять, мы все гордимся тобой. И я, и Артём, и Никита, и Дима. И будь Влад здесь, он бы гордился больше всех, понимаешь? Ты самый мелкий, но ты, честно тебе скажу, самый сильный. Да мы все его потеряли, но ты, — Дима слегка ткнул в грудь юноши пальцем, — больше всех. Мы все знали, что ты был в него влюблён, Тох. — Антон во все глаза смотрит на старшего брата и не понимает, где он прокололся. Ресницы немного дрожат, руки тоже. Дима в последний раз оборачивает руку и закрепляет защёлками. — Ты в порядке? — Шаст прикрывает глаза и успокаивает учащённое дыхание, мотает головой из стороны в сторону и слабо улыбается, мол «Сейчас нет, но буду». Дима хлопает брата по плечу здоровой руки и выходит, осторожно прикрывая за собой дверь. От увиденного всё ещё мурашки по коже и холодок бежит по позвоночнику уже в который раз, а успокоится Дима не может — не имеет ни сил, ни желания. Так что, взяв ключи от подвала, Поз спускается по лестнице вниз и идёт в импровизированный гараж, где стояли мотоциклы Шастуна и Позова. Вывезя из помещения своего малыша, Дима садится на него, даже не надев шлем, и мчится по городским дорогам, которые как всегда заполнены людьми и шумом. Чернец всегда говорил, что «молодость должна проходить в большом городе», так что братьям ничего не оставалось, как купить квартиру в мегаполисе. Погода подходит под настроение: небо серое, чёрные тучи так и сулят дождь, или хуже — грозу. Дима с живостью, присущей ему всегда, рассекает воздух, слыша, как гремит гром и немного съёживается. В отличии от Шаста, который до безумия любил грозу, находя её восьмым чудом света, Дима не любил, порой даже боялся, плохой погоды. Он паркуется возле какого-то кафе с симпатичной вывеской, кричащей своей неоновой надписью об акционном кофе и пирожке с вишней. Поднимается на крыльцо и заходит в помещение. Здесь довольно уютно, а главное — тепло. Несколько столиков в ряд в нежно-пастельных оттенках и стулья расставлены по четыре человека на стол. Дима мысленно помечает самый привлекательный, который находится как раз напротив витрин и кассы, и подходит к милой кассирше, она приветливо здоровается и предлагает блюдо дня, коим является любой десерт и кофе на выбор. Позов останавливается на капучино с корицей и тирамису. — Ох, да вы присаживайтесь, мы принесём. — Девушка ярко улыбается и кивает на столики. Поз благодарит и подходит к подмеченному ранее месту, достаёт телефон и пишет Шасту: «ты как?» На что приходит слишком быстрый ответ, которому Поз не верит, прекрасно зная брата: «норм» Не норм. Совсем не норм. И Дима это знает. А ещё Дима знает, что Шаст ни за что не примет помощь — слишком горд и упрям, в своей вере доказать, что он сильный. Дурашка. Они и так знают. Позов уже тянется за наушниками в кармане, как вдруг к нему резко подсаживается довольно симпатичный парень. Его волосы порядком отрасли, а скулы заострились. Он выглядит гораздо лучше, чем тогда, в баре. Когда полицейский только-только познакомился с Никитой, Дима следил за ним по камерам, чтобы узнать представляет ли парень угрозу. Оказалось, что малыш-коп безобиден. Тогда Дима подрасслабился, но следить не перестал. На поле появилась новая фигура, и как бы сильно Позов не старался его забыть, Матвиенко вновь вошёл в его жизнь… — Хэй! — На этом моменте Поз, в принципе, понимает выбор Никиты — парень улыбается до ушей так солнечно и ярко, что невозможно не растаять. У него уровень обаяния заоблачный, а голос мягкий и до дури приятный. Сладкий такой, он наверное поёт. — Ты же Дима, да? Дима Позов? — Эд очаровательно приподнимает брови и смотрит своими лунными глазами, поглощая. — Привет, Эд. — Дима отвечает полуулыбкой, — Я тебя помню. — Киллер усмехается и добавляет с наигранно-серьёзной интонацией, — Как я могу забыть человека, который спит с моим братом? — Глаза Выграновского расширяются, взгляд насквозь пропитан удивлением. — Я не сплю с твоим братом. — Эд слишком часто моргает, чтобы Дима поверил в его слова. Полицейский говорит то, во что он сам не до конца верит, а потому создаётся ощущение путаницы, с привкусом лжи. — Мы просто… Друзья. — Торопливо добавляет мистер-коп. — Друзья? — С нескрываемым сомнением, насмехаясь, уточняет Поз. Эдик всё больше теряется, его полу-правда трещит по всем швам, а в чудесных глазах горит синим пламенем печаль. — Друзья. — Тихо шепчет Эд, но киллер его слышит. А ещё он слышит с какой горечью сказаны эти слова. Он точно не хочет этой «дружбы». Нужно поговорить с Никитой. — Ты его поэтому поцеловал у всех на глазах? Потому что вы друзья? И он сбегает из дома к тебе на свидания потому что вы друзья? — Выграновский опускает глаза в пол, громко сглатывает, будто пойманный за воровством. Поз ставит на то, что Эд считает свои чувства не взаимными. Полицейский вдруг уставился на киллера и начал было говорить, но был прерван. — Послушай, я… — Эд, я просто шучу, расслабься. — Улыбается Дима, и Эд действительно расслабляется, глаза светлеют, а уголки губ вновь ползут вверх. Очаровательный. — Да… Извини. — Господи. Твоя самоуверенность мне нравилась больше. — Что? — Парень хмурится, — Мы даже не были знакомы. — Не были, — Кивает головой Поз, сдерживая очередную улыбку, — но это не значит, что я не наблюдал за тобой. Я знаю о тебе больше, чем ты сам. — Хах, неплохо. — Полицейский складывает руки на груди — на лице растягивается заинтересованная ухмылка — и продолжает свою мысль. Дима поправляет очки и вдруг улавливает искорки вызова во всё ещё горящих глазах. — Что именно ты обо мне знаешь? — Вот она, та чёртова уверенность, в которую — Поз уверен на все сто процентов — влюбился Никита. — Ну, ты учился в музыкальной школе, а потом в художественной, отец сидел за наркотики, в тюрьме же и умер. Средний балл 4.5. Ты любишь кофе, музыку и картины. Есть гитара. Хм, любимый цвет зелёный. — Парень выдерживает мини паузу, — И ты до безумия влюблён в моего брата. — Ого… — Эд вновь часто моргает, — Это очень неожиданно. Я даже не стану спрашивать, откуда ты это знаешь, ахах. — Улыбается, так невероятно улыбается, что затмевает грёбаные лампы. — Интернет — крутая штука.⊹──⊱✠⊰──⊹
Сударь просыпается явно не в духе, даже принятый душ не помогает успокоить порядком расшатанную нервную систему. Он ходит из стороны в сторону и слишком громко думает — Антон слышит его мысли из соседней комнаты, пока брат наконец не выходит «подышать воздухом». На улице давно стемнело, лишь ярко горят фонари, разбавляемые яркими лучами света от проезжающих автомобилей и мотоциклов. Никита садится на ступеньки, и чиркает колёсиком зажигалки, предварительно взяв сигарету из пачки, которую успел достать из джинсовки, пока спускался по лестнице. Он думает о братьях, о том, что делать дальше, от том, как искать Чернеца, о том, что делать с Эдом. О том, что происходит с Антошкой, Никита не дурак — всё замечает, просто старается не акцентировать внимание. Захочет — сам расскажет. На телефон неожиданно приходит уведомление. Парень дёргается от громкого звука, зажатая в зубах сигарета падает на холодный бетон. Уведомление о сообщении от Эда красуется на дисплее, а на губах Никиты цветёт улыбка. Секс-Коп 22:47 «Привет! Не отвлекаю?)»Подзапал чуть-чуть
22:47:
«Привет, нет)»
Секс-Коп 22:48: «Не против пересечься у меня?)»Подзапал чуть-чуть
22:49:
«Не против))
Скоро буду»
Сударь поднимается и топчет носком ботинка тлеющий окурок, думая о том, что решение помыться было очень кстати. Однако размышляет он не долго, спустя пару минут уже седлает байк и режет воздух с громким рёвом.***
Летом всегда рано светлеет, но Никита ещё успевает застать тьму во всей красе. К счастью, на небе ясно, а потому видны далёкие звёзды и мерцающий месяц. Сударь в полном восторге стоит у Выграновского на балконе и наслаждается загадочной атмосферой ночи. Тихо хлопает дверь, слышится шуршание, и чувствуются руки на обнажённой коже, что смыкаются на талии. С Эдом сразу становиться теплее, Никита прижимается к его груди ещё сильнее и доверия в этом движении столько, что хватит для снабжения целого округа отоплением. — Хэй… — Полицейский мягко целует в плечо и ведёт носом до шеи, щекотно дыша на кожу, отчего та покрывается мурашками. Летняя ночь. Звёзды. Поцелуи. Сказал бы кто-нибудь пару месяцев назад Никите о том, что он будет стоять на балконе у⊹──⊱✠⊰──⊹
Когда Никита входит в квартиру, его встречает усталый Шаст с перевязанной рукой, однако его настроение тут же поднимается, как только он видит брата. Сударь дышит часто и прерывисто, глаза горят желанием и блестят словно звёзды. — Вы что…? — Антон прикрывает рот здоровой рукой, потому что ещё чуть-чуть и его челюсть упадёт, — Вы с Эдом наконец потрахались? — Шаст буквально подпрыгивает на месте, радуется точно ребёнок, он бы закричал, но боится Дим разбудить. Сударь поджимает губы, чтобы не улыбнутся и не сдать себя с потрохами. — С чего ты взял? — Никита снимает бандану и оставляет её на полке в коридоре, а сам проходит на кухню, пытаясь как можно быстрее сбежать от резко ставшего гиперактивным Шастуна. — Да от тебя разит сексом. — Глупо хихикает младший брат и чуть ли хулу не танцует. — О господи, Шаст! Заткнись! — Шепчет Никита и заливается краской. — Ты что, только что смутился? Выграновский на тебя плохо влияет, братан! — Шастун вновь заливается смехом, хлопает в ладоши, но вновь зажимает рот, чтобы, не дай бог, не разбудить братьев. И Никита готов признаться, что этот смех — лучшее, что он слышал в своей жизни. Благодаря Шасту всегда уютно, как под одеялком. — Ладно, поздравляю. — Шаст по-дружески ударяет Никиту по плечу и уходит, судя по звуку, в ванну. Сударь же, улыбаясь, делает бутерброд из хлеба и сыра в пластинках. Не успел он поставить его в микроволновку, как вдруг телефон пиликает — ему пришло сообщение. Включив прибор, киллер подходит к гаджету и смотрит на экран: «Если ты не приедешь в нужное место, куда именно — ты узнаешь позже, то твой драгоценный брат вскоре скончается от потери крови. Мы очень мило поиграли :)» Сердце ушло в пятки. Про так называемые «игры» мог писать только один человек, которого Сударь знал и ненавидел больше всех. Забыв про еду, Никита почти бегом доходит до комнаты и тут же включает ноут. Пролистывая свою непрочитанную почту, Сударь заметил сообщение, отправленное с непонятного адреса, в котором была лишь фотография. Лишь фотография избитого и раненного Артёма. Сударь давит злость и ярость, сцепляет зубы и открывает приложение, которым надеялся не пользоваться никогда, но на всякий скачал. Вдруг пригодится? Пригодилось. Спустя минут двадцать он идёт искать Шаста. Антон обнаруживается в оружейной, стоя у стола и затачивая нож, лезвие блестит в свете ламп и создаёт солнечных зайчиков на стенах. — Тох, я поехал к Эду, оставил у него телефон. — Шаст резко разворачивается, но успокоившись, бросает: — А, окей. — Антон? — Получив короткий заинтересованный кивок, Никита решается, — Я люблю тебя. — Глаза Шастуна округляются и он ошалело смотрит на старшего брата. Бросив нож на стол, он подходит и что есть силы обнимает Сударя. Тепло. Ему так сильно тепло. Он чувствует себя в безопасности. С Никитой он всегда чувствует себя под защитой, его защитой. Сударь слишком много сделал для него. Для них. Он всегда был мамочкой, к которой можно прийти за помощью и знать, что не откажет, не осудит. Выслушает, поймёт. И обязательно даст дельный совет. — Я люблю тебя. Ты самый крутой старший брат. — Хочется и плакать, и кричать, и Никита сделал бы всё это, но сейчас не время. Сейчас нужно спасти Тёму. Чего бы ему это не стоило.⊹──⊱✠⊰──⊹
Приехав на место назначения, Сударь спрыгнул и, написав сообщение, выключил телефон, оставив его в багажнике мотоцикла. Киллер быстро осмотрелся на наличие посторонних — никого. Только слегка покачивающиеся деревья на ветру и льющие свет фонари, парочка из которых не работает. Никита внимательно осматривает заброшенное здание. Сталинская постройка буквально трещит по всем швам, где-то обвалились полностью стены, на пятиэтажке нет вообще никакого покрытия — лишь голый бетон исполосованный трещинами. Отметив, что всё это время, возможно, Чернец был так близко, Никита немного поёжился, а внутри велась борьба, разгорался гнев и ненависть. Хотелось убить всех, кто стоит на его пути, кто смеет трогать его семью, его младшего брата. Киллер заходит внутрь, в нос бьёт противный запах ржавчины. Медленно ступая по усыпанному штукатуркой и гравием полу богом забытого здания, Сударь держал наготове заряженный пистолет. В ножнах на левой ложке металл холодит кожу, заставляя сильнее биться итак волнующееся сердце. Под ногами хрустят камни, выдавая его осторожные шаги. Кажется, что дыхание слишком громкое, а сердцебиение слышит весь город, до того оно сильное. Идти очень сложно: на лестницах не хватает ступенек, приходится перешагивать, на крайний случай — перепрыгивать. Пальцы лишь сильнее сжимают ствол, когда он наконец поднимается на второй этаж, который выглядит самым целым местом во всём здании. Никита проходит вперёд, фонарный свет практически не проникает именно в это помещение, однако разглядеть фигуру в дальнем углу не составляет особого труда, поскольку это самая освещённая точка. Очертания Чернеца он узнает из тысяч, потому, забыв об осторожности, подбегает к брату и что есть силы обнимает, вдыхая родной запах в перемешку с сыростью, будто летом решил прогуляться после грозы. — Срань господня, ты жив! — Тёма мягко обвивает дрожащими руками брата, пытаясь успокоить. Да, вот я, здесь, слышишь? — Я так люблю тебя, идиот, господи. — В уголках глаз скапливается влага, что норовит вот-вот вылиться и скатиться обжегающе по щеке. — Я тоже, осторожно, у меня есть парочка «боевых» ранений, так что давай аккуратно свалим, ладно? — Тёма смеётся и на душе становится так спокойно и тепло, будто никого и не похищали. Однако счастье длилось не долго. Сударь вмиг понял, почему было так легко пройти. — Далеко собрались? — В знакомом голосе огнём горит насмешка. Этого человека Никита, пожалуй, не хотел слышать никогда. Сударь на мгновение заглядывает в глаза брата, в которых читается уверенность и тепло, медленно кивает, мол «всё будет хорошо», и поворачивается к источнику звука. Лев несильно изменился с тех пор, как они сбежали. Всё та же безумная улыбка и хищный взгляд, который проникает под кожу и растекается по венам, всё те же блондинистые волосы, за которыми Лев каждый день маниакально ухаживал, не допуская того, чтобы хоть раз они были растрёпаны. Он стоит у лестничных пролётов, счастливый до жути встречей. Артема передёрнуло. Он увидел ещё одну тёмную фигуру, промелькнувшую за Поязевичем. Это не был боец их врага, потому что Чернец точно знал и помнил, что с ними приехало только три дополнительных бойца. Это был кто-то другой. — Подальше от тебя, — Никита видит нацеленные на себя ружья, а потому медленно кладёт на пол пистолет и подталкивает ближе к Поязевичу. Тот ухмыляется так, будто наконец победил, спустя тысячи неудачных попыток, но не может удержаться от комментария: — Ох, малыш, неужели ты совсем не скучал по мне? — Наигранно обидчиво не спрашивает, констатирует факт Лев. — Отнюдь нет, чего ты хочешь? — Сударь пропускает странную реплику, складывает руки на груди и распрямляет спину, загораживая брата как можно сильнее, подальше от вездесущего ядовитого взгляда. Никита не боится за себя, нет, он готов сделать что угодно, лишь бы братья были целы. — Господи, как же я люблю этот деловой тон! — Лев откидывает голову немного назад и хлопает в ладоши, вот только это кажется до дури жутким. Кажется, что надзиратель, который был слегка поехавшим до их побега, в конец обезумел. И неизвестно что именно довело его до сумасшествия: Нурин или он сам по себе псих. Скорее и то, и то. — Ну ты же знаешь правила: смерть моего брата за твою смерть. — В глазах Никиты читается понимание, а потому Лев, «сняв маску ребёнка» наконец показывает свои истинные эмоции — злость и желание отомстить. — Знаешь, так много лет… сколько там? Восемь? Да, кажется именно столько… Восемь, мать его, лет я ждал, я охотился, я хотел вас всех убить. Да, ты же припоминаешь, верно? Именно ты убил его, ты заставил его страдать, а затем просто сбежал, со всеми этими детьми, которых ты всегда называл братьями! — Поязевич не орёт, он шипит и выплёвывает каждое слово с такой желчью, что даже его подопечным становится не по себе. Никита хмурится и чувствует, как шестерёнки в голове начинают крутится, вот только конечный результат не очень-то позитивный. Лев наблюдал реакцию, видел осознание на лице Артёма, который был уже готов подорваться и выхватить у Никиты пистолет, чтобы нахуй застрелить паршивого глиста, стоящего перед ними, угрожающего смертью. Но Поязевич первый достал свое оружие из пояса и направил точно на Чернеца. — Если ты сделаешь такое резкое движение, швы вскроются, а новые раны станут еще хуже, да и я бы не стал рисковать таким, зная, что шанс на успех нулевой, Тёмочка, — улыбнулся, немного наклонив голову блондин, снова переводя взгляд на Сударя. Бойцы Поязевича всё ещё стояли неподвижно, исполняя приказ, держа цель на мушке. — То есть, чтобы он ушёл, ты должен убить меня? — Уточняет Сударь. Кажется, что он никогда так сильно не ждал ответа, как сейчас. — Что ты? Конечно нет! — Лев мерзко смеётся на его умозаключение, и Никита слышит облегчённый выдох позади стоящего Тёмы, — Ты сделаешь это сам. Сейчас, так, чтобы Тёмочка всё-всё видел! — Артём кладёт руку на плечо и сдавливает с такой силой, что Никита понимает — он не даст. — Хорошо. — Сударь медленно кивает, расставляя в голове все мысли по полочкам, — Я могу попрощаться? Всего минуту? — Полминуты. — Лев, как никогда щедрый, поворачивается к одному из подопечных, краем глаза следя за действиями киллеров. Никита, стоя полу-боком, шепчет на ухо до предела напряжённому Артёму, которого уже трясёт от этого кошмара: — Тёма, слушай внимательно, никто сегодня не умрёт, во дворе припаркован мой байк, как только я достану нож — беги, слышишь? Давай, я в тебя верю. — Время! Давай, Ник, мы все очень ждём твою зрелищную кончину. Никита тянется к ноге, поднимает штанину и достаёт из ножны любимый нож, который служил ему верой и правдой ещё с детства. Металлическая рукоять приятно холодит ладонь, успокаивая. Сударь делает глубокий вдох, дразня ожиданием Льва. Артём прожигает спину взглядом, вот кто напряжён сильнее всех, в то время, как Никита абсолютно расслаблен. Он подкидывает нож в воздухе, тот переворачиваясь вокруг себя блестит в приглушённом свете, отражая солнечных зайчиков прямо в глаза надзирателю. Его на пару секунд ослепляет, чем умело пользуется киллер. Как только Никита вновь чувствует холод в руке, он что есть силы кидает оружие точно в цель, попадая в Льва. Чернец только этого и ждёт, он тут же срывается с места, бежит сбитыми зигзагами и почти достигает полуснесённой стены, откуда было бы запросто спрыгнуть. Вот только он слышит оглушающий крик, что разрывает барабанные перепонки. Тема резко разворачивается и с ужасом смотрит в то место, где ещё секунду назад стоял брат. Брат, что сейчас лежит ничком на крошках гравия, в неестественной позе, а позади стоит человек, держащий в руке до боли знакомый окровавленный нож.⊹──⊱✠⊰──⊹
Если подумать, то всё-таки, мой любимый вид убийства — убийство ножом. Я долго тренировал этот навык, оттачивал свои техники до идеала, чтобы безупречно выполнять заказные убийства. Или чтобы защищать братьев, но…некого было защищать
Предательство после побега — это как обнаружить собственный нож в своём боку. И я это ощутил. Полностью, со всеми дополнениями и последствиями. Расскажу сначала: Меня зовут Влад Данов. Двадцать три года назад я попал в приют для детей, чьих родителей убили при неизвестных обстоятельствах. Я был одним из них. В приюте, в этом ужасном, полностью пропитанном болью бункере, я встретил пять таких же, как я ребят. Один из них выглядел так, будто он совершенно не знал где он, кто он и что его здесь ждёт. На удивление, таких детей, приезжавших сюда, было очень мало. Единицы. Я прекрасно знал, что будет со мной происходить. И я понимал, что один я здесь не выживу, это просто невозможно. Поэтому я нашел эту группу парней. Я собрал их воедино, мы стали братьями. После одного происшествия, я не помню неделю своей жизни. И по истечении этого времени я резко очнулся в моей кровати, а точнее раскладушке, твердой железной, не чувствуя никаких эмоций. Совершенно. Я не знаю как это… что-то чувствовать, не знаю что такое: радость, любовь, ревность. Я видел эти эмоции у тех, с кем не случилось того, что произошло со мной и просто старался их копировать. Мой младший брат — Антон Шастун. Он был прекрасным человеком. Он и являлся тем зеленоглазым мальчиком, который был потерян и почти до смерти напуган. Я сразу понял, его я смогу обучить. Его я смогу сделать вторым собой, ведь что-то было в нём. Его поведение, его вечная резкость по отношению к другим, по отношению даже ко мне. Но как только на пороге появлялся куратор, Шастун потухал. Потухал, вжимался в угол и дрожал. Первый раз поближе я познакомился с ним на одной из тренировок, которую куратор назначил мне и Антону провести вместе. Тогда я первый раз понял, что этот паренёк, это зеленоглазое русое недоразумение, действительно хорошо ведет бой.Что он действительно способен убить
Даже убить меня
Мне не было страшно, я загорелся этой идеей, я загорелся этим парнем. Иногда я думал, что я хочу, чтобы однажды он убил меня. И это давало сил мне, а от меня эти силы передавались и самому Антону. Но в один момент куратор заметил. И положил глаз на моё. Он мучил Антона всё чаще и чаще, он забирал его на дополнительные тренировки, на Шастуне всегда были синяки, гематомы и царапины. После каждой тренировки он приходил бледный, потухший, глаза мёртвые, взгляд — пустой. Я делал, что мог. Я старался проворачивать всё так, чтобы Лев не трогал Антона, чтобы мой боец светился каждый день. И другие братья мне помогали. Они видели, насколько всё плохо, они пытались что-то сделать, но все были бессильны. Все, кроме меня и Артема Чернеца. Артем первый смог вывести Шастуна на эмоции: на смех, на злость, на слёзы, после очередной пытки от куратора. Это была победа. В тот день я первый раз поцеловал Антона. В тот момент мы находились на тренировке, и я видел, что он снова горит, что он снова жив, он снова готов, он мой.Но у меня был конкурент
Как-то раз Антон не пришёл в кровать после тренировки. Его принесли на руках двое военных. Для нас это была отправная точка. В тот день я думал, что сейчас Дима сойдет с ума, что сейчас он просто накинется на военных с голыми руками. Но Масленников сдержал злость, выместив её после на стене, разбив костяшки в кровь.В этот день мы приняли решение
Побег был спланирован до мелочей. Мы с Артемом и Никитой готовили его месяц. Всё было идеально, всё было просчитано, подстроено, подкуплено, сломано и подбито. На последней тренировке с Антоном я понял, что я наконец чувствую что-то. Я боялся его потерять. Я не хотел, чтобы умер он.И он не умер, умер я.
Я умер для них
Да, меня подстрелили, и я сделал всё возможное, чтобы моих братьев не тронули, я хотел, чтобы они могли жить. Я устал смотреть на то, как каждый день каждый из дорогих для меня людей приходил с пустым взглядом. Поэтому я был готов пойти на эту жертву. Сзади меня взрывается весь приют. Последнее, что я вижу — заплаканное лицо Шастуна, а затем… Я вновь не помню около недели своей жизни.После этого был ад
Ад, который убил во мне всё. Я узнал правду. Я узнал то, чего я не хотел знать. Меня подставили. Шастун хотел меня убить. Шастун меня и убил. Прошлого меня. Восемь лет меня держали в отдельном секторе бункера. Каждый день моё тело покрывали порезами, меня избивали, не кормили нормальной едой. Куратор тренировал меня восемь часов ежедневно, не позволяя отдохнуть за все это время даже минуты. С каждым днём я узнавал все новую и новую информацию, которую Лев преподносил мне как приз за то, что я выжил.Я узнал всю правду.
В какой-то момент Лев пропал. Он уехал, а его помощник и друг Алекс, сказал, что пока будет подменять Льва. Я ненавидел Алекса. Я ненавидел всё в нём: его тупую шапку, которую он никогда не снимал, скрывая свои чёрные волосы под ней, его топор, которым он каждый раз терзал моё тело, не оставляя времени восстановиться. Это самый жестокий человек, которого я знал. После меня, конечно. Думаю, моя любовь к ножам окрепла ещё больше, когда я раскромсал всё его тело, каждую секунду оставляя его в сознании. А он был в сознании, поверьте мне, до самого последнего момента. До момента, как я начал вырисовывать свой знак на его груди. Когда мои братья предали меня, когда я смотрел на них последний раз, я знал, что с ними будет. Я знал, что кто-то из них умрёт. Это я знал с самого начала, но я не знал кто. Позже я понял. Умрёт Сударь.И убью его я
⊹──⊱✠⊰──⊹
Артём застыл на месте, смотря на человека в маске, видя кровь, растекающуюся по полу под телом Никиты. — Ты… Ты… — Поязевич заикался, стоя в ступоре ещё секунд десять, но затем снова пришел в норму, направив все оружие на парня в маске. — Здравствуй, куратор. Ты мне не нужен, — совершенно ледяным голосом сказал парень, вытирая нож о своё запястье. Парень был одет в снайперский костюм, который Чернец где-то уже видел.«Куратор…
Костюм…
Испуг Льва…
Нож похож на Антоновский…
Но от кого он брал именно этот бренд?»
В голове бегущая строка сигналит об опасности, но Чернец не обращает ни малейшего внимания, он примеряет факты, перекручивает их примерно тысячу раз в секунду, пока картинка наконец не складывается. Блять. Артем снова перевел взгляд на человека в маске. Русые волосы немного выглядывали из-под капюшона. Сомнений не осталось никаких. — Здравствуй, брат, — улыбка в голосе разит на тысячи километров вперёд, её буквально невозможно не уловить. По спине Чернеца пробежались стадом мурашки, хотя, по ощущениям, скорее коровы. Этого не может быть. Страх внутри захлестнул Артема, киллер почти потерял контроль над собой. — Советую тебе уйти, Тёма, или умрешь, — посмеялся Поязевич. — Хотя, знаешь… — Парень в маске повернулся ко Льву, — я передумал. Беги. В миг Лев достаёт нож, но в этот момент все его подопечные уже лежали на полу, бездыханные, такие же, как Никита. Куратор понял, он налажал. Ему пиздец. Артем огляделся, бой вёлся уже в другой комнате, у него есть минута. Киллер отодвигает на задний план эмоции и панику, подбегает к Никите, чтобы привести в чувства. — Сударь, Сударь, очнись блять, нам пора, — аккуратно трясёт брата Чернец, на глаза которого выступают первые слёзы. В голове нон-стопом горит: «Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт…» — Никита, пожалуйста, поехали домой. Тебя Шаст отпиздит за такие приколы, НИКИТА, — Артем ударил по полу, понимая, что эту рану просто на зажать. Рана в форме улыбки убила киллера почти моментально, Чернец заметил это только сейчас. Один из глаз улыбки находился прямо на сердце. Хочется кричать, так неистово сильно кричать, раздирая горло и выбивая весь воздух из лёгких. Но Артём молчит, давит в себе боль и думает, что, блять, делать дальше, времени у него не так много. Чернец поднимается, оттаскивает тело брата трясущимися руками в другое помещение, чтобы позже забрать. Всё ещё в голове самого парня Никита жив, он просто придурок, притворятся любит, шутник. Он же тот ещё жучара, как всегда дебильный пранк придумал. Слыша шаги, Чернец подбирает винтовку одного из бойцов Льва, уверенно ступая в проход к лестнице. Сейчас ему нужно уйти. Далеко, правда, не получится: с раненой ногой, с порезанным плечем и огромным шрамом на животе будет сложно, но Артём точно что-то придумает, ведь Никита этого⊹──⊱✠⊰──⊹
Езда с раненой ногой аукнулась Чернецу, когда он почти подъехал к нужному месту. Киллер чуть не свалился с мотоцикла, когда рана снова дала о себе знать, стреляя болью и отдавая во всё тело. Артём лишь мычит, кусает губу и поднимается из последних сил по лестнице. Кажется, он начинает их ненавидеть. «Лестница это ебаная пытка» — думает киллер, проклиная всё на свете, а за одно и рану на ноге. Спустя долгих пять минут тихих стонов боли и ходьбы