автор
Размер:
планируется Макси, написано 286 страниц, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
554 Нравится 372 Отзывы 180 В сборник Скачать

Часть 20

Настройки текста

Gentrify — Da Vosk Docta

Рустам в гробовом молчании спокойно обрабатывал снова кровоточащую рану Чернеца. Внутри кипела какая-то ярость, ведь полицейский легко заметил и другие следы побоев на теле. Это бесило и раздражало, но ещё больше пугало; как можно вынести пытки, особенно физические? Руст не знает, даже не догадывается. Однако на ментальном уровне чувствует, что произошёл явный пиздец. — Расскажешь, что с тобой случилось? — Голос был в разы холоднее, чем когда-либо. Это было удивлением и для Рептилоида, ведь он сам старался его сделать спокойным. Ни к чему это сейчас. Но для Артёма это прозвучало так, будто Рустам атаковал, и парню ничего не остаётся делать, кроме того, как защищаться. А лучшая защита — нападение. — Обязан? — Смотрит киллер совершенно стеклянно в леденящие душу карие глаза напротив. Тёму выворачивает от жути, увиденной ранее, так что он слегка себя подмораживает, притупляя чувства и инстинкты. И приятный морозец пробегает по венам, словно шепчет успокаивающе: «всё хорошо». — Хм, в моих руках твоя жизнь сейчас, не так ли? — Мужчина встал со стула, поворачиваясь спиной к раненому, чтобы не выдать эмоций, с которыми сам совладать не мог. Рустама раздирает любопытство и обеспокоенность, кружит голову привкус ядовитой опасности, с которой под руку вошёл в его дом Артём. Как будто сегодня его аура кардинально изменилась, как будто у него на хвосте поселилась сама смерть. — Образ крысы тебе совершенно не к лицу, — ухмыляется парень, лениво поднимая глаза на уровень чужого затылка. Волосы отросли, Русту бы подстричься, но Артёму и так нравится. Прядки не так быстро выскальзывают, да и теперь на свету виден небольшой перелив, красиво. — Да ну? — резко оборачивается полицейский, — а что тогда мне к лицу? — Чуть-чуть прищуривается, хитрюга. Если бы у него было тотемное животное, то это точно был бы фенек. — Что угодно, но не это, — только сейчас маска Артёма растворилась, будто её и не было, сейчас Руст смог заметить ужасную усталость в глазах мужчины, что раньше была скрыта под морозной токсичной бронёй. Эта своеобразная сила и скрытность чувств была до дури привлекательной и отталкивающей одновременно. Если Масленников — огонь, то Тёма точно лёд. — Кто из парней мёртв? — От ожидания даже дыхание затаилось. — Никита Сударь, — шепчет Чернец, запрокидывая голову назад, однако Рустам его слышит. «Люди закидывают голову к небу, когда им больно. Так им легче справиться с этим» — вспомнил одну цитату Руст, наблюдая за Артемом. Почему-то сейчас беззащитность Тёмы не пугает и не отталкивает, а кажется милой и по-детски доверчивой. Хочется укрыть его одеялом, словно заблудшего котёнка. Согреть и не отпускать. Всё время не давать себе спуску утомляет, и полицейский это точно знает, на собственной шкуре проверил. — А кто ожил? — Рустам чувствует себя немного виноватым, вот так расспрашивая киллера о произошедшем, но ничего с собой поделать не может. Парень сжимает кулаки, замечая ожоги на шее Тёмы. В данный момент ему хочется убить всех, кто хоть как-нибудь прикасался к нему. Чувство собственности, а может что-то большее кроется за злостью. — Влад Данов, шестой братец. — Сказал, как ударил. У Рустама на секунду даже сердце замерло от шока. Он как олень в свете фар, замер и даже не дышит. Думает, послышалось или нет. Потому что такими вещами не шутят, а лицо Чернеца — серьёзнее некуда. Становится жутко. Не желая накалять обстановку, Рептилоид спрашивает: — Как это понять…? — Да я сам не ебу, Руст, — Чернец запустил руки в спутанные пряди жёстких волос, растрепав их, — я не знаю, как сказать остальным. Я не знаю, что мне вообще делать. Когда я увидел Влада… мне стыдно, что я не чувствую сейчас ничего. Я как будто замороженный, как рыба в морозильной камере, и хер знает, когда меня разморозят. — Я не думаю, что ты в ближайшее время сможешь что-нибудь почувствовать. Всё-таки это огромный стресс для организма, так что ещё какое-то время ты будешь «подморожен». Без чувств. — Полицейский подошёл ближе к Артёму, привлекая его внимание к себе. Чернец мягко обвивает руками чужое тело, прижимаясь головой к мягкой ткани удобной домашней кофты. — Ну почему же, кое-что я всё же чувствую. — Что, например? — Киллер поднимает голову и смотрит-смотрит-смотрит в напрягшееся лицо своими чарующими глазами. — Явное желание вцепиться в тебя. Я знаю, что это аморально, и я ужасный человек… — Однако Рустам прерывает его, мягко шикая с хитрой улыбкой. Ну точно лис. Маленький фенек с забавной мордочкой и огромными чудесными глазами. — Мы ужасные люди, Тём, — поправил парня Рептилоид, поддавшись на действия киллера и аккуратно садясь на его колени, бережно сгибая ноги так, чтобы не причинить дискомфорт. Боится ли Рустам причинить боль? Конечно! Вот только спасти, хоть ненадолго отвлечь от ужасных мыслей, хочется больше. В разы больше.       Артём откинул голову назад, позволив себе сейчас забыть об ужасных событиях происходивших на протяжении последних трёх дней. Сейчас он рядом с тем человеком, к которому имеет эмоциональный интерес, привязанность. Которого боится потерять. Который сейчас смотрит в его глаза с такой яростью, будто ради него, ради Чернеца, пойдёт и перестреляет весь город. А он это может, и это ещё больше распаляет огонь внутри. Рустам осторожно выцеловывал каждый участок шеи, особенно выделяя те места, где ранее заметил ожоги, — очевидно по форме — от сигарет. Артём легким движением руки сжал волосы любовника, приподнимая его голову и впиваясь ему в губы. Не нужно сейчас напоминать ему о боли. Ему нужно только наслаждение. Да, это ненормально, но недаром он убивал людей на заказ добрых пять лет. Понятие «мораль» для него слишком размыто, как, видимо, и для Рустама. — Хватит пытаться сдерживать мою ярость, сукин ты сын, — прорычал Рептилоид, откидывая голову назад. Язык игриво скользит по верхнему ряду зубов, Тёмы только улыбается, и от этих глаз мурашки по коже. Такой невероятный. Боже. — А то что? — Лёгкий прищур и резкой вдох. Настроение игривое настолько, что хочется смеяться от абсурдности. Артём наклоняет голову вбок, и лучше бы он так не делал. Внутри полицейского так ёкает, что дрожью отдаётся во всё тело. Ну секс же, Тёма — чистый настоящий секс. И от этого факта хочется бежать и прятаться. Потому что в жизни ещё не было так хорошо и откровенно. Блядски откровенно. — Тебе лучше не знать что, — закрыв глаза, чтобы не видеть глаз Чернеца, сказал полицейский. Киллер позволил Рустаму опуститься до ключиц, спокойно откинув голову назад. Да, он может делать, что хочет, Артём не против. Рептилоид снова перешёл на шею, передумав оставлять засос, ведь, очевидно, после их разговора Тема поедет к своим братьям. Свежая пометка на шее не принесёт ничего хорошего. Поэтому парень лишь пару раз выдохнул горячий воздух в шею киллера, снова накрывая губы Чернеца, последний раз забирая все плохие мысли, которые могли остаться в этой загадочной голове. В голове, в которую хочется попасть до безумия. Утонуть в тёмных мыслях и укрыться пледом, высыпаясь на магических облаках сдержанности.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Артем, подходя к своему дому, ощутил непреодолимое желание развернуться и убежать настолько далеко, насколько это возможно. Он не знал, как отреагируют братья, боялся даже представить их лица, боялся разбить то ощущение семьи, которого они добивались годами. Киллер тяжело вздохнул, при взгляде на нужную квартиру. Да начнется же пиздец. Через несколько мучительно долгих нажатий на дверной звонок, перед Чернецом наконец появился заспанный, но ужасно нервный Антон. Парень, осознав, кто перед ним стоит, внезапно налетел на не ожидавшего такого приёма брата. — Ты, блять, хуй дроченый, я ж думал, ты умер, — сорвавшимся голосом, звучащим где-то в складках ткани, сказал Шаст. Он крепко обвил руками Артёма, точно коала и потёрся щекой, этим жестом говоря в разы больше, чем можно выразить словами. — Прости, — это единственное, что мог сказать киллер, обнимая Антона в ответ, боясь, что просто сломается. Рядом с Антоном всегда было спокойно и весело, и именно Антона было страшно обидеть или сделать ему больно. И сейчас Чернец понимает, что через пару мгновений сделает ему так больно, как никогда прежде. И что, скорее всего, своими словами он сломает младшего брата. Навсегда. — Ты не представляешь, как я хочу тебя убить, просто ты такой блять… — Чернец заметил, что младший слишком часто дышит. Он плачет. А по голосу и не скажешь. И это разбивает сердце. Потому что это тяжело. Очень тяжело. Ломать людей вот так. Кучкой жалких слов, которые кардинально меняют историю. Зачёркивают всё хорошее, что есть на этом свете. Это душераздирающе горько, с привкусом крови и смерти. Кому как не им знать её вкус. Безжалостный жестокий вкус убийства. Они стояли так, обнимаясь, в дверях квартиры, забив на все, добрых пять минут, не желая, отходить друг от друга. Ну, или один не хотел, второму было просто мучительно отпускать. Так что Тёма оттягивал момент истины, как мог. Да, это не честно, но кому какое дело, верно? Вариант убежать с каждой секундой нравится всё больше. — Тох, нам всем нужно поговорить. Ты сможешь позвать? — Да, да, конечно, — отстраняясь и сразу пряча глаза в рукаве растянутого свитшота, кивает киллер, — только Никиты дома нет. — На этой фразе у Артёма сердце обрывается, будто разорвались все артерии и вены, и ещё недавно важнейший жизненный орган, разгоняющий кровь по организму, превратился в камень, а затем — рухнул вниз, разбиваясь на сотни таких же. — Я знаю, — кивает Чернец, смотря на растрепанные волосы брата, на милое выражение лица, на уставшие глаза, в которых капилляры полопались. Он выглядел как никогда по-домашнему сейчас. Тёма начинал ненавидеть себя, за то, что сейчас одной фразой он всё это испортит, разрушит их привычный мир, где только они и приключения. Их привычную рутину. Сейчас Артём понимает, что это — конец. Конец спокойной жизни, ничего уже не будет как прежде.

help_urself — (slowed) — Ezekiel

Когда Антон поднял всех, Чернец уже сидел на кухне, полностью потеряв надежду на то, что из этого разговора выйдет что-то нормальное. Первым на кухню вошел Масленников. Сначала на его лице промелькнуло облегчение, но как только парень заглянул в пустые глаза брата, плечи мужчины напряглись, взгляд стал серьёзнее. Вот чёрт, как же Тёма себя сейчас ненавидит. блятьблятьблятьблять Следом в кухню вошли Дима с Антоном. В груди у Чернеца что-то резко сжалось, перекрыв кислород и мешая говорить. На кухне стало пусто без Никиты, их всего-то четверо. Только четыре, эта цифра резко показалась Тёме такой маленькой, такой ничтожной. Цифрой, означающей ужасную потерю. Цифрой, что сейчас разрушит их жизнь, которую они тщательно собирали по кусочкам последние годы. Внутри волком воет боль, но взгляд остаётся холодным, пустым. Будто всю жизнь выкачали, оставив лишь гематомы на сердце. — Тём? — осторожно окликнул брата Позов, понимая, что состояние киллера далеко не просто от стабильности, от нормального. Ни одна мышца не дрогнула после оклика, Артём лишь прикрыл веки и глубоко вздохнул прежде, чем произнести: — Никита умер, — металлический голос, раздавшийся на кухне, отразился эхом от стен, засветившись красной неоновой надписью в голове каждого. Артем действительно не хотел смотреть в глаза сидящих вокруг него людей, не хотел видеть их мучения, их страх и потерю, но неожиданный резкий звук привлек внимание сразу троих, заставив вздрогнуть. Масленников резко встал, откинув бедный стул в стену с такой силой, что дерево, не выдержав, треснуло, глубокая трещина разместилась на одной из ножек. Было ощущение, что сейчас он просто убьет Артема. Умрет еще один брат. — Нет, — начал, было, Дима, но его резко перебил Чернец. — Да! — заорал киллер, — Да, он умер… Теперь его нет. — С криком накрывает липкое осознание и от этого так больно, словно все кости разом ломаются, разрываются мышцы и сухожилия. До Артёма только сейчас доходит весь пиздец произошедшего, будто он находился в коме и вдруг резко проснулся, а вокруг мир разрушен, и он понятия не имеет, что делать. Уходить. Бежать. И не оглядываться. Но Тёма просто поглубже вдыхает и смотрит в глаза Поза, который взглядом успокаивает, придает сил. — В таком случае, где тело?! — В ответ заорал Масленников, не сдерживая эмоций, что было ему вообще не свойственно. Таким разъярённым он был лишь однажды, когда «умер» Влад. У Димы желваки не ходят — несутся, а в разгневанных глазах беспрерывно сияют два слова: «Беги, блять». И лучше бы Тёма убежал, потому что находится здесь просто невыносимо. — В заброшке тело. И мы его заберем, но сначала нам нужно разобраться с другой проблемой, — Чернец, находящийся в состоянии полной апатии, готовится сказать новость, которая воспримется гораздо хуже прошлой, Тёма сердцем чует. Голова гудит так, словно в ней водитель давит на клаксон беспрерывно. Артём ногтями давит на кожу, оставляя следы. Боль всегда отрезвляет. Помогает собрать мысли в кучу, а ещё привести в порядок чувства. — И какие же еще у нас могут быть проблемы? — подал голос, наполненный яростью, Дима. Его буквально выворачивает наизнанку и непонятно по какой конкретно причине, то ли он злится, то ли ему страшно, то ли больно, а может всё вместе. Он дышит, как загнанный в угол зверь, с пониманием того, что ещё немного и его прикончат те, кто гораздо больше и сильнее. И это, наверное, одно из самых омерзительных чувств в мире. Блядство. Артем с безумным сожалением и горечью посмотрел на Антона, и все слова, которые он хотел сказать, просто пропали. Будто не было их вовсе. Не было прекрасно построенного предложения, которое разбило бы всех, а Антона в особенности. — Что такое, Артём? Что может быть хуже смерти Никиты? Смерти, которую, как я понимаю, ты видел своими глаза- Чернец резко прервал раздирающие душу высказывания Позова, так же встав из-за стола. — Влад жив. Звук разбитого стекла. Антон, до этого наливший себе воду, пустым взглядом смотрел на осколки кружки, валявшиеся на полу, несколько из которых воткнулись ему в ногу. Неописуемая боль, разочарование и ярость смешались во взгляде ярко-зеленых глаз за несколько секунд, и в этот момент Артем был точно уверен, ничего как раньше уже не будет. Будет только хуже. — Ты же шутишь, да? — Смеясь, спрашивает Шаст. А в глазах слёзы. — Все это шутка! И Никита, ёбаный приколист, сейчас выйдет из-за двери в ванную, а я его отпизжу, потому что так не шутят блять! Позов было дернулся, чтобы остановить младшего брата, но тот уже сорвался с места, убегая в другую комнату, открывая все шкафы, двери, ящики, сопровождая каждое своё действие новым приступом панического смеха. И с каждым разом ему всё больнее и больнее, но он просто не может остановиться, так сильно его накрыло. Будто плотина, всегда выдерживающая, вдруг взорвалась, и ничего уже не исправить, слишком долго она держалась. — Это же шутка, Тём! Ты шутишь же, да? — Периодически оборачиваясь, снова и снова спрашивал Антон, и снова, и снова его голос срывался на смех, от которого слёзы только сильнее бегут по щекам, сдирая маски вместе с кожей, оставляя рубцы и ожоги, которые никакая Оксана не вылечит, ведь их не увидишь. Масленников рывком преодолел расстояние между ним и Чернецом, схватив брата за шиворот кофты, что прикрывала многочисленные шрамы на шее парня. — Ты смотрел на то, как он умирал. Ты просто смотрел? — Сквозь зубы цедит Дима, его нервы начинают порядком сдавать. И Позов, и Артем это понимают, а ещё они понимают, что остановить его сейчас невозможно. Резкий удар, от которого даже Шастун перестал метаться по квартире, оборачиваясь на кухню. Артем лежал на полу, смотря на Диму, который замахнулся снова. Но Поз успел предотвратить начинавшийся хаос. Мужчина ловко поймал руку брата, сжимая её, словно успокаивая. Будто кошка легла на израненное тело, пытаясь хоть как-то спасти умирающего. Вот только людей на таких стадиях не спасают. А у Чернеца она последняя. Под названием «Пиздец». — Не нужно убивать еще одного брата, Дима, — на удивление спокойно промолвил программист, смотря четко в глаза ужасающего своей злостью товарища. Поз отлично понимает, что Артём никогда бы так не поступил, он единственный хватается за крохи спокойствия, что остались в его душе. Ни к чему сейчас кровопролития, они и так много потеряли. Даже слишком много. Ни один нормальный человек этого не выдержит. Выходит хорошо, что они не совсем нормальные. Вовсе ненормальные. — Он блять убил Никиту. — Шипит Масленников, нагоняя ужас на всех. — Он убил себя сам, — резко подает голос Тёма, понимая, что это было ошибкой. — Что ты сказал? — Шелестящим шепотом раздается голос Антона где-то сзади, словно сама смерть посетила их не скромную обитель. И это страшнее гнева Масленникова. Страшнее Поязевича и всех его приспешников. Убийственный шепот Антона — вот худшая кара. — Он убил себя сам. Он хотел это сделать. Иначе бы умер я. — НУ ТАК И УМЕР БЫ! — закричал Масленников, всё же собираясь вырывать руку из цепкой хватки брата и ударить снова, но теперь Позу помог Шаст, который очень во время перехватил руку. Масленников чуть не завыл от бессилия, ему так хотелось выплеснуть все эмоции, ему так хотелось забыть и забыться, хотелось, чтобы этот кошмар закончился, а лучше — вообще не начинался. Тихий голосок в его голове говорит, что Тёма не враг. Что ему страшно. Что нужно спокойно поговорить. Но у Димы больше нет сил. Вся энергия, которая есть у него, — это злость. И ничего больше. — Расскажи всё. Иначе я позволю ему тебя убить, — На выдохе говорит Шастун и давится воздухом. Три выжидающих взгляда были обращены на лежащего на полу, и каждый излучал разные эмоции. От Поза — спокойствие, он медленно подбадривающе кивнул, мол: «Всё хорошо, продолжай». От Димы — убийственная ненависть, желание сжечь дотла и не оставить даже костей. От Шаста — ожидание и раздирающая душу скорбь. И Артём не знал, какой из них заставил его продолжить. — Я был у Льва. Дня три примерно, я не знал сколько прошло. Он говорил, что все вы мертвы. А позже привез меня в заброшенное место, похожее на то, где мы проводили операции. И там был Никита. Поязевич сказал ему, либо Никита убивает себя, либо умру я. Я видел по глазам Сударя, что он это сделает, он собирался… Артем замолчал, просто не в силах продолжать дальше. Вспоминать всё это было просто ёбаной пыткой. Но страшнее было от того, что сейчас его родные братья были гораздо опаснее, тех ребят во главе со Львом. А ещё Артём понимал, что если его решат убить, он не станет сопротивляться — не имеет право. И от этого гадко, очень гадко и мерзко. До тошноты. — Дальше, — надавил Антон, взглядом прожигая в Чернеце дыру. — Я с самого начала заметил лишнего человека в здании… Из-за остальных действий вообще не принял его в расчёт. Когда Никита сказал мне уходить, я действительно верил, что он сможет победить Льва. Но на Сударя напали сзади. Я понял, что это был Влад не сразу, только, когда он заговорил. Я так понял, он был там только ради Никиты. Не знаю, жив ли Лев, ведь когда драка стихла, я слышал шаги нашего брата… Влада позади себя. — С чего бы Льву нужно было убивать Никиту? — Подал голос Масленников, и было прекрасно слышно, что он в сильнейшем смятении. Первый раз за всю свою жизнь он понятия не имеет, как поступить. Всё чертовски просто и сложно одновременно. И от этого голова идёт кругом. — Он сказал, что это месть за его брата. Никита кого-то убил при нашем побеге и за это Поязевич хотел отомстить, — сейчас Чернец хотел лишь одного, обратно к Рустаму, где было тихо и спокойно, без суеты и с отсутствием неприятных вопросов. Масленников кивает и немного расслабляется. «Верит». Руки Антона разжались и безвольно, точно сломанные ветви, опустились вниз. Дима резко обернулся на младшего, наблюдая, как тот просто рушится изнутри, как он умирает, как по частицам сыплется всё, что он так долго возводил. Все стены в его разуме, что сдерживали до боли приятные и самые ужасные воспоминания рушатся одна за другой, как взгляд, словно старая лампочка, что десятками лет работала, меркнет, а глаза становятся тускло-серыми, будто разом потеряли всю зелень, ведь трава высохла, а листья на деревьях опали. В следующий момент Шастун пропадает из кухни. Слышится недолгая возня в коридоре, матерный крик на снова упавшую на ногу Антона ложку для обуви. — Антон, куда ты собрался, стой, — внезапно осознав ситуацию, подрывается Чернец, выбегая в гостиную, рукой держась за живот. — Подальше от вас, — шипит парень, на выходе из квартиры. Артёма так накрывает, что он готов лезть на стену от ужаса. — Но Влад ведь только этого и ждёт, блять! — Срывается Тёма, итак осевшим голосом, пытается докричаться до младшего, — он ждёт, что мы разделимся! Он убьёт нас по одному… — Да мне похуй вообще! — оборачиваясь, что есть силы, орёт Шаст, однако прежде, чем захлопнуть дверь, ледяным голосом предупреждает, — Не смейте меня искать. — В этой фразе столько угрозы, что Тёма неприятно морщится. Чернец облокачивается о стену, а затем и вовсе скатывается по ней вниз, закрывая голову руками, ощущая, насколько быстро бьётся его сердце, насколько часто он дышит. До Артёма не сразу доходит мысль о том, что он задыхается от нахлынувших эмоций. Только когда сильные руки Позова поднимают его с пола, когда голос брата доносится где-то издалека, взывая к разуму, умоляя дышать медленнее. — Тёма, считай со мной… Один. два. три. — Дима крепко держит за плечи, смотря ровно в глаза, считая вместе с ним, радуясь, что получает реакцию, получает ответ. — Ты как? — Я в норме, — успокоившись, кивает мужчина, благодаря Поза за скорую помощь. Тот волнуется за него, это видно. И от этого тепло. — Я не верю, но позволю тебе с этим сейчас проскочить, — спокойно отвечает программист, сажая Тёму на диван и садясь рядом. Чернец откидывается назад, считая свой пульс на автомате. Самопроверка в таких ситуациях никогда не помешает, так учил Влад. Чёртов Влад. Ёбаный псих, что сейчас сносит все планы, всю жизнь киллеров к херам собачьим. Он когда-то обещал, что пойдёт ради них, ради Димы, Димки, Антона, Никиты и Тёмы по головам. Но тогда бы он пошёл ради защиты. Теперь же ради убийства. Вот ирония. — Нужно найти Антона, — потерев глаза, встаёт с дивана Артём. Его трясёт, но он держится изо всех сил, чтобы не упасть. Он физически измотан, но морально — ещё больше. — Да нихуя мы не найдём его, ты забыл с кем имеешь дело? — Появившись в дверном проёме своей комнаты, говорит Масленников, смотря куда угодно, но не на Чернеца. Он ещё злится, а ещё ему немного стыдно. Но он не покажет, ни за что. — Ну а что нам просто сидеть здесь и ждать, когда придёт наша очередь, так? — Так же язвительно отвечает брату киллер, смотря в глаза и усмехаясь, не получая ответного взгляда. Удивительно. — Мы можем зайти с козыря, — Дима и Тёма смотрят на Позова вопросительно, ожидая, когда же он предложит то, про что братья могли не подумать.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Артём стучит в дверь настойчиво, несмотря на то, что ему не открывают уже добрых пять минут. Он бы сейчас с удовольствием ушёл и оставил Масленникова одного, нога всё ещё ноет и гудит голова, вот только есть нихуёвый такой шанс, что в квартире они встретят Эмиля, а это может нарушить все их планы, ведь главной задачей сейчас является найти Антона — потом уже остальное. Наконец слышатся неторопливые шаги, замок щёлкает, и из распахнутой двери выглядывает сонный Арсений. Он хмурится, потирает глаза и смотрит удивлённо. — Чем обязан? — В голосе сквозит несвойственная Арсу хрипота, похоже, парни разбудили его. Волосы растрёпаны, правая штанина треников задралась, а растянутая футболка достаёт чуть ли не до колен. Масленников тушуется под внимательным взглядом, так что Тёма берёт бразды правления в свои руки. — Извини, я понимаю, мы не во время. Но случай пиздец, и… Это по поводу Антона. — Ага… Простите, а я тут каким боком? — Понимаешь, Шаст… — Тём, не стоит. Он не станет помогать. Пойдём. Попов искренне не понимает, что происходит. Возможно, сейчас эти люди его обманывают, почему нет? Да и мужчина все ещё зол на Масленникова за его поступок. За то, что он сделал с Имановым. Однако любопытство берёт своё, и Арс торопливо произносит: — Входите… — Вы можете объяснить, что случилось, почему я должен искать брата вашего, — недовольно смотря на братьев, сидящих у него в квартире, говорит Арсений, помешивая чай и давя очередной зевок. За прошедшие пятнадцать минут он не услышал никакой связанной истории, только короткие, не дающие никакой информации, обрывки. И даже, когда на его пороге появился Дмитрий Позов, ситуация не сильно прояснилась. Однако, он был единственным, кто хоть как-то помогал понять таинственное произошедшее. — Он может умереть. Тебе этого недостаточно? — всё ещё сохраняя хоть какие-то крупицы спокойствия, снова объясняет Позов. — А вы не допускали мысль, что он уже умер? — саркастично интересуется Попов, но тут же понимает, что сказал лишнее. Даже в глазах Позова промелькнул опасный огонёк, хоть он и был самым сдержанным из всех. — Заткнись. — В унисон опасно рычат Масленников и Чернец, от чего полицейский даже дергается, роняя ложку, что со звоном падает на плиточный пол. — Арсений, при всём уважении, выбирайте слова. Не хотите помогать — не нужно. Нам пора. — Поправив круглые очки, взгляд Позова метнулся на часы. «Им, действительно, уже пора».

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Антону было до безумия больно, но он давил эти чувства уже второй пачкой сигарет. Ужас. В голове возникали новые и новые воспоминания. И с умершим, и с воскресшим братом. Невыносимо. В голове у Шаста творился беспредел. На лице не было ничего, а в душе — перестрелка. Вот перед глазами мелькает то, как Сударь учил его собирать и разбирать новые образцы оружия: — Антош, смотри. Сначала шомпол, потом крышка. Вечно забываешь. — Брат мягко треплет лучистые волосы Шаста и улыбается во все тридцать два. — Простиии. Я обещаю, что однажды запомню! — Тихо смеётся Шастун и на душе так хорошо, он бы запел, да не умеет. А если бы и умел, то ни за что не стал бы, ведь их могут поймать надзиратели. — Верю, ты гораздо смышлёнее меня в твои годы. Как Влад успокаивал его, где-то в углу комнаты, пока остальные подростки дрались: — Шаст, слышишь меня? Они тебя не тронут, ясно? Они нас боятся. Ещё чуть-чуть подожди, чуть-чуть и мы убежим, я обещаю, слышишь? — Мне страшно… — Я знаю, но не позволяй им учуять твой страх, они как собаки. Узнают — загрызут. От воспоминаний снова жутко захотелось курить. Но в карманах больше ни единой пачки, а вторая подошла к концу. Над городом сгущались тучи, не предвещая ясной погоды, скорее наоборот, надвигалась гроза, которую Москва уже давно не видала. Но киллеру было кристаллически поебать. Он шел в нужном для него направлении, просто на автомате юрко уклоняясь от прохожих. Это Антон думал, что направление есть, на самом же деле парень просто шагал и шагал, сворачивал и сворачивал, иногда делая круг, не замечая этого. Он прокручивал тысячи воспоминаний в своей голове, пока не всплыл последний диалог в квартире Арса, после которого он ушёл. Навсегда. Во всяком случае, в это хотелось верить. — Антон… Ты красивый. — Что? — Ты красивый, когда вот такой. Без твоих понтов и кожаных курток, ты красивый, когда перестанешь выпускать иголки. Ты и с ними красивый, конечно, но сейчас — особенно. Ты уютный и тёплый… И тебе не обязательно притворяться сильным, ведь я уже раскусил тебя. На самом деле ты очень ранимый и чувствительный. А сигареты — твоё прикрытие, ты душишь в себе чувства, потому что тебе страшно. Но тебе нечего бояться рядом со мной. Я помогу, я защищу, ты в безопасности здесь, хорошо? В моей квартире тебе всегда рады. Я тебе всегда рад. Хочется взять волшебную палочку, вытащить свои воспоминания и, подобно Дамблдору, хранить их в пробирках, изредка, при надобности, доставая и пересматривая. Слишком это всё туманит голову сейчас. И Антону просто необходимо избавиться от этого груза, хотя бы ненадолго. Так что ноги сами ведут его в ближайший бар за порцией «обезбола».

⊹──⊱✠⊰──⊹

Дима судорожно стягивает шлем и оглядывается, чистый красивый квартал радовал бы глаз, но сейчас его уже ничего не радует. Поз из последних сил пытается не впадать в бесконечную пучину отчаяния, однако его ресурсы на исходе, так что первым источником энергии для него сейчас послужит кофе. Это всегда беспроигрышный вариант, напиток был своего рода спасением. В тяжелые дни его не спасали ни сигареты, ни алкоголь, а простая чашка ароматного немного сладкого кофе. Так что, оставив мотоцикл на парковке, Дима спешит к симпатичной кофейне. Она небольшая, но уютная и чистая. Без излишеств и ненужных оборок, то, что нужно сейчас. Здесь точно можно хоть немного отпустить вожжи и подумать. А подумать есть о чём. Минут пятнадцать, наверное, Дима просто смотрит в одну точку, пар уже давно перестал завиваться над кружкой, а сахар растворился восвояси даже без использования ложки. Он выходит из раздумья лишь, когда слышит покашливание, и лучше бы он не поднимал глаз, лучше бы проигнорировал или просто ушёл. Всё лучше, чем слышать сухое «Привет», читать нервозность на усталом лице, и давить в себе неожиданность и ужас. — Здравствуйте. — Давай без пафосности, я прекрасно знаю кто ты. Можешь не притворяться. — Дима прикладывает ладони к лицу и слегка надавливает пальцами на глаза, скрытыми стёклами очков. Шумно втягивает воздух и отрешенно шепчет: — Хорошо, что дальше? — Серёжа усмехается и откидывается на спинку стула. В глазах лёгкое разочарование горит, словно конфорка газовой плиты, а руки слегка подрагивают, выдавая настоящие чувства. Серёжа умел собираться с духом, когда нужно, вот только сейчас успокоить себя и свои нервы до конца не удавалось. Слишком велико было волнение, и слишком расшаталась нервная система после его ухода. — Что дальше? Может, расскажешь, куда ты пропал? — Матвиенко приподнимает левую бровь. Это так свойственно именно ему. Дима уже успел запомнить его суровую, но довольно живую мимику. — Слушай, давай не сегодня. — И Поз даже с закрытыми глазами поймёт, что сейчас он нахмурится, сдвинет брови к переносице, и на лбу образуется симпатичная складка кожи. Серёжа поджимает губы и упрямо сверлит взглядом. Дима понимает — не отступит. — А когда? Когда ты снова исчезнешь, и поминай, как звали? — А вот и ехидство подъехало. Хоть что-то в мире имеет стабильность. — Не начинай, я тебя прошу. — Да я и не заканчивал! Ты даже возможности не дал! — Срывается Матвиенко. Понимает, что перегибает, но поделать с собой ничего не может. Хотя Дима заслужил, это же правда. Он просто пропал, растворился как сахар в чае. И поделать с этим ничего нельзя. — Серёж, я понимаю, я ошибся. Прости. Но не сейчас, хорошо? — Что-то случилось…? — Дима кивает, и всё его спокойствие и сдержанность сыпется к чертям собачьим. Он знает, это Серёжа — ему можно доверять. Но так страшно! Словно он маленький ребёнок, и пытается подружиться с подкроватным монстром, протягивая ему руку. И вот вопрос: откусит или пожмёт? Неизвестно. Вот только сейчас Позов знает, что не пожмёт — обнимет, и сделает всё, чтобы помочь. Потому что Матвиенко по-другому не может, попросту не умеет. Вот только говорит Дима диаметрально противоположные вещи. А Матвиенко не нужны слова. Он славится своими действиями. — Нет, нет ничего. — Всё ясно, пойдём. — Дима и не удивлён на самом деле. Но пытается изобразить что-то на подобии. Хоть это и бесполезно. Серёжа видел его истинные эмоции, его больше не обманешь. Это хорошо и плохо. Странно. И не понятно, что с этим делать. — Куда? — Куда надо. — Серёжа оставляет пятьсот рублей на столе, берёт ничего не понимающего Поза за руку и ведёт на парковку к излюбленному мотоциклу. Одев белый шлем на Диму и усадив его на пассажирское место, Матвиенко сам садиться за руль и выезжает, как только чувствует плотное кольцо рук на рёбрах. По пути к месту назначения очень красиво. Правда красиво. Природа завораживает, а небо очаровывает, но это ничего, по-сравнению с теплотой и умиротворением, которое испытывает Поз сейчас.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Дима, с неспокойной душой, доверив поиски Антона Попову, вернулся домой один. Позову, видимо, для того, чтобы успокоить нервы, нужно было заехать на их старую базу. Он, конечно, сказал, что там остались какие-то важные вещи, но Масленников прекрасно знал, они в последний раз забрали всё, что там оставалось. Позволив брату уйти с этой ложью, киллер не находил себе места. Мужчина пару раз порывался достать припрятанную бутылочку коньяка, чтобы напиться к хуевой бабушке и сдохнуть, но что-то в его голове, чей-то голос, заставлял его остановиться и вернуться к бессмысленной чистке оружия. Мысли превратились в огромный ком вины. Вины за всё сразу. За то, что не уберег одного брата от пыток, второго от смерти. За то, что сорвался на бедного Артема и, действительно, где-то внутри, начинало зарождаться звериное желание разорвать его, убить. Дима пару раз по неосторожности порезался, из-за лютой злости на себя самого. Как он мог такое сделать? Как он мог так поступить с Артёмом, который ни в чем не виноват.Мысли о Эмиле, которого он ранил сильнее и больнее, чем ранит пуля, не добавляли радости. «Что он сейчас делает… Где он вообще? Мог он себя убить? Нет, тогда по Арсению было бы всё видно. Попов бы меня убил на месте» — это успокаивало. Полицейский спокойно спал, значит с Имановым всё было в пределах нормы. Но вдруг нет? Боже, что он творит с близкими для него людьми? Почему всё так резко стало невыносимо плохо? Когда все пошло не по тому пути…? Возможно тогда, когда они встали на кровавый путь и убили ни в чем не виноватого человека. Того мужчину с затравленным взглядом, со смертельно усталым выражением лица и судьбой, зашедшей в тупик. Он был заложником ситуации. И Дима с Эмилем тоже. Это всё их вина. Они стали неосторожными. А ведь Влад… Раньше предупреждения Влада были светом, за которым нужно следовать. Он был их наставником. Сейчас, от одной только мысли о шестом брате Масленников хотел выпустить весь магазин в манекен, представляя на его месте ебаного мертвеца, что так резко и некстати оказался живым.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Арсений несколько часов потратил на обыск каждого угла в близлежащих районах, но всё без толку. И потихоньку, с каждым шагом, с каждой неудачной попыткой, Арса начинала накрывать паника. Он прекрасно знал, что в таких ситуациях, да в любых ситуациях на самом деле, паниковать нельзя. Но безысходность начинала брать своё, отнимая силы. Сейчас он продолжал поиски на одной лишь мотивации, мотивации не потерять ещё одно близкого человека, настрадался за свою относительно недолгую жизнь, хватит. Неожиданно в голову приходит имя человека, который действительно мог бы помочь с поисками. Кто-кто, а Эд был лучшим в их организации, если не в городе по подобным вопросам. Так что, незамедлительно достав телефон из заднего кармана джинс, Арсений набирает номер, который уже успел выучить наизусть. — Алло, Эд? — В голосе такое напряжение, а голову словно раздирает на части, так сильно он устал от бесконечных переживаний. Почему, когда твориться какая-то хуйня, он всегда в эпицентре событий? — Да, Арсюх, что такое? — За что Арсений любил Эдика, так это за то, что он за километр всегда чуял пиздец, поэтому мгновенно улавливал настроение и включался в диалог без предисловий. Эд вообще ни один раз помогал в экстренных ситуациях. И, если бы спросили, кому Арс доверил бы свою жизнь, то имя «Эд» точно бы прозвучало. Может любовниками они были не очень, но вот дружба у них замечательная. Арсению очень не хватало такого человека в жизни. — Ты спал что ли? — Арс слышит зевки и чертыхается, — Прости, если разбудил, но тут пиздец. — Эд тихо стонет, хотя это скорее похоже на вой. — Ничего страшного, что там? — Попов глубже набирает воздух в лёгкие, да так, что чуть ли не давиться его избытком. Честно говоря, ничего не выстраивается в его голове в единую логическую цепочку. Всё это — сплошной бред, что тошно становится лишь от мысли об этом. Какая-то ебаная хуйня творится. И он понятия не имеет, что делать. Точнее, где искать. Это же Шастун — он скроется от кого угодно, Арсений уже успел проверить на себе. — Антон пропал. — Эд, по-видимому, поперхнулся и начал кашлять так, словно возомнил себя туберкулёзником и решил выплюнуть лёгкие к чертовой матери. В его голосе звучало такое удивление, что он, кажется, не очень-то поверил в это и принял за розыгрыш. «Лучше бы так и было». — В смысле пропал? Каким блять образом? — Выграновский от шока даже прикусил язык, в ожидании рассказа, однако ответ настолько поразил, что бедный полицейский чуть не остался без языка. Он моргает, пытается понять, не сниться ли эта ахинея ему. Даже щипает себя и охает. Но Арсений не слышит, и слава Богу. — Я сам мало что понимаю, но там их брат умер, Шаст психанул и ушёл из дома, а, зная его, он хуйни натворит от горя. — На слове «брат» сердечко ёкнуло так, что пришлось несколько раз посчитать до десяти, чтобы голос не сорвался прежде, чем уточнить. — Какой ещё брат? — Всё равно дрогнул. Блять. — Масло? — Полицейского трясёт и он понимает, что сейчас его жизнь может разбиться в прах и мелкие осколки, что мир, мир, который он построил с нуля, трещит по швам, а как остановить этот пиздец — Эд не в курсе, у него нет ни супер-клея, ни иголки с ниткой. Он безоружен перед информацией, которая если не убьёт, то покалечит точно. — Слушай, а давай я приеду? Прямо сейчас? — Перевод темы ещё больше нагнал паники до дрожи в коленках и искусанных губ. — Эм… Конечно, без проблем…

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Приглушенный во всей квартире свет создавал уютную атмосферу. Парень пытался себя успокоить. С ухода Арса прошло два часа, и каждую минуту этих часов Эмиль ненавидел. Он пытался заглушить свои мысли, скрыться от них, скрыться от преследующего образа этого человека, который, казалось, всегда был у него за спиной. Не стоило тогда идти в бар. Зачем, зачем он пошёл?       Иманов в сотый раз пошел в ванную, чтобы умыться. Посмотрев в зеркало, полицейский ужаснулся. Под глазами залегли огромные тени из-за множества бессонных ночей и кошмаров. Волосы растрепаны. В целом вид у парня был больной. Он выглядел, как запуганное животное, которое не могло найти покой. Пару раз за все дни, что Эмиль сидел дома, он забывал, что Арс уже успел вернуться с работы и шугался его, когда тот просто приносил чай, или аккуратно трогал друга за плечо. Было ужасно стыдно, но у Иманова в груди оставалось чувство тревоги, чувство, что сейчас его убьют. И это так ужасно, что хочется просто свернуться клубочком под одеялом и всю жизнь не вылазить из-под него.       Полицейский уже четыре дня не появлялся на рабочем месте, взяв отгул «по состоянию здоровья». В целом, это была правда. Если разбирать подробно, сам Эмиль не понимал, что с ним. Почему таинственная фигура в черном одеянии с лицом Димы преследовала его в кошмарах и наяву. Почему даже сейчас, заваривая себе новую кружку чая, он видит его боковым зрением. Чувствует его тяжелый, холодный взгляд на себе. Не выдержав, полицейский резко повернулся в сторону фигуры. Но там не было никого. — Да хватит! Я схожу с ума! Отвали от меня ебаный ты, — заорал Иманов, но Дима вдруг появился прямо перед ним, как будто все это время он стоял прямо за его спиной. — Договаривай, — прошептал прямо над ухом киллер, поправив упавшую на испуганные глаза Эмиля прядь волос. От прикосновений мерзко, хочется пойти в ванну и смыть всё с ебя, вот только даже шевельнуться страшно. — Уходи. Я не могу нормально спать из-за тебя. Я не могу нормально жить. Просто уйди, — начал шептать парень, всё сильнее вжимаясь в кухонный стол, лишь бы отдалиться от Масленникова. Хочется реветь от бессилия и безысходности. Уже не плакать, именно реветь. Потому что слишком сильная эмоциональная нагрузка для ослабшего организма. Нормальный человек этого бы не вынес. — Я не могу, — развел руками, стоящий напротив, немного отстраняясь, замечая, насколько он был неприятен. — Что мешает? Ты уже довел меня, у меня вернулась астма, я хожу как будто мертвый, чего еще ты хочешь? — Эмиля начинает трясти. Он почти запинается в своих словах, чувствуя тревогу в груди, что окутывает его, словно вязанный бабушкин колючий свитер. Всё тело чешется и ноет. Хочется просто прекратить всё это. — Ты сам себя доводишь, Эмиль, — улыбается Дима, подходя к кухонному столу, заставляя писателя резко от него отскочить, как будто тот был раскалён до предела. На это движение фигура лишь ухмыльнулась. — Что? — еле слышно спрашивает Иманов, наблюдая за тем, как киллер наливает кипяток в кружку и по-хозяйски достаёт пакетик чая из шкафчика. — Видишь ли, — оборачиваясь и ставя чай на стол, Масленников снова подходит ближе к полицейскому, который в свою очередь пятится к стене, — Я в твоей голове. Ты сам себя доводишь. Ты сам себе внушил, что у тебя вернулась астма. Точнее, ты перестал за ней следить. Ты меня здесь держишь, — Дима оказался практически вплотную, — Ты сам себя убиваешь, — прошептал он, наблюдая за тем, как стоящий напротив него начинает медленно скатываться по стене. По шее ползёт капелька пота, а в глазах такой ужас, который никто не видел ни в одном, даже самом страшном, кошмаре. — Ты меня преследуешь… Уходи. Раз я тебя выдумал, я тебе и говорю уйти. ПРОВАЛИВАЙ! — Сорвавшись, полицейский резко вскакивает, толкая Масленникова в грудь снова и снова. И уже так наплевать на головокружение, на слабость в руках и ногах. На всё наплевать. — Всё не так просто, Эмиль, — перехватив руку Иманова, Дима резко разворачивает того к себе спиной и вот писатель уже смотрит в зеркало в ванной, — посмотри на себя. Парень зажмурился, про себя умоляя ужасного человека в черной одежде исчезнуть, перестать причинять ему ужасную боль, доводить его, морально пытать его. У Эмиля кончаются силы. Эмиль не выдерживает. Эмиль боится быть один на один с этим монстром, которого он сам и породил. — Это ты виноват. Ты виноват… Ты всё это сделал, — Иманов начал параноидально повторять одну и ту же фразу, отворачиваясь, чтобы скрыться от осуждающего взгляда голубых глаз. От этого ада, от этого ледяного океана, что сейчас так потемнел от переполняющей его ярости. — Мы виноваты, Эмиль. Мы, — Дима поднял голову парня, чтобы он, наконец, посмотрел на отражение, — И ты слишком горд, чтобы пойти и признаться мне в том, что ты умираешь без моего присутствия. Поэтому ты умрешь один. Рано или поздно. — Ты пытался меня убить… Ты монстр. Ты убиваешь людей. Я должен убить тебя или посадить… — Вырвавшись, наконец, из холодных рук Димы, Иманов отошел на приличное расстояние. — Ты не можешь посадить меня. Я в твоей голове. А тот человек, о котором ты говоришь… Хм, — киллер зло усмехнулся, — ему сейчас не до тебя. Да и тебе всегда было плевать на его профессию. А ему было плевать на тебя. — Тогда я убью себя! — Эмиль поднял совершенно безумный взгляд, встречаясь с не менее пронзительным напротив. — Ты слаб, тебе не хватит сил, — засмеялся Масленников.       Эмиль сорвался с места, убегая на кухню. Всё вокруг начало кружиться. В голове эхом отдавались слова: «ему было плевать на тебя», «ты слаб». Потянувшись к шкафчику и открыв его, Иманов не удержался и упал, казалось, земля резко ушла из-под ног. А в проёме ванной комнаты все также стоял зловещий чёрный силуэт, не делая ровным счётом ничего. Полицейский пытался предпринять попытки встать, хватаясь, за что попало. Но силы уходили с каждой секундой, а веки стали невыносимо тяжелыми. Приступ астмы? Нет, точно нет, Эмиль дышал равномерно, при астме чувства другие. Вязкая темнота подкрадывалась со всех сторон, и, в итоге, парень обмяк на полу, рассыпав по ламинату баночку витаминов, которую успел ухватить с полки.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Дима чувствовал, что что-то не так. Что что-то он упускает. Киллер отрицал, что это просто чувство вины съедает его изнутри и упорно поднимался на нужный этаж, чтобы просто убедиться, что с Эмилем все хорошо, и что он мирно спит сейчас у себя в квартире, в своей кровати.       Но открыв дверь, Масленников понял, что Иманов не в кровати. Пройдя вперёд, осматривая гостиную и кухню, что освещались тусклым светом, парень сначала заметил рассыпанные таблетки, а затем и самого детектива, лежащего на полу. В долю секунды Дима оказался рядом, приподнимая спящее тело и тут же нащупывая пульс. Один… Два… Три… Живой. Живой, но ужасно уставший, бледный, кожа сухая и тёмные круги под глазами. Киллер даже не пытается привести Эмиля в чувства, он, молча, берёт его на руки, относя в комнату. Возвратившись на кухню, Дмитрий примерно понял, что происходило. Иманов хотел покончить с собой, но упал в обморок, за собой уронив и баночку обычного витамина D, не успев дотянуться до чего-то более опасного. Прибравшись на кухне и добавив кипятка в уже давно остывший чай, стоявший на столе, мужчина вернулся в комнату, сев на край кровати. Он заметил, что полицейский спал очень неспокойно, постоянно что-то шептал, мотал головой. Масленников осторожно сжал руку детектива, и тогда тот резко проснулся, садясь. — Что… где… УЙДИ! — распознав до боли знакомый силуэт, Иманов резко вжался в бортик кровати. — Эмиль, Эмиль, успокойся, это я, — ласково поглаживая парня по руке, успокаивал Дима. — Ты…ты… настоящий? — Эмиля снова начало потряхивать. Голос был тихий, охрипший. Смотреть на него было больно, душу раздирало и выворачивало от внутреннего шока и жути. — Да, я настоящий, я здесь. Ты можешь спокойно поспать. Вот чай, — Масленников протянул чашку с теплым напитком немного успокоившемуся детективу. Иманов, взяв чашку, быстро осмотрел, сидящего на краю кровати, человека. Одет он был в серую толстовку и темные джоггеры, не то, что его темная копия. Глаза излучали только тревогу и тепло. Масленников действительно переживал, от чего Эмилю стало спокойнее. Это точно он. Это точно настоящий Дима. Но еле уловимое движение за его спиной снова заставило парня дрожать. Он заметил. Он заметил, как темная фигура, закатив глаза, удалилась из дверного проёма, скрывшись в тёмных углах квартиры. — Что? Что там? — Все также успокаивающе, но немного настороженно спросил киллер, оборачиваясь. — Там… ты… — Иманов снова перевел взгляд на сидящего перед ним Масленникова и обратно на дверной проём. — Я сижу перед тобой и очень хочу, чтобы ты нормально поспал. В квартире никого, я проверил, могу сделать это второй раз. Могу стрелять на поражение, если тебе так угодно, если ты в опасности. Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты не дрожал и чувствовал себя в безопасности, — Эмиль понял, что отличало того Диму, от этого. Он все прекрасно понял, а потому без лишних слов пододвинулся и поцеловал его. Масленников ощутил как влага, скопившаяся в глазах брюнета, обожгла его лицо. Мужчина одной рукой осторожно приобнял писателя, прижимая к себе, а другой взял за подбородок, создавая ощущение защиты от всего того, что так долго его пугало. Губы у Эмиля сухие, но податливые. Как же Дима скучал по ним. Иманов отстраняется на пару сантиметров и доверчиво смотрит в глаза, своими огромными зрачками, будто он под наркотой. — Не уходи, пожалуйста. Поспи со мной до утра. Я не… могу спать. Уже четвёртый день, — тихо ответил на прошлый вопрос Эмиль, устало откидываясь на подушку. — Хорошо, но сначала я проверю квартиру, а ты пока выпей чай и засыпай. Я приду через 10 минут, — спокойно кивнул Дмитрий, укрывая детектива и, включив лампу на тумбочке, погасил основной свет, после чего вышел из комнаты.       Масленников никого не заметил при входе в квартиру. Не ощутил никакого присутствия, но пистолет, взятый с собой на всякий случай, достал. Он не понимал, кого Иманов мог увидеть за его спиной и, конечно, спокойствие любимого человека ему было важно. Поэтому мужчина проверил все комнаты, все углы и каждый шкаф и со спокойной душой, закрыв входную дверь на ключ, вернулся обратно к Эмилю. Детектив спокойно сопел, укутавшись в одеяло. На тумбочке стояла пустая чашка от чая. Дима набрал короткое смс Позу, оповещая о том, что вернется утром. Такое же он отправил Артёму, добавив простое «Извини за то, что было днём». Этого мало, конечно, но хоть что-то. Дима ещё успеет попросить прощение наедине. Обязательно успеет. Отложив телефон, Масленников аккуратно обошел кровать и лег на вторую половину, придвинув к себе спящего Эмиля. Сон у Димы был спокойный, хоть и чуткий. И он прекрасно чувствовал, что Иманов больше ничего не шепчет, не дрожит и не ворочается. Это успокаивало. Он смог помочь хоть кому-то.

⊹──⊱✠⊰──⊹

      Попов, весь измученный и уставший, забежал домой, чтобы взять повербанк и переодеться в одежду теплее. Но, зайдя в квартиру, понял, что кроме Эмиля здесь есть кто-то ещё. Лишняя пара обуви, чёрная куртка «The North Face», которой не было никогда ни у самого Арса, ни у Иманова. Однако полицейский знал, кто любит эту фирму. Быстро, чуть ли не бегом, мужчина проследовал в комнату друга и убедился в своих наблюдениях. На кровати закутанный в одеяло спал Эмиль, а рядом с ним, сидя, заснул Масленников. Попов кашлянул, прекрасно понимая, что Дмитрий проснется от любого шороха. Так и случилось. Киллер уже хотел потянуться за пистолетом, но узнав своего коллегу, немного расслабился. — Что, мать твою, ты здесь делаешь? — процедил Арсений, не повышая слишком голос, чтобы не разбудить Иманова. На самом деле спящий Эмиль немного удивил Попова. Его друг давно не мог спокойно уснуть из-за кошмаров и видений. — Мать свою не видел никогда, а здесь я, потому что твой друг пытался покончить с собой, — Масленников был напряжен, это можно было заметить даже невооруженным глазом, почувствовать за километры и понять по атмосфере, царившей в комнате. — Ты пиздишь. Он из-за тебя не может спокойно спать, есть, да просто жить, — злится мужчина, совершенно позабыв о поисках Антона. Так злиться, что, кажется, готов даже на убийство. Но тут же себя успокаивает. Дима, может тот ещё козёл, но мозг у него есть. Он бы не стал заявляться в квартиру и спокойно спать рядом с Эмилем, будь у него плохие намерения. — В каком смысле «из-за меня», — киллер недоуменно изогнул бровь, находясь в смятении. — Он видит тебя. Ну, насколько я понял, — Арсений на несколько секунд замолчал, пытаясь вспомнить, что говорил ему Эмиль, пребывая в новой истерике, — Ему мерещишься ты, твоя «тёмная сторона». Он сходил из-за этого с ума, говорил, что ты хочешь его убить. Я не знал, что думать, ведь на том месте, куда он указывал, ничего не было. — Когда я пришел, он сначала не узнал меня. Потом смотрел мне за спину, снова кого-то испугался. Я проверил всю квартиру, никого не было, — Масленников взглянул на мирно спящего парня сбоку, не представляя, что сейчас творится в его голове. Что же Дима наделал. Он почти свёл с ума человека, которого так сильно любит. Или уже свёл. — Тот факт, что сейчас он мирно спит — чудо, — наконец-то голос Попова стал спокойнее, в нём больше не сквозила та злоба и угроза. Мужчина устало прислонился к косяку. Его помотал уже вчерашний день, в целом, все моменты, со дня знакомства с этой странной семейкой были очень утомительными. — Ты можешь не беспокоится, я присмотрю за ним. Я, действительно, его люблю. Этих слов Арсений не ожидал услышать от Масленникова. Они были сказаны с непробиваемой уверенностью. И на душе стало, правда, легче, ведь Эмиль уснул… Пусть с тем, из-за кого всё это началось, но уснул. А это важнее всего. — Я забежал переодеться и взять повер. Антона я так и не нашёл, — тревожное чувство утекающего времени снова сдавило грудь полицейского. Хочется материться много громко и от души, но даже этого Арс не может себе позволить. И это ещё сильнее перекрывает ему кислород. Арсений собирался выйти из комнаты, вернуться к своему первоначальному плану, но Дима его окликнул. — Попробуй обойти заброшки нашего района, он может быть там. Раньше он так делал, — киллер смотрел на спящего, не собираясь показывать свой страх. «А что, если Шастун уже мёртв?». Эта мысль вертелась в голове, как гнида, подпитывающая все самые неприятные мысли и воспоминания, подогревая больную фантазию на самые страшные картины. — Понял, спасибо, — Попов вышел из комнаты, — я его найду, — прозвучал уже из кухни голос детектива, источающий уверенность и силу.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Потратив на поиски Антона весь день, Эд устало возвращается домой, после действительно тяжелого «приключения» по барам, заброшкам, больницам и даже по моргу. Взглянув на часы, он понимает, что потратил на поиски больше десяти часов. — Вот же блять. — Тихо матерится на весь коридор и снимает обувь Эд. В телефоне быстро нажимает на кнопку, и чайник начинает тихо бурлить на кухне. И, Выграновский рад бы пойти навести себе чай, полежать в кресле и подумать о жизни, но он не успевает отойти даже на пять шагов от входной двери, как вдруг раздаётся дверной звонок. Трель гремит словно гром, среди ясного неба. Так что с огромным удивлением Эдик открывает дверь. Кого угодно, но Антона он встретить на пороге своей квартиры не ожидал. Парень очень потрёпанный, словно воробей после драки сразу с двадцатью голубями. В глазах небывалая пустота, в руке — недопитая бутылка, а ещё запах сигарет. Словно внутри Антона появился целый табачный ларёк или даже завод. — Антон? — Изумление окутывает с головы до ног полицейского, и всё, что он может сделать, это просто закрыть дверь. — Не рад меня видеть? — Проходит парень и присаживается на небольшой, но длинный кожаный стул, на котором можно уместиться даже вдвоём. — Наоборот, очень рад. — Шаст хмурится, но ничего не говорит. — Ты… Как здесь? — Да вот, гулял, решил заглянуть. — Пауза затягивается, но Эд напрочь позабыл все сопереживающие слова. Его скорбь и скорбь Шаста ни в каких словах не нуждается, её не перекроешь ничем. Ни временем, ни деньгами, даже другим человеком. После разговора с Арсением ему не стало легче, и, если бы не письмо, пришедшее так во время. За шаг, до конца. Он бы, наверное, тут не стоял. Получается, что Никита снова его спас. Уже дважды. И всё, что может сделать Эд, это отплатить ему тем же. Помочь Антону. Он должен ему. — Слушай, Никита был мне очень близок, так что я… Я понимаю, тебе очень тяжело после его смерти, и… — Не надо, ладно? — Беззлобно прерывает его Шастун. Весь запал Эдика стихает, ему остаётся лишь согласиться. — Хорошо, — Эд тихонько кивает и присаживается рядом на танкетку. — Устал? — Да. — Такое короткое «да», несущее в себе столько боли и отчаянья, что хочется завыть от того, как кротко оно прогремело в квартире, донеслось до каждого угла в шкафу и пыли под кроватью. — Хочешь поговорить? — Осторожно и очень мягко спрашивает полицейский, будто ходит по тающему льду, что вот-вот треснет, и парень с шумом провалится в ледяную воду, которая поглотит его полностью. — Он… — Воцарилось долгое молчание, но оно не было мучительным. Каждый думал о своём. В их жизнях много схожего, море крови, горы слёз и пота, а ещё океан боли и маленьких островок любви. — Он написал тебе письмо? — Да… Написал. — Эд печально улыбается, Шаст не видит, но чувствует. В его душе полно сочувствия и доброты, и он, кажется, готов поделиться ими со всем миром. И больше всего отдать Шасту. Потому что тот сломается под натиском огня и копий, а доброта будет служить защитой. Волшебным щитом, что укрывает от пуль и гроз. — А тебе? — Шаст лишь слабо кивает, встряхнув спутанными кудрями. — Что будешь делать? — Жить. — Твёрдо и уверенно. Без всяких сомнений. Словно подобный вопрос сам подразумевает ответ. — Я обещал ему. А что насчёт тебя? — А я уже ни хрена не знаю. — Эд тихо хмыкает. Почему-то сейчас так пробирает на правду, хочется высказать всё и даже больше. Всё, что думает. Всё, что накопилось. — Мы все тут тебя обыскались… Так испугались, что с тобой что-то случится. Ты нужен нам всем, понимаешь? Ты делаешь лучше Арса, своих братьев, Рустама и даже меня, хоть мы и не друзья. У нас с Арсом давно ничего нет. Его никогда не тянуло ко мне так, как к тебе. И ты реально крутой, Антон. И нам всем сейчас очень тяжело, но мы готовы помочь тебе. Ты можешь даже не просить нас о помощи, но мы все очень переживаем за тебя. Это искренне. Дима сойдёт с ума, Тёма сопьётся, а Арс не переживёт потерю ещё одного близкого. Ты нужен всем им. Если не хочешь жить ради себя, то живи ради других. Пусть это эгоистично, но это так. — Эд пожимает плечами и устремляет взгляд в обои, которые когда-то очень долго выбирал. — Сказал суицидник. — Выграновский вновь пожимает плечами, но на этот раз осознанно. Это не звучит колко, не звучит обидно, Антон не пытается его задеть. Просто говорит то, что думает. И это очень круто, отчасти приятно. Одно из лучших качеств Антона — честность. А Эд уважает таких людей. — Именно так. Вот только я свою ошибку больше не повторю. Меня спас твой брат, я обязан ему жизнью. А его последней просьбой было жить. Так что я… У меня даже нет выбора. — Глупо улыбается, даже чуть-чуть мечтательно? Да, ему больно. Как больно и его собеседнику. Их обоих помотала жизнь, и это тяжело. Но сейчас они должны справиться, просто обязаны. — Я рад, что ты понял, что это ошибка. — Уголки губ Шаста чуть-чуть приподнимаются в слабой улыбке. На секунду, кажется, что в глазах снова мелькнули изумрудные искорки. — Я тоже. — Эд светит, правда светит. Он как мотылёк с поломанными крыльями. Больно, но больше не страшно. Его свет был с ним и никуда не уйдёт. И, несмотря на то, что Никита был его лампочкой, Эдик продолжает гореть так ярко, как может. — Тебе есть, где переночевать? — Не-а. — Аккуратно мотает головой и зевает Шаст. — Оставайся. — Наконец поворачивается к нему Выграновский и внимательно смотрит в лицо. Следующей фразы не ожидал никто. И это были последние слова за весь день, кроме одного тихого, но искреннего и самого настоящего «Спасибо». — Мой дом — твой дом…

⊹──⊱✠⊰──⊹

      В районе четырёх часов утра Масленников заметил, что Иманов начинает просыпаться. Дима понимал, что, возможно, сейчас Эмиль будет чувствовать себя намного лучше, а потому захочет, чтобы киллер ушёл. Но на удивление мужчины, полицейский открыл глаза, спокойно осмотрел Масленникова, придвинулся поближе, уложив голову на колени Дмитрия, и стал водить пальцем по одеялу, вырисовывая причудливые узоры. — Тебе лучше? — осторожно поинтересовался киллер, пристально следя за реакцией. — Намного. Спасибо, — голос у парня был совсем тихий, охрипший. И сам Дима чувствовал, что тело полицейского совсем ослабло. Как же долго он мучился. — Хочешь поговорить об этом? — палец Иманова остановился. Эмиль поднял голову, заглядывая в голубые глаза Димы, выискивая что-то. — В прошлый наш разговор ты меня чуть не убил, — пожал плечами полицейский, снова опуская голову, продолжая путь в искусство рисунка на одеяле. — Я не собирался тебя убивать. Не смог бы. По крайней мере, в тот момент. Ты слишком много значил для меня… Значишь, — Масленников вдруг заметил, что он нервничает, говоря эти слова. Небольшой страх зародился в груди, трепетал, немного сбивая дыхание. Мужчина не хотел казаться слабым. Но, похоже, Иманов заметил этот сбой, а потому сел, снова смотря Дмитрию в глаза. — Я верил, что ты меня не убьёшь… Почему-то. Даже не знаю. Было предчувствие. Но в то же время я специально тебя доводил. Я хотел, чтобы эта пуля пролетела сквозь меня. Я сошел с ума уже тогда? — Эмиль вздрогнул. Он смотрел за спину Димы. Снова. Теперь Масленников понимал, что же он там видел. — Эй, — Киллер осторожно повернул голову Иманова в свою сторону, — Не смотри на него. Он — не я. Я настоящий. — Но он смотрит, Дим. Убери его, — глаза детектива снова заслезились, — я его боюсь. Этот шепот, на грани истерики. Внутри у Масленникова что-то кольнуло. Он осознал, что сейчас Эмиль на острие ножа. Он ходит по тонкому лезвию. Вот его руки снова трясутся, дыхание сбивается. Паническая атака начинает накрывать писателя с головой. Дима притягивает Иманова к себе и прижимает к своей груди, закрывая от него тот тёмный угол, куда смотреть и самому было страшно. Вдруг увидит там своих демонов. — Спокойно. Я осознал свои ошибки. Теперь никто не тронет тебя. Ты и так настрадался из-за меня, больше это не повторится. И его там больше не будет, — успокаивающе шептал Масленников, положив подбородок на голову Эмилю. Тот начинал потихоньку затихать, всё реже всхлипывая. — Ты же не бросишь меня? — тихий, еле неуловимый вопрос повисает в воздухе. Дима боится на него отвечать. В голове красным горит надпись «Это опасно. На вас ведется охота. Он может умереть из-за тебя!» Но, как это обычно и происходит, люди слушают сердце, а не мозг. А сердце Димы разрывалось от каждого прерывистого истерического вздоха писателя. От каждого пустого взгляда, глазами, наполненными слезами. — Не брошу. Хоть это и может быть опасно для тебя, — вздохнул мужчина, поглаживая полицейского по волосам. — Ну, уж поверь, убить меня могу только я сам, — Эмиль улыбается, Дима чувствует это, а потому сам позволяет себе расслаблено посмеяться с этой глупой шутки. — Только попробуй. Я тебя с того света достану, — от звонкого смеха Иманова у Масленникова внутри разливается приятное, тёплое чувство. Никогда ему еще не было так легко. Он немного отодвигается от детектива, смотрит на его улыбку, на его светящиеся глаза. Смеётся вместе с ним. — Я тебя прощаю, — улыбаясь, спокойно говорит Эмиль, пододвигаясь и целуя Диму, запуская одну руку в его невероятно мягкие волосы, передавая все свои мысли разом. «Я невероятно скучал» «Без тебя я погибну» «Я простил тебя ещё тогда» «Я тебя люблю» — Так, а теперь тебя надо подлечить. А то ты совсем расклеился, на себя не похож. Пошли, Шерлок, буду тебя на ноги ставить, — улыбаясь, Дима встаёт с кровати, уходя на кухню. — Великолепная идея, Ватсон, — смеясь, Эмиль следует за Масленниковым.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Выходя из спальни, Эдик быстро набирает нужный номер. Спать хочется дико, а диван манит уже часа полтора, но сейчас гораздо важнее, чтобы он взял трубку. Спустя семь бесконечных гудков полицейский, наконец, произносит: — Алло, Арс?
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.