Изломанное колесо

Щека горела так, будто калёным железом обожжена. Ло Бинхэ подавил первый порыв прикоснуться холодной рукой к лицу. От второго порыва этой же рукой сдавить шею «учителя» тоже пришлось отказаться. А как велик был соблазн. Повелитель демонов криво усмехнулся, не замечая, как при виде этого пальцы человека напротив задрожали, точно потревоженные струны гуциня. Да и если бы заметил, наверняка решил бы, что этот шицзунь дрожит от гнева, видя непочтительное выражение на лице не своего ученика. — Вы не вправе совершать такие необдуманные поступки, учитель, — указав на пылающую алым щёку, вкрадчиво, почти ласково, проговорил Ло Бинхэ, но не успели последние отзвуки этих слов стихнуть, как в глазах Повелителя демонов заплясали, точно бесы на пепелище, ими оставленном, дурные сполохи. — Я не ваш ученик. По крайней мере, пока. Слова тяжёлые, как и кандалы гнева, сковавшие Ло Бинхэ, и, лязгая ими, он направляется к двери. Твёрдо идёт, и не скажешь, что каждый шаг в десятилетие жизни обходится. — В таком случае, не смей называть меня учителем, отродье. Ло Бинхэ замирает, против воли слегка оборачиваясь. Ровно настолько, чтобы человек позади мог увидеть насмешливо приподнятый краешек губ. И чтобы не сумел заметить боль, исказившую черты. Повелитель демонов выходит, так и не ответив. Человек, оставленный им, обессиленно опускается на пол, сминая идеальные одежды. Дрожь не покидает его, как ни старается он её скрыть. Гнев? Пустое. У этого человека остались лишь страх и отвращение. Такие благородные, сильные эмоции, как ярость, желание отомстить и растоптать противника, давно его покинули. Но откуда Ло Бинхэ об этом знать? *** — Что ты с ним сделал? — Лю Цингэ всегда знал, что Шэнь Цинцю дорого обойдётся якшание с демоническим выродком. Лю Цингэ знал, предупреждал, беспокоился. Боги, глава Байчжань опустился так низко, что позволял себе беспокоиться о проклятом Шэнь Цинцю! А тот лишь отмахивался, улыбался своей полунадменной-полумягкой улыбочкой и всегда возвращался к своему Ло Бинхэ. Даже после смерти возвратился. Покинул Цанцюн, будто не держали его здесь ни проведённые годы, ни ученики, ждавшие его пять лет, ни глава Юэ, едва умом не повредившийся за время отсутствия мастера Сюя, ни один глупец по фамилии Лю. Шэнь Цинцю не слушал никого и никого не видел, кроме своего ученика. И теперь этот ученик держит его окровавленное тело. Лю Цингэ лишился бы души, если бы увидел, сколько едва заживших ран безобразными узорами покрывают главу Цинцзин, сколько лоскутов кожи содрано с его спины, сколько переломано пальцев на ногах и сколько костей деформировано из-за неправильного сращения. Если бы он видел, что жилы на предплечьях подобны клубку спутавшихся нитей. Обескровленные, фиолетово-синие сетки вен, будучи постоянно напряжёнными из-за пыток, сейчас пусты и походят на отравленные трупным ядом меридианы. Но Лю Цингэ не мог этого видеть. Он лишь не отрывал взгляда от шеи, перевязанной алой лентой. Только то были белые бинты, окрасившиеся кровью мастера Сюя. — Что ты с ним сделал?! — вновь не получив ответ, Лю Цингэ было дернулся, чтобы забрать Шэнь Цинцю, но тот резко открыл глаза, заставляя главу Байчжань оцепенеть. Бог Войны привык видеть во взгляде мастера Сюя насмешку, высокомерие, доброту, пересекающую грань абсурда, любопытство, которое тот не скрывал, пытаясь обучиться у своего шиди Лю владению клинком. Но Лю Цингэ ни разу не видел такого неприкрытого, поглощающего саму суть, страха. Меньше мгновения пребывая в сознании, Шэнь Цинцю вновь безвольно повисает на руках человека, к которому этот страх был обращён. — Шишу Му, — Ло Бинхэ даже не смотрит в сторону Лю Цингэ. Он вообще не смотрит. Будто действует по чьей-то указке. — Пожалуйста, помогите… учителю. Му Цинфан, парой минут ранее методично распекающий Лю Цингэ за излишнее рвение в обучении заклинателей, благодаря которому львиная доля учеников Байчжань оказалась постояльцами в лазаретах Цяньцао, будто только и ждал этих слов, чтобы кинуться к Шэнь Цинцю. Бережно передав мастера Сюя в руки лекаря, Ло Бинхэ заведённой куклой направился к выходу. Лю Цингэ же более ждать ответа был не намерен. Он схватил юношу и сдавил предплечье с силой, едва ли не размозжившей плоть. Ло Бинхэ посмотрел на руку главы Байчжань, точно силясь понять, почему он не даёт ему уйти, а осознав, отвечает, и голос его звучит эхом, что раздаётся из глубокого иссушенного колодца: — Это не… я. Лю Цингэ выпускает руку Повелителя демонов, будто побрезговав прикасаться дольше. Побрезговав слушать дальше пустые слова. *** Это он. Это он виноват. Это из-за него учитель… Его учитель. Ло Бинхэ до чёрных пятен в глазах сдавил ладонями лицо. Но даже так, в темноте, за опущенными веками, на грани сознания и помешательства, он слишком отчётливо видел своего учителя. Учителя, вновь столкнувшего его в пропасть. Руки, которыми обнимал, успокаивал, гладил по непослушным волосам, эти же руки, не колеблясь ни секунды, прижались к груди Повелителя демонов, аккурат напротив сердца, но едва ли бесполезный орган успел совершить хоть один удар, как руки толкнули вниз. Ло Бинхэ больше не был глупым, слабым юнцом, он устоял, ни шагу назад не ступил. Но что с того толку? На сей раз из Бездны ему не выбраться. На сей раз, отталкивая его, учитель улыбается. Улыбается он и пока двойник, носящий лицо Ло Бинхэ, заводит руку с мечом кпереди от мастера Сюя, точно обнять стремится, и движением рваным, излишне резким, рассекает шею. Зелень ханьфу окрашивается красным. А Ло Бинхэ смотрит и смотрит на то, как багрянь пятнает безупречные одежды. Непозволительно долго смотрит. Возможно, потому и теперь, с открытыми глазами или за опущенными веками, во сне, наяву, в бреду или в сознании он все ещё продолжает видеть своего учителя. В одеждах, обезображенных красным. Видит он шицзуня и когда голова существа с лицом Ло Бинхэ катится по сырой земле. Повелитель демонов смотрит на вытекающую из тела самозванца кровь и может думать лишь об одном: как бы эта красная грязь не смешалась с кровью его учителя? Его учитель мёртв. И в этом виновен лишь он. Ло Бинхэ отнимает руки от лица, обнажая злую усмешку, отчего становится неотличим от своего двойника. И не поймёшь, кто из них чей лик носил. Ло Бинхэ виноват не в том, что не сумел защитить. Его вина в желании стать для учителя всем. Он ведь и в первую встречу с тем Ло Бинхэ мог играючи лишить самозванца жизни. Битв он прошёл нисколько не меньше, нежели незваный гость, явившийся в чужой мир. Да и сражался ли когда-нибудь самозванец с Богом Войны на протяжении пяти лет, будучи наполовину истощённым поддержанием тела щицзуня? Навряд ли. Поединок с тем Ло Бинхэ — потеха и не более. А его велеречивые слова, глаза обиженного на мир ребёнка и такая бесполезная трата духовных сил — стыд один. И как некто подобный мог стать Повелителем в своём мире? Хотя тому вычурному, безвкусному, будто сделанному из дешевой бумаги миру самозваный Ло Бинхэ соответствовал идеально. Точно и создавался под стать. Так как же эта жалкая подделка могла бросить вызов Ло Бинхэ? И как Ло Бинхэ мог ей проиграть? Как посмел потерять своего учителя? Усмешка, что искажала лицо Повелителя демонов, точно рана пересекающая шею этого учителя, обращается уродливой гримасой. Он был слишком жадным. Ему хотелось, чтобы его учитель видел разницу между ним, таким добрым, послушным, заботливым учеником, и той жестокой, обозлённой копией. Он желал, чтобы учитель беспокоился о нем. Чтобы учитель видел его слабым, нуждающимся в помощи, иначе вдруг учитель решит, что Ло Бинхэ больше не нужно защищать, и тогда покинет его? Вновь сбежит, и Повелитель демонов не сможет его отыскать ни на земле живых, ни в царстве мертвых. Сбежит, оставляя лишь холодное тело. От этой мысли Ло Бинхэ становится так смешно, что впору этим смехом подавиться. Учитель ведь всё-таки покинул его. Вновь сбежал и вновь не сыскать его ни в Поднебесной, ни в Диюй. Он все же ушёл. Учитель защитил своего ученика ценой собственной жизни, и не подозревая, что этому ученику не грозила и толика опасности. Его учитель был таким глупым. И его глупый учитель мёртв. И это вина Ло Бинхэ. Кому, как не Повелителю демонов, знать об этом? «Что ты с ним сделал?!» Ло Бинхэ бросает взгляд на лежащую среди смятых простыней подделку с перевязанной шеей. Брови болезненно сведены, из горла то и дело вырываются хрипы, точно что-то застряло в трахее и не даёт нормально дышать. Длинные, когда-то ровные и изящные пальцы, что знали лишь остроту нитей цитры и тяжесть рукояти меча, ныне изломанные и безобразно сращенные, сжимают край сползшего одеяла. Ло Бинхэ смотрит на этого учителя и едва ли сдерживает смех. Подумать только, подделка цепляется за жизнь так, будто та имела ценность. А ведь давеча сам же себе горло пытался вспороть. Ло Бинхэ улыбается, право же, не может не улыбаться и посмеяться бы рад. Оказывается, чувство вины весьма забавно. Как жаль, что его учитель ушёл. С кем же теперь Повелителю демонов смеяться? Зрение помутилось от этой мысли, и Ло Бинхэ против воли провёл тыльной стороной кисти по глазам. Сухие. А с чего быть иному? Шэнь Цинцю мёртв. Для кого же теперь Повелителю демонов проливать слёзы?