Кругами

— Нинуль, мне это не послышалось? — так привычно усаживаясь на стойку регистрации, спросил у Дубровской Брагин. Операция закончилась успешно, правда хирург выглядел очень уставшим, да ещё и от жены, которая как назойливая муха тут же принялась жужжать что-то о необходимости поесть и отдохнуть, отмахнулся и был не в настроении — его эта чрезмерная забота раздражала. — Что конкретно? — не отвлекаясь от своих дел, спросила Нина. — Про Маринку или про мужика с вилкой в руке? — Да к чёрту этого мужика! — воскликнул Олег. — Значит, она всё-таки из-за тебя, — усмехнулась регистратор. — И что ты натворил? — Сломал, — буркнул мужчина, спрыгивая со стойки. — Всё сломал. И тут же стремительно унёсся, услышав вслед вопросительное: — Михалыч?! Олег без стука влетел в кабинет к Зименской. Та говорила с кем-то по телефону, но, обернувшись на хлопок двери и увидев рассерженное лицо лучшего хирурга отделения, лишь бросила «Я перезвоню» и отложила аппарат в сторону. — Как вы могли её отпустить?! — набросился на главврача Брагин. — Во-первых, не надо кричать, — с присущей ей холодностью осадила его Вера Георгиевна. — А во-вторых, если вы про Нарочинскую, то вот так вот просто взяла и отпустила. Крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом. А вы, Олег, прекрасно знаете, что у её отца проблемы со здоровьем. — Если бы дело было только в этом, то вы бы могли как-то договориться по графику, — мужчина старался держать себя в руках, но выходило откровенно плохо. — Она же наверняка вам что-то другое сказала! — Что бы она мне ни сказала, это останется в стенах этого кабинета, — отрезала Зименская. — Идите, Олег. Работайте. Раздражённо махнув рукой, хирург покинул кабинет начальницы, с грохотом захлопнув за собой дверь. Зименская приходу Брагина особого значения не придала — слишком много работы у неё было для того, чтобы по отделениям сплетни собирать — но выводы для себя сделала. Мужчина просто ввалился в ординаторскую и рухнул на диван, закрывая ладонями лицо. Чёртов идиот! Злость на самого себя захлестнула с такой силой, что пришлось ударить кулаком по спинке дивана, чтобы хоть немного отпустило. Но не отпустило. Как не отпустило и сразу после свадьбы, когда он в бессильной злобе на самого себя долбал по приоткрытой дверце шкафчика в ординаторской, а потом и бил банки в компании Куликова. Чёртова Нарочинская! Ладно бы хоть трубки брала на его звонки. Но нет же, мы же гордые. — Ой, Олежа, а ты чего тут? — голос жены раскалённым сверлом ввинтился в мозг. — Устал? Голодный, наверное? — от прикосновения к плечу захотелось вздрогнуть. — Чаю хочешь? А котлетку? А сырник? Или, может, поспишь? Дежуришь же сегодня… — Ничего не хочу, Лен! — буркнул устало. — Кто звонит? — услышал трель своего, забытого на столе ещё перед операцией, телефона. — Дай телефон. — Незнакомый номер какой-то, — увидев высветившееся на дисплее «Марина», уверенно соврала Лена, сбрасывая затем. — Мошенники, наверное. — Хотят отобрать у меня последние деньги? — фыркнул Олег. — Было бы что! — О, Лен, а я тебя искала! — в ординаторской появилась Полина Пастухова. — Мне там помощь нужна. Пойдём? — Ну пойдём, — кивнула Михалёва. — Олеж, ты поспи. Сырники, если что, в холодильнике в контейнере с зелёной крышкой на второй полке. — Угу, — кивнул Брагин. — «Ненавижу сырники!». Едва жена скрылась за дверью, Олег схватился за телефон, открывая список входящих. «Чёрт бы тебя, дорогая моя жёнушка, побрал!». Но Нарочинская трубку уже не подняла. А потом, после десятого, кажется, звонка, абонент и вовсе стал недоступен.

***

Марина не справлялась. Категорически. Отцу было всё хуже, приступы становились всё тяжелее, а купировать их получалось не всегда. Из Фирузы с её семью работами помощница была так себе и, по сути, Нарочинская осталась со всем происходящим один на один. В довесок к этому, её всё ещё пожирали изнутри злость и обида на Брагина. А отец, приходя в себя, как будто бы специально спрашивал, почему Олег так давно не заходил. Сказать ему о том, что произошло между ними, прямо Нарочинская почему-то боялась — будто бы ей вовсе не тридцать шесть, а всего шестнадцать и Брагин — её первый молодой человек. Не знал Владимир Сергеевич и о том, что так страстно желавшая попасть в Склиф дочь уже там не работает. А в ЦКБ Нарочинская столкнулась как минимум с двумя бывшими коллегами из ЦИТО, которые, конечно, тут же принялись расспрашивать про личную жизнь и причины ухода из Института Склифосовского. — Не ваше дело, — недовольно бурчала Марина и забивалась в угол ординаторской. Ей очень некомфортно было в новом коллективе — все были какие-то скучные и вечно ходили с протокольными рожами. Да и плановая хирургия, после дурдома, к которому за несколько месяцев она всё-таки успела привыкнуть в неотложке, казалась такой скучной, что аж зубы сводило. И интересных случаев, которые были очень ценны, тоже почти не было. Но стоило Нарочинской подумать о том, что останься она в Склифе, ей бы пришлось почти каждый день видеть довольную как слон Михалёву (или она Брагина?) и показно счастливого Брагина, как к горлу подступал комок слёз и почему-то тошноты. Да и за две недели, что пришлось отработать перед увольнением, Марина поняла, что блевать бабочками от вида этих двоих хочется не только ей, а примерно всему отделению. А Нинка ещё и страстно желает зарядить Олегу по голове какой-нибудь тяжёлой папкой, чтобы мозги (если они, конечно, в наличии) на место встали. Без Брагина было тяжело. Марине некому было признаться в своей слабости. И некому было прийти ей на помощь. Именно поэтому сегодня, уже окончательно отчаявшись, она и набрала его номер. Сил не осталось больше. Но он сбросил. И внутри у Нарочинской как будто что-то разорвалось. Снова. Ну а хотя, чего она ожидала? Что он всё бросит и прибежит, чтобы потом в очередной раз быть посланным к чёртовой матери? Хотя, в гости к тёще он ездит по воскресеньям. Дурацкое сравнение заставило хихикнуть. Да-а, Марина Владимировна, вам бы нервишки подлечить… А если он на работе и занят, потому и сбросил? Нет, пора перестать его оправдывать. А потом, после его десятой попытки до неё дозвониться, она просто выключила телефон. Ей уже не нужно было. Справилась сама. Ну и Фируза помогла немного.

***

А Брагин сорвался. Выловил в коридоре радующегося окончанию смены Лазарева и, договорившись, что завтра он отдежурит за него, а ещё сообщив, что в контейнере с зелёной крышкой на второй полке в холодильнике сырники, сбежал с работы, даже забыв расписаться у Дубровской в журнале. — Куда это он? — недоумённо посмотрев другу вслед, спросила та сама у себя. А Лена тем временем отчитывала сожравшего сырники Костика — не для него же она их готовила, в конце концов! И, конечно же, выяснив обстоятельства, названивала мужу. Олег, будучи за рулём, трубки не брал. Его телефон, захлебнувшись звонками, решил выключиться и, напоследок, в качестве моральной поддержки, мигнув хозяину экраном, издевательски оповестил страдающую в ординаторской Михалёву о том, что абонент не абонент. Та, взвыв, аки пожарная сирена, помчалась к Нине. Но регистратор, как бы медсестра не обвиняла её в том, что она наверняка всё знает и просто покрывает своего лучшего друга, действительно ничего не знала. А потом и вовсе сказала: — Лен, следи сама за своим мужем. Мы тут как бы для другого вообще в принципе работаем.

***

Брагин тем временем припарковался во дворе у Нарочинской и, выйдя из машины, воззрился на темнеющие окна на нужном этаже. На фоне светящихся мягким жёлтым светом соседских квартир, погружённая в темноту квартира Нарочинских выглядела как выбитые зубы. И у мужчины защемило сердце. А потом он увидел Марину. Точнее, то, что от этой самой Марины осталось. Огромные голубые глаза на ставшем, кажется, ещё более худым, лице, следы усталости и, кажется, даже бессонницы… Женщина глядела прямо перед собой и несла в руках явно тяжёлые пакеты из ближайшего супермаркета. Брагин, будто бы из-под земли выросший перед ней, заставил её эти самые пакеты из рук выпустить и, услышав хруст яичной скорлупы, злобно прошипеть: — Твою мать! Что ты здесь забыл, Олег? — по имени Марина мужчину называла только когда была на него очень сильно зла — это он давно усвоил. А фонтан желчи в Нарочинской уже было не заткнуть: — Что, надоело с женой трахаться, решил ко мне приехать? Ну извини, я не в том состоянии, чтобы удовлетворять твой сексуальный голод. И да, я тебе ещё тогда сказала: меня совмещать не выйдет. — Ты звонила мне. Что-то случилось? — игнорируя её язвительность, спросил Брагин. — Если бы не сбрасывал — знал бы. Уже всё в порядке. Без тебя справилась, — Нарочинская подняла с асфальта свою поклажу. — Что-то ещё? Нет? Тогда иди домой, Олег. К жене, — обойдя мужчину, нарочно зацепив его плечом, Марина направилась к подъезду. — Дура! — донеслось ей вслед. В их с Леной общей съёмной Олег в эту ночь не появился. И телефон так и не включил. Вместо этого всего он поехал в свою старую, выставленную стараниями Михалёвой на продажу, квартиру и напился в хлам. Хотелось разнести всё к чёртовой матери, но Брагин только упрямо глотал коньяк прям из горла и до побелевших костяшек сжимал кулаки. Хотелось оторвать «любимой» жёнушке голову. И сейчас же подать на развод. «Ну а чего ты хотел, Брагин? Чтобы она на шею тебе кинулась? Ты её раздавил. Она имеет полное право тебя ненавидеть. Ну извини, так получилось. Сам виноват». И от осознания своей беспросветной тупости становилось ещё хуже. Пустая бутылка отправилась под барную стойку, а пустой внутри Брагин едва дошёл до дивана и провалился в вязкий, тягучий сон. Ему приснилась Нарочинская.

***

Марина сидела за обеденным столом. «Выжившие» после встречи с асфальтом яйца мирно дремали на отведённом им в холодильнике месте, а «погибшие» с честью окончили свой путь на сковороде в компании колбасы и помидоров. Рядом с тарелкой стоял уже полупустой бокал вина. «Мда, Марина Владимировна, очень аристократичный ужин — яичница и вино!». Телевизор вещал что-то, мерцая голубым экраном, но Нарочинской до этого и дела не было. Она в принципе включала его просто для того, чтобы не было так одиноко. А дыра внутри, только, казалось бы, начавшая зарастать, по ощущениям, стала ещё больше. Нарочинская смаковала терпкое вино и корила себя за глупость. Придумала тоже, звонить Брагину! Зашумела вода. Чистая посуда с тихим звоном отправилась по местам. Тёплые струи из душевой лейки обняли за плечи. А лучше бы Олег.

***

А Михалёва всё пыталась дозвониться до мужа, полностью игнорируя тот факт, что она находится на дежурстве. Ей хотелось убить его. И Нарочинскую заодно — та тоже была недоступна (просто добавила номер «подруги», заодно с брагинским, в чёрный список). И в Лениной «светлой» головушке бродили далеко не светлые мысли о том, что её любимый муж ей изменяет. И не с кем-то, а с Мариной, по какому-то странному стечению обстоятельств уволившейся сразу после того, как Брагин на ней, Лене, женился. Нет, Пастухова, конечно, рассказывала Михалёвой, что Олег за человек и говорила, что «свинья второй раз грязь найдёт», но Ленок свято верила в то, что «Олежа не такой». И пыталась это всем доказать. — Лена! — прозвучал над ухом голос Нины. — Там ножевое привезли! Ты не слышишь, что ли?! Я уже пять минут до тебя достучаться пытаюсь! Помоги Лазареву! — А, да! — Михалёва встряхнулась, поднимаясь с диванчика в ординаторской. — Нин, если Олег перезвонит, спроси у него, пожалуйста, где он, — попросила, протягивая регистратору свой телефон. — Ага, обязательно, — кивнула Дубровская. Она прекрасно знала, что Брагин Лене не перезвонит.