Damned by the Gods

Чанбин целую ночь глаз не смыкает. Иногда в дремоту проваливается, но насладиться не успевает. На каждый шорох, что рядом раздается, реагирует, сразу же веки распахивая. От мыслей настойчивых и въедливых страдает. Они его чувства бередят, волны ярости поднимая. Только Хан, что рядом лежит, успокаивает немного. То что он здесь, с ним, живой. Он даже не знает кого благодарить. Хотя… Хенджин. Он губы поджимает. Все ещё зол на него. Но благодарен безмерно. Что успел, спас. Мог ли он, вообще, поступить иначе? Он не знает. К большому сожалению, не знает. Если б он только проводил больше времени с ним. Он бы, наверное, знал своего брата чуточку лучше. Ему стыдно очень, за сомнения в брате. Виноватым себя чувствует. За собственными размышлениями Чанбин совсем не замечает долгий взгляд карих глаз, что на него направлен. Он робкое касание к собственной руке чувствует и вздрагивает. — Хан?.. — зовет он. Слегка ладонь его сжимает. Тянется к лампе, что на тумбе стоит. Мягкий теплый свет комнату озаряет. По глазам, к темноте привыкшим, больно бьет. Они оба жмурятся, к яркости привыкая. — Ты как себя чувствуешь? Болит? — взволновано спрашивает Чанбин, поворачиваясь на бок и облокачиваясь на локоть. Джисон хмурится немного, головой качая неопределенно. Боль притупилась немного, лишь отголоски страха, что до этого рассудок мутили, тихо трещат где-то на задворках сознания. А рядом со старшим и вовсе пропадают. — Пойдем, — Чанбин поднимается, — я обработаю тебе синяки. Младший медленно слазит с огромной кровати и цепляется за протянутую немного шершавую ладонь. Семенит за старшим, вертя по сторонам головой, рассматривая убранство квартиры. Тот его в просторную ванну заводит. Руку отпускает, в тумбах рыться начиная. Джисон, голову опускает, ноги свои рассматривая, ногтями в ладони впивается. Он впервые, после возвращения, одиночество свое чувствует остро. Оно, будто бы специально затаилась, а сейчас вылезло наружу, кошмарить его начиная. Он плечи руками обхватывает, вновь начиная по сторонам смотреть, лишь бы в суматохе, что внутри творится, не потеряться. Взглядом за отражение в зеркале квадратном цепляется, что над раковиной висит, дополнительно подсвечиваясь. Замирает, а после ближе подходит. Хочет глаза отвести, но смотреть неотрывно продолжает. Это не он. Лицо все опухло и стянуто из-за крови. Лоб рассечен. Глаза и нос болезненно красные ярко выделяются на бледном лице. Чанбин наконец вату с перекисью находит и мази с пластырями, что по разным углам комнаты раскиданы были. Бубнит тихо себе под нос, что-то о бардаке и тех, кто его устроил. Поворачивается к Хану. Взгляд его в отражении ловит. — Джисон… — выдыхает он, беспокойно брови заламывая. А Хан даже не заметил как горячие слезы по щекам полились. Плечи свои крепче сжимает. Дрожать начинает. Чанбин его лицом к себе разворачивает. В глаза заплаканные вглядывается. — Сони, все в порядке, слышишь? — говорит проникновенно, — Ты в безопасности. Тебе больше никто не навредит. Я не позволю. Веришь? Тот кивает. И вздрагивает крупно, когда старший, подхватив его за талию, на тумбу усаживает, между ног становясь. — Я сейчас… — в глаза испуганные смотрит, — Нужно проверить не сломаны ли у тебя лицевые кости… Это может быть больно, поэтому чуть что бей меня, хорошо? Чтоб я понял. Он моргает, с ним соглашаясь, и тут же пальцы холодные на своей коже горячей чувствует. Они контрастируют очень, мурашки по спине посылая. Хан глаза прикрывает, отдаваясь аккуратным касаниям. Они носовую перегородку его сжимают слегка, чтоб понять не сломана ли та. По скулам ведут, чуть надавливая. Он хмуриться немного и сразу извинения слышит. — Больно? — взволнованное слышит и веки открывает, со взглядом темным встречаясь. Головой машет. — Нет? Кривится немного, чуть головой в сторону дергая. — Неприятно? — догадывается старший. И он кивает. — Все не так плохо, как я думал, — с облегчением вздыхает Чанбин и сразу же ловит на себе возмущённый взгляд, — Прости. Но все могло закончиться куда плачевней. Мы сейчас все обработаем и у тебя даже шрама не останется. У меня очень хорошие мази… Он осекается, замечая как глаза напротив вновь слезами наполняются, что после стремительно с ресниц срываются. — Прости меня, пожалуйста, — он лицо его аккуратно в ладони берет, — прости, — большими пальцами слезы осторожно вытирает. Хан глаза закрывает и жмурится сильно. Голову опустить хочет, но чуть прохладные ладони не позволяют этого сделать. К нему осознание тяжелое приходит, что выглядит он сейчас просто ужасно. Почему-то именно сейчас, рядом со старшим, ему бы хотелось выглядеть хорошо. Он за мысль эту цепляется отчаянно, пытаясь происхождение ее понять. Не замечает как дрожать начинает. А у Чанбина в глазах растерянность плещется. Он и понятия не имеет, как младшего успокоить. Он голову занять пытается, лишь бы в чувствах своих не тонуть. Сдергивает полотенце и мочит его, после отжимая в кулаке. Медленно и очень аккуратно к лицу с высокими скулами подносит. Начинает кровь запекшую вытирать осторожно. К ране на лбу подбирается, бережно ее края вытирает. Чувствует как маленькая ладонь сжимает его другую руку. Джисон терпит, иногда губы растягивая. Из под опущенных ресниц за старшим следит. Как он хмуриться, когда ему больно. Как губы поджимает, когда он выдыхает резко. Хан думает, что делает это не заметно. Но совсем не улавливает момент, когда начинает рассматривать его беззастенчиво. Понимает это, когда к глазам темным поднимается, что смотрят на него внимательно. А у него от взгляда этого ощущения в животе странные. Совсем ему непонятные. Чанбин полотенце убирает и на край раковины его кладет. Берет в руки вату и обильно смачивает ее обеззараживающим средством. — Может немного печь, — отчего-то тихо говорит он. И к ране прикладывает. Младший дергается в его руках. Потому что печет сильно. Жмурится, слезы сдержать пытаясь, и замирает, когда легкое чуть прохладное дуновение на лице ощущает. Старший в места, где рука его была, дует, надеясь, что это боль хоть немного снять поможет. Понимает, что нет. Но думать так хочется все же. Заканчивает и за мазь принимается. Выдавливает щедро на пальцы, не жалеет. Она холодит немного и он выдыхает с облегчением. Она помочь должна. Рука дорожит предательски, когда он наносит ее. За лицом напротив следит внимательно, каждую дрогнувшую мышцу замечая. — Ну вот и все, — нарушает он неловкость, что между ними повисла, — Все не так уж и страшно, правда? — он улыбается криво, чуть нервно. Она быстро с его лица сползает. Он сглатывает. Чуть отстраняется, к раковине тянется, чтоб остатки мази смыть. А после пальцы небрежно о полотенце влажное вытирает. Хан за движениями дерганными наблюдает и отстраниться не успевает. Чанбин на место возвращаясь, голову резко поворачивает. Они лицом к лицу оказываются. Совсем близко. Младший взгляд секундный на губы его опускает, а после к глазам возвращается. И вперед подается. Накрывает рот старшего неумелым поцелуем, сжимая в ладонях сильные плечи. Тот замирает на мгновение, шокированный. Чувствует как сердце удар пропускает, после в ритме бешеном заходясь. Но шанса не упускает. Отвечает, инициативу отбирая. Ведет его в этом поцелуе. Губы нежные сминает мягко. В груди тепло невероятное ощущает и руку младшего сжимает, что с плеча соскользнула. Джисону кажется, что сердце старшего из груди сейчас выпрыгнет. Он биение его ладонью чувствует, которую Чанбин к груди прижимает. Не уступает ему ничем. Потому что его сердце точно так же бьется. Почти в унисон. Он растворяется в нежных касаниях старшего. Смелеет, на шею чуть давит, запуская руку в светлые волосы. Они целуются долго, неспешно. У Чанбина от Джисона крышу срывает, но он в руках себя держит. Лужей становиться, когда они зубами стукаются. Он от неопытности младшего балдеет. Хан первый отстраняется и краской сразу же заливается. Он порыва своего стесняется. Голову опустить пытается, румянец скрыть хочет, только вот старший не позволяет. Держит его мягко, большим пальцем по щеке проводит. Смотрит взглядом сверкающим в глаза чуть пугливые. — Хани… — выдыхает он, слов подобрать не может, — Я… — у него в голове все вверх дном, — Я нравлюсь тебе? — чувствует как рука его, что затылок массировала, замерла. Младший глаза прикрывает. Его ресницы дрожат, тени на скулы откидывая. Точно так же как и сердце Чанбина в ожидании ответа. — Я хочу знать, потому что… ты мне очень, — он решается первым признаться, — Я все думал, когда ты заполнил все мои мысли, когда я стал заложником твоей улыбки? — выдыхает он, — И понял, что ты не выходишь у меня из головы с момента, когда я впервые увидел тебя… Он замолкает, потому что Джисон глаза открывает и смотрит на него, будто в душу заглядывает. Смотрит так ярко, так кристально чисто, что сердце удар пропускает. — Если я дорог тебе… — его прерывают. Хан его губы поцелуем нежным накрывает. Хочет слова, что на языке вертятся, через него выразить. Потому что старший тоже ему нравится. Только вот сказать он об этом ему не может. Их поцелуй солоноватый привкус принимает, потому что по щекам младшего слезы горячие бежать начинают. Чанбин отстраняется, начиная лицо его невесомыми поцелуями покрывать. Каждую слезу губами собирает, пока те вовсе свой бег не прекращают. — Я все понял, — говорит он ему в губы. Улыбка счастливая на лице его расцветает. Точна такая же губы младшего трогает, который смущенно глаза отводит. Чанбин его в охапку сгребает, заставляя охнуть удивленно и в шею вцепиться, ноги на своей талии скрепив. Джисон легкий совсем, исхудавший сильно, он его тяжести почти не ощущает, когда в комнату свою относит. Двери ногой толкает, немного света с коридора впуская, и младшего на кровать усаживает. Отходит, заставляя его вслед ему смотреть, и включает лампу, что на тумбе прикроватной стоит и свет мягкий отбрасывает. Возвращается обратно под взглядом озадаченным и на корточки перед ним садится, в руки телефон вкладывая. — Я не хочу поднимать эту тему сейчас, — начинает старший, сглотнув, — но ситуация сложная… Тот кто на тебя напал… — он внимательно за лицом Хана следит и как тот кривится видит, — он что-то говорил? Постарайся рассказать все, что вспомнишь. Младший взгляд задумчивый на телефон, что в руках вертит, переводит, вспомнить пытаясь. Хмуриться, брови заламывая. Такое вспоминать не хочется. Но выбора нет. Это, действительно, важно. Он снимает блокировку телефона и, открывая заметки, начинает печатать, часто прекращая и стирая написаное, пытаясь вспомнить каждую деталь. «Я не знаю как он проник в дом, но я встретился с ним у двери. Он сразу же наставил на меня пистолет. Я очень испугался. Точно не вспомню, но он говорил что-то о том, что Чан попал в глупую ловушку и он ожидал увидеть тебя, вместо Сынмин-хена. Говорил что ему повезло и он избавиться сразу от троих» Он переворачивает экран телефона старшему, чтоб тот мог прочитать написаное. Чанбин сводит брови на переносице и поднимает взгляд на младшего. — То есть, его послали убрать Чана, верно? Джисон кивает. — Но проникнув в дом, он увидел тебя и Сынмина, и решил что избавиться сразу от троих? Младший отрицательно машет головой и снова печатает в заметках. «Нет. Сынмина рядом со мной не было. Но он знал, что Чан и Сынмин за одно. Он понял это, когда Чан попал в какую-то ловушку и приехал Сынмин, хотя он ожидал увидеть ТЕБЯ» — Блять, — выдыхает старший, — Жаль, что он сдох, — Чанбин чувствует как младший вздрагивает, — Нет, конечно, он этого полностью заслуживает, — начинает тараторить он, — И я бы хотел сделать это лично. Но он точно многое знал. Джисон поджимает губы. «Хенджин спас меня. Не окажись он рядом, он бы точно меня убил» — Сони, так поступил бы каждый из нас, — Чанбин аккуратно сжимает его острые колени. «Хенджин сразу меня невзлюбил. И с Минхо у него напряженные отношения. Я все пытался понять почему… Пытался с ним подружиться, но он меня постоянно отталкивал, будто боясь чего-то. А он просто очень одинокий» Чанбин читает с экрана и хмурится. — В этом я виноват, — произносит он, — Меня не было рядом, когда ему это требовалось, — он чувствует как младший сжимает его ладонь, — Я был настолько погружен в себя, что не замечал его состояние… — он осекается, потому что Хан начинает вертеть головой. Младший отпускает его руку и снова печатает в телефоне. «Ты ни в чем не виноват. Я думаю, что сейчас хорошая возможность наладить ваши отношения. Ему нужна поддержка» — Нет, — Чанбин машет головой, — только не сейчас. Я на него смотреть не могу после последних событий. Знать, что он долгое время употреблял наркотики, а я даже не замечал этого… Он ведь был у меня перед глазами, понимаешь? Перед самым носом… «Он просто не справился. Не пытайся его понять. И на его место себя ставить не нужно. Просто… забудь об этом? Как страшный сон. Поговори с ним, без скандалов, чтоб он мог открыться, понимаешь? Это хороший момент, чтоб наладить отношения» Чанбин не отвечает, смотрит на него молча, сжимая в руках небольшие ладони. Даже младший заметил одиночество брата, когда он сам внимания не обращал. Черт. Он с тяжелым вздохом роняет голову на его колени, чувствуя как тонкие пальчики зарываются в его волосы. — Я… — он поднимает голову спустя минуты молчания, — поговорю с ним, но чуть позже. Сейчас я, к сожалению, все ещё зол и могу наговорить лишнего. Джисон голову на бок склоняет и ладони из его хватки вырывает, но только для того, чтобы, взяв его за запястья, потянуть на себя. Старший правильно его понимает и, подчиняясь ласковым рукам, поднимается, чтоб удобно устроится на кровати и притянуть Хана в объятия.

***

— Что ты там рассматривал? — хрипло спрашивает Чан. Слышит судорожные метания, а после тишину. Переворачивается на бок, подпирая щеку ладонью и моргает сонно несколько раз. У Минхо сердце удар пропускает, а после биться в ритме бешеном начинает. Он веки прикрывает и пытается сделать вид, что спит, но часто вздымающаяся грудь его на корню выдает. Ему кажется, что над ним издеваются. Иначе он не может описать шорохи, что рядом раздаются, а после дыхание горячие, что плечо сквозь футболку обжигает. Он глаза распахивает и в потолок утыкается. Боковым зрением замечает, что старший очень близко, не потому что он специально придвинулся, а потому что места чертовски мало. Этого ощущения близости хватает, чтоб решение принять. У Чана глаза расширяются, когда Минхо вперед подается, дыханием щеку опаляя, что мурашки по спине посылает. Глаза кошачьи в его смотрят взглядом темным и он, под взглядом этим, на подушки послушно падает. Чувствует как ладонь, что на плечо требовательно давила, к шее соскальзывает, и сглатывает. Видит отчетливо, как младший на губы его смотрит, после вновь взгляд к глазам возвращая. Он склоняется, гипнотизируя, а Чан совсем теряется. Чувствует мягкость чужих желанных губ на своих, что касаются осторожно, будто на пробу, а после сминают взволновано. Младший ногу через него перекидывает, устраиваясь удобнее, заставляя напрячься до предела. Он сопротивления никакого не встречает, поэтому, смелея, голову чуть склоняет, углубляя поцелуй, ноготками в шею впиваясь. Чан даже дышать боится, чувствуя чужую тяжесть, не то чтобы движение лишнее сделать. Он бы талию его сжал, к себе крепче прижимая, но страх по ногам и рукам сковал, заставляя думать, что это все плод его воспаленного воображения. Но сознание его с ним злую шутку играет, потому что чужой язык, что у него до этого во рту хозяйничал, по губе его нижней проводит, ток по телу посылая. Минхо отстраняется медленно, взгляд печальный за челкой рыжей пряча, совсем не замечая потрясенные круглые глаза. Чан на поцелуй не ответил. Он губы еле заметно поджимает, а после и вовсе закусывает до боли, потому что в груди что-то обрывается. Старший попыток скинуть его никаких не предпринимает, и он решается в глаза ему взглянуть, в ловушку попадая. — Ты что творишь? — спрашивает Чан тихо, но очень хрипло. Вопрос уши режет и младший жалеть о содеянном начинает. Вновь голову опускает, взгляд скрывая и медленно слезть пытается, только вот старший не позволяет. Поднимается резко с подушек, заставляя Минхо вскрик подавить, и за талию к себе крепко прижимает, падение предотвращая. Чувствует как в грудь ладони упираются и в глаза заглянуть пытается. Которые Минхо округляет, а после вырываться начинает, потому что понимание того, что он на бедрах старшего сидит смущает очень. И неважно, что несколько мгновений назад, в приступе чертовой решительности, он сам на них залез и сам же его поцеловал. Чужие сильные руки держат крепко, ему не вырваться, не сбежать, трусливо поджав хвост, и он обмякает послушно. Голову опускает, избегая в глаза настойчивые смотреть, но руки не убирает, боится то расстояние минимальное между ними потерять. Вид делает, что скомканное одеяло ему очень интересно. У Чана сердце, от потрясение отошедшее, марафонский забег начинает. Влажные ладони ему в грудь упираются, тонкими пальчиками иногда перебирая. Он лицо его, за подбородок поднимает, на себя смотреть заставляя. — Минхо, — вновь зовет и лишь кожу нежную сильнее сжимает, когда тот снова взгляд под челкой прячет. Они вздрагивают оба, когда тишину напряженную резкая трель звонка нарушает. Чану приходиться убрать руку и, не отрывая взгляда от вновь опущенного лица, в слепую нашарить телефон на кровати и отключиться. Не вовремя. Мешает. Младший руки с груди его убирает, и он этим пользуется. Давит на спину резко и держит крепко. Они лицом к лицу оказываются. Минхо не отстраниться, ни голову опустить. Лишь в глаза, ждущие ответа, смотреть с легким испугом. Он сглатывает нервно и Чан это замечает. — Что такое? — спрашивает он с легкой улыбкой, обдавая дыханием губы напротив, — Куда испарилась твоя решительность? — тянет издевательски. Минхо ответ не находит, ему тон старшего не нравиться. Он моргает часто и Чан, по промелькнувшей потерянности за быстрыми длинными ресницами, понимает, что напором своим снова его испугал. — Хо… Он руку не убирает, смещает ее немного и вторую так же устраивает, бока осторожно поглаживая. Смягчается и чувствует как младший медленно выдыхает. Чан голову чуть наклоняет и ещё ближе становиться. Так, что дыхание одно на двоих. И вопреки ожиданиям Минхо не отстраняется, наоборот губы пересохшие облизывает, языком его пухлые задевая. Чан вновь к глазам кошачьим возвращается, спрашивая разрешение, и младший ресницы дрожащие прикрывает. Он это призывом к действию считает. Накрывает его губы, мягко и нежно сминая. Чувствует как Минхо руки ему на шею закидывает, в кудри темные зарываясь. Его ведет, потому что младший покладистый очень и поддается каждому движению его губ. И он бы наверняка зашел дальше, если б не чертов телефон, на который снова поступил звонок. Чану все равно, если честно. Сейчас его волнуют только пальцы, что локоны его перебирают и губы, что его в ответ сминают. Но телефон звонит опять и прекращать не собирается, и он психует. Отстраняется нехотя от младшего и несчастный мобильный хватает. В лице меняется и поднимается, неосмотрительно грубо Минхо с себя скидывая. Оставляет его одного, выходя на кухню. А младший сидит, недоуменно глазами хлопая, и в себя придти пытается. Губы опухшие облизывает, пальцами дотрагиваясь невесомо. Мысли в голове путаются и он теряется. Не знает, что дальше между ними будет. Разговора точно не избежать. Он устраивается удобнее на кровати и руки в замок сцепляет, потому что те дрожат от волнения очень. И вот дверь открывается спустя долгие минуты и показывается мрачная фигура старшего. У Минхо сердце удар пропускает. — Собирайся, скоро уезжаем, — говорит Чан и вновь скрывается за дверью. Заставляя младшего сжать зубы. Он подрывается нервно, начиная дерганными движениями собирать свои немногочисленные разбросанные вещи. Он старается отбросить навязчивые мысли, не думать сейчас, вообще, не о чем. Потому что мысли эти будоражат кровь в жилах и он боится. Боится, что вновь сорвется, не сможет контролировать огонь и снова причинит кому-то вред. Он старается взять себя в руки, отчаянно старается, но поведение Чана обижает. И все же утихомирить огонь у него получается. Не совсем, правда, но градус накала снижается. — Минхо, — дверь открывается и он вскидывает голову, встречаясь взглядом с Чонином, — Пора. Он поднимается и подходит к нему, останавливаясь рядом, потому что тот с прохода сдвигаться не собирается. — Все нормально? — тихо спрашивает младший, заглядывая в его глаза. — Д-да, — Ли глупо хлопает ресницами, чуть запинаясь, — А что такое? Ян внимательно смотрит ему в лицо, замечая опухшие губы. — Ты горячий, — говорит он очевидное. — Сильно? — выдыхает старший, болезненно морщась. Он не хотел, чтоб это заметили. — Ну… — тянет Чонин и берет его руку, чуть сжимая, — нет, но… Точно все нормально? — он вновь бросает взгляд на его губы. — Да, — уверено отвечает Минхо, пожимая плечами. А у самого уши краснеют. То ли от того, что младший все понял, то ли от лжи. Потому что все точно не нормально. В небольшом коридоре появляется Чан вместе с Сынмином, чья рука покоится на его шее. Бану не приходится тащить Кима, как вчера, сейчас старший более менее нормально передвигается, но все же поддержка требовалось. Чонин, каждый раз, когда старший спотыкался на ступеньках, порывался вперед, к нему, но каждый раз останавливался, натыкаясь на взгляд Чана. Накинув капюшоны, что скрывали лицо, они добрались до машины. Сынмин с Чонином заняли задние места, а Минхо досталось переднее пассажирское. Рядом с Чаном. Его очень нервировало нахождение рядом с ним, но ещё больше он нервничал от того, что ничего не знает. Почему они уезжают. Куда едут. Этими мыслями он пытался занять свою голову, отчего пропустил разговор старших. — Там мои люди, к тому же Чанбин подвезет подкрепление, — он вслушивается в голос Чана. — Это все равно рискованно, — возражает Ким. — Сынмин, успокойся, — он слышит раздражение в голосе Бана, — Больше никто не пострадает. — Нужно решать что-то с вашими напарниками, — говорит старший. — Мы подумаем об этом все вместе, — отрезает Чан. Ким решает не продолжать разговор. Заваливается на колени Чонина, прикрывая тяжелые веки. Сразу же чувствуя как младший нежно проводит по его волосам и оставляет легкий поцелуй на кончике носа. Он открывает глаза, и видит перед собой лисьи, в которых волнение плещется. Он мягко улыбается, показывая, что все в норме, и ластиться в ласковую ладонь. Минхо перед собой смотрит, на дорогу, которой они едут, потому что глаза до сих пор режет. Столько мыслей в голове, которые он укротить пытается, поэтому дорогу он совсем не запоминает. Лишь напрягается, когда они въезжают через высокие резные ворота на территорию большого дома. Особняка вернее, периметр которого охраняют люди с оружием. Он оборачивается на Чана, но тот, не замечая вопросительных глаз, глушит авто и выходит, чтобы помочь Сынмину. — Не надо, я дойду, — отмахивается от него Сынмин и Бан отходит. Забирает сумки и идет рядом, следя за тем, чтоб тот не упал. Минхо следует за ними, испепеляя спины взглядом. Он ничего не понимает. Ему не нравятся люди, что с автоматами наперевес стоят возле входной двери. Ему не нравятся человек, что стоит к ним спиной, когда они входят в просторный зал. — Можно было и попроще что-нибудь найти, — говорит Чан, чуть кривясь. Все они останавливаются напротив мужчины, который подходит к Бану и протягивает руку. — И тебе добрый день, — с улыбкой отвечает он и они скрепляют рукопожатие, — Мой дом неподалеку, а этот пустовал. Я решил, что это хороший вариант. Он поворачивается к Сынмину и тот тоже жмет ему руку, отчего Минхо делает вывод, что старшие с ним знакомы. — Мое имя Бек, — представляется он, протягивая ладонь Чонину. Настала его очередь. Мужчина стоит с протянутой рукой, но Ли не спешит ее пожимать. Потому что ситуация бесит, распаляя огонь по венам. Он медлит хмурясь, заставляя Бека стоять с вытянутой ладонью и недоуменно хлопать глазами. Мужчина оборачивается на Чана, в поиске ответов на происходящее, потому что отстраненность рыжего выбивает из колеи. Но тот не лучше, стоит мрачнее тучи, следя за младшим, как и остальные несводящие с него глаз. — Думаю не стоит, — говорит Бан, — Он не в лучшем состоянии. Глубокая складка пролегает между его бровей и он оказывается рядом с Минхо, которому от этого отнюдь не легче. — Что ты имеешь ввиду? — спрашивает Бек, убирая ладонь в карман брюк. — Это связано с его способностями, — объясняет Чан, замечая как напряглись плечи Минхо. В глазах напротив мелькает интерес и губы трогает улыбка. — Так может… продемонстрируете? Я многое слышал о Хане, да и интерес... Сам понимаешь, — обращается он к Бану, что стоит за спиной рыжего, возвышаясь на голову. — Лучше в другой раз… Его голос обрывается, потому что огонь широким кольцом окружает их всех. Он не бушует - слабо трещит, не более. — Хо… — горячие дыхание старшего опаляет его ухо, а мужчина напротив весело хмыкает. И огонь с ревом начинает тянутся языками пламени к потолку, заставляя всех напрячься. Но он быстро успокаивается, сходя на нет, когда в глазах напротив мелькает страх. Чан с силой сжимает запястье младшего. — Это… впечатляет, — выдыхает Бек. — Чонин, уведи Минхо наверх, — просит Бан. Ли выводит из себя эта просьба и он вырывает руку из цепкой хватки старшего, скрываясь на втором этаже. Ян,бросив взгляд на старшего, догоняет Минхо. — Он даже повреждений не оставил, — с восторгом говорит Бек. И чтоб убедиться точно, подходит к месту где пылал огонь, проводя по нему носком ботинка, — Нет, ну вы видели? — И не такое видели, — со вздохом произносит Чан, — Лучше скажи, что с мои домом. — Все оружие вывезли - оно в ангаре на заднем дворе, дом зачистили - следов вашего присутствия там не обнаружат, от трупов избавились… — Тот, что был в подвале?.. — Сынмин задает волнующий его вопрос. — Убили и избавились, — отвечает Бек, пожимая плечами и не понимая, отчего на лице Кима выступили жевалки. — Его нужно было перевести, — холодно говорит Ким. — Чан отдал приказ избавиться от всех. Сынмин разворачивается к младшему, требуя объяснений. — Успокойся, — раздражено осаждает его Бан, — Перевозить его было очень опасно… — Пожалуй оставлю вас, — внезапно произносит Бек и покидает дом под двумя испепеляющими взглядами. — Он был овощем, — как только входная дверь закрылась, старший перевел тяжелый взгляд на Бана. — Именно, Сынмин, — жестко произносит младший, — Он был уже овощем, для чего он тебе ещё был нужен? А его перевозка привлекла бы внимание. — Ты не имел права, Чан, — глаза Кима опасно сузились и голос звенел. — Не имел, — подтверждает младший, не уступая, — Но посчитал, что безопасность каждого из нас стоит выше твоей мести. Я прав? — Прав, — голос Сынмина звучит глухо, — Но нужно было посоветоваться. Ты не один отвечаешь за наше дело. — Нас вычислили, — Чан начинает выходить из себя, — нельзя было тратить время на размышления… Он осекается, потому что снаружи раздаются знакомые голоса, а после в дом входят остальные ребята. Феликс с Хенджином сразу уходят на второй этаж, а мрачный Чанбин с Ханом остаются внизу. Взгляд старших исследует рану на лбу Джисона, заставляя их поджать губы. — Что-то случилось? — Сынмину не нравится вид младших, — Вы нормально добрались? — Да, — Со неопределенно машет головой, — но сейчас не об этом. Старшие переглядываются. — Как и когда ты мог угодить в ловушку? — продолжает Чанбин, обращаясь к Чану и заставляя его нахмуриться. — В какую ловушку? — непонимающе спрашивает Бан. — Джисон рассказал мне, — он сжимает руку на талии младшего и это замечают остальные, — что, прежде чем напасть, у них состоялся монолог. Ему поведали, что тебе устроили ловушку, на которой ожидали увидеть меня, но приехал Сынмин, отчего стало известно, что вы заодно, — Чанбин кивает на старшего. Старшие вновь переглядываются с четким мыслительным процессом на лицах. — Колесо, — сквозь зубы произносит Ким. — Колесо? — недоуменно переспрашивает Чан. — Когда ты пробил колесо, — напоминает ему Сынмин, — Ты позвонил Чанбину, чтоб он привез запаску, но приехал я. Только там, на трассе, он мог увидеть нас вместе. — Где ты мог пробить колесо? — спрашивает Чанбин. — Где угодно, — отвечает Чан, — я тогда в город ездил на встречу с главами кланов, тогда на дорогах, после митингов, было много осколков. — То есть, я правильно понимаю, им известно, что мы заодно? — спрашивает Сынмин. — То что ты, — Со тыкает в него пальцем, — с Чаном заодно. Верно? — он оборачивается на Джисона и тот кивает, — Насчет меня они не в курсе, хотя точно утверждать не берусь. Он точно знал, что вы вдвоем в одном доме. Сначала хотел избавиться от Сынмина, поэтому заявился в дом, когда Чана там не было, а после увидел Джисона. Думал убить трех зайцев разом, но обломал зубы. — Он всегда любил трепаться, — задумчиво произносит Чан. — Остальным, наверняка, уже об этом известно. На тебя ведется охота, — Чанбин подтверждает его догадки. Чан переводит задумчивый взгляд на Хана. — Лопнувший пистолет - твоя работа? — спрашивает он младшего. Тот хмуриться, не понимая о чем он, но после активно кивает головой. — Молодец, — хвалит его Бан, отчего младший смущается, — У тебя получилось применить силу точечно. Джисону становится неловко и он уходит наверх. Чанбин не отдает ему сумки, поэтому он поднимается налегке, замирая на последней ступеньке. Напротив стоит Минхо, чьи глаза судорожно исследуют младшего, после останавливаясь на рассеченном лбу и опасно сужаясь. Младший поддается вперед, хочет заключить хена в объятия, но тот, опуская голову, отходит на шаг. — Не подходи, — говорит Ли на недоуменный взгляд младшего, — Я сейчас… не могу. Плохо контролирую огонь. Опасно. Джисон склоняет голову, с тревогой смотря на старшего. Ему очень хочется коснуться его, но руки застывают в воздухе, безвольно падая по бокам. Минхо тоже очень хочет обнять его, но… Нельзя. — Пошли, — говорит старший. И Джисону ничего не остается как последовать за Минхо в самую дальнюю комнату. Старший проходит и, сев на большую двуспальную кровать, хлопает рядом, приглашая сесть. Хан, удобно устраиваясь, отводит взгляд, не зная как признаться старшему. — Сони, — произносит Ли, — только не бойся меня, пожалуйста… — он осекается, потому что тот, резко поднимая голову, смотрит прямо на него, — Я же вижу… — Джисон отрицательно машет головой, призывая замолчать. Он достает телефон, начиная быстро печатать. Минхо очень хочет придвинуться ближе, заглянуть в экран телефона, но, сжав зубы, остается на месте, следя за нахмуренными бровями на лице младшего. Не хочет поднимать взгляд выше, хотя тот так и норовит зацепиться за рану. Ее вид выводил его ещё сильнее, поэтому приходилось приложить немало усилий, чтоб сдерживать огонь в жилах. Джисон, прекратив писать, передает ему телефон и Минхо аккуратно, чтоб не задеть пальцы младшего, забирает его, вчитываясь в каждое слово. «Я не боюсь. Никогда не боялся и не буду. Просто я… Мне стыдно за вчерашнее. Я был очень груб по отношению к тебе. Но я не специально… Я испугался, мне было больно, но я даже не удосужился написать тебе после, сказать, что все в порядке, спросить как ты. Я просто растерялся» — Я, правда, очень переживал, Хани, — он кладет телефон на постель между ними, — но сообщение Хенджина о том, что ты в порядке и с Чанбином, немного успокоило меня. Джисон улыбается при упоминании старшего и заправляет прядь волос за ухо. «Кстати о нем. Я вчера его поцеловал» Читает Минхо с экрана телефона и округляет глаза. — Ты сделал… что? — ошарашено спрашивает он младшего, — А он что? Хан смущается, но все же печатает. Секретов от старшего у него нет. «Он ответил. Сказал, что я нравлюсь ему очень. Он мне тоже нравиться. И я бы хотел, остаться с Чанбином. В одной комнате. Ты не будешь против?» По мере прочтения блеск с глаз Минхо пропадал, но он не позволил младшему это заметить. — Конечно, — он улыбается Хану, — если ты этого так хочешь, — тяжело сглатывая, отвечает он. «Правда? Ты уверен?» — Сони, я очень рад за тебя. Минхо очень остро чувствует собственное одиночество в данный момент. Он отпускает Джисона и робко обхватывает себя за плечи, чувствуя резь в глазах и, чтоб избавиться от нее, начинает часто моргать. К сожалению, собственные переживания мешают искренне порадоваться за младшего. Утренняя ситуация до сих пор не желает покидать пределов сознания, будто въелась под корень. Сперва старший не ответил на его поцелуй, но после наверстал сполна. Воспоминание немного будоражит его, отчего он дотрагивается до губ, но после оно же больно бьет его под дых, заставляя выдохнуть весь воздух. Грубость старшего и то, как он его избегал, то, что не поставил в известность о переезде. Все вместе, словно лавина, наваливается на него, собираясь сбить с ног. Минхо подходит к окну, пытаясь придти в себя. Дышит глубоко, наблюдая за людьми в черной одежде, что патрулируют территорию. Но главное потрясение ждало его впереди. Он уже делил кровать со старшим. И не один раз. Но сложившаяся ситуация представляется ему совершенно по другому. Он не знает как будет делить комнату с Чаном. Другого выбора ему не остается. Он долго стоит у окна, совсем не замечая как быстро бежит время. За спиной робко покашливают и он вздрагивает, поворачиваясь и натыкаясь на взгляд круглых глаз. — Нам стоит поговорить, — твердо произносит Чан. Но Минхо лишь поджимает губы, отворачиваясь обратно к окну. Он буквально ощущает напряженную атмосферу, что повисла между ними, и ведет плечом, пытаясь избавиться от этого чувства. Старший подходит ближе, останавливаясь в нескольких сантиметрах и тянет руку, желая прикоснуться, но младший резко поворачивается и больно толкает его в грудь, заставляя отступить на несколько шагов. — Стоит поговорить? Правда? — зло говорит Ли, — Спустя почти весь день после произошедшего? Серьезно? — Минхо, успокойся… — Я поцеловал тебя, Чан! — кричит он, — А ты, — он тыкает ему в грудь пальцем, — сбежал! Позорно струсил… Я… Я… — он не находит слов, — Я понимаю, что раньше поступал также… — Мне нужно было подумать, — обрывает его старший. У Минхо отвисает челюсть. — Подумать о чем?.. — выдыхает он, — Стоило ли отвечать, когда Я, — он выделяет последнее слово, — тебя поцеловал? Или может целовать меня после? Или быть может о том, что решил игнорировать меня на протяжении всего времени? Чан открывает рот, пытаясь оправдаться, но младший не позволяет сказать и слова. — Ты не сказал мне! Ты ничего мне не сказал! — он психует, — Ни о переезде, ни о том, что виноват в нападении на Джисона! У него лоб рассечен, Чан! — Минхо! — гаркает старший. — Знаешь, что?! Пошел ты, — выплевывает Ли. Он вновь его толкает, собираясь выйти из комнаты, уйти подальше от старшего, которого совсем не хочется видеть. Потому что огонь внутри поднимается с новой силой и он совсем не может с этим справиться. Но Чан хватает его за руку и прижимает к себе, не позволяя вырваться. Чувствует, как кулаки начинают с силой колотить по его груди, заставляя сжать зубы. — Хо, черт… — выдыхает он. И накрывает его мягкие губы своими, заставляя заткнуться. Давит ему на затылок, грубо целуя и не давая оторваться. Но Минхо на удивление отвечает с не меньшим напором, сталкиваясь языками и не собираясь уступать. Он закидывает руки ему на шею, притягивая его ближе, позволяя старшему подталкивать его к кровати. Они падают на простыни, и Чан оказывается между бедер младшего, грубо проводя ладонью по крепким мышцам, заставляя закинуть ногу ему на талию. Воздуха катастрофически не хватает и они отстраняются друг от друга, наконец делая спасительный вдох. Ниточка слюны соединяет их опухшие губы и Минхо переводит взгляд с нее на круглые глаза, в которых зрачок полностью перекрыл радужку, и поддается вперед, кусая за нижнюю. Он тянет ее на себя, вовлекая его в новый поцелуй. Голодный. Совсем несдержанный. Чан не думает ни о чем. Просто берет и делает. Отпускает все предрассудки. И целует. Сминает до боли желанные губы грязно и жадно, стремясь испить младшего под ним до дна, заставляя скулить в поцелуй. Но ему и этого мало. Агрессия, преследовавшая его весь день, с самого его начала, когда он впервые оторвался от покрасневших губ из-за настойчивого звонка, выходит из-под контроля. Он задирает кофту младшего, с нажимом проводя ладонью по смуглой, покрытой мурашками, коже, поднимаясь вверх к груди. Минхо громко стонет ему в губы от чудовищного контраста холодных пальцев старшего на его огнем горящей коже, отрезвляя. Младший смотрит в потолок, когда чужая тяжесть с его тела внезапно пропадает, а хлопок двери чересчур громко раздается в ушах, вызывая непрошенные слезы, которые отчаянно стремятся сорваться с длинных ресниц. Чан опять ушел. Бросил. Оставил разбираться с полыхающими внутри чувствами в одиночку. Он долго сидит, облокотившись о спинку кровати и подтянув к себе колени, пытаясь укротить огонь, что раскаленной лавой бежит по венам, призывая дать ему свободу. Он с нажимом проводит тыльной стороной ладони по щекам, стирая редкие слезы, что все таки не удалось сдержать. Сердце потихоньку успокаивало набранный ранее бешенный ритм и грудь больше не ходила ходуном от обиды. Огонь получилось взять под контроль, но он все ещё ощущал жар собственного тела. Так всегда рядом со старшим. Кожу лица неприятно стягивает и он решает пойти умыться. Хотя бы умыться. Потому что сил полноценно принять душ совсем нет. Не после стольких переживаний, не после стольких попыток утихомирить огонь. Дверь в ванную, что располагалась по соседству с комнатой, легко поддалась, и он вошел, каменным извоянием застывая на пороге. Увиденное заставило его опешить, округляя большие кошачьи глаза. От кафельных стен отражался крик, хорошо заглушаемый толщей воды, и Минхо бросился вперед, с силой дергая Чана, что, опустив голову под воду, кричал. Кричал, выпуская эмоции. Кричал, пытаясь избавиться от всех чувств, что тяготили. Лишь бы голова снова была ясной. И плевать, что не на долгий срок. Плевать, что опрометчивый поступок. Лишь бы… Минхо дергает его на себя, подхватывая ослабшее тело, и сажает на тумбу. Перепуганные кошачьи глаза, в которых страх в перемешку с диким волнением, скользят по бледному лицу старшего, что судорожно пытается сделать вдох. Горячие ладони дотрагиваются до холодной кожи и взгляд круглых глаз немного проясняется. Но лишь немного, потому что после Чан, покачнувшись, прикрывает веки, утыкаясь мокрым лбом в плечо младшего, заставляя его покрепче обхватить дрожащее тело. Минхо стоит в оцепенении, исследуя взглядом настенную плитку, совсем не зная что делать. Он лишь рассеянно зарывается изящными пальцами в мокрые вьющиеся прядки, слегка массируя кожу головы, и чувствует как старший переводит дыхание, обдавая кожу под намокшей футболкой, что неприятно липнет, теплым дыханием. Мышцы спины под горячей ладонью, что успокаивающее проводит по холодной, покрытой мурашками коже, сокращаются, реагируя, и Ли еле слышно выдыхает. Он вздрагивает и поворачивает голову, когда дверь в ванную внезапно распахивается. — Двери хоть закрывайте, когда милуетесь, голубки, — прыскает возмущаясь Сынмин, ладонью проводя по усталому лицу. Дверь закрывается, но до Минхо даже не успевает дойти смысл фразы, когда та распахивается вновь, являя уже нахмурившегося Кима, меж бровей которого залегла глубокая складка. Его взгляд падает на озадаченное и немного растерянное лицо младшего, после на влажные волосы Чана и мокрые плечи, на его намокшую футболку, а после за них - на полную раковину воды. Его губы сжимаются в тонкую полоску и он проходит внутрь под недоумевающим взглядом Ли, вынимая пробку из слива и спуская воду. — Ты опять за старое, Чан? — задает вопрос старший ещё больше вгоняя Минхо в недоумение. Бан отрицательно вертит головой на груди младшего, но Ким не верит. — Мне позвать Чонина? — продолжает давить он. — Все нормально, — подает сиплый голос Чан. — Нормально? — переспрашивает Сынмин, ставя под сомнение его здравый рассудок, и переводит взгляд на Ли, — Что случилось? — Мы… — тянет младший, заламывая брови, — поругались. Ким выпускает тяжелый вздох, на мгновение прикрывая глаза. А после решительно их распахивает и сверлит их двоих тяжелым взглядом, складывая руки на груди. — Рассказывайте. Минхо не спешит делиться тем, что душу гложет. Отворачивается, старшего игнорируя, и взглядом в стену впивается, губу закусывая. Соскальзывает ладонью с мокрого затылка на шею, вниз по спине, сцепляя руки в замок. Мешкает. А Ким все ждёт. У него времени много. Он никуда не спешит. — Так и будете молчать? — спрашивает он, когда ему надоедает тишина. — Все нормально, хен, правда, — младший тянет губы в подобии улыбки, — Мы сами разберемся. — Ты понимаешь, что только что произошло? — в лоб спрашивает его Сынмин, кивая на раковину и Чана, — Нет? — издевательски переспрашивает он, когда на худом лице напротив отчетливо отразилось непонимание, — А я тебе расскажу, — говорит он, а Минхо чувствует как напрягся Чан, — это попытка сбежать от реальности. Значит произошло что-то такое, отчего он захотел убежать. Что произошло? — он повторяет вопрос. А Минхо чувствует себя паршиво. Хочется уйти. Убежать. Скрыться. Лишь бы не стоять сейчас под осуждающим взглядом и не признавать собственную ошибку. Потому что да. Он сглупил. Поступил по-детски, когда сорвался и обвинил, хотя сам виноват. Сам ничем не лучше. Он неосознанно впивается ноготками старшему в спину, заставляя стальные мышцы перекатываться. Чан ведет угловатым плечом, пытаясь избавиться от неприятных ощущений, но ни в коем случае, не просит младшего перестать. Понимает его нервозность. Минхо сам прекращает, приходя в себя, и накрывает то место горячими ладонями, осторожно поглаживая. Чан спину выпрямляет и жмется к нему холодной грудью. Устраивает руки ледяные на его талии и острый подбородок на плече. Бросает темный ясный взгляд из под ресниц на старшего, что стоит непоколебимой статуей. — Мы сами разберемся. — Нет, — невозмутимо отрезает Ким, — Вы один раз уже разобрались, ни хрена у вас не получилось. Вы оба не умеете разговаривать друг с другом, отчего оба и страдаете! Мне надоело! И не только мне, кстати. От вас искры летят и это все замечают! Поэтому будете как маленькие дети - решать свои проблемы в присутствии взрослого, то есть меня. — Да, я психанул! — не выдержал давления Ли, — Да, виноват! А как вы прикажете мне себя вести, когда тебя сначала целуют, а потом бегают как от прокаженного?! — праведно возмущается он, желая отстраниться, но сильные руки лишь сильнее прижимают к холодному крепкому телу, так что не сдвинуться вовсе. — Он опять тебя…? — Я его поцеловал! — взрывается Минхо, а глаза Кима ползут на лоб, — А он весь день меня игнорирует и только лишь под вечер!… — он запинается, но только для того, чтобы набрать побольше воздуха, — Под вечер пришел и такой «надо поговорить» — кривляет он, размахивая руками, — А надо было ещё утром! Когда я это сделал! Потом поспешный переезд, о котором мне опять же никто ничего не сказал! Я как идиот стоял, смотрел на протянутую руку, и не мог ответить на рукопожатие, потому что внутри полный бардак и мне совсем не получается с ним справиться! — он чувствует легкие поглаживания широких ладоней, которые ни черта не успокаивают, а лишь подливают масла в огонь, — А меня бросили! Ещё и Хан-и сказал, что хочет пожить с Чанбином. И я вовсе остался один, — вывалил он все как на духу, сам пребывая в шоке оттого, что вот так вот рассказал все, что бередило душу. — Хочешь, будешь делить комнату с Чонином? — говорит Сынмин единственное, на что его хватило после подобной тирады. — Вы меня не слушали! — восклицает Минхо с истерическими нотками в голосе. Крепкие руки старшего не отпускают и он бросает попытку избавиться от цепкой хватки. Судорожно вздымающаяся грудь касается холодной крепкой Чана, и он роняет голову, пряча нос в изгибе его шеи, пытаясь сдержать волну второй истерики, что грозит накрыть сильнее предыдущей. — Я тебя понял, Хо, — тихо произносит Бан, сминая футболку у него на спине. Он смотрит тяжело на Кима, который лишь плечами растерянно пожимает, и взглядом на дверь указывает, намекая, что он им только мешает. — Ты не один, — также негромко продолжает Чан, когда дверь за спиной старшего закрылась с тихим щелчком, — И никогда не был, слышишь? Не нужно все держать в себе. Никто тебя не осудит. Я… — он сглатывает, подбирая слова, — поступил глупо сегодня утром. Прости, — шепчет и пальцами в рыжие волосы на затылке зарывается, — Ты всегда воспринимал меня в штыки… и этот поцелуй… немного выбил меня из колеи. Я долго думал о твоем поступке и только к вечеру решился спросить тебя, — он фыркает, вспоминая как весь день пытался подойти к младшему, а нервозность заставляла стоять на месте, — Я не должен был… — Я… — Минхо поддается назад, желая немного отстраниться, но ладони старшего продолжают крепко удерживать, и единственное что он может - это последовать его примеру, положить подбородок на холодное плечо и упереться взглядом в стену вместо круглых глаз. — Шшш, — перебивает его Чан, — не говори ничего. Мне сейчас трудно собрать все слова, что вертятся в голове, в одно целое, но… В общем, я такой же как ты, — признается он неожиданно, — Абсолютно. Тоже держу все в себе и ни с кем ничем не делюсь. Но в отличие от тебя - я не справляюсь. Когда эмоций становиться слишком много я срываюсь. И всегда оказываюсь напротив раковины с водой. Я сейчас не пытаюсь оправдаться, — выдыхает он, прикрывая глаза и наслаждаясь близостью, — но с вчерашнего дня многое навалилось на всех нас. А я… а я вчера просто очень сильно испугался, когда позвонил Феликс и сообщил, что тебя нет. Очень, — тихо повторяет он, сжимая его талию, — А потом покушение на Джисона. Я несу ответственность за всех вас, Минхо. Думаешь, мне легко от того, что он пострадал из-за меня? — спрашивает Чан, а младший до боли закусывает губу. Потому что чувство вины за брошенные с горяча слова накрывает с головой, — Нужно было срочно что-то делать и пришлось разделиться, чтоб нас не нашли. Нужно было искать новый дом для всех нас, обеспечивать безопасность, проследить, чтоб остальные добрались без проблем. К этому ещё добавляется обстановка в городе… — Прости, — очень тихо, почти еле слышно выдыхает Минхо. — За что, котенок? — пухлые губы растягиваются в ласковой улыбке и Чан убирает руку с его затылка, желая наконец заглянуть в глаза, что прячутся за рыжей челкой. Минхо чуть отстраняется, укладывая руки на шее старшего, и позволяет ему невесомо убрать мешающиеся пряди с лица. Они встречаются взглядами и младший сглатывает. — Вообще-то, я хотел извиниться ещё несколько дней назад… после того, что… — он неловко кашляет, — произошло… Но сейчас, — он мнет пальцы, сцепленные в замок на затылке старшего, который очень внимательно его слушает, — за мной косяков больше. Если б мы нормально поговорили и я тебя выслушал, а не психанул, то ты… — Шшш, — Чан вновь перебивает его, но уже из-за того, что Ли начал изрядно нервничать, — Что прошло, то прошло, хорошо? — спрашивает он и младший зачарованно кивает, — Давай договоримся друг с другом быть честными? В чувствах, эмоциях, переживаниях - во всем. Согласен? Минхо снова кивает, а после льнет к голой груди, прижимая старшего к себе за шею. Бан тоже не уступает. Сгребает его в охапку и жмется щекой к плечу. Пробирается ладонями под ткань футболки, обжигая невесомым прикосновением холодных подушечек пальцев. — Ты горячий, — говорит он, грея ладони на смуглой коже, по которой от контраста бегает стадо мурашек. — А ты холодный, — не остается в долгу младший, краснея и радуясь тому, что старший не видит его смущения. — Так согрей меня, — бездумно говорит Чан, не замечая как Ли напрягся в его руках. Младший давит ему на плечи, чтоб немного отстраниться, и Бан отстраняется, пряча тяжелый вздох. Ему хотелось ещё хоть немного побыть в его объятиях и чувствовать кожей горячие, слегка влажные ладони. Выразительные кошачьи глаза твердо смотрят в его и он слегка хмурит брови. Минхо прикрывает веки, отчего длинные ресницы отбрасывают дрожащие тени на острые скулы, и поддается вперед, накрывая слегка приоткрытые от удивления губы. Чан вновь теряется, цепенея, но после послушно отвечает, наверстывая упущенные секунды. Они сминают губы друг друга в неспешном поцелуе, наслаждаясь близостью друг друга и млея от прикосновений, что огнем и холодом проходят по коже. Старший давит ему на спину и Ли послушно лнет ближе, так, что ни сантиметра между. Большие пальцы поглаживают выступающие ребра, пока младший зарывается ладонью в мокрые вьющиеся пряди. Нет в этом поцелуе ни грязи, ни страсти, ни обиды. Лишь невысказанные чувства, что огнем в груди обоих и надеждой на губах. Трепетные и до боли нежные. Которые они уже понимают, но не совсем, чтобы озвучить. Минхо отстраняется с тихим звуком, продолжая перебирать темные пряди на затылке. — Сейчас тоже растеряешься? — спрашивает, облизывая губы.