Damned by the Gods

Тишину утра разрезает резкая трель зазвонившего телефона. Бан вздрагивает. Достает с кармана гаджет и вглядывается в экран. Бек. — Да? — трубку снимает, нахмурившись. — «Не разбудил?» — интересуются на том проводе. — Нет. — «Мне удалось склонить на нашу сторону пару кланов, но они требуют встречу с тобой, хотят выторговать гарантии» — А остальные? — спрашивает Чан. — «Остальные в процессе, — вздыхают в трубку, — Сам понимаешь, не все за ветром переменчивым поспевают. Пак, вообще, тугодум какой-то. Ему помочь надо будет…» — Пока только переговоры, Бек, — отрезает Бан, — Я хочу, чтоб они знали, что их ждёт и выбирали сами. — «А если они выберут не ту сторону, то лишатся жизни, — хмыкает тот, — Это не выбор. Это иллюзия» — Они могут выбрать сторону. Как ты. Бек смеется в трубку. — Ты прав. Мне ждать тебя? Бан не теряет времени и выезжает почти сразу. Делает все лишь бы занять голову и не поддаваться гребанным чувствам, что устроили внутри революцию. Не обращает внимания на то, как колет где-то в груди. Прям напротив сердца. Открывает окно на полную, позволяя кусачему утреннему ветру гулять по салону и мешать мысли в голове. Колеса черного внедорожника хрустели по разбитому стеклу, которым была усеяна большая часть дорог этого прогнившего города. Сегодняшнее утро казалось невероятно тихим по сравнением с тем, что творилось здесь последние несколько дней. Стены зданий обезображены. Где-то по-уродски разрисованы, где-то запачканы копотью. Многие дороги перегорожены и завалены дымящимся мусором. Где-то были расставлены палатки и люди, что стояли возле них, награждали косым взглядом одиноко проезжающий автомобиль каждый раз, когда он проезжал мимо подобных скоплений. Которых оказалось, к его удивлению, не мало. Ему понравилось это. Понравился запах свободы, который, наконец, можно ощутить в этом городе. Свобода, что стала завладевать мыслями людей. Чан наслаждался. Это его проклятье. Нести людям осознание, что влечет за собой свободу. Ему, кажется, дай этим людям искру - они снесут весь город. Устроят хаос. Он будет тем, кто это сделает. Визг шин на мокром асфальте. Осколки разбитого стекла. Как внутри, так и снаружи. Крики. Кровь. Испуг. И тишина. Глубокая всепоглощающая тишина. Он кричит, горло надрывая. Но крик этот в пустоту уходит, обратно давящей тишиной возвращается. Чонин на кровати подрывается. Дышит тяжело. Старший рядом моргает сонно, им разбуженный. А он по сторонам оглядывается, понять пытаясь где находится. — Нини… — зовет его хрипло, но того уже и след простыл. Он коридор в несколько секунд преодолевает и в комнату к Ли врывается. Глазами растерянно хлопает, Чана не обнаружив. И в лице меняется, когда всхлип судорожный слышит. Видит, как Минхо в одеяло с головой кутается. Хмуриться. О том, что хотел забывает и ближе подходит. На край кровати садится. — Хен, — зовет тихо и руку через него перекидывает. В лицо заглянуть хочет, но лишь рыжую макушку видит. На тумбу взгляд бросает, бардак подмечает. — Что? — из под толщины одеяла слышит глухое. — Что случилось? — мягко спрашивает младший, — Ты можешь со мной поговорить. Я же вижу, что что-то произошло. Это… Чан, да? Он тебя обидел? — Да… то есть… Я не знаю… — доносится неразборчивое. А после всхлип ещё один слышит. Момент поджидает и одеяло резко сдергивает. Заставляет его подпрыгнуть на кровати и сесть, на спинку облокотившись. Минхо голову сразу опускает, глаза стыдливо прячет. Тыльной стороной ладони текущие слезы стереть пытается. Но те как на зло с новой силой глаза наполняют и с ресниц срываются. — Как это? — недоуменно спрашивает Ян. Минхо молчит. С ответом медлит. Понимает, что запутался. Не понимает от чего в груди так тошно. Он сначала испугался. Когда воспоминания ночи с головой накрыли, к испугу ещё и стыд прибавился. Ему плохо было. Да и сейчас так же. У него до сих пор перед глазами ярко красный засос на шее старшего. И он никак от этого избавиться не может. И понять чего испугался. Чана или себя. — После вчерашнего… — после долгой тишины, наконец, начал он, — мне стыдно очень… и плохо, — добавляет тихо. Колени к груди поджимает и руками их обхватывает. — Почему? — мягко спрашивает Чонин, — Чан как-то… — Да не знаю я! — восклицает старший с истерическими нотками, голову резко поднимая, — Не помню… — добавляет намного тише, — но мне от самого себя мерзко, — снова глаза опускает. Черт. На младшего понимание резко обрушивается. Стоны вспоминает, что вчера в коридоре слышны были. И отнюдь не невинные. — Минхо, — Ян зовет его, хочет, чтоб тот на него взглянул, — ты думаешь о том, что у вас был секс? — спрашивает неожиданно, вздрогнуть заставляет, — Чан сделал что-то против твоей воли? Ты не хотел? Чонин мысли свои самые паршивые озвучивает. Потому что не верит в то, что старший на это способен. Не после пережитого. Но он ведь не железный… Головой дергает. Отгоняет их по дальше. Надеется. — В том то и дело, что хотел… то есть тело мое хотело, а я сам… не соображал ничего… — тихо признается он. — Минхо, ты… — выдыхает младший, — дискомфорт какой-то чувствуешь в теле? Старший хмурится и глаза на него поднимает вопросительные. Тот смущается отчего-то и взглядом вниз указывает. Ли задумывается, к ощущениям своим прислушивается. Головой отрицательно машет. Помимо тошноты ничего не ощущает. Чонин шумный вдох облегчения выпускает и улыбается широко. Минхо сжаться заставляет. Он смены настроения младшего не понимает. Ладонь его чувствует на руках своих сцепленных. — Между вами ничего не было, хен, успокойся, — утешающе произносит младший, — Обычно после… — он прокашливается, — там неприятно. Уж я то знаю о чем говорю! — добавляет он. Минхо замирает. Смотрит шокировано то ли от откровения, то ли от осознания. Глаз от взгляда лисьего не отводит. Ищет на дне зрачков что-то. Довериться хочет. Но с трудом получается. Он бы и рад, чтоб камень этот тяжелый с души его свалился. Но на замену ему плита бетонная приходит, сверху придавливая. Он с громким стоном в колени утыкается. Черт. Он ведь столько всего наговорил! «Я бы никогда так не поступил» — голос с отчетливой обидой как гром посреди ясного неба. Слезы вновь непроизвольно по лицу течь начинают. Он дрожать начинает. Вину чувствует, но ошибку признавать боится. — Минхо… — Чонин поведения старшего не понимает. Вперед поддается, в объятия заключить хочет, успокоить. Но тот отталкивает его, с кровати спрыгивает, чуть ли не носом в пол падает, потому что ногами в одеяле запутался. Из комнаты вылетает. В ванную забегает и над унитазом склоняется. Младший взглядом ошарашенным его проводит и встает медленно. В дверном проеме Сынмина видит, что, кажется, все слышал. Он хмурится и к старшему подходит. — Чувства свои поймут, говоришь?! — шипит младший, в грудь его тыкая. — Я на это надеялся, — Ким плечами просто пожимает. — С чего ты взял, что у них чувства к друг другу есть? — У Чана есть, — невозмутимо говорит старший. — А у Минхо?! — Ты чего подорвался, вообще? — спрашивает Сынмин, переводя тему. Ближе подходит, руки на талию кладет и к себе прижимает. Чонин стоит глазами хлопает, в черты лица старшего вглядываясь. Вспомнить пытается, что хотел. — Чан, — наконец произносит он, — Где Чан?! Скрип двери слышат и на звук поворачиваются. Минхо в дверях видят. Вид у него паршивый. Весь бледный, с покрасневшими опухшими глазами. Локоны рыжие к лицу мокрому прилипли. Ладонь дрожащая ко рту прижата. Он на них смотрит и глаза расширяет, вновь двери захлопывает. — Может он в тренировочном зале? — предположил старший, задумчиво смотря на закрытую дверь. — Наверное, — тихо мычит Ян, — Пойду проверю. Один в коридоре остается. Но не надолго. Его одиночество Чанбин нарушает. Вылазит из своей комнаты. Глаза продрать не может на опухшем лице. Рукой в волосы, что в стороны разные торчат, зарывается, ещё сильнее их мельтеша. — О, — выдыхает он хрипло спросонья, — Пошли поможешь. Вниз направляется, его не дожидаясь. — Что случилось? — спрашивает Ким, когда они на улицу вышли. — У Чана колесо лопнуло. Он попросил запаску привезти, — пояснил он. На нос старшего капля падает, остатки сна прогоняя. Он лицо к небу поднимает, что темными тучами затянуло. Дождь намечается. Смотрит как Со, зевая, в гараже скрывается, что хламом всяким завален. Ругается там, и, наконец, что искал находит. Выкатывает запаску наружу. — Я сам отвезу, иди досыпай, — со смехом произносит Ким. — О, спасибо, хен, — Чанбин улыбается и по плечу старшего хлопает, — Он недалеко, на трассе возле поворота. Сынмин запаску в машину затаскивает и наличие домкрата в багажнике проверяет. Двигатель заводит и со двора выезжает. Дворники включает, потому что дождь мелкий начался. Двигатель авто громко рычит, когда Ким на трассу выезжает и через несколько километров останавливается возле знакомого черного внедорожника. Младшего замечает, что на капот облокотился и стоит, руки сложив, лицо холодным каплям подставляя. Из машины выходит, запаску достает и к нему подкатывает. — Домкрат есть? — спрашивает. Чан вздрагивает, глаза открывая. Кивает как-то смазано и молча колесо забирает. Домкрат достает и машину поднимать начинает. Молча. Сынмин рядом мнется, тенью возвышаясь над хмурым младшим. — Может помочь? — спрашивает. — Не нужно, — холодно бросает тот. Старший виноватым себя чувствует, потому что именно он вчера настоял на том, чтоб тот с Минхо остался. Выбора ему не оставил. — Я… знаю, что между вами случилось, — начал он. Видит как спина напряженная застыла. — Откуда? — лишь спрашивает Чан, вновь начиная колесо снимать. — Чонину пришлось клешнями из Минхо вытягивать, а я… подслушал. — Молодец, — хмыкает Бан, заставляя Кима глаза закатить. — Вам следует поговорить… — Хватит, Сынмин! — Чан поднимается резко, психанув, колесо от себя откидывает, — Я уже с ним поговорил, мне хватило! Сынмин смотрит на него внимательно. Пятно багровое на шее замечает. Бровь вскидывает. — И что ты услышал? — старший в глаза сверкающие смотрит, — Обвинения в том, чего не делал? Чонин ему… Младший руку вскидывает, замолчать призывая. Слушать его не хочет. — Не вмешивайтесь, — говорит, зло выдыхая, — У меня тоже есть чувства! — Он обидел тебя этим, да? — спрашивает старший. Врасплох его застает. Он отворачивается. Вдох глубокий делает и чувства, что внутри в темной клетке запреты на десяток ключей были, сейчас с новой силой вновь забились, успокоить пытается. — Ты же понимаешь, — мягко продолжил Ким, — что это детское поведение? Из-за собственной гордости… — Я знаю, — перебивает его младший, — Мне нужно время. Сынмин руки опускает. Попытки достучаться оставляет. — Хорошо, — выдыхает он, — Откуда ты? — тему переводит, — Где уже колесо умудрился пробить? Чан колеса меняет. Болты закручивать начинает. — Бек звонил, — отвечает, — два клана на нашу сторону перешли, встречи требовали. — Гарантии небось получить хотели? — хмыкает старший. — Да. — А ты? — Я сказал, чтоб они за событиями дальнейшими внимательно следили, — говорит Бан, поднимаясь. Колесо пинает слегка, проверяя все ли в норме и машину опускает, домкрат убирает. Внутрь садится и вперед срывается, оставляя Кима в след ему смотреть. Подъезжая к дому Чан ворота открытые видит и хмурится. На дорожку мощенную въезжает, двигателем рыча. Чонина замечает, что Чанбина о чем-то просит, чуть ли не умоляя. Тот его успокоить пытается, но все усилия коту под хвост. Он кричит и от рук протягиваемых отбивается. Замолкает, когда машину старшего замечает. — Что происходит? — Чан брови на переносице сводит и дверью авто хлопает, закрывая. — О, господи, наконец-то, — восклицает Со. А Ян к нему срывается. Сразу в объятия заключает. Сжимает сильно. Отстраняется потом и, за руки его крепко удерживая, осматривать начинает. Старший терпит молча, глаза мокрые видит. — Нини, — он лицо его в ладони свои берет, — я здесь, перед тобой, — говорит мягко, — Что случилось? — У меня опять видение было, — младший сглатывает тяжело и моргает часто, в лицо старшего вглядываясь, — Дорога скользкая после дождя и кровь, — его голос дрожит, — много крови. — Все в порядке, — мягко выдыхает Чан, большими пальцами дорожки слез стирая. Ближе его притягивает, в объятия заключая. За плечи дорожащие обнимает. По спине нежно проводит, успокоить пытаясь. — А Сынмин.. где? — глухое слышит. Чан на рык двигателя за спиной голову в бок поворачивает. Как старший рядом машину паркует видит. Чувствует как Чонин на груди его выдыхает с облегчением и отстраняется. Головой кивает, что все в порядке показывает. И он отпускает его, чтоб уже Ким заключил его в объятия. Он вздыхает тяжело и в дом направляется. На кухню заходит, резко в проходе останавливаясь. Сердце удар пропускает, когда он спину до боли знакомую видит, что застыла воробьем испуганным. Кажется, лишь шаг навстречу и тот с места сорвется. Убежит. Спрячется. Чан кулаки до побелевших костяшек сжимает. Чувствует как ногти в ладони впиваются. На месте оставаться самого себя умоляет. От решений своих опрометчивых не только себя сберечь пытается, но и Минхо. Справляется. Мимо проходит как ни в чем не бывало. Даже в сторону его не смотрит. Не позволяет. Иначе сорвется. Хуже сделает. А Минхо выдыхает медленно очень. Будто угроза его только что миновала. Руками дрожащими о столешницу опирается. Картинки ночные вновь перед глазами видит. Вздрагивает от тока, что прошиб неожиданно. Голову роняет и жмурится сильно. Машет ею в стороны. Чувства, что душу бередят подальше отгоняет. Потому что их много. И они разные. Коварные. Потому что в самые неподходящие моменты волнами накрывают. Одна за другой. Одна за другой. Тонуть заставляют в этом водовороте. Потеряться с концами. Он что делать не знает. Запутался очень. И вроде извиниться хочет перед старшим, потому что виноват сильно. Но боится. Отвергнутым быть боится, да так что под ребрами колит. А где именно он понять едва ли может. Его одиночество Сынмин с Чонином нарушают, что в гостиную входят. В руки взять себя заставляют, хоть он и бледен лицом. Он отмирает и, наконец, кружку горячего кофе в руки берет, что приготовил недавно. Обжигается сильно, но вида не подает. Потому что не чувствует вовсе. Мыслями своими занят. Чан маску безразличия старательно на лицо натягивает и дверь в свою комнату открывает, проходит внутрь, замечая на соседней кровати спящего Хана, и плюхается в свою постель. Не находит сил одежду мокрую снять, да даже кровать расстелить не может. Он целую ночь глаз не смыкал, а сейчас уснул, как только голова коснулась подушки. — Я думаю, лучше завтра. Суббота, выходной день. Много людей выйдет на улицы, — предлагает Сынмин. — И много пострадает, — вздыхает Чанбин, сложив руки на груди. — Увы, таковы реалии, — старший плечами пожимает. Они сидели вечером в кабинете, раздумывая над дальнейшими действиями. Необходимо было ударить по больному. — Сегодня уже не выйдет, да и мы подготовиться не успеем, — продолжает Ким, — К тому же Чан и Минхо сейчас не в том состоянии, чтоб трезво мыслить. — Ты преуменьшаешь возможности Чана… — Не преуменьшаю, а пытаюсь минимизировать риски и проявлять заботу, — заметил старший, вскинув палец. — Да, Сынмин, плоды твоей заботы мы можем наблюдать в прямом эфире, — хмыкает Со. — Блять, я не виноват, что они как два упертых барана!.. — Сынмина обрывает звук открывшейся двери. В проходе Чан показывается. Собственной заспано опухшей персоной. — Может хватит уже кости перемывать? — устало спрашивает он. Внутрь проходит и в кресло рядом с Чанбином плюхается, пальцами глаза продрать пытаясь. — Мы не об этом вовсе… — начал судорожно застигнутый врасплох Ким. — Сынмин настаивает на том, что сегодня уже поздно что-либо предпринимать, — перебивает его Чанбин. — Да, наверное, — соглашается Бан, — Завтра людей будет больше… — Вот и я об этом же! — восклицает старший, — А Бин все: много жертв будет, много жертв будет, — он руками хлопает и младшего кривляет. — У меня итак руки в крови, — шипит Со, — Мне надоело! — Это временно, — осаждает его Чан, спокойным взглядом награждая, — С появлением Джисона ты стал мягче, — бросает он замечание. Чанбин ничего не отвечает, лишь челюсть сжимает и бровью дергает. Сынмин парочку эту напротив разглядывает. Слова Бана в голове обрабатывает. Медленно, правда, но все же. — Вы что, лучших друзей поделить решили? — усмехается. И тут же два взгляда стальных на себе ловит. — Понял, — руки в сдающемся жесте поднимает, — Так кто идет? Минхо целый день из комнаты не выходил. На глаза показываться никому не хотел. Стыдно было до жути. Особенно перед старшим. Он все о случившемся думал да в одну точку на стене смотрел. Каждого игнорировал, даже Джисона, что настойчиво выведать пытался в чем дело. Ему просто не до него было совсем. Он только и делал, что упивался собственной жалостью, как тишину резко нарушил звук пришедшего уведомления. Лисенок. *зайди в кабинет, пожалуйста* Гласило сообщение, которое вынудило его нахмурить брови. Ничего не подозревая, он вышел из комнаты и, схватившись за ручку двери, прошел в кабинет, застывая на пороге. — А где Чонин… — его голос ломается под темным взглядом Чана, что поднял голову на вошедшего. Дверь захлопывается, заставляя его тихо ойкнуть и несколько раз судорожно попытаться открыть двери, но ручка, как назло отказывалась ему подчиняться. Пиздец. Он наедине с Чаном. Он так и продолжал стоять к нему спиной и дергать ручку, боясь развернуться, пока не получил ещё одно сообщение. Лисенок. *пока не поговорите - не выпущу* Читает он судорожно с экрана и моргает часто. Так никто не поступает! Это ужасно! Мечется истерически глубоко внутри. Ему бы сейчас заорать во все горло, но он желание это давит в себе. Куда подальше засовывает. Чан спину его взглядом прожигает. Смотреть на него больно. Но он сам себя на эти страдания обрекает. Метания его на каком-то ментальном уровне ощущает. — Ты что-то хотел? — наконец спрашивает его. Минхо сразу же оборачивается. В глаза его смотрит. Секунду примерно. А после взглядом в пол утыкается. Пальцы заламывает нервно. Вдох глубокий делает, в грудь воздуха набирая. Решается. — Я… извиниться хотел… — начинает младший. — Не надо, Минхо, — просит он, перебивая его. Смотрит как-то устало, с печалью. Младший ежится под этим взглядом. — Тебя Чонин попросил верно? — со вздохом спрашивает Чан. — Не совсем… — говорит тихо, нерешительно, — то есть он просил, но… — Не нужно, — старший снова его перебивает. Головой машет, что слушать его не хочет, показывает. — Не нужно извинятся за то, в чем вины не чувствуешь, — повторяет он. — Я… — младший возразить хочет. Глаза обеспокоенные поднимает. — Минхо, уйди, пожалуйста, — просит Чан. Ли не мешкает, сразу за дверью, что открытой оказалась, скрывается. Хлопает громко. Обиду чувствует. Он ведь только решился! Да, с чужой подачки. Но все же! Психует. Чувствует как глаза вновь слезами наполняются. И моргает часто. Прогнать их пытается. Дорожки мокрые лихорадочно стирает, когда шаги приближающиеся слышит. — Вот ты где! — восклицает Чанбин, — А я ищу тебя везде! Мы завтра на задание отправляемся, подготовиться надо. Не успевает эмоции эти принять. Улыбку натянутую на лицо цепляет да за старшим направляется, что вопросов лишних не задает. Хоть и хочется. Понимает, что лишь солью раны открытые посыпет. Минхо выложиться хочет на полную на тренировке. Забыться хочет. Но Чанбин не позволяет. Требует силы на завтра оставить.

***

Они в самом центре толпы. Она, разгорячена и опасна, бушует, словно шторм в океане. Она кричит и негодует. Внимания требует. Хочет быть услышанной. Чанбин идет впереди, постоянно оборачиваясь. Следит, чтоб Минхо не потерялся в этой давке. Но младший настроен решительно. Сжимает крепко сумку, что в руке держит. Ныряет следом за старшим в темный проулок. Людей настолько много, что они занимают все центральные улицы города, но избегают маленьких, тесных подворотен. Они пользуются этим. Теням скользят между возвышающихся зданий столицы, подбираясь к самому сердцу. Они останавливаются неподалеку, не дойдя до здания правительства каких-то пару улиц. Подходят ближе к бастующим. Бросают сумки на пол. Минхо сосредоточен. Садится на корточки, проверяя кожаные перчатки на руках. Открывает сумку. — Готов? — спрашивает его Чанбин. Он поворачивает голову, кивая старшему. Достает взрывчатку и крепит ее к стене кирпичного здания, повторяя за Со. Делает все так, как он вчера объяснял ему на тренировке. Не упускает ни одной детали. Проверяет крепление, убеждается, что все хорошо установлено, и отходит. — Минхо, — ладонь старшего опускается ему на плечо и он оборачивается, — возвращайся обратно. Встретишься с Феликсом, идите к машине и ждите нас там. — Хорошо, — кивает он. Наблюдает как широкая спина Чанбина скрывается вдали, сразу же теряясь в толпе. И сам не теряет времени. У них всего час. Возвращается теми же путями. С младшим они должны встретиться через пару кварталов, там где нет людей и относительная безопасность. Он петляет подворотнями, но все никак не может избавиться от больших скоплений людей. Вскидывает руку. Смотрит на часы. Ругается. Время теряет. Понимает, что не успеет. И в толпу ныряет. Феликс стоит, на носочки приподнимается. Все старшего высмотреть хочет. Ничего не получается. Нервничать начинает. Переживает. Полчаса уже прошло. По сторонам смотрит, на небольшие группы людей натыкаясь. Решившись, навстречу идет. Пристально в толпу вглядываясь. Сердце биться чаще начинает. Потому что все бестолку. Телефон достает, останавливаясь. — Чан?.. — волнение скрыть не может, когда тот трубку поднимает. — Да? — Минхо… его до сих пор нет… — с тревогой говорит Ли. Все звуки разом пропали. Исчезли. Испарились. — Феликс, успокойся. Уходи, я его найду, — Чан приказ отдает и трубку бросает. Самому бы успокоиться. Он в толпу смотрит не мигая. О младшем думает. Мысли плохие подальше отогнать пытается. Отмирает и сразу же винтовку собирать начинает. За считаные секунды справляется. Опыт сказывается. В чехол кладет и с квартиры выбегает. Даже лифт не вызывает. Ждать долго. По лестнице спускается, за раз по несколько ступеней перескакивая. Дышит тяжело, на улицу выбегая. Его потоком людей сразу же сносит. Он спотыкается, но равновесие удерживает. Вперед вглядывается, макушку знакомую взглядом найти пытается. Надеется, что тот рядом. Смятение чувствует. Оно глубоко в душу к нему пробралось. На сердце заполошном раны глубокие оставляет. Чану не по себе становиться. Он дышать глубоко старается, тревогу отгоняя. Мысли в порядок приводит, холодный рассудок включая. Предполагаемый маршрут его в голове выстраивает. Понимает, что тот в противоположной стороне быть может. Разворачивается на сто восемьдесят градусов и в обратном направлении идет. Толпу настойчивую разрезает. С недоумением и разочарованием в глазах других сталкивается. Но ему плевать. Плевать на локти, что по ребром больно бьют. Плевать на всех. У него лишь одна цель. Макушку рыжую найти. Ему кажется, что он с места не сдвигается. Но назад даже не оборачивается. Боится, что с ног собьют и назад откинут. Он вперед совсем медленно продвигается. Но лишь усилий все больше прилагает. Сердце под ребрами больно сжимается. Он кривится. Вновь страх чувствует, что коварно под корку сознания подбирается. Волнение о себе напоминает, все тело охватывает. Он дышать часто начинает, не замечая как с виска капля пота стекает. Но вперед идти упорно продолжает. Все чаще на мысли способности свои проявить ловит. Чтоб волна ударная всех с пути снесла. Дорогу ему открыла. Он головой дергает и кулаки сжимает. Вдаль вглядывается. Множества лиц кляксой перед собой видит. Мимо их пропускает. Лишь одно найти хочет. Любимое. С родинкой на кончике острого носа и глазами большими кошачьими. С улыбкой мягкой на пухлых губах, хоть и не ему посвященной. Глазам собственным не верит, когда впереди, в толпе, что потоком бурным на него несется, наконец Минхо замечает, лицо которого страх искажает с растерянностью смешиваясь. К нему бросается. Все ближе и ближе становиться. Но того вперед толкают, у Чана перед самым носом уводят. Он ругается грязно и громко. И докричаться до младшего пытается. Горло надрывает. Но крики эти шепотом в толпе становятся. Беспомощность его на миг охватывает. Парализует. Но он моргает, в себя приходя. Минхо из поля зрения не выпускает. Расталкивает всех перед собой. Сдержаться отчаянно пытается. Если немного с силой переборщит, это толпа против него обернется. Секунда. Он дыхание задерживает. Вторая. Он совсем рядом. В метре от него. Третья. За руку его хватает. На себя тянет. Сквозь толпу к подворотне его тащит. Хватку на запястье усиливает. Боится очень, что снова упустит. В тени зданий наконец скрывается. Толкает его вперед и к стене прижимает. В лицо бледное вглядывается. Пока тот жмуриться сильно, потому что головой ударился. Чан силу не рассчитал. Корит теперь себя очень. Руками по телу его блуждает. На повреждения проверяет. Убедиться хочет, что с ним все в порядке. Что он успел. Глаза круглые на него поднимает. Дыхание переводит. В его кошачьи вглядывается. Не верит, что он перед ним находиться. Взгляд вниз опускает. На губы приоткрытые смотрит. А после снова в глаза. О словах своих забывает. Не сдерживается. Вперед подается. Своими пухлыми его накрывая. Минхо поцелуй осторожный на своих губах чувствует. И руки, что талию его сжимают. Ладонями в плечи крепкие впивается. Чувствует как мышцы напряженные под одеждой перекатываются. Чан целует осторожно. Почти невесомо. Так упоительно нежно и сладко, что Минхо тает в сильных руках. Сердце предательски в груди биться начинает, грозясь наружу выскочить. Чувствует, как ладонь старшего щеку его отлаживает мягко. А он только рад прикосновения старшего ощущать. Трепет в груди чувствует, что бабочками внутренности местами переворачивают. Ладонь старшего тем временем в волосы его зарывается. Пряди мягкие между пальцев пропускает. Мурашки по телу посылают. Минхо чувствует как задыхается, под требовательными губами старшего и тот вскоре отстраняется. Смотрит взглядом смазанным в глаза такие же напротив. И вперед подается. Но лишь о ноги свои ватные спотыкается, когда Чан, сразу же отвернувшись, уводит его стремительно. Хватку стальную вновь на запястье чувствует. У Минхо решительность на нет сходит. Хоть и предвкушение ещё в душе томится. Чан не оборачивается. Но ладонью по его ладони скользит. Пальцы переплетает. Держит крепко. Дыхание задерживает, боясь, что тот его действия в штыки воспримет. Но выдыхает, когда чувствует, что младший его ладонь слабо сжимает. На испуг списывает. Они бегут, многочисленные переулки за спинами оставляют. Наконец на одну из главных улиц выходят. Выстрелы и крики позади слышат. Не оборачиваются. Знают, что будет дальше. Перебегают на другую сторону улицы, вновь скрываясь в темной подворотне. Взрывы слышат. А после центр города в воплях отчаянных тонет. Чан пригибается инстинктивно и ладонь младшего сильнее сжимает. Наверняка синяки на коже нежной и смуглой оставит. Но ослаблять пальцы не собирается. Боится, что если хоть немного отпустить, тот исчезнет. Позади суматоха и звуки сирены слышны. Они вперед бежать продолжают. Центр города за спиной оставляют. Младший руку выдернуть хочет. Остановиться. Вздохнуть полной грудью хочет, потому что от бега быстрого задыхается. Но старший держит крепко. И он сдается. Лишь следит за тем, чтобы не споткнуться. — Хен, — хрипит он полузадушено. И Чан останавливается резко. Минхо в спину его врезается, сориентироваться не успев. Сгибается, кашлять начиная, воздух со свистом втягивает. Одной рукой о колени опирается. На второй пальцы сильные чуть хватку ослабляют. Старший стоит смирно, приступ младшего пережидая. Не оборачивается. Смотреть на него не смеет. Не после того, как снова сорвался и поцеловал его. Собственное обещание, что вчера дал, нарушил. Но, черт! Какое же облегчение он испытывает, хоть и вина за несдержанность его омрачает. Голову верх поднимает, на небо закатное смотрит, что еле виднеется среди кирпичей, которые ввысь простираются. Оно красками алыми залито и творившееся на душе отражают. Он касание осторожное чувствует и голову поворачивает. Взглядом с глазами кошачьими встречается. Но отворачивается сразу же. Улыбку мягкую и смущенную, что ему адресована, пропускает. Вновь путь продолжают. Минхо в спину широкую хмурится. Старший взгляд на него лишний раз бросить избегает. Потому что обижен сильно. Он понимает. Он сам этому виной является. Небо закатное красками алыми залито. Но он лишь кусочек совсем маленький видит. Буйство красок на полотне небесном оценить по достоинству не может. Шаг осторожный назад делает, совсем незаметный. И вид прекрасный из поля зрения упускает. Сердце бешено биться начинает. Из груди выпрыгнуть грозится. Он глаза от испуга округляет. — Ещё шаг и я стреляю. Джисон сглатывает тяжело. — Руки. Щелчок слышит характерный. Пистолет с предохранителя сняли. Поднимает руки, ладони разворачивая. Взгляд с дула не сводит, что прямо в лоб целится. — Вот так удача, — говорит не громко незваный гость, — не думал, что убью двух зайцев одним выстрелом, — голову на бок склоняет, — даже трех, — добавляет после, — Чан полный придурок, если решил, что может пойти против системы и выйти сухим из воды, — смеется, — Он решил, что может тягаться с ними, но при этом глупо попался в простую ловушку. Идиот, — фыркает, — Правда, я думал, он с Чанбином заодно, а приехал Ким, — говорит задумчиво, — но так даже лучше. Джисон улыбку жуткую видит. Палец замечает, что курок сжимает. Веки прикрывает, с жизнью прощаясь. Но в следующее мгновение распахивает их решительно, смотрит со злостью какой-то. Гость напротив медлит, от перемен в поведении мальчишки на секунду оторопев. Однако этого оказывается достаточно. Хан тяжесть в теле ощущает и видит как глаза напротив расширяются. Металл черный, что в руке зажат, будто изнутри разрывается. Лопается громко, ладонь обжигая, и в стороны разные разлетается. Вопль болезненный дом сотрясает. Джисону в голову адреналин бьет. Он бежать бросается. Туда. Наверх. К хену. Но в считанных сантиметрах от лестницы его за волосы хватают. Назад тянут больно. И головой об перила бьют. Он криком немым захлебывается. Чувствует как лицо немеет и на пол падает. Скулит, когда что-то влажное и липкое с запахом металлическим по шее стекать начинает. Хенджин на курок нажимает. В ступоре стоит секунду, видя как гость непрошеный вперед мертвым грузом заваливается. А после к младшему срывается. Подбегает, поднять хочет, но тот в истерике тихой отбивается отчаянно. Не признает. Хван за запястья его хватает. — Джисон! — прикрикивает он. Хан в руках его замирает испуганно. Старший за подбородок лицо его аккуратно поднять хочет. Младший шипит и кривится, когда чужие пальцы осторожно кожи поврежденной касаются, но голову послушно поднимает. Все лицо его кровью залито со слезами вперемешку. Он взгляд, что плывет, сфокусировать пытается. — Хенджин? Хан?.. — взъерошенный Чонин показывается со второго этажа. Сбегает быстро к ним, на полпути оторопело останавливаясь. Чуть ли не падает, спотыкаясь, когда труп видит. Взгляд ошеломленный на ребят переводит. — Что случи… лось… — Сынмин сам себя на полуслове обрывает, рядом оказываясь. Джисон вздрагивает всем телом. И к Хенджину прижимается, лицо пряча. Пока тот стоит потрясено на парней уставившись, что ему удивлением во взгляде ни на каплю не уступают. Он отстранить его хочет, потому что тот лицом прислоняется, ещё больнее себе делая зачем-то. За плечи берет мягко. Но тот руками его обхватывает и теснее прижимается. — Чонин, вытащи лед из морозилки, — отмерев стал отдавать распоряжения Ким, — Хенджин, усади его. Хван слушается. Ведет его аккуратно к стульям у стола кухонного. Усаживает, рядом оставаясь. Чувствует как футболка его белая с каждой секундой все сильнее и сильнее намокает, в красный окрашиваясь. Ладони на спине чувствует, что ткань футболки сминают судорожно. Он за плечи его обнимает, по спине успокаивающе проводит. Сам перепугался сильно. Дрожь легкую в теле чувствует. Но понять не может. То ли это он дрожит, то ли младший. Чонин к ним подходит. В руках полотенце мокрое и курица замороженная. Взглядом с Хваном встречается. Шок в них видит. — Хани, — тихо зовет он. Тот в объятиях старшего вздрагивает. — Джисон, — мягко повторяет, — подними голову, пожалуйста. Приложи лед, тебе легче станет, — просит Ян. Переживает сильно. Видит, как Хенджин по волосам его ласково ладонью проводит. Смотрит мягко, удивление у Чонина вызывая. Так и не скажешь, что недолюбливали друг друга. — Сони, — зовет Хван, чуть отстраняясь, — Давай, — Чонину кивает и полотенце из протянутой руки забирает. Поднимает лицо его за подбородок, чувствует как челюсть дрожит. В глаза покрасневшие и заплаканные вглядывается. Полотенцем мокрым кровь стирать начинает. Аккуратно, осторожно, совсем невесомо. Притрагиваясь лишь слегка, ещё больше боли причинить боясь. Хан замирает под прикосновениями легкими. Жмуриться изредка. Извинения тихие сразу же слышит. Глаза прикрывает. Думает, боль так испарится. Но надеется, что хоть меньше станет. Вздрагивает, когда что-то ледяное щеки касается. Веки открывает. Хвана перед собой видит, что с лицом сосредоточенным кровь стирает. Взгляд чуть ниже падает и он футболку, некогда белую, перепачканную собственной кровью видит. Носом некрасиво шмыгает и слезы горячие удержать пытается. Но все понапрасну получается. Потому что он ревет бесстыдно, вновь в живот старшего утыкаясь. Хван руки обессилено опускает. Вздыхает. Что делать не знает. Вновь за плечи его обнимает, по спине успокаивающе проводит. — Да? — Чан трубку снимает. — «Вы где?» — Подъезжаем уже. — «Я на громкой?» — напряженный голос Сынмина на весь салон раздается. Бан с Чанбином, что на переднем сидении возле него сидит, переглядывается. — Да, — растерянность в голосе Чана проскальзывает. — «Выключи» Чан лишь сильнее хмурится и телефон из держателя выдергивает. К уху прикладывает. — Что случилось? Не тяни кота за хвост, Сынмин, — просит он. — «У нас были гости, Чан, — слышит безэмоциональное, — Хану сильно досталось. Нас вычислили. Нужно думать, что делать - оставаться в доме опасно» Он отключается, телефон на панель швыряя. Руль скрипит под сильной хваткой. Чан педаль газа выжимает, в пол давит, коробку передач резко переключая. В салоне тишина напряженная. Все за поведением старшего следят. Переживать начинают. — Что случилось? — наконец спрашивает Чанбин, не выдерживая. Сам сидит на сиденье, ерзая. — Да не молчи ж ты, еб твою мать! — восклицает он. — Я думаю, — бросает старший резкое. В зеркало заднего вида взгляд бросает, с кошачьими на миг встречаясь. Отводит сразу же, внимание к дороге возвращая. Не знает, как Минхо об этом сказать. Да он, вообще, мало что знает. Решение принимает не говорить ничего, чтоб не нервировать ни его, ни Со, что пыхтит раздраженно. — Чанбин, твоя квартира хорошо охраняется? — у младшего спрашивает. — А что? — Нас нашли, — вдохи потрясенные слышит, что с задних сидений раздаются, — Нужно где-то переждать пару дней. Подумать, что делать дальше. — Да, в принципе, — задумчиво тянет Со, — Впрочем и дополнительную безопасность там обеспечить можно. Но… Все вместе мы там не поместимся. — Это не нужно. Разделимся на две группы. Одна к тебе поедет, вторая - к Сынмину. Я отдам приказ парням, они позаботятся об этом. Минхо ни секунды не медлит, когда машина во дворе останавливается. Старший двигатель заглушить не успевает, как того и след простыл. У Ли в душе на протяжении всей дороги кошки скреблись противно. Тревога всеми его мыслями овладела, после разговора старших. Он даже о чувствах своих забыл. Быстро двор преодолевает, на кухню влетая. С Хенджином взглядом встречается. Хмуриться, руки чужие на спине худой замечая. Кровь на футболке белой видит. Чувствует как злость внутри закипает, кулаки сжимает. С места срывается. Но Сынмин на пути его стеной вырастает. — Минхо, успокойся! — плечи его сжимает и в глаза заглянуть пытается, что на Хана обращены. — Убери руки, хен, — говорит тихо, но угрожающе младший. — Приди в себя сначала! — пытается достучаться до него старший, но в сторону шарахается. Не удержал. Смотрит неверяще. Потому что тот силу свою применил. Его обжог. — Хани, — зовет Ли, к нему подбежав. Пытается Хвана оттолкнуть. В лицо заглянуть. Но тот лишь теснее к нему прижимается. Всхлипывает. — Посмотри на меня, пожалуйста! — дрожащим голосом просит, — Джисон! — восклицает он отчаянно. А тот лишь сжимается сильнее. — Минхо… — Хенджин голос подает, который о взгляд жуткий обрывается. Его руки крепкие, уже знакомые, за плечи сжимают, в сторону силой отводят. Он глаза круглые перед собой видит, что вглядываются обеспокоено. — Успокойся, — голос со стальными нотками слышит, но все равно вырывается, — Минхо, успокойся, не вынуждай применять силу, — повторяет Чан, — Сынмин вырубит тебя и ты ничего не узнаешь, — угрожает. — Ты специально ничего не сказал? — младший зло выдыхает, — Я весь извелся… — он в грудь его толкает. — Да, именно поэтому, — обрывает его Чан и держит крепко, — Чтоб ты не сорвался, как сейчас. Приди в себя и оглянись вокруг. Что ты видишь? Минхо в глаза его смотреть продолжает, но после к словами прислушивается и по сторонам смотрит. Хмурится, труп у лестницы замечая. Осколки металла и стекла видит. Не понимает. Вновь взгляд на него переводит. — Хенджин вовремя оказался рядом, — произносит Чан. Младший голову резко поворачивает. Улыбку слабую на лице Хвана видит. — Хани, — он снова пытается. — Минхо, не надо, — Сынмин голос подает, — У него шок. Чан чувствует как под его ладонями плечи обессилено опускаются. Видит как глаза кошачьи напротив на миг закрываются. — Нужно собрать вещи, — тихо говорит он. Взглядом спину его поникшую провожает. — Феликс, ты тоже, — наверх кивает и тот на втором этаже скрывается. Чан к Бину подходит, что стоит над трупом склонившись. Со взгляд на него нечитаемый поднимает. Перед ними напарник их лежит. — Надо было со всеми разом покончить, — Сынмин рядом оказывается, на пол сплевывая. — Меня больше интересует как он вычислил нас, — мрачно говорит Чан. — Он один из вас, — старший плечами пожимает, — рано или поздно это должно было случиться. — Надо избавиться от них, — заявляет Бан. — Согласен, — говорит, наконец, Чанбин, чем бровь вскинутую на лице Чана заслуживает, — С этим согласен, — уточняет он. И взгляд на Хана переводит, что дрожит до сих пор в объятиях его брата. — Он что-то говорил? — спрашивает он у Хвана. — Нет, — тот головой машет, — я в последний момент успел. Услышал вопли и прибежал. — Вопли? — У него в руке пистолет взорвался, — Хенджин на труп кивает, — Достань, пожалуйста, ещё что-нибудь из морозилки, — Чанбина просит. Тот с ещё одним куском курицы к ним подходит. — Джи… — зовет тихо, вздрогнуть заставляет. — Не нужно, — Хван головой машет, — я сам. Чанбин отворачивается резко. Воздух втягивает шумно. — Со мной поедут Хенджин, Джисон и Феликс, — говорит он. Сынмин хмурится. — Минхо лучше поехать вместо Феликса, — возражает старший. — Минхо лучше поехать с вами, — отрезает Со, — Если он сорвется я ничего не смогу сделать. — Я поеду с Джисоном! — восклицает Ли, быстро спускаясь по ступеням на перевес с сумками. — Чанбин прав, — Сынмин в глаза рыжему смотрит, — мы не можем так рисковать. Минхо возмущениями захлебывается и взгляд на Чана переводит. Поддержки ищет. Но тот даже не смотрит на него, мыслями своими занят. — Минхо, не волнуйся, я буду писать тебе, — Хенджин голос подает, чем взгляды всеобщие заслуживает. Ли кивает как-то потеряно. На улицу вслед за Со выходит. Сумку Хана в багажник кладет, Феликсу помогает. На автомате все делает. В машину к Чану садится. В другой быть хочет, но понимает, что старшие правы. Голову тяжелую к стеклу прислоняет. Веки прикрывает. Слишком много потрясений для одного дня. Он вздрагивает, головой от испуга об стекло ударяется, когда на его колени, что-то тяжелое ложится. Шипит, место больное потирая. — Прости! — искреннее сожаление в голосе слышит. Глаза открывает и Чонина рядом видит, что пистолет ему на колени положил. — Я не хотел испугать тебя! Прости, пожалуйста, — продолжает извинятся он. — Ничего… — шепчет Ли. Кобуру кожаную в руку берет. Тяжесть оружия чувствует. Взгляд недоумевающий на младшего переводит. — Чан сказал взять. Пригодится. — Чан, ко мне ехать нецелесообразно, — Сынмин стоит на крыльце, провожая взглядом машину Чанбина, что за воротами скрылась. — У тебя есть другие предложения? — устало вздыхает младший. — Да. Чану приходится тащить Кима на себе, когда они добираются до серой унылой десятиэтажки, что находится почти что на окраине города. Всю дорогу он старательно держал иллюзию, чтобы их не могли отследить, и к концу уже терял сознание. Они оставили машину за несколько кварталов от квартиры, где планировали переждать пару дней. Сынмин все также продолжал держать иллюзию. Понимал, что не может их подвести. Что если не дотянет - подставит их всех. Они вваливаются все вместе в небольшую квартиру. Чан сразу же тащит его в гостиную, где у стены стоит небольшой диван. Старается уложить аккуратно. Вдох усталый выпускает и на пол рядом садится, потому что в глазах от нагрузки темнеет. Квартира эта на тринадцатом этаже была, а лифт в подъезде, как назло, не работал. Пришлось подниматься по лестнице и сыпать проклятиями на всех, кто мог быть за это ответственен. Чонин рядом крутится, вздыхает, причитает о чем-то. Но Чан не слушает. Он устал. — А где Минхо? — лишь спрашивает. Минхо на кухне сидит, сообщение, что Хенджин прислал по сотому кругу перечитывает. *Добрались нормально. Джисон уснул. Сейчас с ним Чанбин-хен* Он телефон блокирует и на стол кладет, от себя подальше отталкивая. Глаза прикрывает, голову на стену со вздохом тяжелым откидывая. Сидит так долго, минуты не считая, пока касание к плечу осторожно не чувствует. Чонин рядом стоит, голову к плечу склонив. — Минхо, я постелил в зале, иди ложись, отдохни, — говорит он мягко. Старший с предложением этим соглашается. Кивает и со стула встает. Пошатывается немного. Потому что в позе одной сидел долго - ноги онемели. В гостиную проходит, дверь закрывая. Диван небольшой разложен и застелен. Он хмуриться чуть, когда два одеяла видит. Зачем два, не понимает. Ему и одного хватит. Скрип двери слышит. Оборачивается. Чана в одних шортах видит. Тот волосы влажные полотенцем чуть просушивает, чтоб капли с прядей темных на плечи не стекали. На Минхо понимание волной обрушивается. Их двое. Диван один. К тому же достаточно узкий для двоих. Если они лягут на спину, то непременно будут касаться друг друга плечами. Чан это тоже понимает. Рука в волосах застывает. Черт. Он об этом совсем не подумал. Да и Чонин лис хитрый. Он мыслям своим хмыкает. На младшего, что изваянием напряженным стоит, не смотрит. К дивану проходит и ложиться на бок молча, одеялом своим укрываясь. В стену взглядом утыкается. Слышит как выключатель щелкает, комнату во тьму погружая, а после шорохи с другой стороны и диван чуть прогибается под чужой тяжестью. Минхо тоже на бок ложится. К самому краю придвигается. Одеяло до самого подбородка натягивает. Они спинами друг другу поворачиваются. Оба дышать лишний раз боятся, чтоб друг друга не потревожить. Смотрят, каждый, в стену перед собой. О чувствах своих к друг другу думают. Но решительности обоим не хватает. Чан за мысли о нем, себя ругает. Думать запрещает. Он и так слишком многое себе позволил. Он слово ему дал, что не притронется больше. Но сам же его и нарушил. Мягкость губ вспоминает. Минхо губ своих еле касается. Поцелуй нежный вспоминает. Биение собственного сердца в груди ощущает. Оно на воспоминания недавние реагирует остро. Ожиданием трепетно сладким. Он чувство это не понимает. До утра глаз сомкнуть не может. Впрочем как и Чан. Минхо во сне беспокойном забывается. Хмурится. Ворочается. Но все же просыпается. Переворачивается аккуратно, чтоб старшего не потревожить, на другой бок. Тот спит, кажется, крепко, в подушку уткнувшись. Минхо возможностью пользуется. Профиль его во всю рассматривает. Ровная линия челюсти, острый подбородок, пухлые губы, волосы, что уже высохли, легкими кудрями на глаза спадают. Наслаждается. Чан глаза открывает. Минхо моргает быстро, врасплох застаный. На спину переворачивается и веки прикрывает. Выдыхает медленно. Пытается вид сделать, что спит. Чан мычит сонно. Рукой по лицу проводит, волосы зачесывая, с глаз убирает. — Что ты там рассматривал? — спрашивает хрипло.