This Is Savinkov Russia

Центральный календарь, год 1639, месяц 4, день 12 Баррат, Квила, Родениус Тайный советник королевства Квила Энмеркар склонил голову перед государем в знак признания своей вины. Служба не только пропустила нападение на один из трёх городов-основателей, Таукису, но и не смогла ничего узнать о вторженцах и положении жителей, попавших под власть иноземцев. Корабли и виверны не вернулись из разведывательных миссий, связаться с кем-либо по манакому до сих пор не получилось, а оборонявшие город наёмники сбежали ещё до появления наземных сил противника. Одно очевидно. Таукисой враг не ограничится, поэтому в Тайгуру и Баррате часть граждан мобилизовали в ополчение и подготовили какой-никакой флот и кавалерию. – Что говорят наши шпионы в Лурии? Меня интересует общая военно-политическая ситуация и исходит ли от какой-либо стороны угроза Баррату? – король Римуш Квила перешёл к проблеме, в которой его подчинённый был лучше осведомлён. – Ситуация ещё до конца не стабилизировалась, всё меняется в считанные дни, поэтому мои сведения могут быть неточны, особенно в вопросах касательно западного побережья. Наши главные друзья в гражданской войне – это сепаратисты: эскальцы, траэкоры, фены, ознаки и альгонцы. Местные князья в своё время получили определённые гарантии от лурийских монархов, но последний король, Харк, нарушил их и произвольно, часто по надуманным причинам, отнял многие титулы, которые впоследствии либо присвоил себе, либо передал своим друзьям. Поэтому сепаратисты стремятся не только к независимости от Лурии, но и к возвращению незаконно отнятых земель. Особенно от этого пострадали наши соседи – эскальцы. Северную половину их державы Харк Лурия подарил своему другу Танату на день рождения. – Но у траэкоров и ознаков давно не было своих государств, кто возглавляет их борьбу? Челядь? – последнее слово Римуш произнёс с презрением. – С ознаками, однозначно – да. Их одиозный лидер объявил себя наместником бога на земле, не знаю, какого именно, и утверждает, будто бы его верные сторонники неуязвимы для стрел и мечей. Если кого-то вдруг убивают, значит, он замышлял что-то нехорошее против самозванца, либо сомневался в его божественном мандате. По поводу траэкоров сложнее, ими руководит возвратившийся аж из Миришиала потомок местного графа, оставшегося без титула после неудачного мятежа. – Ясно. Наметился ли среди лурийцев победитель? – Вряд ли. Основных претендентов на престол три: Эйрин, Сарт и Харк. Четвёртый, Одер, уже потерпел поражение от альгонцев и сбежал в Парпалдию. Эйрина поддерживает его воспитатель Танат, таким образом он наш единственный сосед из числа лурийских претендентов, но угрожать Баррату не может – все дороги к нашей столице контролируют эскальцы. Харк, судя по имени, должен был стать официальным наследником, но его отец не озаботился этим при жизни и, как итог, он безвылазно сидит в каком-то замке недалеко от границ Ква-Тойна и обещает земли феодалам в обмен на поддержку. Энергичный и способный Сарт в то же время кажется многим лурийцам единственным нормальным претендентом на престол, сейчас он пытается договориться с сепаратистами о перемирии. Любопытно, что все три наследника боятся заходить в Джин-Харк из-за угрозы нападения Восточного Флота. В лурийской столице сейчас сидит некто Хойл. В прошлом он занимал положение вице-адмирала, а теперь возглавляет антимонархическое движение и Временное правительство. – Антимонархическое движение? Он идиот? – грубо прыснул монарх. – Его идеи не пользуются поддержкой даже в Джин-Харке, хотя столица больше всего пострадала от самодурства и разгильдяйства покойного короля. По правде говоря, я считаю, что эта так называемая республика падёт, как только кто-то из претендентов одержит верх. Следующий вопрос Римуш Квила задать не успел. В зал ворвался запыхавшийся королевский связист и пал ниц на мраморный пол перед троном. У него могла быть только одна причина прервать доклад. У Энмеркара похолодело в груди. Опять. Опять проглядел! – Ваше Величество! – не отрывая лба от пола прокричал связист. – На Тайгуру напал Восточный Флот! – Не верю! – ответил король. – Вы говорили то же самое про Таукису, но город уцелел, и корабли были мельче! – Ваше Величество! – связист не посмел поднять взгляд на Римуша. – Это совершенно точно Восточный Флот! Они истребили все триремы в заливе и сбросили на город тысячи бумажек на общем, где потребовали сдаться и пригрозили судьбой Майхарка! – То есть, – обратился к служащему Энмеркар, – они уничтожили нашу флотилию и распространили требование сдаться, но узнаём о нападении мы только сейчас? Как давно это произошло? – В этом нет моей вины, – намного тише ответил связист. – Они выбили звено из цепочки манакомов. Один из постов на пути от Тайгуру к столице был уничтожен незадолго до нападения. Мы выяснили это в ходе регулярной проверки связи, выслали крылатого рыцаря, именно он получил информацию из города. – Вот как, – поник Энмеркар. – Они совершенствуют свою тактику. Или посчитали, что Таукису слишком мала для требования капитуляции, – про себя тайный советник заключил, что скорее второе. Центральный квартал Тайгуру обнесён древней стеной, довольно толстой и крепкой. Хотя за его пределами оборонительные сооружения ограничиваются укреплёнными постами с запасами оружия, размеры города – около пятнадцати тысяч жителей – и узкие улочки осложняют его штурм. С другой стороны, Майхарк был ещё больше, располагал подземными ходами и тренированным ополчением, а его порт был окружен стеной. Возможно, именно поэтому, не имея возможности захватить город, его просто уничтожили. Но что, если на Тайгуру и Таукису напал не Восточный Флот, а кто-то, выдающий себя за него? Хватит ли у него сил исполнить свою угрозу? – Ваше Величество, – обратился Энмеркар к королю. – Наверное, лучше будет потянуть время, чтобы собрать и перебросить в город подкрепление? – Да, – ответил Римуш. – Свяжитесь с Зуртуштой, пусть вступит в переговоры с врагом, но как можно дольше не соглашается с его условиями. Мы не можем потерять ещё и Тайгуру. Тайгуру, Квила, Родениус Солнце приближалось к зениту. Враги, назвавшиеся русскими, потребовали снарядить лодку с человеком-переговорщиком до того, как их корабль произведёт шестой выстрел. Не так давно раздался четвёртый. Условия сдачи и что произойдёт в случае отказа уже известны всему городу, что сильно усложняет работу энси Зуртушты. За горожанами оставили право поднять восстание против законной власти и отправить своего представителя, причём в этом случае русские не только повременят с разрушением города, но и проделают несколько брешей в стенах в помощь мятежникам. – Король Римуш Квила приказывает вступить в переговоры и тянуть время до прихода подкрепления. Задача невыполнимая. Этим приказом король продемонстрировал незнание требований, изложенных в листовках. Во-первых, никакого обсуждения условий сдачи, чтобы потянуть время, быть не может. Задача переговорщика просто подписать уже готовый документ. Во-вторых, после шестого выстрела капитуляция не принимается. Город уничтожат. Всё. Никаких вариантов по спасению Тайгуру нет. По правде говоря, среди горожан не было патриотов Квилы. Да и само королевство изначально создавалось для защиты от пиратских налётов и единой политики в отношении пустынных племён. То, что короли возомнили себя энси над энси – это последствия завоевания эскальской державы Лурией, из-за которого Баррат наполнили беженцы. Город разросся и освоил плодородные почвы вверх по одноимённой реке, скупил дикие племена для защиты торговых путей в Ква-Тойн и начал навязывать свою волю Таукисе и Тайгуру. Зуртушта был бы рад отправиться на переговоры с русскими, но... он не был человеком. Возможно, единственная причина, почему горожане до сих пор не подняли восстание – среди их друзей и близких были представители других рас. А русские грозились истребить всех нелюдей, которые не покинут город до его сдачи. И как ему быть? Позволить разрушить город, чтобы умерли вообще все? Или дать шанс выжить хотя бы людям? – Скажи, Ия, как бы ты поступила на моём месте? – Зуртушта обратился к своей служанке и любовнице. Обе законные жены вместе с детьми уже покинули город и отправились в Баррат. – Господин? – не поняла Ия. – Должен ли я спасти хотя бы людей или пусть город будет разрушен до основания, но не предаст ни одного горожанина? – Ну... – малообразованная простушка едва ли могла поспеть за мыслью Зуртушты. – Мама учила меня ценить каждую жизнь. – Понятно, – волколюд оставил на столе глубокую царапину своим когтем. – Ступай к родителям. Я освобождаю тебя от долга. – Но... господин... – дрожащим голосом произнесла Ия. Когда-то давно она продала себя Зуртуште, чтобы расплатиться с долгами отца, разорившегося моряка. За годы прислуживания она так привыкла к доброте господина и сытой жизни, что не могла и помыслить о возвращении в глиняную хибару. – Уходи, – Зуртушта схватил служанку своими мохнатыми руками и развернул к двери. – Проваливай! – Ия едва не упала от толчка. Где-то вдалеке раздался пятый выстрел. Энси открыл шкаф со старой заморской выпивкой, слишком дорогой и престижной, чтобы пить её даже в праздничный день. Лейфорского вина не было, пожалуй, даже у короля. – Да простит меня Тайгуру, – Зуртушта откупорил бутылку и сделал пару глотков. – Паршивое пойло. Горцы и то лучше делают. Бутылка за бутылкой, глава города всеми силами пытался опьянеть, но не успел. Шестой выстрел ознаменовал крайний срок для отправки переговорщика. Несколько минут ничего не происходило, и Зуртушта успел усомниться в способности врага разрушить город. Разразившаяся канонада развеяла едва возникшую иллюзию. Стена огня подобная той, что уничтожила Майхарк, пронеслась от причалов до северных окраин города, уничтожая и хлипкие лачуги вместе с семьями, и ремесленные мастерские из камня и импортного дерева, и даже могучие стены вместе с укреплёнными арсеналами. Очень немногие жители Тайгуру пережили бомбардировку в подвалах или под завалами. Их сгубила нерешительность, неспособность восстать, причиной которой стала неуверенность в силе русских и нежелание предавать нелюдей, многие из которых были друзьями и членами семьи. Министр колоний Дорошин позднее представит полное уничтожение Тайгуру как лучший вариант с позиции российских интересов, поскольку в своём туземном варианте город создавал бы одни проблемы. Средневековые трущобы и мелкие причалы пришлось бы снести в любом случае, чтобы построить на их месте современный порт, способный обслуживать будущую нефтяную промышленность Родениуса. Капитуляцию от местного энси заменит признание поражения королём Квилы и безусловное превращение в русские владения сразу всей страны. Другое дело, что уничтожение города потребовало больших затрат в дорогостоящих ракетах за неимением на катерах и корветах ствольной артиллерии, исключая единственную пушку на эсминце. Пришлось израсходовать больше половины всего боезапаса. К счастью, туземцы об этом не знают. И никогда не узнают.

Стоянка зверолюдов, 16 км к северу от Таукисы, Квила, Родениус Ориентироваться на местности без спутниковой навигации было сложно и непривычно. К счастью, ещё не влез к генеральское кресло тот новатор, что решит отменить курсы военной топографии и предложит целиком полагаться на электронику. Так что Ярунин со скрипом и матами, но смог повести колонну в верном направлении – к ближайшему источнику нефти, чтобы наполнить пару бочек и отправить в Россию для оценки состава. Такой чести – ехать первым – он удостоился как один из участников штурма Таукисы и командир экипажа, убившего единственного волка-аристократа в городе. Лучше бы в личном деле отметили или зарплату повысили. Недалеко от точки назначения самолёт заприметил кольцо из кибиток, напоминавшее русский гуляй-город. Именно танк Ярунина отправили избавиться от индейцев. Один. Больше и не требовалось. Поскольку на снимке было прекрасно видно, что обитатели стоянки – волки, командование приказало не оставлять никого в живых. Деваться в пустыне особо некуда, и сержант не видел никаких проблем. Даже моральных, нелюди же. Показавшийся на горизонте танк привлёк к себе внимание находившихся на стоянке женщин и детей. Они не знали ни о падении Таукисы, ни тем более о разрушении Тайгуру, ни даже об уничтожении Майхарка. Странная самодвижущаяся повозка вызвала любопытство, не более. Возможно, не начни она стрелять с полусотни метров, дети с интересом трогали бы броню, гусеницы, лазили по башне и заглядывали внутрь пушки. Пулемёт выкосил первый ряд собравшихся зрителей. Женщины с закутанными в тряпки грудничками попадали на песок, окрашивая его в красный цвет своей кровью. Дети, те из них, кому повезло выжить, с криками побежали назад, но свалились от выпущенной в спину второй очереди. Давя в фарш мясо и кости, танк проехал по трупам и снёс телегу-кибитку вместе с лежавшим внутри стариком. Он скончался от полученных травм, не издав даже всхлипа – дряхлые лёгкие едва ли могли выдавить хоть какой-то звук. Остановившись в центре кольца, танк повернул пушку на небольшую палатку. Выстрел 133-мм фугасным снарядом не оставил от неё даже ошмётков, как и от укрывшихся внутри старухи с дочерью. Перед машиной показался какой-то старец, крывший её явно недобрыми словами. Недолго думая, Ярунин навёл на волка пулемёт и уложил на землю короткой очередью. И больше никого. Пару минут сержант высматривал на камерах новые цели, но так и не заметил ни одного кочевника. – И где все мужчины? – поинтересовался мехвод. – Хрен его знает. Давайте сделаем три бреши в кольце и пройдёмся по телегам, зачистим. Деники у всех готовы? – обратился к подчинённым командир. – Так точно, – ответил наводчик. – Вы уверены, что мы... ну... должны это делать? – спросил мехвод. Совесть грызла его уже после вероломного убийства сдавшегося аристократа, но женщины и дети? Как можно убивать женщин и детей? – Это приказ, а приказы не обжалуются, – спокойно пояснил Ярунин. – Ты же хороший солдат, подаёшь надежды. Зачем тебе эти сомнения? Интересно, как военный трибунал проходит? – Никак нет, – ответил мехвод. – Волки так волки. – Вот это правильный подход, – сержант похвалил подчинённого. – Я-то промолчу. Коля тоже. Но на людях не вздумай такими вопросами задаваться, иначе отстранят и будешь в тайге собачью будку охранять. – Понял, спасибо, – но никакой благодарности мехвод не испытывал. Не хотелось выбирать между карьерой и человечностью, но деваться, похоже, было некуда. Оставалось надеяться, что это временно, и скоро он займётся чем-то менее аморальным. Методично проделав три дыры в кольце, экипаж похватал "Деникины" и выгрузился из танка. Ярунин закрутил люки шестигранником – в условиях боя с реальным противником машина наглухо запиралась изнутри, а покидать её строжайше запрещалось. Но противник, мягко говоря, не реальный, да и подходящими ключами не располагает. – Наводчик, идём к той дыре. Я обойду кольцо по часовой стрелке, ты против. Механик, полезай на башню и следи, чтобы никто не сбежал. Допускать мехвода к истреблению волков после высказанных сомнений было бы неразумно. Он, конечно, может "проглядеть", как кто-то убежит, но на этот случай у сержанта были свои глаза. Две телеги оказались пустыми, в третьей Ярунин нашёл младенца. В отличие от человеческих грудничков, он не кричал, не плакал. Напротив, увидев перед собой солдата, волчонок зарычал и оскалил маленькие зубки, но что он мог сделать своими ручонками, покрытыми короткой шёрсткой? Сержант наступил младенцу на горло и дождался, пока тот перестанет дёргаться. Скорее всего даже не задушил, а сломал шею. Четвёртая, пятая, шестая кибитки – пустота, безволчье. Из седьмой попыталась улизнуть женщина, но сержант хладнокровно пустил ей пулю в спину. Удовольствия в этом нет никакого. Приказ, субординация, подчинение. Солдат – это живой инструмент в руках офицера, его руки и ноги, глаза и уши. Именно безукоризненное выполнение приказов, даже ценой собственной жизни и морального облика, привело русских к победе над Рейхспактом. Старуха закрыла собой ребёнка, но у Ярунина не было никакого желания выслушивать её мольбы. Пуля в голову, и струйки крови смешались со слезами на покрытой седой шерстью волчьей пасти. Ребёнок попытался улизнуть из телеги, но Ярунин грубо отбросил его обратно к задней стенке и тут же выстрелил в грудь. Маленькое тело осело на уложенные на полу тряпки. Где-то в другой части стоянки раздался выстрел – наводчик не отстаёт, выполняет возложенную на него задачу. Позади танка солдаты встретились. В пустыне никого. Стоявший на башне мехвод глядел в бинокль куда-то в сторону дрожащего горизонта. Ярунин посмотрел на часы. Вошли и вышли, зачистка на пять минут. К ужину вернутся обратно. – Орёл! – обратился сержант к механику. – Дозаправь машину. Пожрём паёк и поедем. – Есть, – без энтузиазма ответил рядовой Орлов и спустился к внешним бакам. Система подачи топлива, впервые появившаяся именно у БС-12, позволяла управиться с дозаправкой единственному танкисту. – Подождём соратника? – с иронией спросил Ярунин у наводчика. – Конечно. Загудел насос, переливая топливо во внутренние баки. Внешние нужно опустошать при первой возможности, иначе прострелят, и содержимое в лучшем случае вытечет. В худшем загорится. Хотя в то, что индейцы могут прострелить внешние баки, Ярунин не верил, но всё равно следовал заученным методичкам и учебникам, которые писались не под туземцев с луками и стрелами. Впрочем, взводный, очевидно, либо самовольно отступил от правил подвижной войны, либо получил новые указания, поскольку выполнение боевой задачи одним-единственным танком без поддержки – явление невиданное даже для операций против басмачей в Центральной Азии. В небе прожужжал беспилотник. Проведал разделявший трапезу экипаж, наводчик даже помахал рукой неизвестному оператору. Инженерные войска только вчера прибыли в Таукису, изучали местность, спорили, где и как лучше отстроить порт и аэродром. Так что прилетел он, скорее всего, из Персии. Закончив с едой, экипаж Ярунина загрузился в танк и двинулся обратно к нефтяному источнику.

***

Юные зверолюды гнали ящеров обратно на стоянку. Взрослые мужчины вместе с вождём ушли решать спор с соседним племенем, повадившимся водить свои стада на чужой водопой и пастбища. Учинённый русским танком разгром был виден издалека. К вечеру дым пропал, но обломки и дыры в стройном кольце юноши заметили за два километра, и самый старший из них поспешил вперёд, на разведку. Ему первому довелось испытать ужас геноцида. Потемневшая, высохшая кровь пятнами разлетелась по песку. Ещё свежие тела злодей не удосужился ни убрать, ни даже осквернить для устрашения. Красные следы гусениц, дважды прошедших по трупам, вели от центра деревни на юго-запад. Часть телег уничтожили, в остальных юноши нашли лишь трупы. Не пощадили даже младенца. Но кто это сделал? Не подозревавшие о существовании русских туземные юноши восприняли следы от гусениц за колдовские знаки, а резню списали на происки демонов. Но окончательный вердикт был за вождём и мужчинами, чьё возвращение ожидалось в ближайшие дни.