***
Пред мысленным взором предстала небольшая деревенька с покосившимися домиками. Возле одного из них — двое босоногих мальчишек лет восьми. Похожие друг на друга и в то же время совершенно разные. Худощавый парнишка с пепельно-русыми волосами и цепким взглядом пронзительно-серых глаз, в которых лучилась вековая мудрость, пытается отобрать у брата лопату. — Дай мне тоже покопать, Карамон! Рослый, крепкий в отличие от собеседника мальчуган добродушно улыбается. — Ну куда тебе, Рейст, — ласково говорит он, покровительственно гладя близнеца по русым вихрам — взмокнешь, потом ветер подует и простынешь еще ненароком. Лучше я сам вскопаю, а посадим вместе. Рейстлин буравит брата обиженным взглядом, но тот только добродушно улыбается. Карамон прекрасно знает, что у близнеца слабое здоровье и ему нельзя перетруждаться и мерзнуть. Поэтому когда налетает сильный порыв холодного ветра, крепыш не задумываясь снимает с себя рубаху из грубого серого сукна и впихивает ее брату в руки. — Надень поверх своей, братишка. Рейстлин зло сверкает глазами в ответ на заботу брата и швыряет тряпицу наземь. — Рейст, держи крепче! — беззлобно говорит Карамон, поднимает одежку с земли и вновь отдает ее. В лучистых, таких же серых, как у Рейстлина, глазах сияет безграничная искренняя преданность и любовь. Парнишке даже в голову не приходит, что родственник отшвырнул рубаху нарочно. Ведь это Рейст! Его Рейст! Его младший, пусть всего на несколько минут, болезненный братишка, которого надо защищать. От всего. А еще его надо любить и помогать во всем. Рейстлин нехотя берет одежду, и довольный Карамон возвращается к работе. Закончив махать лопатой, мальчишка поворачивается к отошедшему в сторону брату и, рукой отирая со лба испарину, вновь одаривает того простодушной, искренней улыбкой. — Иди сюда, Рейст! Где там наш клён? Будущий чародей подходит к брату и, опустившись на колени, втыкает в землю небольшой саженец, невесть как оказавшийся у него в руках. — Ох уж эти твои фокусы, — добродушно усмехается Карамон и опускается рядом, помогая утрамбовать землю.***
Видение рассеялось также внезапно, как нахлынуло. Ник непонимающе моргнул и ошалело уставился на дядю. Но Карамон, казалось, не замечал ничего. Лишь неотрывно смотрел на Рейстлина красными от невыплаканных слез глазами. — В тот день я поклялся себе, что наш братский союз будет крепнуть день ото дня, как и наш клён. Поклялся, что всегда буду рядом с тобой, чтобы прикрыть твою спину. И вот я снова тебя не уберег. Горечь и боль, звучавшие в тихом голосе бравого воина были способны разжалобить даже камень. — Развел тут «покаяние великого грешника» — раздраженно фыркнула Тика, медленно перебирая пальцами волосы Крисании. — Такие как твой братец в огне не тонут и в воде не горят! — Наоборот! — буркнул Карамон. — И так тоже можно, — отмахнулась Тика. — Посмотри лучше, до чего этот… маг нашу Крис довел! Милдред завозилась на груди Ника и с трудом разлепила глаза. — Кто кричал? Что-то с шалафи?! — сонно спросила она. Тика, едва заслышав этот голос всплеснула руками и виновато взглянула на молодых людей. — Ты уж прости, детонька, что разбудила, — ласково сказала она. — Просто у самой нервы на пределе. Не дай бог помрет этот ирод! У меня ж тогда заветная мечта исчезнет! — Какая? — с интересом спросила Милдред. Уголки тонких губ Ника дрогнули в предвкушающей усмешке, а в зеленых глазах заплясали чертики. Юный маг, будучи по природе своей язвительным циником, примерно догадывался о тайных желаниях любимой тети. — Отравить его хочу, — весело сказала Тика. — Лично! Только эту заразу никакие мухоморы не берут! — Ти-и-ка! — хором протянули воин и жрица с нескрываемым осуждением. Милдред удивленно заморгала, а Гоббс вдруг расплылся в шальной, мальчишеской улыбке и весело подмигнул. — Тетя, ну какие мухоморы? Сейчас такие составы есть, что любого на тот свет отправят. Если хочешь — поделюсь. Парень в открытую подыгрывал тетке, каждой клеточкой ощущая, что за язвительными словами кроется страх и отчаянное желание, чтобы чародей выжил. Тика по-своему любила деверя и была привязана к нему, хотя никогда этого не показывала. «Любовь на земле чудеса совершает», — снова всплыло в сознании. Гоббс поморщился, не в силах понять суть этой странной подсказки. Едва слышный неразборчивый шепот заставил парня обернуться и замереть в недоумении. Верный слуга темного чародея стоял у двери и молился, воздев очи к небу. «Неужели ты правда беспокоишься о наставнике? — недоверчиво подумал парень, отведя взгляд. — Кто же ты такой, Даламар? Махровый злодей под маской добродетели или просто хитрый добряк?» Решив раз и навсегда развеять все свои сомнения, Ник перешел на магическое зрение и почувствовал, как перехватило дыхание. Верный ученик старого чародея остался прежним, но вокруг него появилась темно-фиолетовая аура, отзывающаяся полынной горечью на языке смотрящего. Ученик жалел своего шалафи и корил себя за беспомощность перед ситуацией. Но было что-то еще… на дне этой безбрежной горечи — крупинка медовой сладости. Привязанность и бесконечная преданность своему учителю. Ник осознал, что при всей своей изворотливости Даламар не ударил бы со спины, а закрыл Рейстлина собой. «Недопонял я тебя, недопонял…» — покаянно подумал парень и перевел взгляд на маму. Жрицу окутывало белое, сладкое на вкус сияние чистой, светлой, искренней любви на грани обожествления. Возможно, дочь Паладайна боялась признаться в этом даже себе, но в ее сердце давно уже властвовал другой Бог. Седовласый пленник бездны. «Интересно, а отец знает об этом»? — с улыбкой подумал Ник. Взглянув на Карамона и Тику, он увидел и почувствовал ожидаемое. Сильный привкус металла. Супруги хотели защитить Рейстлина. Разница была лишь в едва заметном отголоске луговых трав и парного молока на ауре бравого воина. Для брата великий чародей так и остался болезненным ребенком, о котором надо заботиться и оберегать. Бросив взгляд на Милдред, маг ощутил исходящую от нее жалость и нежность. «Как бы то ни было, все собравшиеся здесь любят отца. Каждый по-своему», — понял Ник. В голове словно что-то щелкнуло. — Звездочка, перейди на магическое зрение, — быстро шепнул маг. Милдред не стала спорить и через секунду из ее груди вырвался изумленный вздох. — Красиво, правда? — улыбнулся Ник. — Ага. — А знаешь, какой ментальный щит можно сплести из таких сильных, искренних чувств? — тоном змея искусителя продолжил юный маг. — Ни одна богиня не пробьется. Милли нехотя слезла с колен жениха и пристально взглянула на него, словно пытаясь понять, шутит или нет. — Ну а что мы теряем? — усмехнулся Ник. — Хуже все равно уже некуда. В голубых глазах ведьмы вспыхнула тревога. — Я поддержу, — сказала она после секундного молчания, — но основу щита придется плести тебе. Гоббс с деланным равнодушием пожал плечами. «Первый раз, что ли?» — читалось в этом безразличном жесте. Начав заниматься черной магией, парень отдавал себе отчет в том, что круг его друзей будет непростительно мал, зато если выстроить в одну линию врагов, можно будет опоясать ими весь земной шар. Темных не просто не любят. Их сторонятся, опасаются и ненавидят все, и в первую очередь — коллеги по ремеслу. Поэтому первое, чему научился Гоббс, выбрав свою стезю — ставить ментальную защиту от сглаза, порчи, смертельных проклятий и прочих «радостей жизни». Он освоил множество хитроумных плетений, но прекрасно понимал, что тревога Милдред вызвана другим. Сплести основу задуманного им щита нетрудно, но из чего она будет? Что кроме чистой магической энергии Ник мог дать отцу? Гоббс смежил веки, призывая магию. По венам мгновенно побежал электрический ток. Знакомое с детских лет тепло будоражило кровь, концентрируясь жаром в ладонях. Парень позволил фиолетовым нитям энергии сорваться с кончиков пальцев и тотчас услышал тихое, но донельзя разочарованное: — И это все? «Прости, звездочка, но… я не рыцарь из старинных легенд. Благородство и всепрощение — это не ко мне», — с горькой усмешкой подумал Ник и быстрым жестом поставил полог тишины. — А что еще я могу дать этому человеку? — устало спросил он. — Разве что толику жалости вплести. — Жалости? — непривычно жестко усмехнулась Милдред. — За то, что он всегда отвергал любую помощь от чужих? Вспомни! Ник поморщился. Во время пар у шалафи порой случались приступы кашля, после которых он едва держался на ногах. Но каждый раз, когда студенты порывались помочь и вскакивали с мест, Рейстлин жестом останавливал их и продолжал вести пару. Стоя. Лишь со звонком, когда в аудитории оставалось только двое студиозов, маг позволял себе бессильно рухнуть на стул. — У него костяшки пальцев белели, Ник, до того он посох сжимал! — Знаю. Видел, — виновато кивнул парень. — И после этого ты говоришь о жалости?! — возмущалась ведьма. Гоббс представил себя на месте отца и вдруг понял: он бы не смог стоять, едва не теряя сознание, и сорванным от кашля голосом давать материал так, что все замирали и слушали, боясь даже вдохнуть. Внезапно захотелось склонить голову в знак уважения к этому слабому внешне человеку, в котором мужества и внутренней силы было на десятерых. Воспоминания захлестнули парня резко, словно девятый вал, от которого не спастись. Вот отец тихо, но искренне смеется над какой-то нелепой остротой, брошенной сыном во время дополнительных занятий; вот одобрительно хлопает его по плечу, а вот беззлобно, по-отечески, ворчит, узнав что «дети» в очередной раз поссорились. — Ник, объясни мне, как можно быть такой бестолочью? — насмешливо вздыхает маг, когда Гоббс с первого раза не может повторить один из демонстрируемых им магических пассов. Гоббс в ответ только пожимает плечами и усмехается. Другому преподу он бы не спустил подобного вопроса, но ведь шалафи не только учитель, но и отец. — Папа… — тихо шепнул Ник, убрал полог тишины и позволил наконец энергии сорваться с ладоней. На сей раз нити были сотканы не только из магии. Мятный привкус уважения, сдержанная сыновняя любовь с ароматом лесных ягод и солнечная, золотистая благодарность за то, что терпеливо возится с ним, растолковывая азы высшего колдовства, доступного лишь немногим. «Ты нужен мне, отец! Ты нужен маме!» — мысленно взывал Ник, ощущая как ладони немилосердно дрожат. Одному удерживать плетение становилось с каждой секундой все труднее. Парень опустил одну руку и наощупь нашел пальцы Милдред. Ведьмочка улыбнулась, свободной рукой вплетая в полотно свою магию, пропитанную щемящей нежностью, близкой к светлой жалости. Один короткий пас — и к полотну как магнитом потянулись нити чувств Крисании, Тики, Даламара и Карамона, образуя сияющее радужное многоцветие. — Любовь на земле чудеса совершает, — улыбнулся Ник и широким жестом накинул на отца видимую лишь им с Милли цветастую паутину. — А что это сейчас было? — с интересом спросил Карамон, заметив странные пассы молодых людей. — Увидишь, дядя, — на выдохе сказал Гоббс и расплылся в улыбке. Рейстлин вдруг поморщился и глухо застонал. Едва заслышав этот стон, Крисания встала и быстрым шагом пошла к выходу. — Мама? Куда ты?! — Я не хочу, чтобы Рейст видел меня такой, — всхлипнула женщина и скрылась за дверью. — Госпожа, постойте! — воскликнул Даламар и ринулся за ней. Повисло недоуменное молчание. Собравшиеся не сговариваясь переглянулись, не понимая, что такого страшного в седине. — Нет, эта жрица сошла с ума! — всплеснула руками Тика, поднялась и побежала следом. Едва стих звук шагов, как Рейстлин с явным трудом открыл глаза. — Карамон, — прошелестел чародей, сжимая руку исполина. — Так мне не показалось? Побудь со мной… — Конечно, брат, — улыбнулся тот, едва сдерживая слезы. Ник на негнущихся ногах подошел к изголовью кровати и покаянно опустил голову. Единственное слово, которое ему следовало бы сказать, тугим комом застряло в горле. Рейстлин вперил в сына туманный взор и вдруг расплылся в широкой улыбке. — Гордец! Весь в меня, — прошелестел он и подал сыну раскрытую ладонь. Ник облегченно выдохнул и осторожно пожал протянутую руку. — Как продвигается твоя работа? — спросил Маджере. Юный маг замялся, не зная что ответить. Говорить правду не хотелось, а лгать не имело смысла. — Понятно, — вздохнул чародей. — Сейчас же пойдем в лабораторию, я тебе помогу. Маг так резко вскинулся на кровати, что Карамон едва успел его удержать. — Рейст, послушай, тебе сейчас надо… — Дать Нику отдохнуть! — выпалила Милдред, перебивая. Три пары глаз ошалело уставились на юную ведьму. — Мне? — недоуменно переспросил Гоббс. — Но я… — Не спал всю ночь, — с нажимом сказала девушка и сделала страшные глаза. — Даже представить боюсь, что ты там намагичишь в таком состоянии! Гоббс с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Конечно же это ему, а вовсе не шалафи нужен нормальный сон. Разумеется, великий тёмный чародей бодр, полон сил и готов к подвигам! Только вот Ник совсем выжат и ему необходим отдых. Гоббс демонстративно пошатнулся и на мгновение прикрыл глаза, будто пытаясь справиться с накатившей слабостью. — Отец, дай мне пару часов поспать, и я горы сверну, — голосом умирающего попросил он. Маджере хмыкнул и нехотя лег обратно. Туманный взгляд золотистых глаз вдруг заметался по комнате. — А где… — не успел Рейстлин договорить, как на пороге появилась Крисания в сопровождении Даламара и Тики. Голову дочери Паладайна венчала широкополая соломенная шляпка с милым розовым бантиком. — Не меня ли ищешь, молодой Рейстлин? — тоном заправской куртизанки спросила женщина, подходя к кровати. От того, как, а главное — кем была произнесена эта фраза, по комнате разнесся такой дружный и заливистый хохот, что задрожали оконные стекла. — Как ты ЭТО увяжешь со своим ремеслом, милая? — отсмеявшись, спросил темный маг и привлек жрицу к себе. «Взрослые люди, а ведут себя как дети малые!» — закатил глаза Гоббс, пряча улыбку в ладонях. — Даламар, приготовь обе гостевые комнаты, — распорядился чародей. — Одну для Ника и Милдред, а вторую для моего брата и его жены. Карамон, услышав столь радушное приглашение, стушевался. — Не надо, Рейст, мы домой, у нас там это… — Винные бочки без папочки плачут? — язвительно уточнил чародей, но тотчас спохватился: — Карамон, ты нужен мне. Останься, прошу. Исполин недоверчиво покосился на брата и коротко кивнул. — Добро. Решив вопрос с братом, Маджере осторожно снял с Крисании нелепую шляпу и оцепенел, глядя на рассыпавшиеся по плечам седые пряди. — К-крисания, — с трудом выдавил он, беря прядку в руки, — что это?! — Плата Богам за твое спасение, — печально улыбнулась жрица, и в уголках огромных черных глаз заблестели слезы. — Цена невысока, как видишь. — Крис, девочка моя… — выдохнул Маджере и трепетно провел кончиками пальцев по ее щеке, — ты прекрасна! — Раньше ты смотрел на меня влюбленными глазами, а теперь… — надрывный всхлип, вырвавшийся из груди Крисании, не дал ей договорить. — Сейчас смотрю, как некогда смотрел, — прошептал Рейстлин и впился в губы жены жадным поцелуем.***
Когда молодые люди зашли в гостевые покои, за окном было уже светло. — Знаешь, а мне бы хотелось, чтобы ты через двадцать лет так на меня смотрел, — мечтательно вздохнула Милли. Девушка рухнула на огромную двуспальную кровать и начала мастерить баррикады из одеяла. — Чем это ты занимаешься? — хмыкнул Гоббс. — Разделяю территорию, раз уж нам спать тут вдвоем. И не дай тебе Бог убрать это одеяло! Парень насмешливо посмотрел на свою невесту, но ничего не сказал и улегся на левый край ложа. — Спокойного утра, — сонно буркнула Милдред и отвернулась. Спать хотелось ужасно, но уснуть никак не получалось. Было что-то странное и до дрожи волнительное в том, что Ник лежал с ней совсем рядом, на одной постели, разделенной лишь символической перегородкой. — Звездочка, а ты мне один поцелуй должна, — вдруг тихо, но насмешливо промурлыкал Ник. От этого тона Милдред вспыхнула, как маков цвет. Нет, она помнила о том «долге», но целовать несносного брюнета сейчас отчего-то было страшно. — То есть как угрожать спуститься в бездну и поцеловать — ты смелая, а в комнате угрозу исполнить духу не хватает? — насмешливо спросил Гоббс. «Это он меня сейчас трусихой назвал?!» — возмутилась девушка. Чуть поразмыслив, она перекатилась вплотную к барьеру и приподнялась на локте. — Знаешь, Ник, ты прав, долги нужно возвращать, — весело сказала она и… чмокнула довольно ухмыляющегося парня в лоб. Ухмылка на тонких губах медленно угасла, а во взгляде зеленых глаз вспыхнуло разочарование. — Уговор был на второй поцелуй, — напомнила Милдред, возвращаясь на свою половину, — но не уточнялось, что целовать нужно в губы. «Вот же ведьма! — раздраженно подумал Гоббс прикрыл глаза. — И за что я так ее люблю?»