***
Карамон сидел на досчатом полу кабака, держа в одной руке кружку, а другой нежно обнимая огромную жестяную бочку с вином. — Моя ж ты хорошая! Бочечка моя ненаглядная! — заплетающимся языком ворковал он. — Идеальная женщина! Не пилишь, слушаешь внимательно да еще и… ик! Всегда напоишь вкусно. Жаль, накормить не можешь. А то женился бы на тебе, чес-слово! Только Тике не говори, ладно? Бравый воин приложил палец к губам и опасливо покосился в сторону лестницы, проверяя, не идет ли жена. Убедившись, что рядом никого нет, исполин улыбнулся, словно озаренный какой-то идеей. — А не выпить ли мне за меня? — задумчиво изрек он и тут же ответил: — Чего ж за себя-то не выпить? За хорошего человека грех горло не промочить! Заглянув в кружку и убедившись, что там ничего нет, Карамон отшвырнул ее в сторону и, шатаясь, поднялся на ноги. — А чего мелочиться-то? — хмыкнул он. — За хорошего человека и пить надо хорошо! С этими словами воин легко поднял бочку и наклонил ее, жадно ловя губами рубиновую жидкость. Хмельной напиток тонкими струйками стекал по подбородку, проливаясь на пол. «Тика за такое не похвалит… — мелькнула в затуманенном хмелем мозгу пугающая мысль, но тут исчезла под натиском бесшабашного: — Да что мне Тика! Один раз живем! Хотя… Если она меня застукает, так и получится: пожил один раз и хватит. Ну да ладно, авось пронесет!» Увлеченный своими мыслями и распитием спиртного, воин едва не выронил бочку, заметив боковым зрением черную тень слева. Осторожно поставив изрядно полегчавшую емкость на место, воин резко обернулся. — Тьфу ты! — выдохнул он, вытирая губы рукавом. — Этот… как там тебя?! Дурим… — Даламар, — осторожно подсказал ученик чародея и невольно поморщился. От Карамона разило так, что одного запаха хватило бы, чтобы сбить с ног целую армию. Вояка тряхнул головой и попытался сфокусировать осоловелый взгляд на ночном госте, но в глазах начало нещадно двоиться. — И чего мой братец так к вам привязан, Даламар… ры?! — недоуменно спросил воин. — Пить не умеете, искусству боя не обучены, и в вопросах магии руки у вас растут из… — Попрошу без оскорблений! — возмущенно перебил Даламар. Исполин раздраженно махнул рукой, мол, «Паладайн с тобой!», потер глаза, поморщился и скользнул по ученику чародея насмешливым взглядом. — А ты ничего, смазливенький с одного боку, — пьяно хихикнул он, наступая. — Может, поэтому тебя мой брат так жалует? Лицо Даламара сперва удивленно вытянулось, а через мгновение исказилось гримасой ужаса. — Не-не-не-не! — замахал он руками, мелко пятясь, и вдруг сорвался на оглушительный визг: — Я не из этих — я из черных! Подсознательно ученик чародея понимал, что над ним просто издеваются и играют, как с мышкой, но ведь от пьяниц и безумцев можно ждать чего угодно. Поэтому Даламар на дух не переносил первых и старался за версту обходить вторых. Не успел черный ловкач всерьез испугаться, как раздался быстрый топот, за которым последовал возмущенный окрик: — Карамон! Ты ведешь себя дико! Воин вздрогнул и затравленно оглянулся. Позади него стояла Тика. Несмотря на домашнее платье и растрепанные со сна волосы, вид у женщины был настолько боевой и залихватский, что теперь настала очередь Карамона пугаться. — Тика, милая… Я все объясню… — пролепетал он. — Знаю я твои объяснения, — горько вздохнула женщина и перевела взгляд на съежившегося в углу Даламара: — А тебе чего не спится в такую рань? Гость, проклинающий все на свете, испуганно глянул на воинственно уперевшую руки в боки женщину и прозаикался: — Ш-ш-ша… — Что ты там шипишь?! — презрительно сплюнул Карамон. Он невзлюбил Даламара в тот миг, когда заметил, что Рейстлин приблизил этого странного типа к себе, сделал его своим учеником и доверял ему. Глупая детская ревность дикой болью отзывалась в сердце исполина каждый раз, когда он видел Даламара. «И почему это половинчатое чудовище Рейсту ближе и дороже родного брата?!» — раз за разом спрашивал себя Карамон, но ответа не находил. — Шалафи плохо. Вы нужны ему, — испуганно просипел Даламар. — Что с Рейстом?! — всполошился Карамон, трезвея на глазах. — Опять приступ?! — Я с вами! — тут же откликнулась Тика. — Мало ли, вдруг Крис помощь нужна. Поняв, что опасность миновала, Даламар выпрямился и смерил женщину насмешливым взглядом. «Чем ты, воительница армии кастрюль и сковородок, можешь помочь светлой жрице?» — подумал он, но счел за благо промолчать. Лишь вздохнул и, изящным взмахом руки открыв портал, буркнул: — По дороге объясню. Идемте.Часть 12
27 ноября 2021 г. в 19:33
Крисания ласково гладила спутанные седые волосы мужа.
— Рейст, я знаю, ты выберешься, — ворковала она. — Помнишь, тогда, двадцать лет назад ты сказал, что я холодная, как сталь, и прекрасная, как лед? Но одному чародею удалось заставить меня плавиться от любви. В тот самый миг, когда в сердце вспыхнуло пламя, я поняла, что для тебя, маг Маджере, нет ничего невозможного.
Слушая эту напевную, мягкую речь, Ник склонил голову, пряча улыбку в сцепленных пальцах рук.
«Может быть, всего и нужно в этой жизни — чтобы кто-то безоговорочно верил в тебя и любил вопреки всему», — подумал парень и отошел к окну.
«Я сделал все, что мог, — жестко сказал он себе, — дальше пусть мама сама вытаскивает чародея».
Но где-то в глубине души засело отчетливое солено-горькое понимание: он не сделал и сотой доли того, что мог бы сделать. Того, что следовало бы. Гоббс прислонился лбом к холодной стеклянной поверхности, размышляя о том, как поступить. Оставаться здесь и тенью стоять, слушая, как мать, давясь слезами, взывает к сознанию отца, он не видел смысла, а уйти и оставить их обоих было бы предательством.
Дверь тихо скрипнула, и юный маг напрягся, увидев в отражении оконного стекла зашедшую в комнату парочку. В одной руке Даламар держал поднос с чаем, а второй ободряюще приобнимал за плечо понурившуюся Милдред.
Зеленые глаза Гоббса недобро сверкнули, а сердце сжалось от понимания того, насколько Милли подавлена всем происходящим. Она изо всех сил старалась не подавать виду, но одно то, что ведьмочка позволила Даламару приобнять себя, говорило о многом. Испуганная, сбитая с толку, не знающая как помочь шалафи и Крисании, она не просила поддержки и утешения, но искала их.
«Кто бы сомневался, что этот фигляр воспользуется ситуацией!» — хмыкнул брюнет и отлепился от окна. Только в одном давний ученик чародея просчитался: эту ведьму и без него было кому утешить и было кому защитить.
Зеленоглазый ревнивец со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и прошипел: — Руки убрал от моей невесты!
Едва заслышав это шипение, Даламар отдернул ладонь и отскочил от рыжеволосой ведьмочки, как от прокаженной.
«Трус! Хитрый, изворотливый, услужливый трус!» — презрительно подумал Ник. Он обернулся и смерил Даламара таким взглядом, словно тот был кучей мусора. В памяти неожиданно всплыла картина из отцовского сна: Даламар во главе дворовой шайки. По всему выходило, что наставник подсознательно не доверяет давнему ученику и боится получить от него нож в спину.
«Неудивительно, что шалафи, несмотря на весь твой магический стаж, не подпустил тебя к готовке зелья для восстановления зрения, — усмехнулся Гоббс про себя. — Если нет доверия — никакой опыт не поможет».
Мысль о том, что не он один ждет подвоха от этого плута, приятно грела душу. Потому что если уж великий темный чародей, чье имя в былые времена наводило страх в этом мире, опасался собственного ученика и не верил ему, значит на то действительно были причины. Ник быстрым шагом подошел к Милдред и собственнически обнял ее за талию, притянув к себе.
— Устала? — ласково спросил он.
Ведьмочка отрицательно мотнула головой и крепче прижалась к парню.
Услышав вопрос сына, Крисания встрепенулась и будто опомнилась.
— Который час? — тревожно спросила она.
— Почти пять утра, госпожа, — Даламар подошел к Крисании и мягко взял ее за руку, помогая нащупать кружку с чаем.
— Приготовь гостевые покои в восточном и южном крыле, — распорядилась жрица, беря чашку в руки. Сделав осторожный глоток, женщина повернула голову в сторону юных магов и виновато улыбнулась: — Мне что день, что ночь — все едино. Тем более сейчас. А вы отдохните, дети.
Гоббс закатил глаза и обреченно вздохнул. Нелегко было признаться в этом даже себе, но бросить отца он не мог. Хотя в отличие от матери Ник не звал его и не держал за руку, но он был рядом. И почему-то парню казалось, что его присутствие в этой комнате для Рейстлина очень важно.
— Мама, я с места не сдвинусь, пока… — парень осекся. Каждый раз это слово давалось ему с трудом, словно примерзая к губам. Помолчав пару секунд под выжидательным взглядом Милдред, он с нажимом произнес: — … шалафи не очнется.
— Тогда я тоже остаюсь, — выпалила Милдред, с трудом подавив желание зевнуть.
Крисания укоризненно покачала головой и одарила детей ласковой, чуть покровительственной улыбкой, как бы говоря, «что с вами, сорванцами, сделаешь?»
Даламар сложил руки бутончиком и учтиво поклонился.
— Да простит мне моя госпожа сию дерзость… — смутился он и осекся.
— Говори, Даламар, — поторопила его Крисания.
— У меня был хороший учитель, я много читал, — вкрадчиво промурлыкал тот, улыбнувшись. Гоббс, глядя на эту хитрую, донельзя самодовольную улыбку, ощутил, как руки непроизвольно сжались в кулаки. Он сам не мог до конца понять, почему этот услужливый сладкоголосый шут вызывает в нем такую странную, всеобъемлющую ненависть вкупе с отвращением. Крисания провела ладонями по подолу своего белого платья, словно разглаживая одной лишь ей ведомую складку и устало попросила: — Ближе к сути.
— Известно ли почтенному собранию…
— Еще ближе! — рявкнула вдруг жрица.
Даламар скривился так, будто съел килограмм лимонов разом.
«Я с ними знаниями делюсь, рассказываю, а они торопят!» — крупными буквами было написано на его лице.
Взяв себя в руки, ученик чародея протяжно вздохнул, выражая презрение ко всему сущему, и заговорил крайне мягко, словно обращался к ребенку.
— Нужно привести сюда брата шалафи. Но проблема в том, что… — он замялся.
— Ну говори уже, — устало вздохнул Гоббс и наконец выпустил Милдред из объятий.
— Неясно в каком состоянии бравый воин, — печально изрек Даламар и ехидно добавил: — У него своя война.
Ник хмыкнул. С одной стороны, ученик чародея был прав и дядюшка наверняка в плену у винной бочки. Но насколько Гоббс успел понять, Карамон за братом готов идти хоть на край света, а пьяный он или трезвый роли не играет.
— Вот приведешь дядю, тогда и будем возвращать ему трезвость мысли, — флегматично сказал Ник.
Кареглазый плут побледнел, слившись по цвету с простыней, и судорожно оттянул ворот мантии.
— Что вы, молодой господин, как я могу оставить шалафи?! — запальчиво воскликнул он, однако дрожащий голос и бегающий взгляд выдавали его с головой.
«Ты боишься дядюшку, и судя по всему не без причины», — с явным удовольствием отметил Гоббс и отчеканил: — За ним есть кому ухаживать.
— Но я не могу! — Даламар начал нервно озираться по сторонам, пытаясь найти пути к отступлению. Мысли метались в голове со скоростью света. — «Предложил на свою голову! Да этот вояка мне голову открутит с пьяных глаз! Говорил мне шалафи: «молчи, Даламар, инициатива наказуема!»
— А придется, — недобро улыбнулся Гоббс и добавил самым невинным тоном: — Я местность плохо знаю, вдруг с координатами ошибусь.
Даламар попятился, затравленно оглядываясь.
— Мама… — донесся с кровати чуть слышный умоляющий шепот. Так обращаются к Богу, ища защиты, поддержки и покровительства. Но просить о помощи Паладайна темный маг Рейстлин Маджере не смел даже в забытьи и потому с потрескавшихся обветренных губ вновь и вновь молитвой срывалось тихое слово, святое для каждого человека. Казалось, эта мольба эхом отзывается в каждом из присутствующих, но хуже всего было Крисании.
Светлая жрица до крови кусала губы, ощущая, как с каждым новым стоном сердце разрывается на мелкие кусочки, и все внутри окутывает жгучая боль отчаяния. Человек, доведенный до отчаяния, порой способен на такие поступки, на которые не отважится ни храбрец, ни безумец.
«Что я могу ради любви моей? Взлететь, словно птица или сорваться за ней вниз?» — подумала Крисания и медленно встала.
— Даламар, телепортируй меня в Истар! — запальчиво воскликнула она и осеклась — Кхм… то есть в Утеху!
— Вас?! — ошалело переспросил верный слуга. — Но, госпожа, вы что же…
— Я иду в Утеху, а дальше на все воля Паладайна! — в голосе жрицы звучала такая безрассудная решимость, что верный слуга взглянул на нее с восхищением и тут же почувствовал острый укол совести.
Эта слепая беззащитная женщина любила настолько, что готова была рискнуть ради любимого жизнью, отправившись в город без сопровождения.
— Госпожа, вы с сыном сейчас нужны шалафи как никто другой, — Даламар обреченно вздохнул и понурился, понимая, что выхода нет: — В Утеху пойду я.