Три — хорошее число

Ароматный чай с бергамотом обволакивает каждую щель и каждое укромное местечко, выбеленной в желтый, кухни, проникая даже в самые труднодоступные места. И Пак Чимин очень удивляется, когда заглядывает в глухую полку с добавками для выпечки, в которую он обычно никогда и носа не совал, и чувствует отчетливый запах чая. Омега не любил печь, но очень любил полакомиться сладкой свежей выпечкой. Тесто никогда не слушалось белокурого паренька, а скалка так вообще, становилась орудием убийства, потому что, как проклятая, слетала с рук, устремляясь куда-то обязательно в стеклянное, чтобы разбилось вдребезги и громко. Пак не любил высчитывать процентное соотношение муки и дрожжей, не любил сидеть, задрав коленки к животу, перед столом с громадной посудиной, и тихо ждать, когда тесто соизволит подняться. Выпечка и Пак Чимин не любили друг друга, но эта любовь была однобокой и неловкой, потому что омега, несмотря на свою не любовь к духовой печи, был главным завсегдатаем булочной возле своего дома. И Чимин бы даже не пытался противиться своему бездарному умению печь, если бы не глупая и маниакальная идея научиться и перебороть это неумение всеми возможными способами. И выпечкой все эти горячие удары волн о скалы не закончились. Чимин перепробовал все. Сначала пытался научиться вязать, но безуспешно. Потом решил, что у него неплохо получается плести фенечки, однако слишком быстро наскучило. Финишной прямой оказалось последнее увлечение, за которое его чуть не убил его альфа. Пак Чимин настоятельно решил заняться скалолазанием. Да так настоятельно, что заказал экипировку, договорился с инструктором и записался на ближайшую пятницу, чтобы людей было поменьше. И Юнги, по чистой случайности, спросив, куда тот намылился в раннее утро пятницы, рвал и метал, потому что, черт побери: «Чимин, ты носишь ребенка! Какое еще скалолазание?». Омеге пришлось смириться, потому что Юнни был совсем зол, и нисколько не хотел мириться, что его любимый обещает, что не будет лазать, а что просто постоит в сторонке и поглядит одним глазком за другими. И вот теперь, когда все пазлы, конструкторы лего, холсты для рисования использованы, Пак Чимин возвращается на круги своя, и вновь решает печь. Но сегодня он делает это не просто так. Прямо сейчас в его столовой сидят два лучших друга, которые с горящими глазами ждут, чем же их порадует сегодня их беременный друг, потому что те коктейли, которые он научился делать в прошлую среду, снесли голову всем наповал. Чимин, схватившись рукой за округлый живот, неудобно присаживается одними коленками, потому что нагибаться совсем тяжело, а живот уже такой огромный, будто бы омега отходил все девять месяцев. — Что делаете? — интересуется омега, смотря на расположившуюся детвору на ковре в окружении игрушек. Детям не до Чимина. Каждый увлечен своей игрой, и только самый старший — семилетний омега с карими глазами и ямочками на щеках, поднимает голову, оторвавшись от слежки за своим младшим братом, возящимся с крупным конструктором. — Все хорошо, можете сидеть спокойно, я пригляжу за ними, — улыбается еще пуще прежнего шатен, подняв большой палец вверх. Чимин с улыбкой кивает, целуя мальчишку в макушку, и ставит миску с нарезанными фруктами рядом со старшим, поднимаясь тяжело на ноги. Смежную комнатку со столовой омега оставляет распахнутой, чтобы в любом случае, поглядывать за детьми одним глазком. Пак цепляет мягкие сиреневые тапочки, спрыгивая с ворсистого ковра, и шаркает быстро в столовую обратно к друзьям. Те уже достигли долгожданной кондиции, громко смеются на всю квартиру, жуя тушеную баранину, и запивая все паковым фирменным лимонадом с малиной. Ким Сокджин — предводитель их омегова отряда, сидит, откинув одну руку на спинку стула, и потягивая игристое с бокала, пока Ким Тэхен, супится и пытается перехватить хотя бы носом запах алкоголя, потому что выпить он любил, но из-за родившегося Хичона, что появился на свет полтора года назад, пить категорически нельзя было. — Наджин, не давай ему сосать эту палку, боже, — кричит Сокджин, приподнимаясь на стуле. — Все в рот тащит, что за ребенок, — вздыхает омега, но не уделяет этой проблеме большего внимания, тут же включаясь обратно в разговор. — С Наджином было так спокойно. Клянусь, я мог спать в обнимку с ним целыми сутками, а этот хнычет и постоянно просит внимания. Чимин, ты видел мои мешки под глазами — это не мешки, а настоящие кратеры, в которых утонуть можно. Пак криво улыбается, отводя взгляд, ведь осталось совсем ничего, и ему тоже придется не спать ночами, лишь бы его любимый малыш не плакал. — Раз пошел такой разговор, то твой Дасон просто ангел воплоти, Джин, — недовольно вскидывает голову Тэхен, сунув в рот ложку свекольного салата с чесноком. — Мой ребенок — официально самый капризный ребенок в мире. Чимин и Джин даже не спорят, тут же кивая с сотню раз. Родившийся полтора года назад омега в их сплоченной компании, просто снес всех наповал. Пак думал, что дети до трех лет не могут адекватно рассуждать, выстраивать логические цепочки, манипулировать, но сын Чонгука и Тэхена — просто дьявол воплоти. Самый красивый дьявол с яркими карими глазами, обрамленными густыми ресницами и сладкими щечками. Омега Чон Хичон прекраснее и красивее всех детей, каких видел Чимин, но характер у него — мама не горюй. Вцепится своими маленькими красивыми пальчиками в плечи, и будет плакать так сильно и прекрасно, что ни одна живая душа не устоит от соблазна выполнить все, что этот круглощекий малыш пожелает. — Наконец-то ты почувствуешь вкус отцовства, Чимин, — ухмыляется совсем не по-доброму Тэхен. — Ты поймешь, как это невыносимо ужасно и прекрасно одновременно. — Мне кажется, я уже достаточно насмотрелся, чтобы не знать, каково это, — вздыхает хозяин дома, разливая аккуратно лимонад по бокалам. — О, нет, дорогой, — поднимает со смехом руку Сокджин. — Смотреть со стороны — это одно, а вариться в этом котле — совсем другое, — Джин громко смеется на пару с Тэхеном, давая тому пятерню, а тот в свою очередь не скупится на эмоции — чуть не валится под стол от смеха. — Вы меня пугаете, — бурчит Чимин, разрезая приборами мягкую ароматную баранину в соусе. — А это у вас еще омеги. Я боюсь, вдруг у меня будет альфа, что тогда? Рвать волосы на голове себе буду. — Да, слышал альфы вообще неуправляемы, — подливает масла в огонь Тэхен. — Не ты первый, не ты последний, Чимин~и, — успокаивает расстроенного в лице друга Джин. — Но ты должен родить альфу. Хватит с нас омег. Замкнутый круг какой-то. Я надеялся, что у Тэхена будет, но и тут западня какая-то. Чимин тут же мотает головой, поднимая торжественно две ладони, отчего друзья застывают и прислушиваются. — Я уверен на тысячу процентов, что у меня будет малыш–омега, — кивает Чимин, оглаживая упирающийся в стол живот. — Что?! Ты ходил втайне ото всех на узи? — вскрикивает Тэхен, хватаясь за столешницу, и широко распахивая глаза. — Нет, нет, — махает руками омега. — Все по плану. Мы идем с Юнги вместе послезавтра. Просто кое-что случилось... Джин и Тэхен сгибают свои шеи ниже к тарелкам, будто бы их друг собирается посвятить их в тайный вселенский заговор. Самый старший омега даже нервно сглатывает. — Не томи же! — Мне приснился вещий сон, — шепчет Чимин. — Во сне я был у себя дома. Ну, в родительском доме. Захожу я значит в свою спальню, а там на моей кровати лежит малыш в конверте. Совсем крохотный, и не плачет. Я к нему тут же подбегаю, и смотрю на лицо. А малыш копия меня! Такие же белые волосы, пухлые губки. Во сне я был уверен, что малыш — омега. Он пах моим запахом и корицей. Вы можете поверить в такое? Я видел своего неродившегося ребенка во сне! — Вау, — вздыхает сосредоточенный Тэхен. — Блин, я надеялся, что хотя бы у тебя будет альфа. Ну что за напасть такая? Может быть, на нас проклятье? — Не болтай ерунды, Тэхен, — выругивается Джин. — На самом деле моему папе тоже снилось перед родами, что появится на свет омега. И все совпало. Так что можешь уже покупать одежду. — Я на тысячу процентов уверен, что будет омега, — кивает в подтверждение своим словам Чимин, кидая взгляд на свой большой живот. Малыш очень активничает. Пинается в разные стороны, вертится, как на центрифуге. — Я беру пижамные комплекты, сразу говорю, — тычет пальцем в нос Джина Тэхен. — Ладно, тогда на мне игрушки, — вздыхает Сокджин, опустошая второй бокал вина. — Мы столько всего накупим. Вам с Юнги не придется ничего брать. Пак перебирает пальцами плетенный коврик под горячей дымящейся тарелкой, и скользит улыбкой, вспоминая своего любимого. Чимин чувствует себя таким счастливым, и это счастье льется буквально изо всех щелей. Самый лучший и понимающий альфа совсем рядом — заботится, холит и лелеет, работает в поте лица, чтобы его бездельник омега жил лучшей жизнью. Юнги очень терпеливый, умный. И вообще, Чимину кажется, что этот альфа вобрал в себя все самые лучшие качества, потому что тот никогда не злится, выслушивает, поддерживает. Чимин так рад, что у них будет малыш. И пусть он будет похож на Юнги, потому что омега любит абсолютно все, что с этим альфой связано. У Чимина даже голова кружится, когда он о нем думает. Разве любовь бывает такой сильной? Пак готов на весь мир кричать, что у него с Юнги будет продолжение. Их маленький комочек любви, нежности и счастья. — Что? Что такое? — удивленно вздрагивает Ким Тэхен, замечая, как глаза друга напротив блестят от скопившихся слез. Вот-вот брызнут водопадом. — Я просто... Я так люблю Юнги. Не могу поверить, что у нас будет малыш, — хнычет Чимин, запрокидывая голову к потолку. И вроде бы, гормоны еще три месяца назад должны были поутихнуть, но как заметил омега, у него было все не так, как у обычных беременных. Токсикоз появился только на шестом месяце, и закончился совсем недавно. Адски тянуло поясницу. А живот, который должен был вырасти до подобных масштабов только на девятом месяце, решил взять бразды правления над телом уже на восьмом. И плевать совсем, что у Пак Чимина будут первые роды — ребенок толкался так, что иногда омеге казалось, что ночью пробьет своей ножкой живот и по своим делам пойдет, как самый настоящий взрослый. — Да — это счастье, — улыбается Джин нахлынувшим воспоминаниям. — Помню, Намджун так бегал с нашим первым ребенком. На руках меня носил. К девятому месяцу его уже можно было в Афганистан в горячие точки спокойно отправлять. Был закаленный моими истериками. Во вторую беременность он уже расслабился, жопа хитрая. Понял, что да как. И на провокации мои не велся. Чимин с улыбкой слушает, слезы с горячих щек утирая. С друзьями так уютно, и так по-домашнему. Пак счастлив, что обрел Юнги, ведь именно с ним, он также обрел семью в лице мужей его друзей. Сейчас их так много. И семья растет почти каждый год. Пополняется. Пак никогда бы не подумал, что до одури будет любить чужих детей, как своих собственных. Оказалось, что все возможно. — Да, да. Чонгук думал, что у меня не беременность, а инвалидность. Бесило знатно, конечно. Вы же знаете меня, я не люблю все эти телячьи нежности. А когда Хичона носил, так вообще от парочек целующихся тошнило постоянно, — делится Тэхен. — В нашей паре омега — это Гуки. Он даже будильники по ночам ставит, чтобы сына проверять. Я ему сразу сказал, что не буду носиться, как курица-наседка с Хичоном. Да, я конечно слежу за ним и люблю до безумия, но еще я люблю себя, и свои интересы тоже люблю. — Ой, мы с Джуном вообще не паримся по этому поводу. Что он, что я, любим покутить по барам и повеселиться. Толкаем детей предкам, и поминай, как звали. Однажды даже в Куршавель укатили без предупреждения. Ну, а что? — оглядывает Сокджин уставившихся на него друзей. — Я еще молод, а за Намджуном глаз да глаз нужен. Вы видели сейчас его тело? Гора мышц и сексуальных бицепсов. Лучше я пожертвую несколькими днями в году с детьми, нежели моего альфу уведет кто-нибудь помоложе. Чимин хлопает глазами, переводя взгляд от одного омеги к другому, слушая с открытым ртом. Сокджин — самый уверенный в себе омега в мире, в котором красота в генетическом коде выжжена, но даже он чего-то опасается. Намджун никогда в жизни и не посмеет на кого-то другого смотреть. Джин же его голыми руками задушит. У омеги сил хоть отбавляй. И, как скандалить, так он самый первый. Ему даже доставляет удовольствие ходить по офисам, документы собирать, ругаться со всеми. Пак никогда не забудет, как на третьем месяце купил себе салатик в ближайшей кофейне, а в том испорченная заправка оказалась. Так Джин чуть не перевернул это заведение. Грозился всех по тюрьмам посадить. Надавил на совесть так, что все сотрудники плакались и умоляли пощадить на коленях. Теперь у Чимина пожизненная скидка в этой злосчастной кофейне. — Это все Чонгук виноват. Тащит всех подряд в свой спортзал. Если бы гантели целоваться умели, он бы и обручился с ними, клянусь, — недовольно бурчит Тэ, сложив руки на груди. — Так это его заработок. Совмещает приятное с полезным, — комментирует Джин, откупоривая подоспевшую бутылку полусухого. — Лучше бы Джун так спортзал любил, нежели книжки свои. Иногда я так смущаюсь своих мозгов. За ним не угнаться. Буквально со слезами на глазах осилил эту «Божественную комедию» Данте, так этот монстр уже на русского Достоевского подсел. Чимин смеется с колких высказываний друга. Впервые, когда Юнги познакомил его со своими друзьями, а те в свою очередь со своими мужьями, омеге показалось, что он попал на закулисье какого-то комедийного шоу, потому что Сокджин и Тэхен, что только и делали, так это шутки шутили и по полу от смеха катались. Пак думал, что он какой-то сломанный, потому что очень долгое время не мог в компанию влиться, жаловался Юнги и плакался. Удивлялся, как можно так шутить о своем собственном муже. Как можно любимого супруга «монстром» называть. Оказалось, что нужно было время. Чимин теперь совсем привык, и даже удивляется, как раньше без этого искрометного юмора жить мог. — Но я уже молчу. Лучше пусть книжки читает, нежели велосипеды свои коллекционирует. В гараже места не осталось, честное слово. Тэхен сочувственно кивает. — Лучше книжки, да, — вздыхает Чимин, кивая. Малыш в животе, как по часам, начинает свою вечернюю пьесу, описывая ножками круги, сильно толкая. Чимин улыбается. Его малыш ведет себя так странно. Отзывается толчками на классическую музыку, но когда Юнги решает на ночь послушать рэп, то также с удовольствием активничает. Токсикоз был вообще кошмарным. Чимина выворачивало почти от всего подряд. От сладкого, горького, острого. Казалось, что ему стоит только на сухарях и воде сидеть, чтобы из последних сил не выбиться. Громкий звонок в дверь останавливает мероприятие на самом интересном моменте. Тэхен со своим хнычущим полуторагодовалым Хичоном на руках, развлекает ребенка, выплясывая какие-то доисторические танцы. Джин расслаблено, закинув одну ногу на другую, сидит в кресле, слушая скучающе рассказ своего семилетнего Наджина о том, как его младший трехлетний Дасон укусил его за щиколотку так сильно, что остались белесые следы от зубов. Чимин в это время стоит с затычками в носу возле своей шарлотки, которую он успешно спалил, напрочь забыв о ней. Почему в затычках? Ну, кто знал, что его малышу не понравится запах запеченных яблок. Пак искренне переживает. Ребенок еще не появился на свет, а уже заставил жизнь омеги перевернуться вверх дном. Малыш вредничал, не давал папочке существовать, как обычный беременный омега. Чимина мутило даже тогда, когда он просто кидал взгляд на виноград. А если он где-либо слышал этот отвратительный, который ранее казался чудесным, аромат, то бежал на поиски сортира так быстро, что только пятки сверкали. Наджин успешно отворяет двери, тут же прыгая в объятья первого вошедшего. — Кто пришел? Кто там пришел, Хичон? Там папочка? — подкидывает на руках ребенка Тэхен, пока малыш крутит вертит головой в поисках отца. — Ну, добро пожаловать. Как сиделось в баре без нас? — язвительно спрашивает Тэхен, выходя в холл и быстро целуя своего вошедшего альфу. В квартиру следом вваливаются смеющиеся Намджун и Юнги. Сокджин с детьми встречают отца семейства объятиями, пока Чимин стоит поодаль за углом гардеробной. Он бы тысячу лет назад подбежал, и впился бы до скрежета зубов в губы своего любимого, но омегу вдруг настигли тошнотные позывы из-за яркого запаха виноградного вина, коим пах Чонгук. И Чимин переживал, и совсем не мог подойти ближе. Запах был слишком резким. Юнги выглядывает из-за спин друзей, скидывая ботинки, и мотает головой в поисках своего чуда. Мин замечает омегу с огромным животом у стенки. Чимин стоит, схватившись цепкими пальцами за угол, и сжимает губки, улыбаясь. — Детка, ты бледный... — Юнги кидает свою визитницу на их фиолетовый пуф, тут же подлетая к любимому. — Опять тошнило? Почему не позвонил? Чимин берет за руку альфу, отводя от коридора, разящего перемешенными запахами подальше. Ластится ближе к мужчине, припадая сразу к губам, и сползает носиком в основание шеи у ключиц. Омегу могло тошнить от чего угодно, но аромат Мин Юнги всегда был спасательным маяком в темноте. Стоило только альфе оказаться рядом, как Чимин с малышом на пару успокаивались, чувствовали себя в безопасности. — Все хорошо было. Просто Гуки очень сильно пахнет виноградом. Ты же знаешь, что я не переношу. Юнги кивает. Он все помнит. А еще помнит сотню наименований продуктов, которым строго настрого нельзя домой попасть, иначе потом никто из них не уснет всю ночь. Пак Чимин будет страдать возле унитаза, а Мин Юнги будет страдать, потому что его омега страдает. — Ты нам так тяжело даешься, сладкий, — Юнги опускается на колени, и втягивает носом запах выпуклого животика, задирая широкую домашнюю футболку. — Совсем скоро мы узнаем, кто ты у нас там — альфочка или омежка. Чимин смеется, чувствуя щекотку на животе. И смущенно оттягивает футболку вниз, замечая, как друзья входят в столовую. — Чимин~и, как ты? — Джун тянет ладонь и дает пять омеге, пока Пак с улыбкой отвечает на их особое рукопожатие. Омега утопает в нежности, когда Юнги встает за спину, и одной рукой аккуратно поглаживает поясницу, а другую уютно кладет на бедро. — Мне намного лучше, — кивает омега, наблюдая, как Джин схватив младшего сына на руки, указывает пальцами Намджуну на вещи старшего ребенка. — Это не наша машинка, оставь, Намджун, — косится на гоночную машину на пульте управления в руках мужа, Джин. — Это Хичона. — Вы где такую достали? Просто бомба, — восклицает Намджун, кидая взгляд на Тэхена с Чонгуком в дверях столовой, пока вертит в руке черную машину, которая громко рычит, отзываясь на кнопки на пульту управления. Чонгук, по всей видимости, всю жизнь только и ждал этого звездного момента. Альфа небрежно скидывает своего ребенка в руки Тэхена, пока тот чуть было не роняет челюсть на пол от возмущения, и выпятив грудь, вышагивает вперед, задирая подбородок. — Это я ее купил. На минуточку, таких всего семь штук в мире. Лимитированная коллекция, — складывает руки на груди Чонгук, зардевшись. И садится на ноги рядом с Намджуном, показывая, как нужно управлять машинкой правильно. Чимин удивленно оглядывает альф, расположившихся на ковре их огромной столовой, которые нависли коршуном над игрушечной машиной, и восхищенно тычут по кнопкам. Не успевает Пак только возмутиться, как чувствует абсолютный холод в области поясницы, где секундами ранее ее оглаживали руки любимого. Юнги уже сует любопытно нос между Намджуном и Чонгуком, разглядывая интересную вещицу. — Что, правда всего семь в мире? — спрашивает Мин, садясь рядом. — Зачем мне врать, Шуга? Я за нее столько денег выложил на аукционе. Омеги, брошенные на произвол судьбы, благодаря какому-то металлическому каркасу на колесиках, стоят одинокие с кучкой орущих во все горло детей чуть поодаль у накрытого стола, не в силах даже возмутиться. — Почему мой семилетний сын выглядит разумнее моего тридцатилетнего альфы. Это нормально? — шипит Сокджин, прижав к себе своих детей, пока Тэхен не может успокоить своего малыша, который уже по всей видимости, хочет спать. Чимин, поглаживая свой живот, смотрит на Юнги с нескрываемым удивлением. — Так, все. С меня хватит, — ругается Тэ, делая шаг вперед и всучивая внаглую своего сына в руки озадаченному Чонгуку. — Целый день с ним возился. Твоя очередь. Я больше к нему сегодня не притронусь, — Тэхен расслабленно выдыхает, в блаженстве валясь на диван.  — Бегите к отцу. Он хочет с вами поиграть. Давайте, — Сокджин тоже бастует, толкая детей к недовольному Намджуну. — Детка, я же выпил, — хнычет Джун, принимая в руки смеющегося Досона. Старший ребенок тут же требует внимания не меньше младшего. — Я тоже выпил, и что? Это не мешает мне следить за ребенком, содержать дом в чистоте и ежедневно вычищать шины от твоих велосипедов. Все, Намджун, не жалуйся. Лучше не зли меня. Ким затыкается, как и Чонгук, который на Тэхена даже взглянуть страшится. Юнги с громким смехом над друзьями продолжает рассматривать гоночную машину. — Да, да, смейся, пока можешь, — бурчит Чонгук, укачивая своего омежку на руках. — Посмотрим, как ты со своим справляться будешь, — поддакивает Намджун. Юнги поднимается на ноги, отряхивая брюки, и подходит к Чимину, зарываясь носом в белокурые волосы вкусно-пахнущего приторно-сладким молоком, омеги. Пак целует Юнги в скулу, обвивая нежно шею. — У нас с моей деткой все будет по-другому. Да, Чимин~и? — омега тут же кивает с яркой улыбкой, утопая в теплых объятьях любимого. — Конечно, — отвечает Чимин, оглаживая пальцами сложенные на его животе руки. И омеге все ни по чем, когда любимый стоит так близко, целует горячие щеки, дышит в ушко и называет «особенным». Ведь они сами с Юнги пришли к тому, чтобы наконец иметь ребенка. Они были к этому готовы. Они так давно вместе, и оба достаточно насладились друг другом, чтобы уделить время еще одному крохотному человечку, который будет олицетворением их любви. Намджун поднимает на своих крепких руках младшенького омегу Досона, рвущегося прыткой ланью непонятно куда, а тихий Наджин стоит рядом с отцом, пересчитывая на пальцах какие-то цифры. — Досон твоя копия, Джин, — бурчит Джун, пытаясь угомонить ребенка, которому вдруг приспичило тянуть ручки к хнычущему Хичону, который все не может заснуть на руках Чонгука. — Вечно тянет на неприятности, как и тебя. — А Наджин — твоя, — защищается Сокджин, пожав плечами. — И они оба твои дети. — И твои тоже, — возмущается Намджун, вставая к Гуки совсем близко, чтобы их дети наконец успокоились, и перестали тянуться к друг другу своими пухлыми пальчиками. — Я сделал самое главное — родил их. И ты даже не представляешь, каково это было, Намджун. Я думал умру в этом родильном отделении, — хмыкает Джин, сложив руки на груди, пока друзья тихо смеются над их словесной перепалкой. — Я тоже постарался, — возмущается Ким. — Конечно, постарался он. Заявиться при параде с букетом цветов в течку каждый может. Намджун пронзительно смотрит на супруга, пока тот несгибаемо таращится на мужа в ответ. И остальные неловко осматриваются, боясь, что сейчас произойдет не самое хорошее. Но Джун с Джином взрываются смехом, и Чимин глубоко выдыхает напряженный и раскаленный до предела кислород. Хичон громко хнычет в руках Чонгука, пока Тэхен сидит на диване, закидывая в рот одну за другой черешню из миски, и совсем не обращает внимание. Досон тоже не выглядит счастливым, Намджун все не в силах совладать с гиперактивным ребенком, которому лезется куда угодно, только не в руки родителей. — Дай мне его, — не выдерживает горьких слез малыша Чимин. Все нутро беременного омеги будоражит один только плаксивый детский голосок. И организм тянет всеми законами притяжения защитить ребенка, подарить тепло и ласку. — Почему ты плачешь, сладкий? — Чимин аккуратно берет Хичона в руки, и придерживая за спинку, кладет себе на плечо. Чонгук сияет от счастья избавиться от собственного ребенка, и валится рядом с недовольным Тэхеном на диван. — Ты устал? — черноволосый малыш хнычет, потирая мокрые глазки и поднимает слепленные длинные ресницы, кидая взгляд на омегу, гладящего его совсем нежно и трепетно. Малыш кряхтит, пытаясь устроиться удобнее, и наконец затихает, укладываясь личиком о паково правое плечо. — Вот тебе, — все удивленно смотрят, как Намджун также делает пару шагов вперед и передает своего Досона расслабленному Юнги. — О, прекрасно выглядите. Вам так идет. Джин с Тэхеном и впрямь умиляются. Беременный Чимин стоит с глазами полными искрящегося счастья, пока держит маленького омежку, а Юнги стоит рядом с малышом, который с яркой улыбкой тычет маленькими пухлыми пальчиками в щеки альфы, заливаясь в звонком смехе. — О, а если у вас двойня? — вдруг вскрикивает Тэхен, чуть ли не вскакивая с дивана. — Не пугай меня, Тэ. Я переживаю, что с одним то не справлюсь. — Ну, да. У меня Хичон первый, а я уже чуть на стенку не лезу, — жалуется Ким, от скуки кусая запястье Чонгука, а тот с удивленным открытым ртом, сначала негодует, а потом лезет с поцелуями. — У нашего соседа двойня. Он с детьми так воюет, что потолок трясется. — Все, хватит. Не нужно подробностей, — бурчит Чимин шепотом, пока малыш на его плече уже тихо сопит носом. — Я боюсь рожать до жути. Когда думаю об этом, даже коленки трясутся. — Это адская боль, — хихикает Тэхен, утыкаясь лбом о плечо своего альфы. — Схватки — это как... Ну... Ты когда-нибудь ломал свои конечности? Чимин с открытыми настежь глазами хочет прекратить этот поток ужасной информации, но лишь тихо хлопает ресницами и кивает. — Да, кисть руки ломал, — шепотом отвечает омега, вспоминая, какая это была ужасная боль. Они тогда с Юнги на каток пошли. Чимин думал, что ему кость битой раздробили, настолько было больно. — О, так такая же боль. Только, если бы у тебя было двадцать кистей, и их одновременно бы сломали! Чимин сглатывает вставший ком, кидая взгляд на свой живот. Малыш тоже чувствует переживания родителя, начинает толкаться, как бешеный. — Это пиздец. Извините за мат, но я не знаю, как это вообще можно пережить, — делится Намджун. — Вот так вот, дорогой. А я пошел на это и второй раз. Ты должен ценить мои жертвы, — цокает Сокджин. — Не успел от вторых родов отойти, так ты уже третьего просишь. Сам будешь рожать. — Ты сам говорил, что беременность — это самое лучшее, что происходило с тобой в жизни! — Намджун косится на супруга, жестикулируя руками. — Да, не отрицаю. А еще фаршированная индейка — лучшее, что происходило в моей жизни. Восемнадцатилетние в клубе — лучшее, что происходило в моей жизни. Список могу продолжать бесконечно. Но роды... Отнюдь, Чимин. Не хочу тебя пугать, но это адский ад, — вздыхает Джин, заканчивая разглагольствовать. Поправляет свой вязанный свитер на плечах, и замечает, как на него с недовольством косится Юнги. — Но это твой ребенок. Как только ты увидишь его, то все забудется, — махает рукой омега, давясь нервным смешком под недовольным взглядом альфы. — Ну, не сразу конечно, но забудется. — Юнги, что мне делать? — хнычет Чимин, отводя взгляд полных слез. Его сейчас каждая вторая уродливая картофелина может напугать. И то, что он сейчас слышал — это просто ужасно. Пака начинает мутить, трясти и вообще все подряд, но он держится стойко только из-за того, что на плече уютно спит малыш омежка. — Я не такой, как Тэхен и Джин. Они сильные, а я нет. Как мне с этим справиться? Я умру. Мин потирает недовольно переносицу, одной рукой удерживая Досона, а второй обвивая шею своего омеги. У альфы сейчас бешеное желание стукнуть всех сидящих, да так, чтобы звездочки в глазах засияли. Чимин никогда не был слабым. Всегда стойко отстаивал свои права, кидался в бой, если нужно было. Но с беременностью омега так сильно изменился, что Мин Юнги иногда его вовсе не узнавал. Теперь Чимин до безумия нежный, любвеобильный, ранимый. Постоянно просит тепла альфы и ласки. Считает, что у него ничего не получится без чужой помощи. А когда речь заходит о родах, то он дрожит, как кленовый лист по ветру, и пытается отвести тему разговора, будто бы считая, что родить за него должен кто-то другой, а Чимин ходит просто так — вынашивает. — Еще никто не умирал от родов, Чимин, — успокаивает Юнги, заглядывая во взмокшие глаза. — Кхм, — привлекает внимание всех в комнате Намджун кашлем. — Вообще-то, когда Джин носил нашего младшего, я читал книги для будущих отцов. И в ней черным по белому написано, что каждый пятый омега умирает от родов. Это статистика. Юнги щурит глаза, пока комната взрывается криками. Джин кидается на мужа, затыкая ему рот, а Тэхен глухо хлопает по своему лицу, показывая всю тщетность ситуации. — Ты идиот? — спрашивает Мин, потому что не в силах больше подобрать подходящих слов. Чимин уже не сдерживается. Плачет совсем тихо, поглаживая спинку спящего ребенка и утыкается мокрым красным носиком в волосы Хичона. — Твои мозги меня в могилу сведут, Намджун, — ругается Джин, кидая неловкие взгляды на плачущего омегу. — Чимин~и, не слушай ты нас. У всех все индивидуально. Вот у тебя, например, бедра больше, чем у нас Тэ. Тебе легче будет. Родишь, даже не заметишь. Чимин опускает голову вниз и оглядывает через свой огромный живот бедра. Они омеге кажутся и впрямь большими. Нет, не большими, а огромными. Как у африканского слона. Пак ужасающе оглядывает свои икры, а они вообще страх животный внушают. Как Юнги еще его любит? Это не икры — это катастрофа. Юнги морщится, замечая, что вот-вот и Чимин взорвется. Быстро всучивает Досона родителям, и забирает аккуратно спящего Хичона из рук Чимина, укладывая на диван. Не выждав не секунды, подходит к омеге и обвивает над животом, где еще могут сомкнуться руки. — Ты не толстый, Чимин. Даже не смей об этом думать, понял? Я буду злиться, если ты так скажешь, — Юнги убирает ладони, прячущие красные глаза, и целует алые щечки. Они у Чимина налитые, красные, как спелые яблоки, но это омегу нисколько не портит. Да, Чимин поправился, но это абсолютная норма для омеги, который носит ребенка. — Ты самый красивый. И родишь ты очень легко, потому что я буду рядом. А потом мы увидим нашего малыша. Ты же тоже хочешь этого? — Пак кивает, вытирая рукавом намокший нос. — Вот и все. Я тебе обещаю, что все будет отлично. Уже... — Юнги поднимает кисть руки и смотрит на наручные часы, присматриваясь. — Уже завтра мы узнаем, кто у нас там, да? — Мхм, — сопливо отвечает омега, прижимаясь к мужчине и вдыхая такие нужные и успокаивающие феромоны. — Мы скоро встретимся с нашим омежкой. Наш малыш — омега. Я уверен, Юнни. — Омега — это прекрасно. Главное, чтобы был здоровым, — улыбается. — Так боюсь узи. Вдруг что-то пойдет не так? — Все будет хорошо, Чимин. Я обещаю. Мы будем там вместе, а потом вернемся и будем веселиться. И ребята к нам в гости придут. Джин тут же кивает, как болванчик, и пихает своего мужа в бок, чтобы тот тоже кивал. Чонгук и Тэхен тоже на кивки не скупятся. — Я закачу такую вечеринку. После узи сразу приезжайте к нам домой. Накрою стол и будем веселиться, — торжественно заявляет Сокджин. Чимин, наконец, расслабляется, тепло улыбаясь. Его друзья бывают резковатые, и глупят словами, но нет больше на свете подобных преданных друзей. — Приготовлю твои любимые крылышки, Чимин~и. Все же свободны завтра вечером? — Тэхен с Чонгуком тут же молча кивают. Намджун тоже кивает. — Ты то что киваешь? Конечно, ты свободен. Будешь с детьми сидеть. Пак хихикает, пока Намджун вновь начинает футболить едкими фразами Сокджина. И вся эта баллада затягивается, как бесконечная музыкальная пьеса в школе, у которой конца и края нет. Чимин ластится к Юнги, надкусывает в области шеи, упиваясь ароматами. Чувствует приливы жара, когда его драгоценный альфа выцеловывает скулу. — Я люблю тебя, Чимин~и. У нас будет самый прекрасный малыш на свете. Я буду водить его на баскетбол, куплю первый велосипед, буду учить с ним математику, — шепчет на ухо омеги Юнги. Чимин умирает каждый раз, когда слышит, как его любимый будет заботиться об их малыше в будущем. И в его сердце становится так тепло и уютно. Оно вместило в себя Юнги, любовь к родителям, вместило друзей и их шумную детвору. Еще оно готово вместить в себя их маленького малыша. Для него Чимин готовит в своем сердце особое место. Ребенок еще не родился, а омега уже обожает его, как что-то сокровенное, драгоценное. — Мы все вместе тебя ждем, малыш. И сильно любим, — шепчет омега тихо, оглаживая свой живот, пока самый нужный человек, обнимает его со спины и сладко целует.