***
Цзюнь не смог дозвониться до Ханя на следующий день после встречи со скорпионом. Сначала, Гун подумал, что Хань занят на работе или проводит время с Байи, но успокоить себя этим не получилось. Спустя еще день тишина повторялась.
Вы: А-Хань, я скучаю, перезвони, как освободишься.
Вы: Ты не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения, что-то случилось?
Вы: Хань-Хань, позвони мне, как увидишь сообщения.
Вы: Я правда волнуюсь, и, если до конца дня ты мне не ответишь, я подниму на уши весь город.
И так каждый час.
Не выдержав, Гун решил наведаться в «Четыре сезона», чтобы лично выяснить, что произошло. Однако, когда он приехал, то увидел там другого бармена, хотя был уверен, что сегодня Хань должен быть на смене. Выяснив, что тот не вышел на работу, Цзюнь снова и снова набирал номер, но до омерзения бесчувственный голос вторил «Оставьте сообщение».
Цзюнь запаниковал и помчал сначала к Байи, чтобы узнать, что же все-таки случилось. Он встретился с ним в дверях квартиры, когда Е выходил.
- Где А-Хань? – голос Цзюня был более чем беспокойный.
- Его телефон отключен, я думал, что он с тобой. – теперь забеспокоился и Байи.
- Какого черта вообще происходит. – выругался Цзюнь, ударяя о стену в подъезде.
- Что ты сделал? Он не мог просто так пропасть. Либо твоя защита просто кусок дерьма. – повысил голос Байи.
- Я понятия не имею. Со вчерашнего дня он не отвечает на мои звонки и сообщения, не вышел на работу…
- Сделка со скорпионом была два дня назад? – резко произнес Байи. – Значит он был там.
Гуна прошибло током. Байи продолжил:
- И судя потому, что после этого он пропал, ты, сукин сын, его предал. – Байи схватил Гуна за грудки.
Цзюнь несколько секунд ошарашено молчал, но после удивление сменилось злостью. Он резко скинул с себя руки Байи и крикнул:
- Я скорее умру, чем предам его. – в его глазах был неподдельный страх, и Байи это видел. – Он наверное…Ох, нет.
- Что? – Байи нахмурился.
- Я все исправлю. – пробубнил Цзюнь и вылетел обратно к машине.
Он ехал быстро, едва замечая светофоры и дорожные знаки. Чжэхань жил на окраине города, в двухэтажном частном доме не далеко от лесного массива. Это единственное, что осталось у него от родителей.
Гун вылетел из машины и что есть силы забарабанил в двери. Он звал Чжэханя, просил открыть, умолял выслушать его. Цзюнь знал, что тот его слышал, чувствовал, что он дома. Но в ответ была лишь отравляющая тишина.
Хань видел, как приехала знакомая машина. Слышал, как Гун сбивал кулаки о его дверь. Чувствовал, как по ту сторону двери дрожит от страха чужое тело. Боялся, что стоит ему увидеть эти изумительные глаза, все остальное станет уже неважно. Молчать долго не вышло.
- Уходи. – надрывно крикнул Хань ему в ответ.
- Впусти меня. Я все тебе объясню.
- Ты пообещал. – Хань ударил кулаком по двери.
- А-Хань…
- Ты пообещал не появляться на пороге моего дома, пока я этого не захочу. – напоминал ему Хань.
- Прости. Я правда думал, что с тобой могло что-то случится. - Гун сполз, усаживаясь на ступени.
- И случилось. Меня продали, представляешь? Как вещь, как раба.
- Чжан Чжэхань, если ты сейчас не откроешь и не впустишь меня, то я клянусь, что выломаю эту чертову дверь. – Гун переходил на крик.
Послышался щелчок, не прошло и десяти секунд, как Цзюнь залетел в дом, громко хлопая дверью. Увидев перед собой Ханя, такого… разбитого, с опухшими глазами, бледным лицом и таким страшным для Гуна взглядом полным обиды и презрения.
Цзюнь приблизился к нему и обнял, что есть силы. Хань почувствовал уличный холод и такие нежные руки на своих лопатках, что он на несколько секунд забылся, прежде чем отстраниться и схватить того за рубашку на груди.
- Не боишься, что я завладею твоей душой и съем твое сердце? – голос Ханя звучал с обидой.
Но увидев, как Гун улыбается инстинктивно расслабил руку.
- А-Хань, только когда я встретил тебя, я вспомнил, что у меня оказывается есть сердце. – Цзюнь накрыл его руку своей ладонью. – Мои сердце и душа принадлежат тебе с того самого момента, как я впервые пришел к тебе в бар. – ноги Чжэханя предательски подкосились, когда Цзюнь убрал упавшую прядку волос с его глаз.
- Очень правдоподобно, поэтому ты согласился на сделку со скорпионом. – теперь, в голосе почему-то звучала неуверенность.
- Я не соглашался. – спокойно отвечал Гун.
- Но я слышал…
- Ты слышал не всё.
Flashback
- Ты прав. – Гун обессиленно опустил руки и отошел к столику, взяв стакан. – У него действительно невероятная улыбка. – Цзюнь сам улыбнулся, вспоминая изгибы любимых губ.
Скорпион лишь недоумевающе пялился на него.
- И это был я. – последовало резкое молчание.
Се-Ван вопросительно хмыкнул.
— Это я украл его поцелуй, а не наоборот. – Цзюнь мило улыбнулся себе, облизнув свои губы, вспоминая сладость того поцелуя.
- Ты думал я куплюсь на твои рассказы о его жестокости? Поверь мне, это я монстр, а не он. Если бы даже это была правда, то тебе было бы выгоднее просто дождаться моей смерти. Я прав?
Скорпион стоял полностью обреченный и не мог проронить ни слова. Миссия провалена, а по возращению его ждет суровое наказание.
- Чжао Цзин не обрадуется, когда ты снова принесешь ему плохие новости. – Гун саркастично засмеялся. – Предложение вернутся к нему по частям еще в силе. – напомнил он.
- Ненавижу вас обоих. – выплюнул скорпион.
- Приятно слышать. – Цзюнь допил содержимое стакана и со звоном поставил на стол. – Можешь идти.
End flashback
Хань завороженно смотрел в темные глаза напротив и чувствовал облегчение. В глубине души, он хотел услышать, что на самом деле все не так понял. Стало даже немного стыдно, что он, не узнав все до конца обругал Цзюня всеми возможными проклятиями.
- Думаю, что больше мы его не увидим. – задумчиво произнес Цзюнь. – После этой проваленной миссии скорпион сбежал. В его интересах быть как можно дальше отсюда. А его поехавший босс не посмеет сунуться к тебе.
- Так значит ты…
- А-Хань, как я уже сказал сегодня твоему пенсионеру, я скорее умру, чем предам тебя. – он нежно погладил его по волосам.
Опять эти слова, проникающие во все ипостаси, заставляя покрываться мурашками. Чжан потянулся к нему, обнимая и утыкаясь носом в шею.
- Погоди, ты виделся с Байи?
- Ты не отвечал на звонки. Сначала я поехал к тебе на работу, а потом к направился к нему, чтобы выяснить, где ты. – говорил Цзюнь, попутно снимая с себя пальто и вешая в шкаф.
Хань залился краской и решил наконец включить телефон.
- Мне было очень плохо. Цзюнь-Цзюнь, я думал, что ты действительно оставишь меня.
- Я хотел сам тебе обо всем рассказать. Но не ожидал, что ты решишь подслушать, еще и не до конца. А-Хань, если тебя что-то будет беспокоить или ты начнешь в чем-то сомневаться, просто поговори со мной.
- Хорошо. Прости меня.
Цзюнь, подарив ему нежный поцелуй в висок, решил наконец осмотреться. Дом Ханя был очень просторный и светлый. Большие панорамные окна, высокие потолки. На первом этаже располагалась кухня-гостиная с барной стойкой. На ней лежали разные принадлежности для приготовления коктейлей и бытовые приборы.
- Ты голодный? – заботливо поинтересовался Цзюнь, осваиваясь на кухне.
- Немного.
Гун скинул с себя пиджак, закатал рукава рубашки и принялся штудировать холодильник.
Чжан сел за барную стойку и наблюдал как Цзюнь хозяйничает на его кухне. Как будто он был тут всегда, как будто каждый вечер так обыденно и в тоже время бесконечно притягательно доставал посуду, чтобы приготовить ужин на двоих. Словно это и его дом тоже. Он влился в кухню так быстро и неожиданно, как влился в жизнь Чжан Чжэханя.
Тот обнимал взглядом движения его лопаток, ритмично гуляющие по столовым приборам изящные пальцы. Хань смотрел и понимал, что впервые в жизни чувствовал, что такое любовь. Ощущал, как внутри все урчит и клокочет, когда Гун рядом.
Такое прекрасное чувство расцветало в животе, сердце и легких, что он не сдержался, и подойдя к Гуну сзади, обнял его, что было силы.
- Ты чего?
- Просто почувствовал, что жизненно необходимо тебя обнять.
- Жизненно необходимо тебе или мне? – улыбчиво спросил Цзюнь, слегка повернув голову.
- Нам.
Гун на несколько секунд оставил нож на столе и трепетно погладил обнимающие его руки.
Цзюнь вскоре закончил с ужином, и они уселись на диван, расставив тарелки на столе. Они по-семейному ворковали, мило перекладывали друг другу еду. Телевизор играл, скорее для фона, и иногда они отвлекались на него, посмеиваясь.
Когда на экране замелькали картинки какого-то выступления, где люди выполняли невероятные акробатические движения, языком тела передавали все свои эмоции, Цзюнь заметил, с каким интересом Хань на это смотрел.
- Любишь танцы? – спросил он.
- Люблю любое искусство: танцы, песни, просто музыку, фотографию и все в таком духе.
Цзюнь, улыбаясь, о чем-то задумался.
- В искусстве нет правильного или неправильного, есть только чувства и эмоции. Есть только настоящий ты.
- Кажется, я придумал, куда пригласить тебя на свидание.
Хань загадочно улыбнулся.
- И куда же?
- Это будет сюрприз, но тебе должно понравиться.
***
Несмотря на то, что Гун был очень занят в последние несколько недель, он находил время, чтобы звонить и писать Ханю. Пару раз он даже забегал к нему в бар, чтобы урвать сладкий поцелуй, на правах более чем VIP- клиента. Затем снова убегал по своим
незаконным, но важным делам.
Время разлуки прошло, и Цзюнь счастливый позвонил Ханю, чтобы сказать:
- Я заеду за тобой завтра в 16:00. Надень то, что не жалко испачкать и даже выбросить.
- А это точно подразумевает отдых, а не работу? – язвил Чжан.
- Точно. – Цзюнь усмехнулся в ответ.
- Ну тогда может ну её, – Хань многозначительно помолчал. – эту одежду.
- Нет, мао. Иначе мы точно не доедем до нужного места.
Чжэхань игриво похихикал и сказал, что найдет что-нибудь подходящее.
Его выбор в конечном итоге пал на растянутую черную футболку с коротким рукавом и узкие рваные джинсы, которые Ханю было все жалко выбросить. Последним штрихом в его образе стали несколько капель одеколона на запястьях и ключицах. Хань был так счастлив, предвкушая их встречу, что, будучи в человеческом обличье, кажется вилял хвостом.
Цзюнь приехал ровно в назначенное время, и как только Чжан сел в машину, то сразу был утянут в крепкие и теплые объятия. Он запустил руку в волосы Гуна, невесомо поцеловав висок, после касаясь губами скулы, чувствуя, как тот улыбается.
Они остановились около пятиэтажного здания, а когда вошли внутрь, Хань с интересом разглядывал помещение арт-студии, в которую они приехали. Оставив верхнюю одежду и обувь, надев взамен выданные тапочки, они прошли к нужному залу.
Стоило им зайти, как они увидели, что все помещение было полностью завешено холстами, образуя своеобразную мозаику. В потолок, стены и даже в пол были вмонтированы холсты. Из-за ослепительного белого цвета и текстуры все вокруг казалось невероятно мягким.
Сам зал был очень просторный, вмещая в себя два мольберта, несколько стопок отдельно лежащих холстов разных размеров. Рядом с ними стояли большие банки с красками. В их распоряжении был весь спектр радужных цветов и их оттенков, а также сдержанные черно-белые и серые тона. Множество кистей, влажные салфетки и бумажные полотенца для удобства были размещены у мольбертов. Два небольших диванчика, закрытых специальными чехлами, располагались рядом с панорамным окном. Небольшой стеклянный столик с фруктами и напитками стоял вблизи диванов.
Атмосфера располагала к приятному времяпрепровождению
Хань впервые увидел Гуна не в строгом костюме. Такого обычного, непринужденного и по-домашнему уютного. Цзюнь был одет в серую удлиненную футболку и черные штаны. Он выглядел так, словно ему вчера исполнилось двадцать. Гун старательно высматривал реакцию Чжэханя на свою идею.
- Ты упоминал о любви к искусству во всех проявлениях, о выражении настоящих эмоций, и я подумал…- он немного помолчал. – что хотел бы увидеть, как ты выражаешь себя и показать тебе свои эмоции.
- Я в восторге Цзюнь-Цзюнь. – вскрикнул Хань, сгребая кисточки в охапку. – Я последний раз рисовал лет тридцать назад.
Цзюнь немного скривился, понимая, что в то время еще даже не родился, но обрадовался, что угодил.
- Мы можем рисовать на чем угодно или просто залить тут все краской, а после забрать, все что захочется. – говорил он, подходя к Ханю.
Чжан собрал волосы в хвостик, положил одну из кистей за ушко и повернувшись к Гуну крепко обнял. Хань нежно коснулся губами его мягких губ, и с неистовым трепетом прошептал:
- Хочу нарисовать тебя. – мурашки побежали по телу Цзюня.
Он слегка вздрогнул, целуя глубоко, сильно прижимая к себе. Упиваясь сладкими губами, ощущая притягательный аромат одеколона, смешанного с естественным запахом, Цзюнь едва слышно простонал имя своего мужчины.
Преисполненный любвеобильным настроением, Чжэхань сгреб все нужные ему краски (несколько оттенков бежевого и коричневого для цвета кожи и глаз, фиолетовую и синюю для яркого фона, черную, белую для наброска и разбавления других цветов) и замер перед огромной белой стеной.
Цзюнь взял мольберт и холст среднего размера, разместив их позади Ханя, разглядывая его со спины. Гун не был профессиональным художником, зато очень тонко чувствовал сердцем и имел какие-никакие творческие навыки.
Хань с силой плеснул смешанную краску для фона на стену и наблюдал как она стекает, заполняя собой холсты. Он с энтузиазмом стал размазывать ее руками, выводя разные линии, оставляя отпечатки ладоней.
Гун наблюдал за ним, таким озорным и счастливым, стараясь запечатлеть этот момент навсегда в своей памяти, и не только. Цзюнь кисточками выводил линии движений Ханя. Вырисовывал силуэт, аккуратно подчеркивая линию плеч и талии. Рисунок был образным, где-то абстрактным, но сколько в него было вложено искренних чувств невозможно передать словами.
Они перебрасывались фразами и взглядами пока творили, наблюдали как каждый из них неподдельно улыбался, наслаждаясь атмосферой. Они были здесь и сейчас.
Цзюнь, оторвавшись от своего творчества, подошел к Ханю со спины и положил голову на левое плечо. Затем нежно поцеловал в шею, оставляя влажный след на шелковой коже, которая вмиг покрылась мурашками. Чжан чувствовал внутреннюю дрожь, но внешне лишь немного поежился, дергая плечами.
Гун улыбнулся и переместился на другую сторону, не оставляя правую сторону шеи без внимания его губ. Он скользнул по ней языком, легонько, словно пробуя на вкус самое аппетитное лакомство во всей вселенной, запуская свои пальцы под футболку, едва касаясь напряженного тела.
- Лао-Гун, – хрипло простонал Хань. – Ты мешаешь… - Он собрал все свое самообладание, и окунув пальцы в фиолетовую краску, мазнул ему по щеке.
- Эй! – вскрикнул Цзюнь и отстранился.
Чжан развернулся к нему лицом и в вдогонку смахнул краску с кисти прямо на Гуна, пачкая и одежду, и лицо. Капли рассыпались по лицу Цзюня фиолетовыми веснушками. Гун попытался вытереть их рукой, но только больше размазал.
- Прости, маомао, не удержался, ты такой притягательный, когда увлечен.
- Все потому, что я увлечен тобой, Лао-Гун. – он бережно коснулся пальцами шеи, на которой еще не остыли, оставленные поцелуи. – Поэтому дай мне закончить.
Гун послушно выполнил просьбу и больше не отвлекал так настырно. Они мило беседовали, делились детскими воспоминаниями и смеялись над неловкими ситуациями из прошлого. Цзюнь подкармливал Ханя фруктами, немного поддразнивая, и в который раз восхищался этой лучезарной улыбкой.
Чжэхань украдкой поглядывал как его Лао-Гун старательно выводит линии, и в умилении прикусывал губы, размышляя как тот прекрасен. Сколько нежности было в его движениях, да, это может и выглядело не идеально, но так по-настоящему чувственно. Цзюнь так старался, будто касался не холста, а выводил узоры на хрустале.
Хань практически закончил рисовать портрет Гуна, ему оставалось нарисовать только глаза. Он нарочно оставил их на самый конец, потому что…
- Лао-Гун, - его голос немного дрожал. – Мне нужно тебе кое-что сказать. – он повернулся к нему лицом.
Цзюнь оторвался от своего шедевра и внимательно посмотрел на Ханя.
- За время, проведённое с тобой, я смог почувствовать столько нежности, счастья и трепета, сколько не испытывал за все сто лет моего существования. А когда тебя нет рядом, я ощущаю безграничную пустоту, которая душит с каждой секундой. - он перебирал пальцами ворсинки кисточки и наблюдал как меняется взгляд Лао-Гуна.
- Мои эмоции и чувства обостряются стоит мне увидеть тебя и ощутить на себе твои обжигающе трепетные прикосновения. - он сделал шаг на встречу. - Будто я был рожден, чтобы налететь на тебя в том переулке и безоговорочно, целиком и полностью сдаться тебе. - Гун выронил из рук все кисти, но никто не обратил на это никакого внимания.
- Моя душа желает познать твою. Моё тело сходит с ума по тебе каждую секунду. - он сделал паузу, смущённо улыбаясь. - И мой внутренний котик изнывает и тянется к тебе. - облизнув губы Хань продолжил. - Даже сейчас, когда ты всего в двух шагах от меня. Лао-Гун, все, что я чувствую... Кажется, это и есть любовь.
Чжэхань подошёл к нему почти вплотную, проникая взглядом в изумительные глаза напротив. И видел, видел то, чего желал больше всего на свете. Видел душу своего Лао-Гуна.
Гун дрожал внутри от переизбытка эмоций, и сейчас находился именно в той реальности, где был только его Хань-Хань.
Цзюнь смотрел на него с непередаваемым трепетом, словно говоря: "Моё сердце в твоих руках". Гун обнял Ханя, прижимая его к груди так, словно хотел навсегда спрятать его в себе, и прошептал:
— Это такое счастье неистово любить тебя и быть любимым тобой в ответ.
Губы едва коснулись ушной раковины, опаляя горячим дыханием кожу. Хань стал покрывать шею Цзюня нежными отрывистыми поцелуями, подбираясь к сладким губам, оставляя влажные следы на скулах.
Их языки сплетались в жарком поцелуе, в животах нарастало наслаждение, завязывая тугие узлы. Чжэхань настойчиво прижал Гуна к стене, на которой был незаконченный портрет. Краска еще не высохла, поэтому затылок и спина Цзюня окрасились в цвета индиго.
В головах шумели сказанными ими слова, сердца разрывались от переизбытка чувств, пока они пробовали друг друга на вкус. Хань разорвал поцелуй, тяжело дыша, и с новой силой прильнул к шее, прикусывая её и касаясь языком вздымающегося кадыка.
Его руки бесцеремонно залезли под футболку, оставляя на теле цветные следы горячих прикосновений. Гун прерывисто дышал, хватая губами воздух. Он запустил пальцы в уже распущенные волнистые волосы, сжимая локоны, чувствуя сладкие стоны Ханя на своей шее.
Нарастающее возбуждение волнами накрывало обоих. Ладони Цзюня, забравшиеся под футболку, ласкали чужую спину, пальцы рисовали дуги, а губы между поцелуями шептали что-то едва уловимое о любви и желании.
Чувствуя, как футболка натягивалась, задиралась и сковывала движения, не давая возможность Гуну коснуться каждого сантиметра желанного тела, Хань дразнящее прикусил его губу, оттягивая на себя. Затем резко отстранился и снял ее с себя, оставаясь обнаженным по пояс. Гун замер, проводив взглядом брошенную в сторону одежду, и хищно облизнул покусанные губы.
Хватило пары секунд, чтобы прижать стройное тело Ханя, украшенное цветным разводами, к стене, меняясь местами. Он был соблазнительным до потери рассудка. Цзюнь сменил страстные порывы на нежные прикосновения, ласково дотрагиваясь кончиком языка до мочки уха, прикусывая, попутно поглаживая пальцами плечи, острые ключицы, спускаясь ниже, невесомо лаская грудь и напряженные соски.
Чжэхань извивался под ним, то расслабляясь, ощутимо таял в его руках, отдаваясь своему искушению и возбуждению, то напрягаясь, жадно впивался в чужие губы. Он стонал в поцелуи, руками поглаживая бедра Цзюня, огибая линию паха.
Разгоряченный и изнеможденный Хань выглядел невероятно красиво и сексуально. Гун поставил свое колено между ног Чжэханя, ощущая его желание. Чжан от этих прикосновений заскулил, прижимая Цзюня к сильнее к себе, ритмично двигаясь, скользя по его бедру. Жарко. Громко. Изнывающие вздохи и стоны разбивались от стены, заглушая бешеный шум разъяренного пульса в ушах.
- Детка, я так сильно хочу тебя сейчас. – хрипло шептал на ухо Гун.
Цзюнь понимал, что это не самое подходящее место для их первого раза, поэтому продолжил:
- Но ты, кажется, не закончил. – он мотнул головой в сторону портрета.
Чжэхань протяжно вздохнул и повис на груди Цзюня, обхватывая руками его шею, медленно произнося:
- Сомневаюсь, что я сейчас в состоянии держать хоть что-то в руках, включая себя самого. – он поцеловал Гуна в уголок рта. – Пусть это доставят домой, я закончу позже, обещаю. – умоляюще шептал Хань, одаряя щеки и губы Цзюня россыпью мягких поцелуев.
- Сейчас я хочу только тебя, Лао-Гун. Всего. Без остатка.
Как они добирались до дома Цзюня помнят только смущенные сотрудники арт-студии, запотевшие от горячего дыхания стекла такси и довольный щедрыми чаевыми за скорость водитель.
Их губы сливались в страстном поцелуе, Чжэхань был таким жадным, что буквально карабкался на Гуна. Тот подхватил его, усаживая себе на бедра, и понес в ванную.
Цзюнь собирал губами капельки воды с мягких плеч, водя руками вниз к предплечьям, переплетая пальцы в замок. Хань запрокидывал голову, облокачиваясь на его грудь, которая была в разы горячее воды. Нежный цветочный аромат геля пропитывал их тела, растворяясь под струями. Мыльная вода смывала краску, смешивая и разбавляя цвета, устраивая красочный водоворот под ногами.
Дорога до спальни канула в бездну поцелуев, затуманенных мыслей и будоражащего желания. Гун уложил Ханя на кровать, нависая сверху. Он с ног до головы окинул нежным взглядом Чжэханя, а после заглядывая в его взволнованные и искушающие глаза произнес:
- Ты совершенство.
Гун заметил, как Чжан напрягался, немного сжимаясь, и тяжело дышал. Цзюнь склонился и поцеловал сначала левую, затем правую ключицу, мягко поглаживая подушечками пальцев его плечи. Бархатная кожа моментально покрылась мурашками, и Гун горячими губами собирал эту дрожь с трепетного тела. Дыхание Ханя медленно выравнивалось, он тихонько постанывал, закатывая глаза. Цзюнь описывал языком ореолы сосков, смыкая на вставших бугорках пухлые губы.
Чжэхань запустил одну руку в еще влажные черные волосы, слегка сжимая и прикусывая губы. Второй рукой он сминал родное плечо, оставляя следы пальцев на горячей коже. Гун влажными дорожками, спускался ниже, рисуя круги у пупка. Он слегка прикусил кожу у тазовой косточки. Не смог сдержаться, ведь Хань был таким вкусным и сладким. Цзюнь согнул ногу Ханя в колене и улыбаясь, поцеловал внутреннюю сторону бедра. Чжан чувствовал эту улыбку и сам непроизвольно улыбнулся, оставив имя его избранника стоном на своих губах.
Цзюнь коснулся влажными губами возбужденного члена Ханя, проведя языком от основания до головки, которая уже сочилась естественной смазкой. Он обхватил её губами, обводя языком, смешивая смазку со слюной. Хань почувствовав влагу, тепло и ловя волны накатывающего желания, толкнулся бедрами вперед, погружая член глубже. Гун принимал его с наслаждением, скользя языком, немного всасывая, постепенно двигаясь быстрее, придерживая Чжана за бедра.
Хань облизывал пересохшие губы, запрокидывал голову, выгибался, поглаживая руками свою грудь. Он наощупь нашел ладонь Цзюня и переплел их пальцы, сильно сжимая.
- Поцелуй меня. – стоном сорвалось с губ.
Цзюнь, отстранившись и облизнув губы, нежно поцеловал Ханя, но тут же инициатива была перехвачена чужим настойчивым языком во рту. Чжан целовал, страстно впиваясь ногтями в спину.
- Хочу тебя всего. – просил он в поцелуй.
Цзюнь достал из тумбочки смазку, и устроившись между ног Ханя, выдавил гель себе на пальцы. Он согрел ее, растирая, и нанес немного на сжатое колечко мышц, чувствуя, как Хань вздрогнул. Гун добавил еще себе на пальцы и медленно погрузил указательный палец внутрь на одну фалангу. Чжан, ощутив это немного нахмурился и инстинктивно сжался.
- А-Хань, расслабься, любовь моя. – шептал Гун.
Он постепенно ввел внутрь вторую фалангу, круговыми движениями растягивая сжимающуюся плоть. Гун перекинул ногу через ногу Ханя и дорожкой поцелуев поднялся к любимым губам не переставая двигаться внутри. Чжэхань был таким откровенным, соблазняющим, принимающим его с таким наслаждением, что Цзюнь прикусил шею и резко погрузил указательный палец до основания, хрипло застонав. Чжан сжался, обхватив руками шею Гуна, впиваясь губами в плечо, втягивая кожу. Хань скользнул языком по ушной раковине языком, вырвав у Цзюня еще один протяжный стон. Чжан стал двигать бедрами ритмичнее и прикусив мочку прохрипел:
- Еще.
Гун прикусил губы и добавил еще один палец, вводя его более уверенно и интенсивно. Когда Цзюнь почувствовал, что пальцам внутри стало не так туго, он, надев презерватив, добавил побольше смазки и начал постепенно вводить свой член внутрь, давая привыкнуть.
Хань закатил глаза и прогнулся в спине, напрягаясь всем телом. Цзюнь чувствовал, как внутри влажно и очень тесно, отчего он сжал в кулаках простынь, томно застонав. Хань изо всех сил старался расслабится, неспеша принимая в себя Гуна все глубже и глубже. Боль постепенно отпускала, ей на смену приходило наслаждение. Чжан сам стал двигать бедрами на встречу, извиваясь и выдыхая громкие стоны в поцелуи. Гун ощущал как все его тело пронзало током, с каждым толчком он сходил с ума, кусая губы Ханя, переходя на шею и ключицы.
Движения стали более быстрыми и жесткими, громким стонам становилось тесно в стенах комнаты. Оба дрожали, с каждым толчком приближаясь к высшей точке наслаждения. На губах и плечах почти не оставалось живого места, а пальцы впивались в кожу что было силы. С губ срывались хриплые, едва различимые слова любви.
- А-Хань я… - стонал Гун.
- Лао-Гун, пусть в этот момент я буду сверху. – просил Хань.
Цзюню хватило сил сдержаться и не кончить только от этих слов. Чжан сжал коленями торс Гуна, погружая в себя член в позе наездника. Тело пронзило новыми ощущениями, Цзюнь громко застонал, придерживая Ханя за бедра. Гун толкался в него сильнее, оставляя красные следы на бедрах. Чжан насаживался, извиваясь, чувствуя, как внутри словно что-то меняется. Словно животное естество с ревом пыталось вырваться наружу. Он сильно зажмурился, почувствовав бешеный прилив экстаза, и с диким, рычащим стоном излился на живот Цзюня. Гун сделал еще один глубокий толчок и бурно кончил, с любимым именем на губах.
Хань медленно слез с Цзюня, и отдышавшись произнес:
- Я люблю тебя. – он разомкнул крепко сжатые веки.
Цзюнь хотел было ответить, что тоже безумно его любит, но поймав его взгляд, он широко открыл глаза и с удивленной улыбкой сказал:
- А-Хань, твои глаза.
- Что? – в бессилии переспросил Чжан.
- Кажется, ты действительно меня выбрал. – улыбаясь, уточнил Гун.
Хань на несколько секунд взбодрился и схватил с тумбочки небольшое зеркало. Он стал внимательно рассматривать свои глаза. Теперь они были не светло карамельные, как раньше. Правый глаз стал насыщенного изумрудного цвета, а левый стал таким же, как и глаза Лао-Гуна. Темный, насыщенный цвет горячего шоколада, который нельзя было спутать ни с чем.
Хань улыбнулся своему отражению, и повернувшись к Цзюню, произнес:
- Теперь ты мой навсегда.
Цзюнь взял его ладонь, и целуя каждый палец произнес:
- Думаю, я был твоим и во всех прошлых жизнях, и буду во всех следующих.
Нежась, друг другом, они сладко уснули, пропитанные чувствами безграничной любви и истинного счастья.
Они видели прекрасные грезы…ровно до тех пор, пока утром их не разбудил настойчивый звонок в дверь. Нежданный гость все звонил и звонил, не прекращая.
- Плевать, кто это, если он не прекратит, то я убью его. – рычал в подушку Гун.
- Судя по настойчивости, это может быть важно.
- Самое важное в моей жизни лежит напротив меня, остальное меня не волнует.
Звонок раздался еще раз, затем последовал стук.
- Я могу открыть – улыбаясь пробормотал Хань, потягиваясь.
Гун хотел возразить, но был слишком уставшим и с благодарностью кивнул. Чжан накинул на себя одежду Гуна, которую нашел по пути, и посмотрев в глазок, усмехнулся, открывая дверь.
Недовольный длительным ожиданием доставщик попросил Чжэханя расписаться в получении, и по его команде в квартиру занесли их вчерашние незаконченные шедевры. Чжан расписался и улыбчивым взглядом наблюдал, как они складируют их в гостиной.
- Ты заказал доставку на сегодняшнее утро? – возвращаясь спросил Хань.
- М? Ты о чем?
- Привезли холсты из арт-студии. – Хань сел на край кровати, рядом с Гуном.
- Я не помню, как мы с тобой до дома добрались, а ты мне о доставке. Я отвечал на их вопросы на автомате, думая только о том, как бы не набросится на тебя прямо там. – Цзюнь утянул его к себе, и они провели в кровати по меньшей мере до обеда, пока не проголодались.
Пока Гун готовил еду, Хань расположил холсты в правильном порядке, намереваясь закончить портрет.
- Почему ты решил нарисовать глаза в последнюю очередь?
- Я хотел запечатлеть твой взгляд, после моего признания. – промурлыкал Хань. – Я никогда его не забуду.
- Потому что я буду смотреть на тебя так до конца жизни. – ласково произнес Гун.
- Твоей или моей?
- Нашей.
