Репетитор Ким

— Ты… избегаешь меня? Голос Чонгука звучит нерешительно и очень подавлено. Боязливо. Он не думал, что именно ему придется начать этот разговор. Как не думал и о том, что, когда Тэхен все же придет, он будет вести себя как обычно и не подавать виду, что что-то случилось. Например, что они не виделись почти целую неделю… Например, что Чонгук тогда говорил о своих чувствах… Например, что эту почти неделю назад целовались. Когда голос Кима послышался из прихожей, Чонгук обрадовался. Он был счастлив настолько, что едва угомонил сердце, стучавшее слишком громко и быстро и готовое выдать его волнение от предстоящей встречи. Минуты, которые потребовались репетитору Гука на то, чтобы разуться, поболтать с хозяйкой дома и поздороваться с прислугой, прежде чем постучать в дверь своего ученика, для Чонгука были мучительно долгими. Но теперь Тэхен здесь. Как и всегда сдержано здоровается и спрашивает, нет ли у школьника вопросов по учебе, сложностей в выполнении домашнего задания или чего-то еще… Гук не уверен, о чем еще Ким его спрашивал. Невнимательно слушал, с каждым новым словом парня все больше опустошаясь. Все, как обычно. Будто бы ничего не было. Будто и поцелуй, и эта ужасная неделя разлуки Чонгуку приснилась. И вот он пялится в открытый учебник, прежде чем сдается и поворачивается в сторону занятого поисками чего-то в своем портфеле Тэхена, стоящего совсем рядом, чтобы заговорить с ним, наконец, о том, что тревожит. — Ты… меня избегаешь? — Нет, я просто плохо себя чувствовал, — спокойно отвечает Ким, поднимая на него взгляд с миллиона бумажек в руках, среди которых неустанно искал что-то уже несколько минут. — Не хотел заразить тебя. Правда? Так он не приходил, потому что переживал о Чонгуке? Звучит, как красивая ложь. — Сейчас ты в порядке? — Да, спасибо. Мне намного лучше. И вновь взгляд Тэхена направлен не на Гука, и школьник вынужден выдержать небольшую паузу, прежде чем вновь собрать воедино решимость заговорить. — Ты… злишься? — Я расстроен, что ты не выполнил домашнее задание, хотя у тебя было достаточно времени для этого, — вздыхает брюнет, не отрывая глаз от изучения своих бумаг, — но злиться я не могу. — Я имел в виду не это, — немного раздраженно бросает Чон, считая совершенно неуместными сейчас разговоры о невыполненном домашнем задании, да и о чем-либо еще… — Из-за нашего поцелуя… злишься? Чонгуку до жути неловко и боязно, а Тэхен замирает, прекращая шелестеть листами в своих руках, и молчит пару секунд — долгих и невыносимо душных для Гука, который совсем не дышит, впитывая в себя немного уставший печальный взгляд самых красивых глаз, которые он когда-либо видел. — Нет, Чонгук, я не злюсь. Потому что знаю, что сам виноват, — вздох и с этим вздохом в Чонгуке уже обрывается что-то, хотя и повода для этого не было явного. Но что-то трескается еще до того, как Тэхен произносит нещадное: — Мы не будем обсуждать это, хорошо? Просто сделаем вид, что ничего не произошло, и будем двигаться дальше. Это самое верное решение в нашей ситуации… — Что? — Я знаю, что намного правильнее было бы уволиться. Так было бы лучше для всех. Но я не могу потерять эту работу сейчас, поэтому… — речь Тэ обрывается и он вынужден со всей печалью и сожалением, что в нем может уместиться, смотреть на своего ученика и просить у него прощения за свою жестокость. — Мне жаль, что мы вынуждены продолжить наши встречи. Правда жаль, что я не могу поступить правильно прямо сейчас… И я очень надеюсь, что ты сможешь понять меня и справиться с этим. Тэхен думал об этом много. Почти целую неделю, в которую не появлялся у своего единственного на данный момент ученика. Думал и думал, взвешивал варианты того, как должен поступить, что сделать… как итог — лишь один правильный ответ — нужно просто уйти. Так будет проще и ему, и Чонгуку. Так будет лучше для всех. Но уйти он не может. Из-за счетов больничных, из-за долгов за учебу младших, потому что нужно оплатить аренду его небольшой квартирки… Тэхен мог бы придумать еще больше оправданий, которые станут веской причиной тому, что он остается. Этим он и занимался все это время. Искал причины… придумывал оправдания, чтобы за всеми ними не видеть главной — увольняться не хочется. Просто по-человечески и, не смотря на все минусы Чонгука как человека, парня, как ученика старшей школы, которые Тэхена почти до белого каления доводят, ему не хочется прекращать приходить в этот дом, ругать Чонгука за непослушание и невнимательность, радоваться его успехам на контрольных и даже отвечать на совершенно неуместные вопросы, которые у парня никогда не заканчиваются. Тэхену не хочется… уходить. Эта неделя была такой пустой… она была такой неправильной. До безумия. Киму правда не хватало этих вечеров в чужой спальне, которые так его утомляют и раздражают временами. Ему не хватало раздражающих комментариев Чона, детских провокаций и утомленных вздохов со смешной мордашкой, когда получает новые задания от Кима. Оставшись на целую неделю наедине с собой, Ким Тэхен обнаружил, что его вечера дома — полные свободного времени, не ограниченные в действиях вечера — угнетают. Они не заставляют чувствовать себя лучше и вовсе не дают отдохнуть. Они просто… давят своей пустотой. Они на прокрутку ставят мысли о том, что не должны быть такими. Заставляют Тэхена скучать. По работе, как ему привычнее думать. По своему ученику. Это все чувство долга. Это все из-за ответственности. Простая человеческая привязанность… Так он решил. Так удобно. Так правильно… Все дело исключительно в этом. Таково его оправдание. Немного нелепое, все еще шероховатое… но приемлемое. Не для Чонгука приемлемое. Чон несколько раз моргает, хмурится, собираясь с мыслями, пытается очень быстро переварить услышанное и понять… но не понимает. Отчаянно не понимает ни слова. — Тэхен, я… я не хочу, чтобы ты увольнялся, — произносит он и качает головой, словно одних только слов не достаточно… словно ничего не достаточно. Мысли Гука запутаны, как и его чувства. Он все продолжает хмуриться, прочищает горло, словно это поможет ему звучать увереннее, и смотрит так пробирающе, что по коже Тэхена вдруг проходит толпа мурашек, которой он старательно не придает никакого значения. А может быть, стоило? — Возможно, я не правильно выражался все это время, но… как ты мог сделать такой вывод? — искренне не понимает Чон, — Ты нравишься мне, и мне нравится проводить с тобой время, даже вот так… «Даже вот так, когда ты просто приходишь сюда, даешь какие-то задания и объясняешь материалы, совершенно не интересные и уже давно выученные… когда повторяешь одно и то же в десятый раз, ведь я продолжаю делать вид, что ничего не понимаю. Даже когда меня от повтора тошнит, а я готов тебя слушать снова и снова, впитывать каждую ноту бархатного баритона, который ты так часто в такие моменты разбавляешь усталыми вздохами. Когда просто сидишь там, вдали моей спальни, в углу, и позволяешь воздуху в ней запахнуть тобой, твой аромат нагло скопировать и не отпускать долго-долго… чтобы я не решался проветрить комнату, даже когда кислород в ней закончится, и у меня будет адски болеть голова из-за гипоксии. Гипоксия — умное слово, которое ассоциируется с тобой. Я его из-за тебя только выучил. Ты знал? Уверен, ты слишком умный, чтобы не знать значения краткого, по-своему красивого и, как оказалось, по значению очень объемного слова. Тэхен, ты… — моя гипоксия. Нет, не кислород, это скучно. Ты сразу его недостаток. Ты сразу вселенский голод по тебе же, острая в тебе потребность… разве такое бывает? Со мной да… Из-за тебя голова кружится. Из-за тебя и хорошо, и плохо одновременно… из-за тебя я могу умереть. Прямо как от гипоксии. Да, я знаю, ты посмеешься и скажешь, что это глупое сравнение. Обязательно раскритикуешь его, скажешь, что я не разобрался в этом понятии должным образом и выставил себя дураком. Как те люди, кто бросается красивыми фразами, не понимая их истинного значения. Как те люди, думая о которых, ты кривишься и смешно качаешь кудрявой головой. Но ты не прав, я очень хорошо разобрался в этой теме… даже если до сих пор не разобрался в тебе. Мне из-за тебя всегда душно, дурно… меня то в жар, то в холод, Тэхен. И мне очень страшно… каждый раз до остановки сердца. Ты все еще думаешь, что это просто красивое слово, которое я употребляю не там? Что ж, может и так… я ничего не могу с этим поделать. Ведь гипоксия — слово, что я выучил из-за тебя. Потому что из-за тебя ее симптомы через себя пропустил больше сотен раз. Но мне это нравится… настолько со мной все плохо. Ведь мне все еще нравится проводить с тобой время даже вот так… когда я каждый раз задыхаюсь. А задыхаюсь не от нехватки кислорода, нет… из-за тебя нехватки. Но все равно люблю проводить с тобой время… Даже вот так, когда ты смотришь на меня, как на идиота, когда злишься, ведешь себя отстраненно… когда не хочешь отвечать на мои вечные вопросы, когда смотришь, как обычно, думая о том, что я странный. Просто зазнавшийся мальчишка. Неблагодарный мажор, который может позволить себе почти ежедневные дополнительные занятия с репетитором и при этом не прикладывает ни капли усилий… Мне нравится все, Тэхен. Каждая секунда, в которую ты здесь. Смотришь ты на меня с грустью и сожалением, с непониманием или с раздражением… или даже когда не смотришь вообще, но ты все еще здесь… ты правда не понимаешь?» Чонгук не мог озвучить всего, но в его взгляде прочесть можно так много… если бы только Тэхен попытался хотя бы частичку прочесть, уловить хотя бы каплю всего того, о чем Чонгук думал, о чем молчал обрывком своей незаконченной фразы… Но Тэхен не видит. Даже если это так явно бросается в глаза, он пытается игнорировать это, не придавать значения. Потому что так «правильно». Гуку это «правильно» почти разбивает сердце. — Ты думаешь, что я шучу? — Не то, чтобы шутишь, но это… — Я поцеловал тебя! — вскрикивает парень, не беспокоясь о том, что кто-то из домашних мог бы его услышать. Все, о чем он может думать сейчас — Тэхен и его отстраненность. Его «я должен был уволиться» и «мы больше никогда не заговорим о том, что случилось». Бесит. Поэтому Чон даже вскакивает на ноги, переполненный негодованием. Как мог Тэ сказать такое? Как? Теперь они почти что одного роста. Теперь Тэхену сложнее не смотреть Чонгуку в глаза… а они сейчас пылают не только возмущением. В них проблески злости, захлестнувшей Чона, ведь его, кажется, совершенно не воспринимают всерьез. Разве, если бы Гук просто шутил над Тэхеном, стал бы он его целовать?  — Ты думаешь, я стал бы делать это, если бы не был уверен в своих чувствах или если бы просто забавлялся? — Я сказал не это, — шумно вздыхает Тэ, качает слабо головой и пытается в этот раз сформулировать свои мысли правильно, чтобы не задеть словами парня, чтобы не сделать все еще хуже. Он продолжает надеяться, что все можно исправить, вот только… чувства — не ошибка, чтобы их исправлять. Жаль, что он этого не понимает. — Я не хочу, чтобы что-то подобное повторилось снова. Я не хочу давать тебе поводы думать, что я могу ответить на твою симпатию, поэтому… Симпатию? Чонгук хмыкает. Насмешливо. Высокомерно. Как взрослый. Не как мальчишка из выпускного класса, которого вот-вот выпрут из школы. Нет, совсем не так. Он ухмыляется невесело, криво, опускает тяжелый взгляд в пол на секунду, а когда поднимает его на Тэхена — в глазах нет больше ни робости, ни загнанности, ни проблеска злости. В них сплошная тьма. В них опасность. В них уверенность в себе и дерзость, которые через край. В них столько чертей, что не сосчитать их даже такому ловкому гению математики, коим был Ким Тэхен. — Ты уже дал мне достаточно поводов, Тэхен, — произносит Гук напряженно, сократив расстояние между ними на шаг. Смотрит пронзительно, сжимает с силой челюсти и говорит непривычно низким и властным голосом, от которого Киму вдруг хочется съежиться. — Ты ответил мне, если не помнишь. Ты мне ответил, причем очень охотно, так что не нужно делать вид, что я все выдумал. Тебе понравился наш поцелуй, иначе ты оттолкнул бы меня, врезал мне, наорал… ты бы унесся отсюда намного раньше, чем сделал это, и мы оба это прекрасно знаем. Поэтому не нужно делать вид, что для тебя это совершенно ничего не значило. Знаешь, как это называется? Самонепринятие. Тебе трудно смириться с тем фактом, что тебе могло быть непротивным целоваться с парнем. Тебе трудно принять тот факт, что тебе понравилось. Тэхен так старался делать вид, что все хорошо, что ничего не случилось, потому что боялся вот этого. Он боялся, что ему нечего будет сказать. Что он окажется в тупике и потеряется. Как сейчас. Чонгук все верно подметил, озвучил мысли Тэхена, сокровенные такие, которые тот ото всех в этом мире спрятал… кроме Чимина, разве что. Ему мог что-то ляпнуть по пьяни. А кому, если не ему? Чонгук проницательный слишком, и Тэхена это пугает. Очень сильно пугает, потому что это значит, что его прочитали, раскрыли… разоблачили. Парень целую неделю пытался разобраться в себе, в чувствах, ощущениях, в поступках собственных… найти всему причину. Он нуждался в ней, в этой причине, которая объяснила бы его странное поведение и непонятные чувства. Ему нужно было хоть что-то, чтобы их оправдать. Чтобы самому себе не казаться странным… чтобы не быть неправильным. Ким Тэхен никогда не был человеком, который осуждает других. Он нейтрально и даже с пониманием каким-то относился ко всем, кто причислял себя к какому-нибудь меньшинству. Это же касалось ориентации. Нет, Тэхен не был романтиком, а его рациональному, математическому разуму было свойственно иметь взгляды консервативные и делить все на «правильно» и «нет». И в какой-то мере он считал, что в жизни все должно быть по правилам. Но только в какой-то. Наверное, Ким вышел за рамки этой рациональной глупости, когда задумался над тем, кто эти самые правила создает и для чего. Возможно, это случилось после того, как он начал иногда игнорировать красный сигнал светофора, опаздывая на занятие. А может быть намного-намного раньше. Тэхен не очень общительная личность, но у него все же есть несколько друзей. И много знакомых, с которыми он, бывало, болтал о жизни. Среди них очень много людей самых разнообразных. И ему представлялся случай рассуждать на тему сексуальной ориентации тоже. Тэхен не гомофоб. К этому выводу приходили все, кто его слушал. К этому выводу пришел сам Ким Тэхен. Когда-то давно. Когда понял, что если любовь и существует в мире, не людям выбирать, кого любить. Было бы иначе, он бы уже влюбился. И не раз. Но он все еще не… в свои годы не любил никого ни разу, хотя кого-то считал привлекательным, в ком-то находил сотню достоинств и кем-то восхищался даже. Если сердцу можно было бы приказать… если бы можно было повелевать им, все было бы намного проще. Не только для него, для всех. Не было бы тех, кого люди считают неправильными. Но это так не работает, а Тэхен это знает. Когда-то знал. Считать других людей, встречающихся с людьми их пола, нормальными — просто. Но самого себя перестать считать неправильным из-за того, что целоваться с парнем не было противно… очень сложно. У Тэхена не получилось все еще. Ему от самого себя становится тошно… его это злит. Прямо сейчас. Чонгук прав, но высказался слишком резко, он поймет это только потом. Сейчас он зол. И ему больно. Для него нормально, если прямо сейчас больно будет кому-то еще. А Тэхену, возможно, именно так все и нужно было услышать, чтобы что-то в нем изменилось. Но… изменится ли? Пока что он просто злится. Так же как и Чонгук с силой сжимает челюсти и смотрит в ответ совсем не обижено — агрессивно. — Ты не знаешь, что я чувствую или о чем думаю. Правда. Никто не может знать. Не может…. Но почему же у Тэхена такое чувство, что Чонгук знает? — Тогда скажи мне! Скажи мне все, что чувствуешь, все, о чем думаешь! — снова повышенные тона, снова экспрессия… Чонгук не может больше молчать. Но всего секундой позже уже почти умоляет едва слышно, в глазах не скрывая свою уязвимость и усталость от всего этого. От отговорок. От молчания. От «ты ничего не знаешь». — Скажи мне хоть что-нибудь кроме избитых фраз, пожалуйста. Пожалуйста… Тэхен молчит. Просто смотрит в глаза и молчит. Распахивает губы, когда напряжение на лице сменяется сожалением и чувством вины, но так ничего и не говорит. А Чонгук ждет. Терпеливо ждет, когда эмоции на лице Кима сменятся снова. Когда взгляд его вновь станет печальным, а потом эту печаль постараются спрятать за твердой решительностью, чрезмерной уверенностью украсив низкий голос. — Этого больше не повторится, Чонгук, — чеканит студент, не моргая. — Больше никогда так не делай. — А то что? — вместо обид и отчаяний, Гук вскидывает дерзко бровь, пряча ту под темной челкой, и голову склоняет немного набок, язвительно усмехаясь. — Снова проберешься языком в мой рот? Как страшно. Его ухмылка, его взгляд… его слова Тэхену по голове обухом. И в тот день воспоминания… Чонгук так умело надавил на болевую точку и даже не раскаялся, а Тэхен почти рассыпался от смешанных чувств внутри себя… чувств к себе в первую очередь. Они его разбирают на части и скручивают внутренности уродливыми узлами. Тэхена начинает тошнить… от своей неправильности. От того, что не стошнило тогда, когда он языком в чужой рот, как Гук верно подметил. Так быть не должно. — Уволюсь. Если ты снова сделаешь что-то подобное, я просто уволюсь. Плевать на счета, на долги, на свой долг моральный, ответственность и привязанность. Которая чисто по-человечески и которой нет других объяснений. Тэхен справится. Он всегда справлялся. Найдет другую работу, десять найдет, если потребуется. Сейчас он на все готов, лишь бы все снова было нормальным. Только бы снова все было просто… его жизнь и так не очень проста. Обязательно усложнять все так сильно? Если не останется ничего больше, он просто уволится. Так будет лучше всем… ему будет. Его взгляд полон вызова… прямо как взгляд Чонгука… еще пять секунд назад. А сейчас, прямо в это мгновение в больших оленьих глазах школьника что-то разбивается вдребезги. И нет больше на лице былой ухмылки. В изломе бровей нет дерзости. Голос предательски ломается, спускаясь до полушепота, и пропадает после первого слога: — Я… настолько тебе не нравлюсь? Ему бы хотелось, чтобы Тэхен принялся отрицать, хотелось хотя бы во взгляде того найти что-то… хотя бы самую малость чего-то, что говорило бы об обратном. Но Гук ничего не находит в них кроме жалости и сожаления. И чувствует себя самым несчастным человеком в мире, когда Тэхен озвучивает очередную избитую фразу: — Дело не в тебе, Чонгук. Правда? Тогда, почему плохо сейчас ему? — Просто мне не нравятся парни. «Мне тоже не нравятся, хен… но мне очень нравишься ты». Чонгук просто потеряно кивает спустя пару секунд молчаливого контакта глаз. Тех, что полны сожаления, и тех, в которых плещется боль. Снова. Гук просто кивает заторможено, опускает взгляд вместе с головой, трясет ею быстро, приводя темные волосы в движение, и отворачивается, чтобы развернуть к себе кресло, а потом и усесться за стол, придвинуться как можно ближе и направить взгляд в учебник. Ему больше нечего сказать. Он выжат. Ему сейчас впервые за все это время Тэхена не хочется видеть. — Я должен сделать задания отсюда и досюда, да? — прочистив горло, переспрашивает Чон, резко севшим голосом и тычет ручкой в раскрытую книгу. — Чонгук, ты… — Прости, — чеканит Чон, бросив взгляд на застывшего рядом и перебитого репетитора, тут же начинает нервничать еще больше, поэтому облизывает быстро свои пересохшие губы, и пытается продолжить: — Мне жаль, что я доставил тебе неудобства. Извини за поцелуй. И не только. — Нет, ты не… — «не должен извиняться». — Как только закончу задания, принесу на проверку, — снова обрывает старшего Гук и отворачивается, устремляя взгляд в свою книгу. — Не переживай, я постараюсь справиться как можно быстрее, чтобы ты мог пойти домой пораньше… репетитор Ким. Теперь очередь Тэхена трескаться. Даже если тому нет ни одного повода.