espero, (meu amor?)

— Знаешь, — внезапно слышит она звон ледяного голоса у себя в ухе. — А всё-таки дерьмо здесь какое-то с кислородом творится. Холодный, но обжигающий кожу ветер рассеивал волосы. Они попадали прямо на лицо. Завязанные в пучок кудрявые пряди всё равно выбивались из-под резинки, залезая в глаза и проникая во влажные от долгой ходьбы уголки губ. Юхён смотрела на уходящую за горизонт красную Иль Сол, единственную звезду в этой системе, часть которой уже закрыла вездесущая планета Сириус. Где-то справа, на три часа, должна быть Эллия, вечный спутник Сириуса, а прямо за ней — Ситиф. Небо стало совсем розовым. Она знала, что как только Иль Сол уйдёт окончательно, здесь станет невыносимо холодно. А потому наклонилась и со вздохом подхватила ручку огромного металлического контейнера, с трудом отрывая его от земли. — Что ты имеешь в виду? — спросила запоздало. Ей осталось всего лишь спуститься по склону, и это была бы довольно простая задачка, особенно для её-то лет и сложения, если бы не зашкаливающий уровень гравитации на этой планете; гравитации настолько сильной, что она прямо чувствовала, с каким хрустом двигались межпозвоночные хрящи на её спине от каждого шага и лишнего вздоха. А ещё пространство вокруг кишило разноцветными, красивыми и замысловатыми растениями, которые своими фиолетовыми, продолговатыми бутонами нагибались под влиянием ветра, чуть ли не доставая до земли. Юхён знала, что — если она заденет хотя бы один из них — всё даковое поле схлопнется в мгновение ока, и от этого резкого сжатия из бутонов выделится ядовитое вещество, название которого она не помнила (и в общем-то не очень хотела вспоминать), и она умрёт прямо здесь и сейчас. И никакая Бора ей не поможет, будь та хоть триста раз супер квалифицированным межгалактическим медиком или самой живучей занозой в заднице, которая только существует во Вселенной. Юхён с грустью и опаской посмотрела на крутой склон, посмотрела так же и на то, какой довольно узкой была «тропинка», и как много вокруг было долбанных даков с их фиолетовыми бутонами, которые формой почему-то напоминали ей баклажаны. Она уже не помнила, какими баклажаны были на вкус и размер, но эта ассоциация прочно закрепилась в её мозгу ещё с Академии, и она не стала ей противиться. И ещё эти их тёмно-зелёные листья, которые как длинные змеиные языки опускались до земли… Господи. Так вот. Это усеянное ядовитыми даками поле, ярко-розовый закат с огромным синим шаром Сириуса на небосводе и холодный порывистый ветер во всей своей совокупности не внушали ей даже хотя бы приблизительно схожую по уровню степень отчаяния, которую внушала тихо-мирно стоящая возле их корабля Ким Бора. — Я имею в виду именно то, что говорю, — прозвенело в ухе. — Не мешкай там. Юхён вздохнула, сжала покрепче металлическую ручку, ледяной стержень которой практически не чувствовала под толстыми перчатками скафандра, и сделала первый шаг вниз, уворачиваясь от широких темно-зеленых листьев даков, как от огня. Она не хотела оставаться в этой чаще ни секунды дольше. Несмотря на то, что никаких проблем пока что не возникало, Юхён всё равно не могла избавиться от чувства, что кто-то наблюдает за ней среди этих чертовых кустов каждую секунду её жизни на этой планете. Как только она подошла к кораблю, буквально чувствуя, как намок от пота весь её термокостюм под бронёй, Бора даже взгляда на неё не подняла. Она продолжала стоять с умным выражением лица прямо около трапа и что-то перелистывать в своем бортовом журнале, который всегда и везде таскала с собой, словно это была вещь, от которой напрямую зависело всё её существование. Юхён опустила контейнер, и тот под влиянием гравитации и невероятно плотного грунта коснулся земли с таким грохотом, что она зажмурилась от неловкости. — Это последний, — только и выдохнула она, продолжая с искаженным от смущения лицом вглядываться в суровую Бору. Бора даже не обернулась на неё. Стоя в своей тёмно-серой форме военного медика так, словно это было достоянием всей человеческой расы, она лишь четко и безэмоционально пробубнила: — Чудненько. Юхён демонстративно вытерла пот с разгоряченного лба и заправила выбившиеся кудри за уши. — Скоро стемнеет. Надо бы сворачиваться. Бора даже не перестала печатать, практически уткнувшись носом в свой планшет: — Угу. Юхён подумала, что к чёрту её, и пошла затаскивать огромный куб контейнера внутрь транспортника. Трап неприятно заскрипел и загудел под её тяжелыми шагами, и она снова зажмурилась от этого громкого звука. Здесь всё было почему-то чересчур громким. Юхён старалась разговаривать как можно тише и оттого чувствовала себя ещё более неуверенно. Она всё никак не могла понять, как Бора умудрялась говорить так же внятно и четко, как в привычной атмосфере корабля, и её речь при этом не резала слух и вообще не вызывала никаких ощущений, кроме благоговения или отвращения — в зависимости от ситуации. Юхён загрузила куб в багажный отсек и с облегчением закрыла переход. Её работа с погрузкой и, вероятно, вообще на этой планете на сегодня закончена. Она не знала, хочет улететь отсюда или нет, потому что несколько недель находиться в гиперпространстве без возможности выйти за пределы металлической коробки корабля ей не очень-то хотелось, если честно. Но, с другой стороны, было в этой планете что-то действительно жуткое, что-то такое, что внушало ей страх и поднимало откуда-то из глубин сознания паранойю. За всё время их нахождения на Морте она не встретила ни одного живого существа. И с одной стороны — это было просто чудесно, потому что, когда она в последний раз столкнулась с живой фауной исследуемого объекта, Бора грозилась заменить ей костную систему на сталь, ибо вся кость её правой руки оказалась раздроблена в щепки. Боре пришлось буквально склеивать её по кусочкам. Юхён тогда три недели провалялась в медотсеке без возможности даже есть самостоятельно, ибо нельзя было шевелиться от слова совсем, пока кости срастаются вновь. Она никогда не забудет то, насколько неловко было разговаривать тогда с Гахён, потому что она вообще не имела возможности поворчать на скупую на эмоции Ким Бору, ибо та практически всё время находилась подле неё. Бора не слушала её жалобы по поводу наличия у человека личного пространства, с поразительной ловкостью игнорируя тот факт, что Гахён, вообще-то, является её, Юхён, психоаналитиком, в обязанности которой входит контролировать её ментальное и эмоциональное здоровье, а не просто подружкой на поболтать. В свою очередь невероятно упрямая (и какая-то чересчур заботливая в те дни) Бора ссылалась на небезызвестную пирамиду Маслоу, развивая мысль о том, что потребность в физиологической безопасности стоит превыше базовых социальных, и падкая на справедливость Юхён — с её-то учёной степенью по психологии межпланетной ксенобиологии — не находила, что ей ответить. Они просуществовали в таких непонятных взаимоотношениях три недели, и когда Бора начала таскать ей в медотсек свежесваренный кофе с зефиром, который берегла как зеницу ока и временами даже похлеще, чем свой бортовой журнал, Юхён заподозрила что-то неладное. И вот сейчас — та же самая Бора стояла около трапа, копаясь в своих статистических голограммах, и полностью игнорировала всё её, Юхён, существование. Сказать о том, что её это невероятно бесило — это не сказать ничего. Но Юхён чувствовала себя сегодня слишком уставшей и задолбавшейся для того, чтобы что-то предпринять, а потому вышла из корабля в изрядно похолодевшую атмосферу Морты, не успев даже толком передохнуть. Она почти протиснулась мимо застывшей Боры, но в последний момент всё же решила остановиться и предупредить. Ей по протоколу положено, но она предпочитала думать, что делает это из вежливости просто потому, что не такая скотина, как некоторые: — Я до обрыва схожу. — Зачем. — Просто так. Посмотреть. — Ты ксенобиолог или кто? «Просто так посмотреть» Гахён к нам в голографической проекции заваливается. Ты не можешь идти «просто так посмотреть». — Почему это я не могу, а она может? То есть, — Юхён вздохнула и практически пожалела о том, что вообще открыла рот. — То есть. Хватит издеваться. Я всё слышу. Лица Боры коснулась едва уловимая ухмылка. Настолько крошечная, что Юхён вряд ли заметила бы её, если бы сейчас не было сумрачно, и свет от голограммы бортового журнала не отражался на лице Боры столь явно. — Издеваться? Кто издевается? — Ты опять начала. Это её работа. Она такой же специалист, как ты и я. — С каких пор психология служебной деятельности является специальностью, сравнимой с анализом статистических данных и медицинским обеспечением функционала бортового персонала? Юхён почувствовала, что начала злиться немного больше, чем до этого. Бора стояла прямо под долбанным, мать его, трапом, пялилась в свой компьютер и издевалась над ней, при этом разговаривая ровно и спокойно, так, как она делала всегда. А Юхён опять повелась на это, и опять начала закипать, и оттого она загорелась ещё больше. — Юбин, между прочим, тоже психоаналитик. — При чем тут Юбин? — При том, что она твоя… — Она моя что? — Я говорю, что она так-то тоже твоя… — Почему моя-то сразу? — Ты дашь мне догово… — Юбин, чтоб ты знала, моя коллега. Она мне не психоаналитик. Ей не нужно следить за моим здоровьем, потому что я сама могу за ним проследить. И за твоим тоже. А вот зачем нам Гахён, вот это уже очень хороший воп… Юхён вскрикнула: — Хватит! Бора заткнулась. Даже подняла на неё свой полный искреннего негодования и непонимания взгляд. Юхён почувствовала укол стыда за вспышку, но вся её шея и уши горели от злости, поэтому она довольно быстро подавила в себе желание извиниться. Её крик ещё несколько минут отдавался эхом по всей округе. Бора молчала до тех пор, пока последнее «хватит» не заглохло где-то в глуши диких даков. — Чтоб вернулась до того, как Иль Сол опустится за Сириус. После этих слов она с грохотом сложила свой бортовой журнал, схлопнув гнущийся экран пополам, развернулась и четкой, военной походкой направилась по трапу внутрь корабля. Смесь из облегчения и досады вырвалась изо рта Юхён в виде громкого, задушенного вздоха.       

.

Юхён ощущала на себе тяжесть гравитации даже когда не несла в руках огромные контейнеры с биоматериалом. Почва под её ногами скрипела от давления рельефной подошвы. Изо рта шёл пар. Юхён чувствовала себя странно. Довольно редко доводилось им попадать на планету, чей состав атмосферы был схож с Земным настолько сильно, что можно было ходить без шлема. Но костюм она всё равно на себя напялила, ибо без него всё-таки было небезопасно — к тому же климат тут отличался от земного. Воздух по приборам был чистейшим, таким, каким на Земле уже никогда не будет, и это несмотря на то, что в радиусе нескольких километров всё было усеяно огромной чащей ядовитых даков. Юхён знала, что они ежесекундно выделяют в атмосферу миллионы токсических веществ, не совместимых с жизнью. Первые три дня нахождения на Морте Бора протестовала и пыталась заставить её носить шлем, но в конце концов и сама перестала, назвав это явление «нонсенсом» и рассудив, что стоит собрать как можно больше проб и отправить все данные на Базу. В общем, ничего она не сделала, по существу-то, только нагрузила Юхён дополнительной работой. Самой Юхён вдруг стало противно от того, что каждая её мысль всё равно сводилась к чёртовой Боре. Почему она всё время думала о ней? Этот вопрос показался едва ли не глупее ответа на него. Она жила с Борой в одном пространстве уже десять лет. Последний раз на Земле она была четыре года назад. Юхён двадцать восемь по земным меркам и тридцать три по межгалактическим. И Юхён чувствовала себя чертовски старой. Она вдруг подумала, что обычно специалиста её лет не отправляли в Поход. Юхён вылетела с орбиты в возрасте, непригодном для длительного нахождения в космосе. И изначально их было пятеро. Юхён как мантру повторила в своей голове весь сценарий собственной жизни. Юбин отвечала за психоанализ и была, по существу, единственным адекватным человеком в команде, потому что мало говорила и много думала. Она «колесила» с ними только по Солнечной системе и вскоре решила, что сидеть на Базе в тишине и спокойствии и не дёргаться подходит ей лучше всего. Гахён в итоге тоже оказалась на Базе, но не по собственному желанию, а по решению руководства их опергруппы и кого-то сверху. Юхён не знала, кого именно, и знать не хотела, но Гахён очень расстроилась. В итоге они остались втроём, а Гахён и Юбин довольно быстро назначили их психоаналитиками и по совместительству кураторами проекта «Эсперо», что с какого-то ракского наречия значило «Надежда». С ними была ещё одна девушка, психокинетик. Юхён о том дне практически ничего не помнила. Они потеряли её в первый год Похода. Когда вышли за пределы Солнечной системы. И это она помнила слишком хорошо. Юхён знала: исследователи считают, что длительное нахождение в космическом пространстве, а именно в замкнутой системе корабля оказывает удивительное и порой необъяснимое влияние на психику. Мозг стремится зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы не потерять связь с реальностью, и на этом фоне в критические моменты может просто отбросить часть воспоминаний, с этим «закрепом» не связанных. Так ей сказала Юбин, когда Юхён проснулась после Столкновения и не смогла ответить на вопрос о том, куда делась Минджи. Её передёрнуло. Воспоминания урывками влетели в голову и заставили вспомнить резкую остановку в гиперпространстве, после которой пришли Они, крики, черноту и невероятную тошноту, а потом яркий свет и запах медицинского отсека. Несмотря на то, что столкновение с Ними числилось чуть ли не первым в «Топ-3» рисков, связанных с их деятельностью, Юхён и на два месяца замкнувшуюся в себе Бору довольно быстро отправили обратно. В космос. Она даже почти не помнила времена, когда была на Базе и приходила в себя. Как будто Базы и вовсе не было. Именно тогда Юхён начала очень много внимания уделять разговорам с Гахён, даже во время, не обозначенное протоколом. Где-то внутри её душила мысль о том, что к ним обеим приставили психоаналитиков, и при этом всё равно отправили дальше изучать пространство Вселенной. Кто-то из агентов считал, что психоаналитик на каждого бортового специалиста Похода — это не вынужденная, а необходимая мера. Однако большинство всё равно относилось скептически к людям, мозговую активность которых курировали другие люди. У большинства искателей был психолог. Но не психоаналитик. Наличие психоаналитика даже у одного из членов экипажа навевало на всю команду среди коллег призрачную дымку безумия. У Юхён таких психоаналитиков было целых трое: один настоящий и два в кавычках. Она смогла отбросить все посторонние и весьма противоречивые мысли и воспоминания только тогда, когда подобралась, наконец, к краю обрыва. Дыхание стало совсем частым и сдавленным. Юхён шла довольно медленно, но организм всё равно переносил здешнюю гравитацию с трудом. Почва под ногами была светло-жёлтого цвета, но твёрдая, как асфальт, совсем не похожая на песок. Даки были вокруг неё, своими длинными фиолетовыми бутонами свисая куда-то вниз по обрыву, образуя один огромный ядовитый плющ, уходящий вглубь и скрывающийся за вечерней, фиолетовой дымкой низины. Я не должна была выжить после Столкновения. Юхён мотнула головой. Иногда ей казалось, что она не может контролировать собственные мысли. Но она была спокойна, потому что знала, что её по датчикам где-то на далёкой Земле отслеживает Гахён, её самая близкая подруга и единственный человек, которому она доверяет безоговорочно. Гахён знала о ней очень много. Они проходили обучение вместе. Они бы и сейчас были вместе, если бы не… В общем, если бы с ней что-то было не так, Гахён точно вызвала бы её на связь и сказала об этом. Юхён подошла прямо к краю обрыва и топнула несколько раз по твёрдой почве. Ничего не произошло. Она ухмыльнулась и слегка подпрыгнула, по приземлении прогнувшись в спине от собственного веса и веса скафандра. Всё-таки гравитация здесь была бешеная. Но Юхён была рада этому. Ей вдруг вспомнился случай, как она чуть не улетела в верхние слои атмосферы из-за того, что случайно задела плечом какой-то куст… Она села на край обрыва, свесив ноги. Стоило устроиться, как Юхён поняла, что подняться будет довольно проблематично, ибо её почти что пригвоздило к земле. Но сейчас было не до этого. Она делала это на каждой планете, и Морта не стала исключением. Юхён любила наблюдать. Но не любила, когда наблюдают за ней. Именно поэтому Морта уж точно не войдёт в её список любимых планет. Вечерняя дымка скрывала под собой почему-то только пространство под её ногами — она посмотрела на пейзаж внизу обрыва и прикинула, что через пару-тройку миль дальше к горизонту пелена рассеивается и видно всё достаточно хорошо. Как будто на планете отсутствовала световоздушная перспектива. Чем дальше она смотрела, тем лучше видела — в атмосфере будто совсем не было влаги, которая и создает на Земле этот эффект «призрачности» горизонта. Именно поэтому Юхён всё время казалось, что вокруг нет абсолютно никакого пространства. Как будто она заперта в маленьком помещении с потайными стеклами и кто-то всё время смотрит на неё, как на маленькую букашку в коробочке. Небосвод был фиолетового оттенка. Огромное круглое пятно Сириуса из тёмно-синего превратилось практически в чёрное. Иль Сол вот-вот опустится ниже него. Юхён расстроилась, что отсюда не видно маленького и застенчивого Ситифа, второго спутника Сириуса после Эллии. Эллия почему-то не нравилась ей. Юхён находила какую-то необъяснимую прелесть в самой идее милого и подавляемого всеми Ситифа. Даже название у него было какое-то как будто бы крохотное. Ситиф. Юхён посмаковала это слово в своей голове ещё несколько секунд. Маленький Ситиф, которого не видно за холодной и снежной Эллией. Ей почему-то думалось, что Эллия угнетает бедного Ситифа. Но они обречены быть вместе навеки, как спутники огромного и всевластного Сириуса. Ситиф не сможет избавиться от общества Эллии, даже если захочет. Он останется один, только если превратится в сверхновую и самоуничтожится. Юхён стало грустно. «Бедный Ситиф», — глупо подумала она. И продолжала думать до тех пор, пока барабанные перепонки не разорвал предупреждающий звук входящего вызова и не появившийся вслед за ним стальной голос Боры: — Я сказала тебе быть на борту. Юхён прекратила созерцание невидимого и скрываемого Эллией Ситифа и повернула голову чуть влево — тёмно-фиолетовый горизонт грозился вот-вот поглотить уходящую на покой красную Иль Сол. Она пропустила сроки. Пейзаж низины стал совсем мрачным. И ещё этот туман, образующийся вокруг… Чертовы листья даков сейчас действительно напоминали языки. Огромные языки какого-то ужасного чудища. И их было много. Юхён предпочла как можно быстрее повернуться обратно в сторону заката и обрыва. — Я уже в пути. — Я вижу, что ты сидишь на месте. — Сейчас. Вокруг стало совсем мрачно. Иль Сол удивительно быстро опускалась за чёткую линию горизонта. Юхён спиной чувствовала сдавливающую темноту позади. Но в долине было слишком красиво. Кифы, впитывающие свет, как губка, всё ещё отливали красным где-то внизу. Она очень хотела спуститься туда и посмотреть на них поближе. Это были очень красивые цветы, ни капли даже не ядовитые. Почему они приземлились именно здесь? Среди кучи жутких даков, где одно неосторожное движение может убить всё живое в радиусе нескольких миль… — Немедленно. Юхён едва не закатила глаза. Даже ветра уже не было. Ничего тут, в общем-то, не было. Она была уверена в этом. Ничего и никого. Они тут уже пятый день. И подумала: «Минута меня не убьёт». — Юхён. — Да сейчас. — Ты переходишь все границы. Это слишком опасно. — Здесь даже никого нет. — Юхён, вернись на борт. Это приказ. — Ты не можешь мне приказывать. — Я приказываю тебе как медик. — Медик даёт рекомендации, а не приказывает. — Зайди. На борт. Ей почему-то захотелось побесить изрядно раздражающую её Бору. — Или что? Напишешь на меня жалобу? — Юхён. Иль Сол села окончательно. Тьма покрыла пространство планеты в мгновение ока. Автоматически включилась подсветка на вороте скафандра, которая должна была освещать лицо носителя во время ночной операции. Юхён в глаза выстрелила вспышка. Она даже испугалась на секунду. И вот сейчас ощущение того, что сзади, среди языков, кто-то был… В голове мелькнула мысль о том, что зря она всё это затеяла. Бора продолжала звать её по каналу связи. Бесконечное Юхён, Юхён, Юхён. Юхён, вернись на борт, принеси контейнер, сгоняй на дельту, Юхён, Юхён… — Юхён. Что. — Помоги мне. Она обернулась. Внезапно похолодело всё тело. По спине пробежала ледяная дрожь. Сердце забилось, как бешеное. Вокруг было темно. И тихо, как в гробу. Пока откуда-то справа не донеслось очередное вкрадчивое: — Юхён. Она слышала это. Она слышала. Она точно слышала. Жуткий голос. В темноте. Шёпот охрипших связок. Как ветер. Как шелест листвы. Тихое и сильное… — Юхён. И до ужаса знакомое. Послышался шорох. Краем глаза Юхён увидела, как где-то слева шелохнулись длинные языки даков. Ветра не было. Снова шелест. Что-то промелькнуло в тени бутонов. Ни один не раскрылся. Но она видела. Она видела тень в темноте. Худощавую. Длинную. Бледную. Белую. Человеческую. Здесь кто-то есть. — Ты меня слышишь? — Бора. — Неужели. Юхён, не заставляй меня… — Бора. Стой. — Теперь ты вдруг решила поговорить со мной? Офигенно просто. — Ты не поняла. — Это ты не поняла. Быстро на борт. — Я не могу. Повисло молчание. Юхён полностью развернулась, сидя на земле, и вгляделась в темноту. Она увидела только края ближайших к ней даков и их теперь уже чёрные бутоны. Где-то вдалеке маячками мелькал их корабль. — Ты нарушила уже больше десятка протоколов. — Я здесь не одна. В темноте кто-то был. Она не видела. Но она точно слышала. Она не могла ослышаться. — Ты там с Гахён что ли? Юхён еле сглотнула, выдавив из себя сухое: «Нет». Холодный страх забрался под кожу. Юхён задыхалась от подступающей паники. Она ничего не видела. Ещё эта чертова подсветка от костюма била прямо в лицо. Если бы она была в шлеме, подсветку загораживала бы перегородка крепления, и фонарик бы не светил так сильно. Но Юхён была без шлема. Юхён была без всего, и здесь кто-то был. Кипящий истерический ум не охлаждал даже ледяной воздух. — Что ты сказала? Юхён не ответила. Юхён не знала, сможет ли подняться. Внезапно загудел ветер. Зашелестели листья ядовитых даков. За её спиной был обрыв. Перед ним была темнота. И в этой темноте кто-то был. Юхён была без оружия. Без шлема. Ком встал поперёк горла и сдавил грудь. Она не могла вздохнуть от ужаса. Она забыла все инструкции. Всё. Она всё забыла. Потому что совершенно четко услышала её голос. — Юхён? Она уже слышала этот голос. Много раз. Только более истеричный, надрывный. Но такой же уверенный. Слышала когда-то давно, когда это случилось. Или ещё раньше. Но куда — раньше? Юхён уверена, что она мертва. Уверена? — Юхён.       

|

Юхён бежала и спотыкалась. Ей казалось, что все связки замерзли и превратились в лёд, пока она сдавленно дышала. Она неслась к кораблю, не помня себя, и была уверена, что движется крайне быстро. Бора продолжала что-то говорить ей в ухо. Она практически не слушала. Позвоночник не выдерживал. Спину сводило от боли и напряжения. Руки дрожали. Она боялась упасть. Боялась, что в кромешной тьме не увидит препятствие и запнётся. В голове вертелись вызубренные строчки протокола. Она помнила их, как своё собственное имя, и игнорировала. Она чувствовала, что пожалеет об этом. Но сейчас она не думала ни о чём, кроме неё. Когда Юхён приблизилась к транспортнику, Бора уже стояла на трапе и ждала её, полностью покрытая льющимся из открытого люка холодным белым светом. Она была без бортового журнала. — Что это за… Юхён. Юхён влетела внутрь корабля, не мешкая ни секунды. — З-закрой люк, — только и бросила она, направляясь прямо к медотсеку. — Твою мать, Юхён… — Закрой люк! И без того бледная Бора повиновалась практически машинально. На её лице буквально отпечатались ужас и паника. Холодные голубые глаза стали почти что прозрачными. Она была белая, как смерть. Юхён боялась представить, какой же тогда была она сама. Повисла тишина. Юхён села вдоль стены, не снимая костюма. Она сдавленно и отрывисто дышала. Перед глазами всё кружилось и заваливалось в сторону. Бора стояла возле люка ещё какое-то время, ошарашенно глядя на неё. Потом минутное наваждение спало, и она вспомнила про свои обязанности. Бора подошла к ней, присела на корточки и достала прибор, чтобы просканировать её, Юхён, состояние. — У тебя пульс зашкаливает. — З-знаю. — И уровень кислорода в крови слишком высокий. Голова не кружится? — Кружится. — Что ты увидела? — Я н-не увидела. — Что там было? Юхён повернула голову. Лицо Боры было настолько близко, что она чувствовала её неровное дыхание. Юхён пыталась успокоиться, глядя на неё. Но перед глазами продолжали мелькать картинки. Картинки чего-то старого. Страшного. Прошлого. Вот её выкинуло с полки. Заглох гравитационный блок. Она больно стукнулась головой об угол койки. После — удар. Пробоина? Её начало затягивать в открытый космос. Сработала аварийная система, которая перекрыла двери во все отсеки корабля. Она ударилась головой о закрывшийся проход. Потеряла сознание. Потом свет. Потом Минджи. Её силуэт. И голос. Она что-то сказала ей. Что-то важное. Может быть: я люблю тебя. А потом снова свет. И пустота. Юхён мотнула головой. Сбросила наваждение. Перед глазами плыло. Она практически прошептала: — Я услышала. Бора впилась в неё своим ледяным взглядом: — Услышала что? И тут что-то в её голове щелкнуло. Внимательные, прожигающие дырку в душе глаза Боры. Её бледные, поджатые губы. Её рука на пульсе. На её пульсе, не Юхён — значит, на пульте. Не доверяю я ей, Юхён, — сказал голос в голове. Знакомый такой голос. Старый. Немного надрывный. Ласковый. «Почему?» — подумала молоденькая ещё совсем Юхён. — Какая-то она… Неестественная. Понимаешь, о чём я? Она вновь смотрит на Бору и видит её пустые глаза. И кукольное практически лицо. И эта чернота в зрачках. Не доверяю я ей. — Можешь убрать руку, — сказала Юхён настолько спокойно, насколько может. Голос дрожал. Поначалу она подумала попытаться улыбнуться, но тогда всё стало бы слишком подозрительно. — Что? — не поняла Бора. Или сделала вид, что не поняла. — Мне показалось, что я что-то услышала. Но это, наверное, была ты. Всё нормально. Юхён старалась не коситься на её ладонь, которая всё ещё лежала на пульте. Не будет ничего хорошего, если Бора нажмёт красную кнопку. — Что-то не очень похоже, что тебе показалось. — Мне показалось. Я же без шлема. Плохо слышно тебя было. В следующий раз надену его. Ветер шумит. Помехи. И этот момент. Юхён не понимала, почему ей страшно. Но ей было страшно до чёртиков. Она никогда не видела Бору такой. Никогда не оказывалась в такой ситуации. Бора склонилась над ней, смотрела своим свирепым взглядом и держала руку на пульте. Бора, с которой она прожила столько лет. Которая была готова… Сделать это с ней одним движением руки. Но Бора нахмурилась, окидывая её скептическим взглядом, и всё же убрала ладонь с наручного пульта. Юхён едва подавила в себе вздох облегчения. — Я тебя хорошо слышала, — сказала она. — Не знаю. Я просто надену шлем в следующий раз. — Следующего раза не будет. Завтра мы заканчиваем работу и валим отсюда, — подытожила Бора, поднимаясь. Она снова стала хладнокровной и расчетливой. Юхён сейчас была даже рада этому. Пока Бора не добавила: — Я бы советовала тебе поговорить с Юбин. Юхён вскинула брови в удивлении, в то время как внутри неё что-то оторвалось и с грохотом бухнулось вниз. Только не Юбин. — Думаю, я поговорю с Гахён. — Я бы очень советовала тебе поговорить с Юбин. — Если она скажет, я поговорю с Юбин. К тому же, это просто были помехи. Их больше не будет. Юхён знала, что врала. Юхён так откровенно врала, как никогда в жизни не делала. Она надеялась, что Бора догадается спихнуть её покрасневшие уши на стыд из-за испуга. Она даже не понимала до конца, зачем это делает. После всей этой легенды с помехами ей самой уже начало казаться, что ничего она, в общем-то, не слышала. И не видела. Что она могла увидеть? Они здесь уже пятый день. Пять дней для такой биологически неактивной планеты, как Морта — это почти что целая жизнь. Здесь всё тянется медленно и до сумасшествия плавно. Оттого и всё видно. Точнее — ничего не видно. Ни помех, ни сигналов, ни какой-либо активности. Пустота и кислород. И долбанные даки повсюду. И ветер. Ей показалось. Надо будет поговорить с Гахён. Она слишком много думала сегодня про Столкновение. Надо будет выпросить у Гахён запись с допроса. Юхён никогда не видела запись. Посмотрит и успокоится. Тогда-то она точно помнила больше, чем сейчас. Минджи мертва. Никто, конечно, не знал этого на сто процентов, но после такого выжить в принципе невозможно. Если Они забирают, то это навсегда. Только вот почему не забрали их с Борой… Юхён до сих пор не знала. Никто не знал. Они никого не оставляли в живых. Никогда. Бора поднялась с пола. Она маленькая и худая, как кукла. С холодными голубыми глазами, которые сканировали тебя, как рентген, и губами, которые практически всё время были сжаты в тонкую полоску. Юхён иногда сомневалась в том, что Бора — реальный человек. Она слишком спокойная. Слишком расчётливая. Слишком красивая. Бора — это слишком. Особенно, когда она возвышалась над тобой и смотрела таким взглядом, словно всем своим существом пыталась сказать: «Я не верю тебе, Ким Юхён. И когда-нибудь ты узнаешь это наверняка». Юхён выдавила из себя вымученную улыбку: — Если Гахён отправит меня к Юбин, тогда ладно. Я думаю, у неё достаточно дел и без меня. Ей ведь каждый день приходится разгребать твоё де… — Заткнись. Бора бросила на неё раздраженный взгляд и ушла дальше по коридору. Юхён позволила себе вздох облегчения. Сработало. Она сидела на полу отсека ещё несколько минут, прежде чем поднялась на ноги и обернулась в сторону входного люка. Спину сковал холод. Ей стало не по себе. Потому что она не была уверена, слышала ли то, что слышала, на самом деле. Какая-то абсурдная и необъяснимая сила потянула её ближе ко входу. Она шла медленно, с опаской, и понимала, что это плохая, очень плохая идея. На мгновение ей даже показалось, что она сейчас возьмёт и откроет люк. А там будет — чёрная пустота ночи, и больше ничего. Или что-то похуже. Или кто-то похуже. Юхён влажными от накативших переживаний пальцами прикоснулась к экрану, к которому был подключен ряд наружных камер корабля. Она не знала, что хотела увидеть. Она знала только то, что увидеть не хотела. Она надеялась, что ей показалось. И боялась этого. Если ей показалось — она начала сходить с ума? А если нет, то… А если нет? Юхён выбрала нужный ракурс. Нажала на кнопку. Она пожалеет об этом. Она уже жалела об этом. В маленьком квадрате под её рукой появилась она. Чернота ночи. И она. Одна пара светящихся глаз.