***
Холод накрыл с головой, обнял так крепко и опалил открытые участки горячей кожи ледяным, словно мёртвым, дыханием, заставляя редко трястись и потирать руки друг об друга в надежде согреть хотя бы их. Признать честно, мало чем помогало, только растягивало время пребывания у машинки, возле которой, казалось, он скоро останется на подольше, если не примёрзнет вовсе. Снежинки тоже иногда отвлекали от основной задачи, причудливо кружась у самого носа, но тихое оповещение, в гробовой тишине кажущимся уж слишком режущим слух, заставило отвлечься от налаживания контакта на шифровальной машинке и слегка нахмуриться, чего не будет видно за повязкой. Сова отправляется в полёт и находит сигналившего об охотнике союзника. Мгновение и она прикрывает собою выжившего, что трясся то ли от страха, то ли от мороза, от удара. Устройство тихо вибрирует: «Спасибо!». Уголки губ невольно приподнимаются в лёгкой улыбке, а самоназванный «спасатель» возвращается к изначальной работе, несмотря на суровый холод. Илай, стоило забыться, остаться наедине со своими мыслями, невольно погрязал в собственном воображении, кажется, даже фантазии, выдуманные истории и в целом полная чепуха. Уж слишком сильно романтика задела его за живое, хоть и была второсортной, даже в каком-то смысле дешёвой и не новой. Его действительно умиляли признания на «том самом месте», неловкие попытки взять за руку, неумелые, но нежные поцелуи или детская неопытность в отношениях. Слишком невинно для реальности, настолько, что хотелось так же, но, увы, единственный человек, которому он отдавал своё сердце, существует только в воспоминаниях. Какие-то личные вещи невесты или подарки до сих пор напоминают ему, что это не очередная прочитанная книга, а его жизнь. Хруст шагов позади тоже вернул в реальность, заставляя судорожно взглянуть в их сторону — страх тогда сковал так сильно, что отогнал холод на второй план. Но это оказался молчаливый юноша в маске, имя которого так и не удавалось узнать. Удивительным явлением было то, как он не замёрз, учитывая тонкую ткань на тощем теле, но ещё больше повергает в шок, когда светловолосый раскрывает чемодан и кого-то усердно вырисовывает, позже с чувством выполненного долга принимается помогать с расшифровкой. К сожалению, до Пророка, любящего посидеть со своими мыслями, не сразу доходит, что Наиба посадили на стул, а Бальзамировщик расположил его именно здесь, просто потому что это была последняя машинка. Устройство, будто поздравляя, твердит очередное: «Спасибо!». Только спустя недолгий промежуток времени, который заставлял поволноваться из-за Садовницы, которая была там, наедине с охотником, они уже вдвоём вовремя закончили с расшифровкой, когда Карл побежал открывать двери, а Субедар и Кларк помочь девушке добежать до нужных ворот. К счастью, незамысловатый план, заключающийся лишь в прикрытии её спины, сработал, благодаря чему все четверо выбежали с победой и восторженным смехом, стоило оказаться в особняке. Однако, как понял Пророк, только светловолосый отстранённо плёлся за ними, что заставляет тревожно вдохнуть — этот парень всегда был замкнут и молчалив, его буквально не разговоришь, казалось, что если и направишь дуло пистолета, то он даже рта не раскроет, хоть этого никто и не увидит из-за маски. Почему-то Пророк чувствует, что хотел бы протянуть руку помощи и утащить в знакомую ему самому компанию — сколько можно сторониться и убегать от людей, запираясь в четырёх стенах? Возможно, последняя книга его так вдохновила, что теперь он просто ищет кому помочь, с кем подружиться, чтобы был такой же счастливый конец, как в большинстве литературы, которую перечитывал от корки до корки. Но в реальности тот глупо витает в облаках, пока смотрит в спину уходящему, что поёжился то ли от пристального внимания закрытых повязкой глаз, то ли от холода — Илай это понимает, сам же замёрз, хоть и не смеет показать. Только лёгкий толчок, всё равно отдавшийся тупой болью в плече (Наиб сильный настолько, что может случайно не рассчитать собственных сил) и тихим вопросительным аханьем, вывел парня из своих мыслей. Субедар, хороший друг чуть ли не для всех выживших в этом особняке, побеспокоился, когда от всегда улыбающегося после тяжёлых матчей Пророка, не стало слышно радости и заметил лишь взгляд в сторону Бальзамировщика, которого, казалось, будто и не существовало, морально уж точно. — У вас наедине что-то случилось? — без привычной лукавой ухмылки спрашивает наёмник, ведь, очевидно, беспокоиться за частое посещение библиотеки в поисках утешения в некачественных романов и того самого счастливого конца. — Нет-нет, что ты, просто он мне кажется таким отстранённым, никогда не видел, чтобы хоть с кем-то перекидывался парой слов. Мне кажется, что ему бы не помешало хоть немного развеяться, вместе с нами, — выговаривает свои мысли вслух он, хотя по привычке поднять уголки губ, будто стараясь донести, что хотел бы с ним подружиться. Но если снять розовые очки и посмотреть на ситуацию со стороны Наёмника, то это либо невозможно из-за закрытости и необщительности парня, либо очень сложно и долго, а уж со знанием друга в его рвениях и безнадёжной идеализацией других он уверен, что может даже спугнуть. Однако, если не пытаться, то разве что-то изменится? — Думаю, мы можем попытаться, если, конечно, не нарушим его личные границы. Но в прошлый раз Эмма вылетела из его комнаты пулей, если ты не помнишь, поэтому к нему тем более никто не лез, — звучало как предупреждение для наивного ребёнка, но Кларк уже успел надумать, как предлагает сидеть за одним столиком, постепенно раскручивает на бессмысленные, но весёлые разговоры и наконец становятся друзьями, а там и помогает влиться в дружную компанию. Безнадёжный мечтатель, которого не хотелось расстраивать реалиями жизни. От них Илай усердно убегал в библиотеку, ухватываясь за почти выцветшую обложку и пролистывая с шорохом пожелтевшие от старости странички с интересным содержанием. — Я уверен, что он скажет, как вдруг мы начнём нарушать его личное пространство. В любом случае, скоро будет праздник, и мне бы хотелось, чтобы Эзоп чувствовал на нём себя своим, даже если будет сидеть в дальнем углу, — Пророк, пока высказывал своё мнение, даже не поймал себя на том, что уголки губ сами ползли наверх, что умиляло собеседника напротив. — Как посмотрю, рвение дружить со всеми в тебе никогда не угаснет, — подмечает обладатель рыжих волос, которые прятал под капюшоном и заплетал в небрежный хвостик, с привычной лукавой, чуть смягчившейся улыбкой. Почему-то этот парень всегда мог читать других, словно открытые книги, лишь вглядываясь в мимику и некоторые неосознанные действия, очевидно, повидал много людей, перенял много опыта и теперь много знает. Восхищает. Поэтому брюнет и кивает, ведь его поняли с первого раза. — Тогда предлагаю отнести ему ужин, почему-то он часто его пропускает… Субедар тоже это замечал, но подумывал над тем, что Бальзамировщику, учитывая не свойственную нормальным людям любовь к одиночеству, просто мог кушать в своей комнате то, что выкупил в местной лавке. Может даже садиться за какую-то работу по вечерам, почему не нуждается в приёме пищи, что не очень здорово для человеческого организма. Илай не задумывался над этим, ведь некоторые люди пропускали по каким-то причинам завтраки, обеды или ужины, ведь могло не быть аппетита — то, чего его друг уж точно никогда не поймёт, — но начинает казаться безумием, когда соблюдаются какие-то рамки во времени. С этими мыслями двое, не забыв и сами поесть, нашли нужную порцию, что ещё была приятно тёплой, и направились на выход, по длинному коридору, корпусу выживших, где было много различных дверей с иконками, отображающими суть, по мнению хозяина поместья, их владельцев. Люди достаточно креативные и творческие, поэтому Олетус позволил даже украсить, обклеить, покрасить двери по желанию, что и сделали те, кому нравилась подобная идея: Эмма взяла краски у художника, разрисовав зелёную дверь всеми возможными видами цветов, что выглядело симпатично и открыто говорило о её увлечении; сам Эдгар, «смотря на мир по-другому», использовал тёмные оттенки для двери, хоть и комната внутри обладала многообразием цветов (Кларк считал, что так паренёк намекал, что лишь казался чёрствым да бесчувственным, но в душе был совершенно другим); Майк и вовсе переборщил с красками, блёстками, лентами и прочим. До такой степени, что после таких изменений не мог нормально ключ вставить с первого раза, но позже привык, теперь для других лишь оставалось загадкой, как он вообще её открывал, не отрывая ничего лишнего. Разглядывания дверей, за которые цеплялся взор, прервал тот момент, когда Наиб остановился у серой двери с одной лишь иконкой. По сравнению с другими она казалась какой-то безжизненной, даже невыразительной, но, кажется, Карл сам хотел, чтобы его видели таким. Наёмник хотел было постучаться, даже подошёл к двери, что тут же открылась чуть не разбив нос — благо, с реакцией всё хорошо, поэтому ему надо было только отскочить. Сероволосый, очевидно, хотел куда-то выйти, раз даже сменил одежду на какую-то домашнюю — слишком большой для его тельца белый свитер и чёрные штаны, хоть и оставил привычную маску с медицинскими перчатками. Он усмирил лёгкое раздражение во взгляде бывшего союзника недоверием ко всей ситуации, нахмурился и вышел из комнаты, не спеша закрывать на ключ. На всякий случай. — Мы заметили, что ты пропускаешь ужин, — начал было брюнет, натягивая улыбку, чтобы вызывать хоть какие-то доверительные чувства у совсем не воодушевлённого их возможным визитом юноши, — поэтому принесли его тебе. Я надеюсь, что ты хорошо питаешься, ведь если принимать пищу два раза в день, то можно немного подпортить здоровье. Мы переживаем по этому поводу, — Субедар утвердительно кивнул, стоя уже рядом с Пророком. На всякий случай. — Я занят, не утруждайтесь, спасибо, — спустя после долгой паузы выдал он, достаточно быстро и броско, после чего быстрым шагом направился в совершенно противоположную сторону от столовой. Стоило скрыться за углом, как друг рядом опёрся рукой на плечо своего достаточно высокого товарища, сдавленно, раздражённо выдыхая: — Ладно хоть поблагодарил, — и скользит любопытным взглядом по Кларку. Выглядит немного расстроенным, судя по неловкой улыбке, что слегка дрожала, — Думаю, он куда-то очень спешил, поэтому могу предложить отнести его порцию обратно и попытаться зайти к нему к девяти, в это время обычно все у себя. — Думаю, ты прав, — может выпустить лишний воздух, сдавливающий горло, парень и взглянуть на друга, — я как раз планировал заглянуть в библиотеку, поэтому есть чем заняться до этого времени, — в его репертуаре. — Отлично, тогда я возьму это, — буквально отбирает из несопротивляющихся рук тарелку Субедар, чуть отходя, — и отнесу обратно, идёт? — кивок не заставляет долго ждать, на что он привычно улыбается и скрывается из поля зрения друга. Сам Пророк сверяется со временем и идёт в любимое место во всём поместье, где перечитал, скорее всего, большую часть ассортимента. Хозяин даже не успевает подвозить новинки, как сразу всё прочитано.***
Часы пробили девять, некоторые попрощались, обнялись и пожелали сладких снов, а Наиб, кажется, засиделся на кухне, воодушевлённый идеей друга, пока вёл бессмысленные, но такие занимательные беседы. Не вериться, что раньше он подобно Эзопу пытался остерегаться всех и каждого, а сейчас свободно улыбался, общался, глупо шутил и был знаком лично чуть ли не с каждым — его черта характера, отвечающая за голод по разговорам, даже пустым, сыграла свою роль, сегодня особенно сильно. Пророк немного зачитался одним крупным романом, имеющим кучу томов, которые для себя рассортировал на полке, на видном месте, положил закладку в виде всё ещё пушистого пёрышка и поспешил в столовую. С непривычки так быстро бегать и опаздывать к нужному времени, парень немного запыхался, почему перевёл дух, прежде чем переступить чуть высоковатый даже для него порог — рано или поздно об него точно кто-то запнётся, но уж точно не сейчас. Брюнет хотел окликнуть друга, сидевшего за столом и подперевшего руками голову, однако позже понял, что давно бы заметил тихое пыхтение из коридора, благодаря чему сразу пришёл к выводу: — Уснул, — и тяжело вздохнул, но от сегодняшней задумки не отступил. Илай аккуратно взял порцию, которую Наёмник подогрел с идеальным расчётом времени, к сожалению, не дожив до нужного времени, и поймал как раз мимо проходящего Эллиса (ему было не в тягость помочь ближнему своему, поэтому на нём и осталась задача донести друга до кровати), второго любителя покушать. Мысль пойти одному к Бальзамировщику не пугала так сильно, ведь теперь он не занят, абсолютно свободен, ведь выжившим запрещено заниматься рабочими делами или играми в девять, вряд ли он будет исключением. С такими мыслями Кларк проходит мимо запомнившихся дверей, мимолётно цепляясь за дверь Веры. Лиловый — самый подходящий для неё цвет — и белая полупрозрачная лента со сложными, запутанными узорами добавляли некой элегантности и аристократичности, что было так свойственно девушке. Казалось, будто из комнаты доносились нотки дорогого парфюма, но это уже богатое воображение сыграло свою роль, отчего тот быстро отмахнулся, ведь сейчас у него другая задача. Наконец он доходит до нужной непримечательной двери, чья аура была несколько угнетающей, тяжёлой, Илай, видимо, лучше всех это чувствовал, улавливая запах смерти (ну конечно, работа Карла — Бальзамировщик). Но камень с души падает в глубокую пропасть, не норовя в скором времени разбиться, когда рука стучит посреди гробовой тишины и тихих смешков из комнаты всё того же Парфюмера. Серая макушка почти сразу, будто ожидая визита, высовывается и смотрит на парня, не так раздражённо, как два часа назад, уже успех. Однако выглядит он, честно говоря, довольно уставшим, даже мёртвым, как бы слитно не звучало с его профессией: чуть взъерошенные волосы, что раньше были аккуратным коротеньким хвостиком, еле заметные мешки под глазами и бледноватый оттенок кожи. Маска и перчатки, к счастью, уже отсутствовали, а значит не занят. — Добрый вечер, насчёт ужина, мы с Наибом так и беспокоимся, — уже расслабленно улыбается брюнет, очевидно, начитавшись и вдохновившись заново завоеванием доверия столь нелюдимого человека. На озадаченный, наоборот недоверчивый взгляд обладателя светло-серых глаз, Пророк с короткой, дружелюбной усмешкой продолжает, — но уснул в столовой, пока ждал нужного времени, прошлый матч, вероятно, сильно вымотал… Но мы все большие молодцы! Это действительно было тяжело, почему я счастлив, что никто не пострадал и мы одержали победу, — на него долго коситься бывший союзник, кажется, задумывается над такой речью про победу, но ничего лучше не придумывает, чем хмыкнуть и согласно кивнуть, осторожно забирая давно протянутую тарелку, — Я туда ничего лишнего не добавлял, Наиб только подогрел, поэтому не переживай по этому поводу, никто не хочет тебя отравить. Так же скоро праздник, — и вновь он встречает мало что понимающий взгляд, отчего спешит ответить побыстрее, — Хозяин хотел отпраздновать одно событие, но умалчивает о нём. Как всегда доверяет всю сложную работу Нортону, Вере и Эмме, мне кажется, они меньше других успевают отдыхать в некоторые даты. Однако, уверен, все будут рады, если ты там появишься, даже ненадолго, в том числе и я! — со стороны собеседника, совсем ничего не сказавшего за весь монолог, тихо зевает, чего стыдиться и оживляется, быстро прикрывая рот рукой. Это вызывает тихое хихиканье и добродушную улыбку, оставшуюся без ответа, — Ничего, я понимаю, ты, вероятно, рано ложишься и рано встаёшь. Прости за задержку, я люблю поболтать, как ты заметил. В любом случае, приятного аппетита и доброй ночи! — уже уходит Кларк, махая рукой на прощание своему другу, который ещё не в курсе их дружбы. — Спасибо, доброй ночи, — хоть и тихо проговаривает парень, но это слышит Пророк отчётливо и чётко, отчего щёки побаливают от широкой улыбки, даже когда слышится скрип закрывающейся двери и еле слышный хлопок. Поставленная задача требовала первого шага и попытки, это увенчалось успехом, осталось аккуратно и незаметно подталкивать юношу в свой круг общения, а потом и помогать влиться в социум. Илай не помнит, когда был так рад чужому продвижению, которое было с трудом заметно со стороны, но достаточно ощущалось на ментальном уровне, если так можно было выразиться.***
Обладатель светло-серых глаз несвойственно самому себе достаточно времени разглядывал парня, который казался странным до сих пор, — ему казалось, что его резкий ответ оттолкнёт этого Пророка от себя, отстранит, но тот оказался достаточно упрямым. Однако широкая улыбка заводила в ступор, вызывала лишь иллюзию добродушного знакомого, заботящегося о чужом здоровье, ведь глаза закрыты. Возможно, не будь этой раздражающей повязки, то ещё можно было поверить в добрые намерения, но эти люди не так просты. Это заставляет крепко задуматься. Для Эзопа человек был всегда самым странным и непонятным существом, которого когда-либо можно было встретить. Все разные, понятное дело, но каждый всё равно может натянуть лживый образ, чтобы изначально создать фальшивый светлый образ добродеятеля, пока сам втайне планирует воткнуть нож в спину, как доверишься. Иронично, юноша и сам мог быть таким, но старался явно давать о том, что ни в ком не нуждается. Или ему только хотелось таким казаться? Защитный механизм ради собственной безопасности в мрачном поместье, пытающимся выглядеть хотя бы внешне ярким — праздники, смены обстановки… Игра, доставляющая физическую боль и изредка оставляющая шрамы, отлично контрастировала с дружелюбием большинства выживших и охотников. Либо лицемеры, либо идиоты, а может даже мазохисты — не ему знать точно. Тот так и чувствует неловкость и её неприятное послевкусие, почему ставит тарелку на деревянный письменный стол, на котором были разбросаны некоторые бумаги с указаниями, но дело было не до них. Желудок будто прохрипел, стоило учуять запах еды, и жалостливо пробурлил, как пальцы ощутили тепло, отчего сероволосый чуть морщится — последним желанием было испытать нечто неприятное внутри, вызванное голодом. Очевидно, стоило бы позаботиться о своём здоровье, выделить немного времени на ужин, но почему-то это всё забывалось с работой. Не очень нормально, однако стремление справляться с этим вечно куда-то пропадает. С этими мыслями он доедает порцию и даже понимает, что сейчас стал ближе к выправлению режима приёма пищи, а с этим помог Пророк и Наёмник. Но их доброта не подстёгивает доверять, лишь лёгкое подобие улыбки, вероятно, Илай бы порадовался даже такой реакции, даже если это будет попыткой пародировать человеческие эмоции. «Осуждает других за маску, а сам пытается пародировать эмоции таких же кукол, как и он сам», — невольно ловит себя на мысли парень, когда смотрит в зеркало и видит лишь попытки стать похожим на человека. Только зачем? Всё равно не доверяет. Самоназванная пародия на человека встаёт с мягкого стула, когда доедает, и выглядывает из своей комнаты. Тарелку за собой помыть всё равно стоило, несмотря на усталость, казавшейся хронической и «в порядке вещей, поэтому это абсолютно нормально», но парень находит в себе дополнительных сил, словно хранившихся на чёрный день (можно сказать, он настал, хоть и чёрным выбранный день не назовёшь), и выходит, запирая за собой дверь по странной привычке. Мало ли кому взбредёт в голову покопаться в чужих личных вещах… На собственное маленькое счастье никого уже не осталось на кухне, только Эмили и Эмма чем-то занимались в саду, кажется, вторая показывала и рассказывала про новые цветы, которые посадила, чем и была довольна. Жёлтые розы выглядели прелестно, даже без могилы, но оставляли после себя лишь мысль об их эстетичности, задумываться ему нравилось меньше всего. Поэтому остаётся взяться за мытьё посуды и пройтись по плану в голове на завтра: заглянуть в библиотеку, по наставлению Курта, и найти какую-то книжку по психологии (когда это только он слушал этого придирчивого мужчину? Но да ладно, что угодно, лишь бы больше не приставал с непрошенными советами), а потом заняться очередным заказом. При этом желательно не пропустить завтрак, обед и ужин — по мнению Карла, одно из сложных, ведь в любой момент кто-либо может сбить с заранее составленной схемы. Даже сейчас за дверью, выходящей в сад, слышно хихиканье двух девушек, вышедших с парочкой аккуратно состриженных растений на руках и мягких, чуть смущённых улыбках на лицах, выглядели как парочка, но так плевать. Он здесь, чтобы помыть за собой тарелку да ложку, чужие взаимоотношения не интересуют. Садовница замечает знакомое лицо на кухне, у раковины, и кажется слегка нервной, что не ускользает от чуткой натуры Доктора и она коситься в сторону парня, привычно машет ему рукой, будто заменяя этим «Доброй ночи», быстро уводя брюнетку. Что-то показалось в этом действии недоверчивым, совсем лишённым дружелюбности, но и то понятно, слишком близка с Вудс, чтобы внутренне относиться нормально к нему. Это нормально. Карл лишь вслед ей уставши машет, выражая те же мысли этим действием, только из вежливости. Главное, что социальные навыки тут даже не потребовались. После того, как посуда идеально чистая, что скрипит, стоит потереть ровную поверхность пальцем, Эзоп ставит в шкаф, что был ещё и сушилкой — два в одном, версия от поместья Олетуса, так сказать. Он, зевая и прикрывая рот рукой, направляется в длинный коридор со множеством чем-то да выделяющихся дверей, даже если их владельцы не старались, что в какой-то мере забавно. Взгляд невольно цепляется за дверь, судя по иконке, Илая. Она опрятная, тёмно-синего оттенка, усыпана нарисованными звёздами, на деле являющимися обычными беловатыми, чуть выцветавшими точкам или парочки линий. Были и переливы из синего в фиолетовый, лиловый, вплоть до мягкого розового, будто ночное небо после недавнего заката. Мило. Но тот тревожно вытряхивает эти мысли из головы, быстро доходит до своей комнаты, отпирает и заходит, не собираясь выходить до самого утра уж точно. Дверь не показатель его истинных намерений и личности в целом, поэтому быстро забывается. Особенно скоро пропадает желание ещё послушать его лепет, когда голова касается прохладной, но мягкой подушки. Усталость сильнее желаний.***