The Boy the World Forgot

Смерть. Некоторые называют ее холодной. Некоторые называют ее милосердной. Она идет рука об руку с воинами на поле боя, а затем показывает им свое лицо, когда другой, более удачливый воин, проливает их кровь. Некоторые пытаются бороться с ней, в то время как другие приветствуют ее с распростертыми объятиями. У смерти нет любимчиков. Смерть беспристрастна, она жестока, и она придет даже к тем, кто меньше всего этого заслуживает. По крайней мере, так говорят глупцы. Некоторые знают смерть лучше других – Ангел с испачканными углем крыльями, который был знаком с ней дольше всех. Он знал ее холодные, нежные прикосновения. Второй шанс, дарованный ему одиноким алым сердцем, покоящимся на груди и поломанными теперь навсегда конечностями за спиной. Она часто видела его. Сначала как друга. Потом, как любовника. Воин с костяной маской и шрамами на коже тоже знает ее очень хорошо. Он видит ее на поле битвы, шагающую по горящей земле с улыбкой на губах. Он видит ее в лесу, успокаивающую умирающего оленя. Она знает его гнев и разрушительную силу. Он называет себя расплатой и клянется никогда не посещать ее царство. Она слышала это от многих смертных раньше, но ему, почему-то, она верит больше всего. Она уважает его, но не осмеливается любить. Вождя с сажей на лице и красивой улыбкой Смерть коснулась уже давно. Он ее сын, ее любимый мальчик. Она сделала ему подарок – он никогда по-настоящему не умрет. Она совершила ошибку из-за человека, который считает себя богом, и ее дар превратился в проклятье. Смерть скорбит по мальчику, которого никогда не сможет по-настоящему обнять. Но, возможно, тот, кто знает ее лучше всех – это мальчик с солнечными волосами. Он молод, смел и полон огня. Он зол – на весь мир, на своего брата, одновременно на все и ни на что. Он оступается. Усталый, блуждающий и поломанный – молящий о любви, которая к нему не придет. Он исцеляется через некоторое время. И тогда человек, который считает себя богом, снова ломает его. Он разбивает его череп и его разум на маленькие куски. Мальчик проливает свою жизненную силу и свое детство на неровный обсидиановый пол. Смерть хочет заключить его в свои объятия и залатать трещины золотом, но она не успевает ухватиться, прежде чем мужчина снова тащит его назад и снова сжигает бескрылого Икара. Он видел ее трижды, мимоходом – прикосновение холодных пальцев или прикосновение ее губ к его лбу. Так близко и одновременно далеко. Затем он видит ее в четвертый раз, осыпанную золотом и зеленью. И, наконец, она обнимает его по-настоящему. Он рыдает в агонии, и его спина горит. И он молод, так, так молод. – Прости, – плачет он, и Смерть прижимает его к своей груди. – Я люблю тебя, – шепчет она ему в волосы. – Ты хорошо поработал. Так хорошо. Мальчик, который был забыт миром, но никогда не ею. Она позволяет ему плакать в свои одежды и держит его в своих по-матерински нежных руках. Она должна оставить его у себя. Она должна забрать его, как брала бесчисленное множество других, и уложить его отдыхать среди звезд. Но правила созданы для того, чтобы их нарушать, и она не позволит, чтобы этого мальчика снова забыли. Он смотрит на нее снизу вверх. Его глаза полны слез – голубые и большие, фракталы плавают в невероятно глубокой радужке. – Я больше не могу, – умоляет он, как будто осознавая ее намерения, из-за того, что ее объятия становятся крепче. Она качает головой, убирая светлую прядь с его лица. – Все, что тебе нужно, находится внутри тебя, – обещает она. – И ты сильнее, чем думаешь. Его плач утихает, но страх – нет. Он хватается за ее платье и сгибает плечи. Он усмехается. – Я не сильный. Я… я даже, блять, больше не знаю , кто я такой. Смерть поджимает губы, влетая золотую нить в его раны. – Ты – дневной свет, и ты – ночь, – говорит она ему и не позволяет спорить. – И ты не одинок. Мальчик перестает дрожать, расслабляясь в ее объятиях. Тело и цвет возвращаются к его конечностям, а волосы снова становятся льняными и мягкими. Он ей не верит, но она видит надежду в его глазах. Он слишком долго не позволял себе наедяться. – Почему? – Спрашивает он. Он все еще напуган, но спина больше не горит, а из ран не течет кровь. Смерть улыбается. – Потому что я люблю тебя, потому что ты и есть любовь. Мальчик тоже улыбается, и это отражается в его глазах, и она знает, что, наконец, он говорит серьезно. – Спасибо, – шепчет он. Смерть целует его в лоб и еще раз обнимает, прежде чем встать. – Проснись, Томми. И он делает это, и он выпадет из ее пальцев, и Смерть держит его руку, пока та мягко не выскальзывает из ее хватки. ----- Видение женщины с волосами цвета пустоты остается в его сознании. Он помнит ее длинное платье из кружева и шелка, и ее губы, накрашенные краской темного цвета, напоминающей ночное небо. Но больше всего он помнит ее глаза. Кромешная тьма, со звездами, цветами и облаками, плавающими в них – кружащимися вокруг зрачка в завораживающем, невозможном вихре. Она моргает, и звезды исчезают – их заменяет собой теплый коричневый цвет. Она шептала ему обещания, он помнит – и ее голос эхом отдается внутри черепа. И он понимает, что, не смотря ни на что, женщина с галактикой в глазах любит его. И он снова чувствует. Он чувствует мягкость простыней под своим измученным телом. Он чувствует тяжесть одеяла, мягко накинутого на его ноги. Он слышит писк машин и щебет птиц снаружи. Приглушенно шептались голоса, и возле его уха жужжал жук. В воздухе витал аромат чего-то сладкого. Наконец Томми открыл глаза. Его встретил деревянный потолок, свежесрубленные стропила поддерживали аккуратный козырек. Тихий стон сорвался с его губ, когда боль начала успокаиваться. Размылась, но не отступилась до конца. Поползла вверх по позвоночнику и обожгла мышцы. Заскользила вниз по левому бедру. Звон в ушах исчезает. Глазам удается сфокусироваться. Шрамы на его руке были золотыми. – Он очнулся? – Крик с порога. Устало моргнув, Томми склонил голову и увидел, как Сэм без особого энтузиазма шлепал Туббо по голове. Мальчик бежал к нему, но его опередил всплеск фиолетового и неуклюжие длинные конечности, обвившиеся вокруг него. – Ранбу? – прохрипел Томмм, моргая от недоверия и замешательства, когда гибрид поворачивается чтобы посмотреть на него. Его глаза снова красно-зеленые, яркие и внимательные и Томми понимает, что к горлу подступают слезы. – Где… что происходит? – Ты сделал это, – Туббо вывернулся из рук Ранбу и вскарабкался на изножье кровати, не обращая внимания на то, как Томми слегка поморщился от толчка. – Ты, блять, сделал это, а потом чуть не умер, придурок! Томми медленно приходил во все большее и большее замешательство, потому что этого не могло произойти. В его жизни не существует такого понятия, как счастливый конец. – Техно проснулся, – объяснил Ранбу, появившись слева от него. Томми подпрыгнул от неожиданности, прижимая руки к сердцу. Гребаный… нинзя. Глядя на такого высокого парня, вы бы никогда в жизни не подумали, что он способен так бесшумно передвигаться. – И я, неверное, тоже… но я почти ничего не помню, – он постучал себя по голове, пожимая плечами. Томми не замечал слез, стекающих по его щекам, пока Туббо не смахнул их. Рядом с кроватью послышался топот маленьких копыт, и он опустил голову, чтобы встретиться глазами с Майклом, который внимательно смотрел на него, прижимая к груди плюшевого цыпленка. – Привет, малыш, – прошептал Томми. Ребенок взвизгнул в ответ, тоже забираясь на кровать, и Томми слабо улыбнулся. Ранбу взял его за руку. – Ребята, не давите на него… – Сэм оперся на дверной косяк, новые маска и очки украшали его лицо. – Он только проснулся, дайте ему прийти в себя. Томми что-то проворчал себе под нос и высвободил руку из-под одеяла, чтобы отмахнуться от мужчины. – Я в порядке, – настаивал он, затуманено моргая и снова оглядываясь вокруг. В комнате царил полумрак, шторы на всех окнах задернуты. Это было какое-то новое помещение с недавно залакированными деревянными полами и светло-желтыми стенами. На столике у стены стояли вазы с цветами. Одуванчики, маки, лилии… луковый цветок и все до единого цветы, которые он не видел уже, по крайней мере, три месяца. От них исходил сладкий запах. На столе Томми так же увидел свой дневник, кажется, никем не потревоженный. Среди букетов лежала плюшевая игрушка в виде коровы. – Ты сказал Техно… Где он? – Паника внезапно вернулась. – Он… А что с яйцом? Это… – Ух ты, малыш. Успокойся. – Сэм протянул руки в успокаивающем жесте. – Яйцо исчезло. – Исчезло? Совсем исчезло? Совсем-совсем? – Томми широко распахнул глаза, он со всех сил вцепился в одеяло, словно оно могло внезапно ожить и наброситься на него. – Да. Я обещаю. – Сэм поднял руку и сдвинул очки на лоб, чтобы Томми мог рассмотреть искренность в его глазах. – Теперь эта штука – не более чем пепел. Лозы начали умирать вслед за ним, но в городе все еще идет уборка. Ты не приходил в себя почти месяц, думаю, если бы оно могло, оно бы уже дало о себе знать. Томми откинулся на подушки, пытаясь успокоить дыхание. Хриплый кашель вырвался из его горла, после чего он сделал глубокий вдох. Воздух не жалил. Воздух, который не требовалось пропускать через респиратор. – А Техно? Все в порядке? – Техно подумал, что будет лучше, если он не будет первым, кого ты увидишь после пробуждения, - объяснил Туббо, горечь в его голосе дала понять Томми, что сам он эту идею не поддерживал. Значит, еще не все улажено… – Все, кого ты спас, в порядке. – Его лицо слегка сморщилось, челюсть сжалась. – Мы… на самом деле не смогли найти никого кроме людей из бункера и членов Эггпайр. Внезапно облегчение отступило. Томми опустил голову и сдал губы. – Прости, - пробормотал он. – Я спас всех, кого смог, но… – Какого хрена, Томми? – Туббо слегка дернул его за плечи, вцепившись в него свирепым взглядом. – Я не это имел в виду. Ты сделал все, что смог. Мальчик посмотрел на него в ответ, нахмурившись, и снова невольно сжал кулаки. Ранбу тихо зашипел от боли, и Томми ослабил хватку на чужой руке. – Но этого было недостаточно! – Достаточно. – Томми и Туббо одновременно повернулись и уставились на Ранбу, который переводил разочарованный взгляд от одного к другому. – Мы можем поговорить об этом позже. Томми, тебе что-нибудь нужно сейчас? Тебе нельзя переутомляться, у нас будет достаточно времени обсудить все это в другой раз. Томми замолчал, задумавшись. – Я хочу нормальной еды, - наконец решил он и потянулся, чтобы отвинтить трубку в собственном желудке. Забавно как все повернулось. Глаза Туббо испуганно расширились, он дернулся вперед, чтобы попытать остановить его, но Томми уже закончил, продолжая избавляться от остальных проводов и трубок, покрывающих его кожу. Сейчас он был похож скорее на эксперимент безумного ученого, чем на обычного пациента. – Какой-нибудь гребанный торт или подобная херня. – Я принесу немного еды, но пока без торта, – Сэм покачал головой и повернулся, чтобы уйти. – И не бегай вокруг. Ты все еще выздоравливаешь. Дверь закрылась, и Томми посмотрел на Туббо. На их лицах появились две одинаковые ухмылки, и Ранбу раздраженно вздохнул, когда Майкл перекочевал в его объятия. – Ребята, пожалуйста… – Да ладно тебе, Ранбуб, - Томми сбросил с себя одеяло и попытался сесть. – Дай большому человеку немного пространства. Я хочу подышать свежим воздухом. – Я же просил меня так не называть. Вернись в кровать. Туббо, не поощряй все это! – О нет, я буду это поощрять. – Хорошо, тогда я зову Сэма. Томми усмехнулся, когда Туббо показал мужу язык и протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Пришло время включить обаяние на максимум. Слегка надув губы, Томми перевел на Ранбу свои большие голубые глаза. – Давай, чувак, – почти заскулил он. – Я хорошо себя чувствую. У меня в легких уже несколько месяцев не было свежего воздуха. Ты же не собираешься удерживать меня здесь силой, не так ли? Ранбу несколько секунд смотрел на него, прищурив глаза и поджав губы. Он поправил Майкла в своих руках и немного наклонил голову, когда ребенок попытался схватить его за волосы. – Это подлый прием, – вздохнул он, опуская сына на землю и подходя к Томми с другой стороны. – Хорошо. Но ненадолго. Идти было… трудно. Даже с учетом того что его раны заросли и превратились в сверкающее золото, все тело болело, а голова кружилась, когда он впервые сел ровно. Спину неприятно дергал огромный шрам, который шел рябью вверх по позвоночнику. Но медленно и верно троица направилась к дверям напротив кровати. Туббо ухватился за ручку. Томми позволил себе опереться на Ранбу. Петли заскрипели, и теплый ветерок пробежал по его волосам, а легкие наполнились чистым, прекрасным воздухом, и… … и свет, совершенный, желтый, теплый, попал на его лицо. Томми закрыл глаза, и откинул подбородок назад, позволив солнечный лучам скакать по коже, после чего медленно приоткрыл глаза, чтобы дать им привыкнуть. Это было похоже на рассвет, даже если сейчас был почти полдень. Его рассвет. Небо приветствовало его, и солнце радовалось свободе от смога. Его не забыли. С балкона Томми мог видеть все. Деревья вновь покрывались зеленью. Растения пробивались через почву. Корова, худая, но постепенно поправляющаяся, паслась на небольшом загороженном участке. Палатки и маленькие, сколоченные наспех домики, рассыпались вокруг главной дороги, между ними суетились фигуры. Закладывались фундаменты для домов, медленно претворяя в жизнь план крошечного города. Техно и Фил стояли в стороне, разговаривая друг с другом. Фил активно жестикулировал, указывая на то, что по предположению Томми, было раздражающе усложненным каркасом будущего этажа. Если бы не очевидные следы и отсутствующие в толпе знакомые лица, Томми мог бы списать все, через что ему пришлось пройти, на очередной кошмар. Майкл настойчиво завизжал, и Ранбу передал руку Томми Туббо, чтобы поднять мальчика. Шум привлек некоторое внимание, и Томми вздрогнул, увидев, как несколько пар глаз повернулись к нему. Волна шока быстро прокатилась по людям внизу, и через несколько мгновений на него смотрели все. Его сердце бешено заколотилось и внезапно Томми захотелось бежать. Он практически мог слышать шепот, осуждение, насмешки и… – Он проснулся! – Крик был подхвачен одобрительными возгласами. Свист, хлопки и улюлюканье прорезали воздух – от друзей, от семьи, от бывших врагов. Это было чертовки странно. Казалось, все были счастливы, что он жив. Фил улыбался как идиот. Техно только сдержано кивнул. Джек и Ники, стоявшие рядом друг с другом, помахали ему. Паффи взволнованно прыгала и махала руками, подбадривая, наверное, громче всех. Кроем глаза он увидел Ханну, сидящую немного в отдалении, укрытую капюшоном. Ее левую руку и ногу заменили розовые шипы и пышные красные бутоны. Она не смотрела на него. Смерть сочла ее достойной второго шанса, но она не обошлась без потерь, в отличие от самого Томми. Он также заметил Бэда и Панца в толпе – никто из них не смотрел ему в глаза. Стыд, может быть, или ненависть. Если они могли гулять среди людей, то, скорее всего, больше не представляли опасности. По крайней мере, Томми надеялся, что это так. Туббо похлопал его по плечу. - Томми! Мальчик распахнул глаза и в шоке обернулся, ужас подступил к его горлу, когда он увидел знакомый желтый свитер. Он больше не был испачкан красным. Его зубы больше не были острыми. Скучающего вида голубая овца стукнулась лбом о полупрозрачные ноги. – Томми? – … Привет, Гостбур. – Томми практически прошептал это, глядя на лицо брата. – Тебе… лучше? – О, да! – Призрак одарил его ослепительной улыбкой. – Смотри! Фил нашел Друга! Разве это не чудесно! Точно так же, как родители, которые не смогли сказать своему ребенку, что мистер Бабблз – золотая рыбка – это на самом деле мистер Бабблз Второй, Томми кивнул. Он повернулся обратно к балкону, Гостбур тут же подскочил, чтобы сесть на перила, и свесил ноги над пустотой с веселой, беззаботной улыбкой. Друг заблеял позади него, начиная жевать деревянные перила. Майкл захихикал в объятиях Ранбу. Конечно, все было не идеально. Не все были рядом, и Томми знал, что будет чувствовать себя виноватым из-за этого… наверное, вечно. Эггпайр сильно подорвали доверие к ним, и он не был уверен, что когда-нибудь сможет посмотреть в глаза Бэду без удушающего чувства страха. Между людьми все еще сохранялась напряженность. Но они менялись. Они исцелялись. Все, кто выжил, были в порядке. С его друзьями все в порядке. И сам он в порядке. Туббо обеспокоенно взглянул не него, когда он шмыгнул носом, слезы неумолимо катились по его раскрасневшимся щекам. – Ты в порядке, босс? – Да. Да, у меня все очень, очень хорошо.