Апельсин

25 декабря. вечер

Он заметил его, едва войдя в кабинет. В сумрачной комнате тот смотрелся необычайно ярко. Дерзко оранжевый среди привычной серости обстановки. Крупный. Идеально круглый. Такого насыщенного цвета, что, кажется, если смотреть на него долго - станет больно глазам. Апельсин был словно солнце. И, глядя на него, Снейп чувствовал себя живым. Профессор взял апельсин, чуть сжав его ладонями. Провел пальцем по шероховатой кожуре, вдохнул терпкий аромат, и, наконец, впился в плод ногтями так, что липкий сок брызнул на мантию. А потом долго сидел в темноте, чувствуя, как от запаха, заполнившего все пространство, кружится голова, как на руках сладкими каплями застывает влага. Знала ли та, кто оставила здесь этот до неприличия волнующе пахнущий шар, что апельсин станет лучшим подарком на Рождество? Самым лучшим за все его 40 лет. Снейп не умел дарить личные подарки, и принимать их тоже не умел. И теперь чужая непрошенная забота, столь неуместная и раздражающая, вызывала неприятное беспокойство. Словно дарительница могла ошибиться, словно этот апельсин был предназначен не ему. Все понимают, что таким, как он, Снейп, не оставляют милых презентов. Что-то полезное или что-то безликое - пожалуйста. Но апельсин не был полезным. И у него была своя индивидуальность, своя предыстория. Оттого чертов фрукт, оставленный на его столе, обладал чертами почти интимными. Будто девчонке было действительно важно его присутствие. Будто действительно важен он сам. Тяжело поднявшись, мужчина отложил апельсин, так и не найдя в себе решимости обратить его в кучку пепла. Он пересек кабинет и, не задержавшись в гостиной, направился в ванную. Дернув кран, подставил под бьющую струю горевшие руки. Пока ледяная вода охлаждала кожу, смывая остатки сока, Снейп бросил взгляд на висевшее над раковиной зеркало. Его отражение - он и так знал это, было малопривлекательно. Худое длинное лицо, обрамленное смоляными прядями, пергаментная кожа, большой крючковатый нос. Он давно смирился с тем, что некрасив...но почему-то именно сейчас его вид был особенно омерзителен. И почему-то именно сейчас это особенно задевало. Хуже всего было то, что он уверен в ответе на эту загадку. Он был слишком умен, чтобы до сих пор не понять причин собственного состояния. Девчонку он не винил: не мог и не хотел. Ей наверняка и в голову бы не пришло, что однажды он нарушит все свои правила и взглянет нее иначе. Нет, виноваты были только шестеро: он сам, идиотка Макгонагалл, вездесущий Поттер, а с ними и Лорд-который-сдох, белесый малфоевский щенок, и, конечно, талантливый гаденыш Теодор Нотт. И желтые бабочки. Такие же яркие как блядский апельсин. Такие же откровенные. Такие же личные. Пальцы сводило от холода, когда Снейп вытащил их из воды. Отогревая стывшие руки, он крепко сжал кулаки и вдруг, почти без замаха, саданул в самый центр своего отражения. Резкие трещины, разрезавшие зеркальную гладь, сделали его вид еще уродливее. Словно отражение насмехалось над собственным владельцем, щерясь кривым оскалом. И тогда он ударил еще раз, чувствуя, как кровь стекает по разбитым костяшкам. Это было сродни безумию. Сродни тем шрамам, что пересекали тонкие запястья Гермионы. Гермионы Грейнджер. Девочки-которая-выжила.