Гончая со звездами под когтями

Мать всегда говорила ему: “Язык у тебя, Тилрет, злой и острый, точно у никс-гончей — зацепишь и не отцепишься, пока все жилы не вытянешь и всю кровь не выпьешь”. И Тилрет-Амму искренне считал и считает это высшей ее похвалой: его мать, сильная, свирепая, жалящая как мечом, так и словом, всегда вызывала у него восхищение. ...Правда, после она всегда вздыхала и добавляла: “Еще бы чувствовал, когда жалить можно, а когда лучше бы помолчать… Цены бы не было”. Но Тилрет всегда игнорировал эту часть. Он и так знает, что ему не хватает смирения и что излишне острый язык чаще вредит, чем приносит пользу, — и незачем напоминать об этом лишний раз. Он старается как может — из десяти возможных острот он произносит лишь девять... Может, будь мать жива, ничего бы не случилось. Она бы сверкнула глазами, прицокнула бы, и Тилрет-Амму бы тут же заткнулся и отправился бы… да хоть бы двигатели чистить от грязи и старой смазки. Но Зура-Амму, капитан “Энамор” и мать рода, воспитавшая дочь и двоих сыновей, полгода назад погибла в бою и ее прах смешался со звездной пылью. Когда она умерла, Тилрет понял, что его везение окончательно кончилось... Хотя не то чтобы оно у него вообще было. Кочевника признает клан, когда он добывает себе оружие, и признают звезды, когда он добывает себе корабль силой, умом или хитростью. Без этих двух признаний кочевника не существует: никто не произнесет его имя перед предками с гордостью и никто не услышит его слова — никому не интересен лепет новорожденного. Никто не согласится завести семью с тем, кого не признал клан и звезды, — и следовать за ним не согласится тоже. Тилрет-Амму добыл себе оружие во время одной из вылазок на Нирн, но с кораблем возникли… сложности. Ему не везло: у него или уводили добычу прямо из под носа, или она не стоила и десятой доли потраченных усилий и не могла не то что летать — ползать. Он давно вышел из возраста, когда иметь признание клана, но не иметь признание звезд еще допустимо. Клан преследует, клан охотится, клан убивает — лишь сильные достойны памяти, лишь умелые достойны продолжения рода, лишь ловкие достойны жизни. Те, кто отстал, кто не может гнаться наравне со всеми, не достоин быть потомком Великой Никс-Гончей. Великое племя Эрабенимсун давно исчезло, но их кровь еще жива в десятках мелких кланов. Пусть слабые и трусливые молятся и просят у оседлых милостыню, истинные кочевники сражаются и убивают. Так было тысячи лет назад и так есть сейчас. Тилрет не знает, сколько ему точно лет — у него нет и не было никакой регистрации, — но знает, что уже прошел чуть больше двух десятков циклов. Не иметь в этом возрасте своего корабля — позорно. Тилрет-Амму не справляется с темпом погони, он слаб и отстает от остальных — и потому не достоин зваться кочевником клана Амму. Мать могла бы выгнать его, могла бы стереть его имя, могла бы отречься, но не сделала этого даже после того, как ее дочь и младший сын прошли полную инициацию. Но она умерла, и Тилрет-Амму покинул “Энамор” и ушел под покровительство своего кузена, Курай-Амму. Курай-Амму имел оружие, корабль и жену — и был всего на два-три цикла старше Тилрета. Они и раньше ссорились, когда дороги их родителей пересекались и сплетались друг с другом: Курай любил плазму, а Тилрет — старые клинки; Курай восхищался кланами Массера и Секунды, а Тилрет их презирал, хоть и не особо еще понимая за что… Тогда, в детстве, они дрались, побеждали с переменным успехом и почти всегда мирились, но сейчас… сейчас Курай был выше Тилрета статусом — и оттого стал просто невыносимым. Курай был хорош — его нападения на корабли оседлых почти всегда были успешны, его младшие родичи никогда не голодали и не знали лишений. Тилрету бы смирить на время гордыню, не лезть на рожон и надеяться, что в очередном бою удастся захватить хоть какой-то корабль… Но Тилрет-Амму не был бы сыном своей матери, не был бы потомком Никс-Гончей, если бы шел проторенными тропами и смирял свою гордость. Курай бесил его, раздражал до дрожи — и будто бы специально не выделял полную долю положенной Тилрету добычи. Однажды Тилрет спросил об этом, и Курай ответил: — Зура-Амму была сильна, но даже у лучшей никсы могут родиться дефектные щенки. Раз уж один выжил, то не стоит его кормить досыта. Все равно сильнее не станет. Тилрет-Амму знал, что нарывается на драку: редко какой кочевник, признанный кланом и звездами, стерпит непочтение и сомнения в его справедливости. Ему бы помолчать, смирить гордость и ждать подходящего шанса… но ждать он устал. Есть такие оскорбления, на которые нельзя не ответить — и есть такие, которые нельзя не попытаться смыть кровью. Тилрет мог быть слабым звеном, последним в клане, слабаком, который не может добиться признания звезд… Но его мать — совершенно другое дело. Никто не должен оскорблять ее имени. — Моя мать хотя бы не бросила своего мужа и свой выводок. Тилрет-Амму знал, что нарывается на драку, — но он и хотел этой драки. Тилрет не получил признания звезд, но оружие он добыл на Нирне потом и кровью — и потому мог бросить Кураю вызов. Но Курай-Амму, инициированный взрослый, мог игнорировать слова, по силе подобные лепету новорожденного. — Сначала стань достойным своих предков, и потом я приму твой вызов. Курай-Амму смеялся, и его друзья смеялись тоже — и Тилрет-Амму не мог не сказать того, что сказал. — Я достану себе такой корабль, что ты лопнешь от зависти, Курай, и сделаю это без вашей помощи. Может, будь рядом мать, Тилрет бы трижды обдумал свои слова, но от нее у Тилрета осталось лишь родовое имя и щепотка пепла в кулоне. Слова были произнесены, и Тилрету не оставалось ничего, кроме как взять свои немногочисленные вещи, стеклянный кинжал и эбонитовый меч и покинуть корабль, имя которого он даже не попытался запомнить. Курай-Амму с нескрываемой радостью высадил его на ближайшем обжитом оседлыми Плане — и отправился с друзьями на новую охоту, вычеркнув Тилрета из сердца и памяти. Тилрет-Амму посмотрел им вслед, зло пнул камень, подняв в воздух сухую рыжую пыль, и сплюнул под ноги. Мать всегда говорила ему, что язык у него острый, жалит больно — вот только мозгов не всегда хватает, чтобы вовремя остановиться. Сейчас, стоя на твердой, лишенной искусственной гравитации земле оседлых, Тилрет-Амму чувствует себя неуверенно. Ярость и гордыня, бурлившие в его груди еще час назад, слегка успокоились — и теперь он не уверен, что поступил правильно... Впрочем, у него всегда было достаточно злости, чтобы не опустить руки сразу. Кочевник без клана обречен на смерть, но Тилрет пережил несколько вылазок на Нирн — и не собирается умирать так просто. Если он не может идти в темп с кланом, значит ему стоит пойти другой дорогой. Осталось только решить, какой именно.