Médecine de père célibataire

— Пак Юн Ын! — раздаётся дикий крик мужчины в возрасте, который ненавидит опоздания, тем более, когда преподаватель опаздывает на свой урок – это ужасно. Девушка судорожно заходит в кабинет директора балетной школы и тупит взор, так как страшно. Всё-таки она опаздывает редко, но, чёрт, грешки имеет. — Какого чёрта ты опоздала на свой же урок?! — грозно пыхтит мужчина средних лет, строго смотря на опоздавшую. — Твои ученицы скоро прекратят быть под твоим крылом, ты это понимаешь? — он хмурит брови, продолжая в упор смотреть на неё. — Простите, директор Ким. — Та в уважительном жесте наклоняется корпусом вниз, не достигая угла в девяносто градусов. — Это сугубо моя вина, прошу простить. Я смогу подготовить девочек к защите нашей школы от школы искусств Sope*. — Проглатывая весь страх и боль, ведь со своими ученицами ей не особо хочется расставаться, решительно, подобно настоящей приме, вторит та. — Я не подведу, директор Ким. Мужчина внимательно выслушал её, невольно хмыкнув. Если бы он не знал, на что способна Пак, то никогда бы не принял на работу, а тем более не простил бы опоздание. Она и вправду прима балерина в нескольких шагах, правда, эта дорога ей оборвана из-за какой-то травмы, жюри в балете – звери. — Я запомнил твои слова, учитель Пак, плыви к ученицам, они уже заждались. — Кивает в сторону выхода директор школы, провожая тонкий стан девушки глазами. * * * — Где же сонсэнним Пак? — выдыхает одна девочка с чёрными, как смоль, волосами, стоя около станка, на который иногда со скуки забрасывала ножку назад на брусок, и с прямой спиной, поднятой головой, как истинная балерина, тянула носочек в пуантах, гнулась чуть назад, мягко и красиво расслабляя запястья, держа над головой. — Похоже, сонсэнним устает... — выдохнула девочка с родинкой на носике и волосами цвета горького шоколада, сидя на полу в позе «бабочки», правда, уже четко касаясь коленями пола. — Слышите шаги? — волнуется третья девочка, смотря на закрытую дверь кабинета. — Наверное, директор Ким зол и опять будет ругать бедную сонсэнним... Но дверь спокойно распахнулась, и в кабинет вошла их любимая преподавательница с привычной для них ласковой и тёплой улыбкой: — Доброе утро, мои прекрасные лебеди, — осмотрев свою группу, состоящую из семи девочек, начала та. — Сонсэнним! — радостно воскликнула девочка европеоидной расы, такая милая, рыженькая, как закат, и с веснушками. Она точно любима солнышком. — Мы так рады! — убрав ножку со станка, подбежав к учителю, радовалась чёрноволосая. — Боже, девочки мои, идите все сюда. — Растроганная балерина обнимает своих семь подопечных, целуя каждую в макушку. — Я вас так люблю, лебедушки мои. — Мы вас больше, сонсэнним, — звонко заявляет девочка с каре, с осветленными прядями около лица. — Ах-ха, не меримся, девочки. Я так понимаю, растяжку вы выполнили уже без меня? — интересуется Юн Ын, смотря на своих учениц, которые активно кивают головами. — Тогда приступим к повторению алясгон, арабеск, аттитюд, экарте.*** Девочки встали около станка по обе стороны комнаты, на нормальном расстоянии друг от друга, чтоб не мешать друг другу и чтобы преподавателю было удобнее видеть их недочёты или ещё что-то. — Спинка ровно. Вы прекрасны, мои юные балерины, — поддерживает их та, стоя также с прямой спиной, которая уже вошла в привычку. — А теперь, — спокойно наставляет та, — начали... — Не торопитесь, — проходит среди девочек, иногда помогая не потерять гармонию, а именно равновесие. — Молодцы. Ханни, не волнуйся, солнышко, не стесняйся, ты очень прекрасна, — успокаивает рыжую девочку Пак, потому что та немного скованно делала азы. Особа возвращается на своё место, где стояла ранее и наблюдала за каждой ученицей, пока те выполняли самые обычные азы классического балета, Пак погрязла в воспоминаниях. / flashback / — Пак Юн Ын! Бестолковая девка, боже, — который раз ругалась ни из-за чего женщина, лет сорока. — Какой это лебедь?! Тут лебедя я не вижу, вижу лишь бегемота, — хмурит брови строгая госпожа и смотрит на ученицу. — Я... Но сонсэнним Хван, я делаю всё, что в моих силах, — выдыхает девушка, которая уже просто не понимает, за что ей это. Она единственная в её группе, которую вечно отчитывают и придираются к мелочам, едва ли не к грудной клетке, что не так поднимается из-за сбитого дыхания при танце. Её единственную оставляют после пятичасовой тренировки, опять смотрят с разных сторон и отчитывают за какую-то неправильность действий, хотя у бедняжки уже настолько тело помнит танец, что разбуди ее посреди ночи и скажи «Танцуй!» – и она с закрытыми глазами исполнит «Лебединое озеро». Девушка настолько устаёт, что просто хочет просить забыть про свою мечту. Каждый день она сбивает ноги в кровь, а потом по часу сидит, держа ноги в тазе с холодной водой, с ромашкой и лавандой, чтоб кое-как смягчить боль, да и чтоб не было опухоли. Каждый день ей кажется, что, когда она встанет в пуантах, делая кабриоль, ноги не выдержат и она рухнет. Рухнет прямо на сцене. — Я для чего своё драгоценное время трачу, чтобы слушать твоё нытьё? — требовательно задает вопрос раздражённая учительница. — Никак нет, сонсэнним Хван, — сразу же качает головой Пак, глотая слёзы, которые готовы рваться наружу, становится опять в начальную позу, слушать мелодию, которую опять включили, и по полной вживаться в роль Одетты. / the end of flashback /