Médecine de père célibataire

Сердце пробивает пару резких ударов, а девушка глазами с кофейными омутами встречается и теряется, ведь он смотрит прямо в глаза, а потом на убранный стол: — Боже... Юн, я бы сам убрал, ты гостья, как никак, — немного цокает языком о нёбо и покачивает головой, — спасибо за это. — Мне не сложно, да и тем более, не буду же я просто сидеть, — скромно отмахнулась девушка, уводя взор, лишь бы сердце так беспощадно не билось о рёбра. Он подходит ближе, смотря на неё сверху вниз: — А ещё, у меня есть несколько вопросов и, вообще, я хочу понять, почему ты плакала? Тебя кто-то обидел? Почему ты настолько опечаленная? — руки мужчины сейчас покоятся на её предплечьях, чтоб показать, что он в любом случае поддержит. А у бедняжки сейчас аж голова кругом пошла, когда она подняла вновь взор и была настолько близка к нему, что заметила его милую родинку на носу и рядом с ним. Он слишком близко, хотя между ними ещё Юджи могла бы поместиться, но все же внутри девушки сейчас настолько всё взмыло вверх, что стало не по себе. Ей стыдно перед ним за свое нелепое чувство, которое никому никогда от неё не нужно было? — Я... Э-э... Нет, меня никто не обижал, я не плакала, — врёт, а сама со стыда внутри сгорает, она слишком честная. Пускай может, дабы не опозориться, как когда-то. — Просто, наверное, плохо поспала, такое бывает. Ничего особенного или важного. Юнги смотрит на Пак и чётко понимает, что особа врёт, ведь её тревожит что-то большое и невообразимое, раа она терпко молчит, не желая показать настоящие эмоции на этот момент. Это видно по её незаметно, но тихо поддрагивающей интонации голоса, она слишком часто отводит глаза, а ручки давно затеребили бедные рукава кардигана, которые она не осознанно тянула на кисть руки, отчего делалась в размерах будто бы меньше. — Почему ты мне врёшь? — шатен подходит теперь вплотную, что Пак ощущает пятой точкой ребро обеденного стола, а дыхание, кажись, и вовсе пропадает. — Ты меня боишься или что? Что тебе мешает сказать о чем-то тревожном для тебя? Юн Ын... — он предплечья женские отпускает и берет её лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на него самого и не уводить взор. «Мои чувства...» — первое, что мысленно произнесла та на все вопросы мужчины, а потом закусила изнутри щеку, стараясь не заплакать от ощущения его теплых ладоней на своём лице и его волнительного взгляда, устремленного прямиком в женские очи. — Я не вру, Юнги. Всё и правда нормально, — уже вслух отвечает ему Юн, а у самой в голове горит вывеска с надписью «Ничего не нормально». У Юнги сердце крошится из-за её лжи, он смотрит на девушку и просто улавливает себя на мысли, что хочет знать правду, пускай, будет сложно добиться, но всё же. Правда, ему нужна только она, какой бы страшной или горькой та не была. — Я, это... Пойду, поздно уже, — пытается ускакать от важной темы разговора Пак, ощущая, как щёки опять пунцом наливаются, а глаза влажнее обычного становятся, а ведь он просто стоит впритык к ней, что та слышит его дыхание и также чувствует его на своем лице, отчего ноги будто подкашиваются. — Извини, но нет. Мы ещё не договорили, Юн Ын. — Чуть сдвинул к переносице брови молодой человек. — Не уводи свои глаза от моих, — мягко требует Мин, продолжая сохранять зрительный контакт. Вот теперь балерина сама не замечает, как пару слезинок текут по её лицу, морозя кожу щёк, а Юнги конкретно теряется, не понимая, что он сделал не так. И почему девушка, которая вжилась в его сердце разбитое, подарила новый чистый альбом его жизни, плачет. — Эй... Принцесса.— А у неё сердечко рвется от этого заботливого «принцесса», она срывается, едва не падая из-за бессилия перед ним, благодаря своих жгучих душу чувствам. Его руки благополучно успевают поймать, а после к своей пылающей изнутри груди прижать. — Что с тобой? Не молчи, пожалуйста... Мне слишком больно. — Одна рука обнимает женскую талию, с трепетом прижимая к своему телу, а вторая умиротворённо пропустила пальцы в шоколадные локаны балерины, что та с дрожью прижимается к нему, всхлипывая, обняв в ответ. Её нос уткнут в его теплую шею, а его в женскую тонкую и изящную шею. — Ты слишком любима мною, — на чувствах и трепете признается Юнги, потираясь кончиком носа о её плечо. — Ю-юн... — той сейчас настолько тяжело говорить, что грудь сдавливает, она всхлипывает, шмыгает чуть покрасневшим носиком. Она никогда в жизни не чувствовала себя настоль глупой. — Юнги... Я не могу больше... Не могу, — плачет навзрыд, захлебываясь в слезах, а Юнги из-за этого выворачивает наружу, боль прошибает невыносимая, ведь именно она плачет. Он буквально ощущает, как она трясется в его объятиях и как тяжело вздымается её грудная клетка. Ему страшно на минуту становится, ведь она настолько хрупкой кажется. — Я не могу контролировать свои чувства... — Не ты одна, принцесса... — шепчет тот, признаясь, на девичье ушко. — Я не могу... Я слишком люблю, но... Слишком недостойна этого. —Её кулачки сжимают в себе домашнюю футболку Мина. — Нет, принцесс, ты достойна любви. — Рука, которая лежит на её голове, теперь поглаживает по ней. — Я сам люблю, а мне это сложно. Я был разбит, но ты меня вновь собрала по кусочкам, склеила, понимаешь? — Я? Разве... Такое возможно? — сбито сипит особа. — Я боюсь любить... Знаю, что это чувство не ждало меня никогда. Сколько бы я не жилá. — Дурочка! — он резко встрепенулся, приблизившись к заплаканному личику; поцелуй в нос, в каждую щеку, подбородок. А после в глаза смотрит настолько дико больным взглядом от не прошлых слов, губы в губы. — Я тебя люблю, — шепчет в дрожащие губы Пак Мин и накрывает своими, даря всё свое чувство: будто бы своё склеенное сердце лично ей в руки отдает, сам дрожит, как подросток в первую влюблённость, поверить не может, что все ответно, что всё так же нежно и больно. Он ощущает, как по его лицу тоже стекают слёзы. Настоящий мужчина тоже плачет, тоже болеет душой, ему не стыдно за это, он хочет, чтобы она видела его настоящего, такого израненного зверя, какой и она сама является.  Две больные души, два израненных прошлым сердца, два нуждающих в друг друге человека, бьющихся в унисон. Два сбитых дыхания, соленая влага на лице, не мешающая болезненному, но столь нежному и дикому поцелую, в ходе которого кислород в лёгких кончается, даже в глазах чуть чернеет, лишь это и заставляет их отпрянуть друг от друга. — Я люблю тебя... И не дам уйти, — смотря в её бездонные глаза, с придыханием шепчет Мин, лбом с её соприкасаясь, видя Юн настолько истинно живую улыбку, поддрагивающие уста. — Тем более, если это взаимно. Я не смогу упустить такой шанс от жизни. — Я тебя люблю, Мин Юнги... — сбито шепчет в ответ Пак, готовясь просто раствориться, как русалочка в морскую пену.  Она дико счастлива и понимает, что та боль десятилетней давности, та боль, связанная с мамой и с балетом, кажется такой мизерной в данный момент, когда, смотря в глаза напротив, просто тонешь и кричишь своими очами о великой любви.