***
Ноябрь закончился, и декабрь стремительно шёл к завершению. Последние три недели все мы работали как полоумные. Перед праздниками все как будто с цепи сорвались. Каждый клиент хотел разослать своим родным и друзьям новогодние открытки с семейным портретом, модные издания переделывали и меняли публикации по сто раз на дню. Вымотаны были все, особенно Лиз, которая лавировала между недовольными печатными издательствами и амбициозными глянцевыми журналами, при этом умудряясь отстоять позиции наших моделей и фотографов. Последнюю неделю перед Рождеством Тимоти с Марко и кучей сопровождающих: гримеры, пиар-менеджеры, организаторы и прочие – провели в Париже. У них была важная съёмка для первого в новом году номера французского Vogue. Для Тимоти это была первая обложка в журнале такого масштаба, он очень переживал и не мог думать ни о чём другом. На этом фоне совсем перестал и есть, и спать, отчего выглядел как зомби. Пока Джек под руководством Лиз не устроили ему разнос и доходчиво не объяснили, что без таких необходимых вещей он долго не протянет. Конечно, витиеватые убеждения о нужности витаминов и здорового сна на него не оказали должного эффекта. Однако когда Марко сказал, что в Париж они не летят и договоренности с журналом перенесены на неизвестный период, Тимоти собрался и уже лучше следил за своим здоровьем. Всё это время я так же неизменно следовал по пути Шаламе, присматривая за ним и Джеком. Последний меня беспокоил больше, так как проявлял к Тимоти какой-то нездоровый интерес. В нём он явно углядел не только своего работодателя, но и красивого свободного парня. Его подкаты стали настолько неприкрытыми, что все, кроме что объекта обожания, это замечали и не упускали момента подколоть. Джек отнекивался и говорил, что личный помощник ближе супруга, так как в случае проблем с последним, именно ассистент поможет своему шефу в этом вопросе. За пару дней до поездки в Париж ранним утром в дверь моих апартаментов простучали. На пороге стоял мой отец и откровенно нервный Марко. – Чем обязан визиту столь высокопоставленного начальства? – оставив дверь открытой и не дождавшись ответа на риторический вопрос, я пошёл к кухне. – Разве отец не может навестить сына, – он осмотрел моё жилище, которое с момента заселения я так и не обустроил. – Живёшь как монах. В большом пространстве, помимо полностью организованной кухонной зоны, практически ничего не было. Посередине располагался большой диван буквой «П», а рядом стоял телевизор. Он не был закреплён, потому что я так и не определился с окончательным расположением дивана. Напротив единственного окна, что было на полстены всей комнаты, стоял внушительных размеров рабочий стол, заваленный бумагами, слайдами, многочисленными папками и аппаратурой. – Меня всё устраивает. Извините, кофе не предлагаю, так как откровенно не хочу вам его варить, – я посмотрел на нежданных гостей, которые уже восседали в стульях у кухонного острова. Отец улыбнулся, а Марко смотрел на свои руки, не поднимая на меня глаз. – Ну, рассказывайте, что теперь я должен сделать? Украсть «Поле» Ван Гога из Мет? Или, может, правила поменялись, и теперь я наоборот должен трахнуть Шаламе, чтобы помимо славы и денег у него ещё и личная мотивация была? А? Чего молчите? – облокотившись на кухонную столешницу, не унимался я. – Арманд, ты же знаешь, постимпрессионизм меня не интересует, а со вторым заданием ты справился без наших наставлений. Как только он это сказал, Марко испуганно уставился прямо на меня. – Папа… – я начинал оправдываться, но меня грубо прервали. – Разве Марко тебя не предупреждал? Разве не просил? – он говорил это жёстко, но не повышая голоса. – Из-за тебя он морит себя голодом, теряя форму. Нам уже намекнули несколько партнеров, что выставлять на подиум парня с болезненными видом они не будут. Эти чёртовы шмоточники боятся за свою репутацию, – он ухмыльнулся и, подойдя к бару, налил себе виски в стакан. – Я простил тебя за Марко, потому что, чёрт возьми, ты мой сын. Но это… – Что бы тебе там не наплели, – я смотрел на трясущегося от страха Марко. – ЗАТКНИСЬ НАХРЕН, – заорал Майкл, и в стену полетел стакан. – У тебя была лёгкая задача – проследить за мальчиком. Защитить, если понадобится. Соблазнять его тебя никто не просил. Он делал большие глотки из другого стакана. – Мне что, тебя кастрировать, как несдержанного кобеля? М-м? Я молчал, на то, что говорит отец, мне было плевать. Я смотрел на дрожащего Марко, который сейчас был похож на провинившегося подростка. Это было одновременно и больно, и отвратительно. – Итак, – отец подошёл к Марко и успокаивающе похлопал его по спине, – скажи ему. Марко растерянно смотрел то на отца, то на меня, но, всё же собравшись с силами, начал медленно излагать. Одним из последствий его пристрастий к наркотикам стало то, что, нервничая, он начинал заикаться. До употребления за ним я этого не замечал. – Арми, в Париж ты не полетишь. Журнал не дал согласие на работу со сторонним фотографом. Да и Тимоти это на пользу пойдёт, – всё это он лепетал в стол, ни разу не посмотрев на меня. – Извини, – добавил он очень тихо. Извинялся он явно не за Париж. – Ну раз мы договорились, то, с твоего позволения, я вас покину. Дел ещё невпроворот. Сын, рад был повидаться, – он допил содержимое стакана и, перевернув его, поставил на стол, – не провожай. Как только за ним закрылась дверь, я обратился к Марко. – Вали отсюда, ты мне противен, – я стал собирать разлетевшиеся по всей кухне куски стекла. – Тимоти рассказал Полин, я случайно услышал их разговор. – И сразу же побежал доносить папочке? У тебя что, своих забот нет? – я буквально прокричал. – Не хочется оправдываться, тем более не за что. Но всё же. Я старался держаться от него подальше, уехал тогда среди ночи. Но он сам полез ко мне. Я не импотент. Не такой уж он и безобидный и эмоционально нестабильный, как вам кажется. – Ты сейчас серьёзно? – Вполне, – я посмотрел на часы и обнаружил, что опаздываю на съёмки. – Мне нужно идти, когда вы заявились, я уже собирался уходить. Я подошёл к столу и стал собирать необходимые мне для работы предметы: фотоаппарат, объективы в чехлах и флешки. Чужое прижавшееся к спине тело меня немного выбило из колеи. – Марко, что ты делаешь? – сказал я, убирая его руки с моей груди. – Арми, я люблю тебя… – я чувствовал его дыхание на моём загривке, мы были с ним почти одного роста. – И ты прекрасно знаешь, что если бы тогда меня не отверг, я бы не пустился во все тяжкие. Ты напрямую причастен к моему падению. Я резко расцепил хватку неприятных мне рук и, разворачиваясь, оттолкнул его на более безопасное расстояние. – Не надо меня винить во всех своих слабостях, ты уже пристрастился к порошку, когда мы переспали. И напомню, это был единственный раз, и я был пьян. Он коснулся ладонью моей груди. – Единственный раз, когда ты позволил быть кому-то сверху. Ведь никто тебя не трахал, кроме меня? – его пальцы уже скользнули в прорези моей рубашки. – Признайся себе наконец-то, тебе было хорошо. – Ты под кайфом что ли? – я резче оттолкнул его от себя. – Мне было 19 лет, и я был пьян, ты мной воспользовался. Не знаю, что ты тогда в своё оправдание отцу наговорил, но единственная твоя любовь была и есть – это твоя дурь. Майклу было плевать на служебный роман, он не мог принять то, что его единственный сын - гей. Марко сел на диван и, смеясь, продолжил. – Да... Я хорошо помню, как ты и сам это принять не мог, да и до сих пор не можешь, – он, ухмыляясь, бросил взор на меня. – Строишь из себя бисексуала, спишь со всеми этими тупыми шлюхами из агентства. Таскаешь их сюда, в место, которое было НАШИМ, – на этой фразе он словно взбесился. – Я же знаю, ты к Тимоти полез из-за меня, хочешь досадить. Отвечай мне, Хаммер? Ты его трахнул мне назло? – Марко, не приплетай сюда Тимми, – я старался говорить мягко, так как понимал, что сейчас он не в состоянии себя контролировать. Подобный психоз я наблюдал не раз. Самый сложный момент, когда он сдерживался не получить дозу из последних сил. Нас прервал звонок на его телефон. Это была Лиз. Разговаривая с ней, он ушёл из моей квартиры. Надо будет поблагодарить её за это. Человек с даром появляться тогда, когда она была нужна больше всего.***
На встречу я, конечно же, опоздал, но все та же Лиз смогла уладить конфликт и перенесла съемки на другое время. Оставшийся день пролетел за работой очень стремительно. Вечером, уходя из офиса, я заметил Джека с Тимоти, стоящих на парковке. Они мило общались, а Шаламе всё время трогал свои волосы, накручивая их на палец. Он нахально флиртовал с этим придурком. Мысль о том, что они неделю проведут в Париже чуть ли не наедине, больно ударила меня куда-то в область грудины. Может, я совершил ошибку, предоставляя ему выбор в определении наших отношений. Надо было его хватать и никуда не отпускать. Я уверен, я бы придумал, как объясниться с отцом. Но теперь всё стало только хуже. В голове пронеслись слова отца – «…из-за тебя он морит себя голодом…». Могло ли это быть правдой? Конечно, это событие меня не радовало, но возможная причина, по которой он делает это с собой, меня ужасно ободряла. Может ли быть так, что наши чувства взаимны? Может ли он быть одержим мной, так же как и я им? Ещё раз взглянув на парочку на площадке, я решительно вытряхнул эти мысли из своей головы и, сев в машину, поехал в бар. Сейчас мне это определённо нужно. *** Неделя, что Тимми и Ко были в Париже, тянулась для меня бесконечно. Даже большое количество работы не вырвало меня из гнусных мыслей, которые накрывали меня перед сном. Я чувствовал постоянную пленительную тоску оттого, что он так далеко и что я не знаю, кто с ним проводит ночи. Кроме этого, меня накрывало возбуждение лишь от одних воспоминаний о нашем сексе. Я дрочил каждое утро, думая о Тимоти и его нежной коже. О его алых сладких губах и зеленых глазах. Именно в один из таких моментов я осознал, что с того дня у меня не было секса. И что ещё более важное, я не хотел ни с кем спать, кроме Тимоти. В ночь возвращения команды из Парижа я решил подкараулить Тимоти у дома и извиниться за моё безразличие тогда. На самом деле это был лишь повод, чтобы скорее его увидеть. Я не знал их точного рейса, но вспомнил упоминания Лиз накануне отъезда, что в Нью-Йорке они будут около полуночи. Просидев в машине какое-то время, я увидел останавливающееся такси и вскоре Тимоти, выходящего из него. Шаламе был не единственным пассажиром, и сейчас мерзкий Ворм вытаскивал сумки из багажника. Тимоти стоял на тротуаре и, улыбаясь, что-то печатал на своём телефоне. Он был ещё прекраснее, чем до поездки, хоть и заметно уставший. Джек расплатился с таксистом и последовал за Тимми, который придерживал дверь в подъезд, пропуская того вперёд с сумками. Когда они скрылись, меня накрыло цунами ревности. Мои самые страшные опасения сбылись. Приняв решение дождаться, когда помощник покинет квартиру Тимми, я заглушил двигатель и приготовился ждать столько, сколько понадобиться. Бессонные ночи не дали мне достойно отдежурить. Я проснулся от стука по стеклу машины. Подтянув тело на разложенном сиденье, я увидел довольного Тимоти, который держал в руках два стакана с кофе. Опустив стекло, я, как идиот, смотрел на него, не зная, что сказать. Меня застукали с поличным. – Не знаешь, почему я совсем не удивлен тебя увидеть? – он улыбался во весь рот. Стараясь уверенно держаться, я ответил: – Наверное, потому что меня заставляют с тобой нянчиться. Более нелепого ответа я и придумать не мог! – Хаммер, я заметил тебя ещё вчера. Ты что, тут всю ночь проторчал? – он протянул мне один кофе. Я взял его и отпил. – Что за приторная жижа? - я улыбнулся ему в ответ. – Хочешь выпить настоящий кофе? – Это приглашение на свидание? – всё так же сияя, уточнил Тимми. – Садись в машину! – скомандовал я. На мое удивление он послушался и очень быстро устроился на пассажирском кресле рядом со мной. Всю дорогу до места, где подают лучший кофе в Нью-Йорке, он глядел на меня, подозрительно счастливый. Мы приехали в Чайна-Таун, где располагалось небольшое кафе знакомого мне пожилого китайца. Тимоти посмотрел на меня скептически, молча спрашивая, что мы здесь забыли. – Китайский район? – уточнил он, как будто не веря своим глазам. - Побудь в машине, я быстро, - уже выскакивая, изрёк я. Вернулся я быстро и вручил ему небольшой бумажный стаканчик горячего напитка. Какое-то время он сомневался, открывал крышку, принюхивался. – Тимми, ты что, мне не доверяешь? – я положил свою правую руку ему на колено. - Попробуй. Этот жест словно успокоил его, и очень сосредоточенно он стал пробовать, делая маленький глоточек. Сразу же его глаза округлились, и он сделал ещё несколько более уверенных глотков. – Ух ты, это очень вкусно. Крепко, но вкусно, – на его лицо вернулась та самая сияющая улыбка, с которой он смотрел на меня ранее сквозь стекло машины. – Ты же знаешь историю кофе? – я начал движение на машине, а он продолжил попивать. – Кофейное зерно изначально было обнаружено в Эфиопии. Арабы более тысячи лет назад освоили выращивание кофейного дерева и объявили его плоды, зерно, – я стукнул пальцем по нарисованному кофейному зерну на стаканчике Тимми, – священным. Долгое время они прятали от всех эти знания, продавая кофе другим странам за огромные деньги. Именно поэтому в новое время только аристократы могли себе позволить этот напиток. Но однажды обычный хаджа выкрал семь кофейных зерен и привёз их в Индию, пряча в бамбуковом стебле. Оказалось, что условия на этом материке были более пригодны для выращивания кофейного дерева, и так, через соседа к соседу, началось развитие кофейных плантаций в Индии и Цейлоне. Тимоти слушал меня практически с открытым ртом и был непередаваемо милым. Мне хотелось рассказывать и рассказывать, лишь бы он всю жизнь смотрел на меня так. – В то время остров Цейлон, ныне Шри-Ланка, был английской колонией, и англичане быстренько развернули деятельность вокруг всего этого. За незначительно небольшой срок Цейлон превратился в «кофейный остров». А кофе – национальным напитком Англии. Но в конце 19-го века на плантации налетела напасть – ржавчина кофе. И теряя деньги Ост-Индийскую компанию быстренько свернули, при этом оставив сотни плантаторов и тысячи рабочих, мигрирующих из всей Индии, в полном банкротстве. И только после всего этого Цейлон превратился в «чайные земли», а англичане, быстренько переобувшись, объявили своим государственным напитком именно чай. За этим рассказом Тимми не заметил, как мы подъехали к зданию Верховного суда штата Нью-Йорк. – Пойдём, дальше на машине не проехать, – я обошёл машину и подал ему руку, когда он, немного оцепеневший, вылезал. – Куда мы идём? – он крепко сжал мою руку, пропуская свои пальцы между моими. – Подожди, сейчас увидишь, – идти было недалеко, но я всё равно торопился, боясь, что кто-то может нам помешать. Обойдя вокруг здание суда и завернув на Cardinal Hayes Pl, мы оказались у Церкви святого Андрея. – Это римско-католическая церковь. Среди всех административных зданий в этом районе она очень неприметна. Но при этом прекрасна. Зайдём? – я не отпустил руку Тимоти, но и не стал тянуть, как всю дорогу до места назначения. Он лишь согласно кивнул и, вцепившись ещё крепче, последовал за мной. Уже внутри, в полумраке, который царил в церкви, Тимоти отпустил мою руку и тихонько вдоль рядов скамей прошёл к алтарю. Он поднял голову и всматривался в фигуру Андрея Первозванного. Лучи солнца, просачивающиеся сквозь мозаичные витражи, обрамляли силуэт Тимоти в довольно тёмном помещении. Его кудри будто подсвечивались. Он был прекрасен. Я достал телефон и тайком сфотографировал его со спины. Там мы пробыли ещё какое-то время, но, покинув святая святых, Тимоти наконец-то заговорил. – Спасибо. Я всю жизнь прожил в Нью-Йорке и не знал об этом месте, – он смотрел на меня глазами увлечённого ребенка. – Здесь неподалёку расположен Музей Барнума, надеюсь, о нём ты знаешь? – я ущипнул его за ребра. – Мама водила меня сюда в детстве. Весь оставшийся путь до машины мы дошли молча, держась за руку. В этот раз он сам взял мою. Уже у машины он обнял меня за шею и, приподнимаясь на носочках, прошептал: – Ты невероятный, Арми! – его губы накрыли мои, и мы целовались так долго, пока у обоих не закончился воздух.