ОНО

Игнатов молчал минут пять, переваривая услышанное. Потом потер лоб рукой и молча побрел на кухню. Спрашивать, зачем он туда идет, не было смысла, я и так знал. Пить. И точно, он схватил со стола бутылку коньяка, отвинтил крышку, глотнул, зажмурив глаза – и только тогда повернулся ко мне, утирая губы: – Ладно. Допустим, ты прав. Что дальше? Я вздохнул: – Для начала поедем ко мне. – Зачем? – Затем, что тут у тебя везде камеры понатыканы. И они фиксируют кучу всякой жути. Ты-то ее не видишь, а я вижу. Игнатов мрачно усмехнулся: – Думаешь, у тебя в квартире никого нет? – Может, есть, а может, нет. Но у тебя – точно есть! Серьезно, Пашка, еще немного, и меня самого пора будет в псих-диспансер определять. Ты ведь знаешь, какой я параноик… – Ну хорошо, – он взял бутылку и поплелся в прихожую, по пути завинчивая крышку, – поехали к тебе. Я кивнул с облегчением. Правда, «ехать» мы так и не решились. Уже в лифте Пашка заявил, что машина у него ведет себя странно: то руль не вертится, то с тормозами беда, то радио включается само по себе… и поэтому теперь он боится к ней подходить. А идея вызвать такси не понравилась уже мне. – Почему? – не понял он. Я вздохнул и поведал историю о красноярском водителе, который сначала рассуждал о «свободе воли», а потом заблокировал дверь и увез меня непонятно куда. – Ну, хоть в юморе им не откажешь! – хмыкнул Игнатов. Вышел из подъезда и уверенно направился в сторону моего дома. Идти было недалеко – всего четыре остановки. Я подумал и решил, что он прав. Спокойнее будет прогуляться пешком. – А хочешь, расскажу, как я сам угодил в тот лес? – Пашка достал сигареты, протянул мне, но я лишь мотнул головой. – Как? – Да так же, как и ты! Такси вызвал! Потом смотрю – а водитель как будто… ну, растекается, что ли. Трудно объяснить. Вот только что сидел рядом обычный человек, а потом вдруг понимаешь: это и не человек вовсе, а… дым, туман, галлюцинация. И он, конечно, сохраняет форму, но какие-то мелочи все равно не может удержать. То у него рукав поплывет, то черты лица… Жуткое, в общем, зрелище. Я хмуро кивнул. Поинтересовался: – Интересно, а почему такси? – Сам думаю, – развел руками Пашка. – Может, в эту их Биармию только на такси доехать можно? – Ага, или таксисты у них – типа проводников. Некие сущности, которые знают все объезды и тайные тропы… Даже сквозь время. – Ну, это ты загнул! – А почему нет? – фыркнул я. – Мы ведь с тобой понятия не имеем, как Оно работает! Да и вообще. Ты у нас человек с машиной и на такси катаешься редко, только если пьешь где-нибудь не дома… А я часто езжу. И, чем больше езжу, тем больше убеждаюсь: опытный таксист тебя и в Шамбалу довезет, если накинуть ему пару сотен сверху. Такими закоулками петляют иногда – я диву даюсь! Так что, если кому и знать о «неведомых тропах», то исключительно таксистам. Пашка усмехнулся. Потом вдруг опять стал серьезным и внимательно посмотрел на меня: – Слушай… А насчет «философского камня» – это правда? – Правда, – кивнул я. – А схема прибора у тебя есть? – Приблизительная. Ребята из отдела Разведки по памяти нарисовали. Да я и сам помню, где там что… Он ведь простой до безобразия, этот прибор. – Ага! – оживился Игнатов. – Это упрощает дело! Значит, так: сейчас придем к тебе, ты нарисуешь схему, а я по-быстрому накатаю статью о том, что происходит. А потом кто-то сядет на телефон – обзванивать всех друзей-знакомых, а кто-то – рассылать эту информацию по интернету, куда только можно: в прессу, на телевидение, в РАН, в госбезопасность… Чем больше народу это увидит, тем лучше. Судя по тому, что всяких писем с угрозами мы не получали, и по телефону нас никто не запугивал – Оно с техникой не особенно ладит. А когда все об этом узнают – проблема будет уже не только моя и твоя. Вот и посмотрим, хватит ли у этого «воздыхателя» силенок, чтобы справиться с целой толпой. Я поразмыслил над его словами, опять кивнул… и подумал, что начинаю понимать Гребенникова, который пытался точно так же продвинуть свою «летающую платформу». Только эту платформу, в отличие от модуля, было сложно изготовить. А у нас тут – простой прибор, который может спаять любой электронщик. Правильно Игнатов говорит. Первое, что нужно сделать – это «расширить точку прилагаемой к нам силы». Ну сколько людей Оно может держать под контролем единовременно? Десяток, два, три?.. Вряд ли больше, ведь иначе все мало-мальски значимые люди давно бы уже плясали под Его дудку. На это ведь силы уходят! То есть, чем больше народу – тем меньше давление на каждого конкретного человека. Да и способ одолеть загадочного «воздыхателя» всем будет уже известен. Как только Оно начнет давить, люди признают реальность угрозы и будут сопротивляться. – Вот только я думаю, – насупился вдруг Игнатов, – имеем ли мы на это право? – В каком смысле? – Ну вот смотри. Ты говоришь, что мы можем «не умирать». Не только мы с тобой, а вся наша цивилизация. Но это ведь циклический процесс: сначала люди охотятся на мамонтов, потом изобретают колесо, потом первый радиоприемник – и после изобретения начинают возрастать по экспоненте, пока не «расшатают» мир до такой степени, что он сам себя уничтожит. Одна только летающая платформа чего стоит! А прибор для чтения мыслей? А синтезатор пищи? Нано-роботы, которые за полдня лечат все болезни вплоть до рака?.. Любая из этих штуковин могла бы давно погубить человечество! Я нахмурился. Да, такие «полезные» вещи на деле оказали бы противоположный эффект. Отправь синтезатор пищи в страны третьего мира – и эти страны тут же начнут поднимать отсталую науку, отвоевывать себе место под солнцем, изобретать не бог весть что. Дай людям панацею от всех болезней – и они вручат эту панацею военным, а потом выдумают оружие, которое может «убить и бессмертного». Про чтение мыслей и поминать не стоит… – Я всегда думал, что Сверхцивилизация – это бред фантастов, – продолжал Игнатов. – Ну не готовы мы к этому! Не готовы, никак! Для того, чтобы достигнуть такого уровня, надо, чтобы сами люди изменились, стали… мудрее, спокойнее, благоразумнее, что ли… А мы? Вот я вчера шел по улице, смотрю – толпа подростков пьет пиво на лавочке, и рожи у них… ну совсем не интеллигентные. Куда им в Сверхцивилизацию, Мить? Обезьяна с гранатой – и та нанесла бы меньше вреда! И ведь никуда их не денешь, это ж практически геноцид надо устраивать, чтобы нас не погубили такие вот «детки», у которых амбиций много, а мозгов мало… Или они тоже изменятся? Я промолчал, но про себя подумал, что Пашка, скорее всего, опять прав. Не бывает таких простых ответов. Вот был человек, а стал – сверхчеловек… Сегодня ты в грязном дворе лакаешь пиво и бросаешь «бычки» мимо урны, а завтра – тебе открыта дорога в «дивный новый мир». А с другой стороны, это все казуистика. Ведь было время, когда величайшие умы своего поколения наперебой твердили, что земля покоится на трех китах и форму имеет плоскую. А теперь? Спроси любого жителя глубинки – и он тебе сразу ответит, что она круглая, да еще и удивится вопросу. Всех можно научить. Образумить. Вывести под белы рученьки на новую ступень и затащить в этот «дивный новый мир» силком. А там уж хочешь, не хочешь – придется развиваться дальше. Проблема-то всего лишь в первом шаге! Стоит его сделать – и спираль эволюции развернется сама собой, нарушится извечный замкнутый круг «рождение-развитие-гибель»… Да и что мы теряем? Для нас, обреченных, хуже все равно не станет! А еще, я слишком хорошо понимал, что Игнатов, несмотря на все свои сомнения, уже не остановится. Не умеет он покоряться судьбе. Плыть по течению, соглашаться на компромиссы, падать кверху лапками и безропотно подыхать, если «уже пора». Да и не тот он человек, который будет спокойно смотреть, как его жену увозят в психиатричку с диагнозом «шизофрения». Он Верку любит. Кого угодно за нее прибьет, пусть даже и «воздыхателя». По пути мы остановились только раз. Игнатов увидел полицейский «УАЗик», патрулирующий улицы, и торопливо утянул меня в ближайшую подворотню. – Ты чего? – не понял я. Он пожал плечами: – Да ко мне за последние дни несколько раз полиция наведывалась. Звонили в двери, стучали… Но я не открыл. – Ты ведь никаких законов не нарушал? – спросил я на всякий случай. Он криво усмехнулся и достал из кармана бутылку коньяка: – Если только закон сохранения энергии. Дождавшись, пока «УАЗик» проедет мимо, мы вышли из переулка, воровато оглянулись и почти бегом двинулись дальше. Не знаю почему, но обоих внезапно накрыло состояние отчаянной веселости. Мы шли менять мир! Я – обычный филолог с расшатанными нервами, и Пашка – мой закадычный друг. Это было настолько абсурдно и нелепо, что просто не укладывалось в голове. В такой ситуации только и остается, что хихикать, как безумные, чтобы окончательно не сойти с ума. – А как думаешь, тот дедушка из Красноярска… ему ничего не грозит? – вдруг вспомнил Игнатов. – Вряд ли. Он ведь своей штуковиной «снижает давление» вокруг себя. Не удивлюсь, если он всех нас переживет благодаря любви к науке. Еще и не поймет, что произошло. Так и будет сидеть, пить кофе и рассказывать старые анекдоты. – Печальная картина, – заметил Пашка. Я равнодушно мотнул головой: – Нет. Печальная картина будет у нас с тобой. Если не справимся. Мы дошли до подъезда, косясь вокруг с бдительностью опытных диверсантов, и шмыгнули в дверь. За ней почему-то было темно. Может, просто лампочка перегорела или ее разбили вездесущие хулиганы, но мы остановились, как вкопанные. Замерли, затаив дыхание, и долго еще стояли, прислушиваясь. – Пойдем? – шепотом спросил я и ухватил Игнатова за локоть. – Куда?.. – Ко мне, куда же еще! – я немного успокоился и заговорил громче: – Да брось. Захотят нас прибить – все равно прибьют, хоть в подъезде, хоть в квартире. Игнатов медленно выдохнул, кивнул и двинулся к лифту. Когда створки лифта разъехались, и темноту озарил яркий желтый свет из кабины, мы как-то сразу успокоились. Я нажал кнопку, подождал, пока лифт сдвинется с места (все же сидела где-то в подсознании мысль, что темнота просочится в щель и кинется на нас), а потом полез искать ключи от квартиры. На моем этаже, слава богу, лампочка горела исправно. Я вышел и подмигнул Игнатову: мол, все путем, прорвемся, и пошел открывать дверь. А Пашка вдруг нахмурился: – Знаешь, Мить… Я тебя прямо не узнаю. Ты же всегда всего боялся до паники! И вечно у тебя какие-то философские дилеммы были: «правильно мы поступаем или неправильно, а точно ли так надо, а нет ли другого выхода»… А теперь – прешься напролом, как бульдозер, и хоть бы хны! – А ты чего ждал? – усмехнулся я. – Нервные клетки, они, знаешь, не бесконечные! Ну сколько можно пугать человека, прежде чем у него появится иммунитет на любую жуть? Надоело! Теперь либо они меня в гроб загонят, либо я – их! Игнатов поджал губы, будто не решаясь спорить, и мы вошли, наконец, в квартиру. Навстречу с голодным мяуканьем бросилась кошка. Я вспомнил о ней только теперь, и мне стало стыдно. Когда я уезжаю в командировку, за кошкой обычно следит Игнатов, но ведь у него в последние дни и своих забот хватало, а мой бедный зверь, получается, сидел на голодном пайке. Хоть я и оставил кошке полведра сухого корма, но на одних сухарях она жить не привыкла, да и вредно это… – Ко-ошка! – я протянул к ней руки и виновато улыбнулся: – Ну иди сюда, сейчас тебя покормим… Она подняла на меня круглые зеленые глаза – и вдруг остановилась. Я увидел, как шерсть у нее на загривке встает дыбом и распушается хвост, делаясь похожим на ершик для унитаза. ...А потом она глухо зашипела и кинулась прочь. Забилась куда-то в темный угол, видимо, тот самый, где пряталась от «воздыхателя», и наотрез отказалась выходить. Почему-то мне и в голову не пришло, что кошка может бояться меня. Я оглянулся, думая, что она увидела кого-то за моей спиной – но там был только Игнатов, который посмотрел на меня как-то странно, а потом отступил на шаг. Целую минуту мы, не мигая, глядели друг на друга. Я пытался понять, что происходит, а Пашка просто замер, ухватившись за дверной косяк, и тяжело дышал. – Где Митька? – наконец, хрипло спросил он. Я не сразу нашелся с ответом. Если я – это уже не я… то где тогда настоящий я? Сижу на берегу озера у потухшего костра и наблюдаю за играми лесных духов Биармии? Сплю в машине у таксиста? Еду в Мексику за компанию с Семеном?.. Но самое интересное, эти мысли меня почему-то совсем не напугали. Хоть и вызвали легкий дискомфорт. Как-то неуютно было думать, что ты – всего лишь энергия, а настоящий живой человек, которым ты был раньше, теперь не существует. Я только не мог понять: почему Пашка-то этого так боится?.. – Ты чего, Игнатов? Он не ответил. Схватился за сердце и медленно сполз по стене, не отводя от меня испуганных глаз. – Ну вот, – искренне огорчился я, – говорил же: у меня в квартире кто-то дышит, а ты всё – паранойя, паранойя… Нельзя же быть таким упрямым! Сидел бы сейчас дома, с женой… Так нет, ты пошел мир спасать! Только не подумал, что мир, при желании, может и сам себя спасти. Причем, с куда большим успехом. Он дернулся последний раз и замер. Мне было его жалко, друг все-таки. Поэтому я занес Игнатова в квартиру, пощупал пульс, убедился, что его нет – и стал звонить в скорую. Не оставлять же друга валяться на полу просто так! Кошка, все это время настороженно следившая за мной из-под дивана, решила эвакуироваться через форточку. Я подумал, что она, скорее всего, прыгнет на соседский балкон – там недалеко. А соседи ее точно не обидят. Они животных любят, насколько я знаю. Пока ехала скорая, я побродил туда-сюда, достал у Игнатова из кармана бутылку, откупорил и сделал глоток. Сощурился от удовольствия. Вот ведь странное дело: никогда раньше коньяк особенно не нравился, а теперь хорошо пошел. Надо будет взять еще. Тем не менее, что-то в квартире меня настораживало. Я долго не мог понять что – пока не прошел с ревизией по всем комнатам и не отыскал причину своего беспокойства. Поморщился. Брезгливо поднял двумя пальцами баллончик «Дихлофоса» – и выкинул его в окно.