Seekers of her heart (ловцы её сердца)

Гриммо 12 встретил их привычными воплями Вальбурги. Гарри закатил глаза, уже готовый задёрнуть занавески и вновь наложить силенцио, но Андромеда была проворнее. Ни Гермиона, ни Гарри даже не успели заметить, когда волшебная палочка оказалась в тонких пальцах бывшей мисс Блэк, а с её боевого конца уже сорвалось заклинание пламени. Не совсем адского, но и совершенно точно не обычного. Гермиона усмехнулась, уловив в ранее неизвестном ей заклинании слова «портрет» и «отклеиться». Грейнджер не составило огромного труда предположить, что это как раз то заклинание, которое следует использовать на волшебных портретах. Или, вероятнее всего, сочетание двух. Но результат был налицо: портрет, который по уверению всех вокруг, нельзя было снять со стены, с громким стуком свалился на пол. Впрочем, прежде, чем пламя поглотило в ужасе распахнувшее глаза изображение Вальбурги, навсегда стирая частичку её души, неизвестно каким образом оказавшийся за их спиной Кричер уже щелкнул пальцами. Изображение исчезло, и пламя проглотило лишь изысканной работы рамку. К огромному любопытству Грейнджер, волшебство сработало довольно специфическим образом. Вычурная рамка портрета Вальбурги Блэк сгорела дотла за несколько мгновений и не оставив никаких следов, а вот стена, на которой прежде висел портрет, осталась безукоризненно чистой, без единого намёка на ещё секунды назад полыхавший здесь очищающий огонь. – Честно говоря, рамку жалко, она была довольно красивой, и мне нравилась. Можно было натюрморт повесить, с цветочками. Или море, – на самой грани слуха пробормотал Гарри у самого уха Гермионы, покачав головой в знак неодобрения. – Предпочёл бы результаты наоборот. Кричер одарил своего вновь обретенного хозяина злым взглядом зелёных глаз, выражение которых не оставляло ни малейшего сомнения в том, что домашний эльф рассматривал Поттера, как вновь свалившегося на свою голову. Забавно, если учесть, что совсем недавно он участвовал в последней битве на их стороне вместе с остальными эльфами Хогвартса. Впрочем, следующей заговорила Андромеда. Не скрывая злость и раздражение из осипшего от слез голоса, миссис Тонкс упёрла ладони в бёдра и зашипела. – И куда ты переместил эту сумасшедшую ведьму, старая ты вредная обезьяна? – глаза Андромеды сверкнули опасным пламенем, сейчас делая волшебницу ещё больше похожей на её старшую сестру, с которой не так давно её перепутала существенная часть Хогвартса. – И нет, Гермиона, у меня нет проблем с большинством эльфов. Но и провалами памяти я не страдаю, и поэтому прекрасно помню, кто предал вас всех и благодаря кому Псы проникли на защищенный фиделиусом Гриммо 12. А ведь Орден рассчитывал, что вы сможете использовать дом, как свою базу, ещё довольно долгое время, а не быть вынуждены скитаться без каких-либо средств к существованию по лесам и полям. – Ничего, все закончилось хорошо, – пробормотала Гермиона и попыталась проигнорировать взгляд, которым одарил её Поттер. Гарри был слишком очевидно согласен с бывшей мисс Блэк. – Ну, так куда ты переместил тётушку Вальбургу? – меж тем повторила вопрос Андромеда, словно Гермиона даже и не начинала говорить. – Ладно, обещаю, что я не брошусь туда сломя голову возобновлять заклинание огня. Если это где-то, где она будет молчать в тряпочку, то пусть существует. Только на глаза не попадается ни мне, ни кому-либо другому из присутствующих здесь. Потому как я вполне способна показать свое несогласие с её взглядами и выбором выражений очень даже Блэковскими методами. – Кричер переместил свою бедную хозяйку в маленькую рамку в своей каморке, – испуганным голосом пробормотал домашний эльф и отчаянно закачал головой, утирая злые слёзы. – Пожалуйста, мисс Андромеда, Кричер сам наложит любое заклинание тишины на портрет хозяйки, только не надо уничтожать его семейной магией Блэков. – Не семейной магией, глупая ты обезьяна, – Андромеда устало опустилась на стул. Вспышка злости растворилась, оставляя после себя только сжимающую грудь тисками боль.– Я больше не обладаю семейной магией. Всего лишь передаваемым в семьях чистокровных заклинанием, предназначенным для того, чтобы держать в узде такие вот сорвавшиеся с цепи портреты. И которое, судя по всем признакам, мой кузен Сириус в свое время не выучил. К слову, Гермиона, Гарри, давайте, я вас научу. Очень полезная вещь, особенно, если вы будете жить в этом доме. Поттер незаметно закатил глаза, отнюдь не пылая желанием учить что бы то ни было именно в данный момент, но Грейнджер уже сделала шаг вперёд, кивая головой в знак готовности. При этом она стратегически поместила себя таким образом, что Андромеда должна была смотреть только на неё, и таким образом могла совершенно не обращать внимание на любые недовольные рожицы, какие бы не состроил Гарри. Потому что во-первых, Гермиона очень сильно подозревала, что Андромеде сейчас просто нужно отвлечься, а во-вторых, это действительно было очень ценное заклинание, которое бы не помешало выучить. И знанием которого, Грейнджер была в этом совершенно точно уверена, больше с ней никто не поделится. Как и планировала магглорождённая волшебница, Андромеда вмиг переключилась на явно готовую учиться девушку, совершенно не обращая внимания на Гарри. Достав волшебную палочку, миссис Тонкс принялась демонстрировать нужные для чар руны, при этом проговаривая заклинание. Незаметно отойдя в сторону, Поттер жестом подозвал к себе Кричера. – Слушай внимательно, – голос избранного уже начинал приобретать совершенно иные нотки. Стальные и решительные. – Сейчас ты приготовишь нам комнаты и начнёшь готовиться к прибытию маленького Тедди Люпина. Мы заберём его в самом ближайшем будущем, и ты будешь во всём помогать Андромеде. И при этом будешь молчать, как рыба. Уже на следующий день Гарри и Гермиона удостоверились в правильности своего решения забрать Андромеду на Гриммо 12. Женщина была буквально убита горем потери дочери, и заботиться о младенце-внуке самостоятельно для неё было бы практически невозможно. Тедди занимал достаточно много времени, и Гермиона обнаружила, что практически все заботы о маленьком сыне Тонкс пали на её плечи. Грейнджер была совершенно не против. Прижимая к себе маленькое, тёплое тельце младенца, Гермиона во всяком случае не чувствовала ту леденящую душу пустоту, которая поселилась внутри. Стирая родителям память, Гермиона прекрасно понимала, что заклинание «обливиэйт» обычно необратимо. А ещё она осознавала, что наверняка спасает им жизнь. Именно Нимфадора однажды летом во время их встречи на собрании Ордена Феникса навела её на мысль применить его. Отведя младшую девушку в сторону и старательно избегая смотреть ей в глаза, Тонкс принялась рассказывать, что Псы последнее время охотились за семьями магглорождённых волшебников. Что-то на счёт показательных выступлений для магического мира, но более важной была другая информация для размышления, вокализованная Тонкс. Орден совершенно не делал никаких попыток защитить эти самые семьи. Их не эвакуировали, не прятали, только не настойчиво предупреждали. И вновь магглы не были приоритетом для волшебников, у которых было полно других забот. Тонкс тогда ещё рассказала, что по настоянию матери, в случае радикальных изменений в их мире её собственный отец попытается исчезнуть. Андромеда была чистокровной, и поэтому особых санкций против себя лично не предвидела. Конечно, она вполне ожидала показательное наказание от Беллатрикс, но Нимфадора была уверена: в душе средняя из сестёр Блэк надеялась на Нарциссу. Да и не верила Андромеда, что даже поехавшая рассудком на идеях «своего Тёмного Лорда» Белла, если до этого дойдёт дело, убьет собственную сестру. Или просто не хотела, отказывалась верить. Гермиона теперь периодически задавалась вопросом, насколько обоснованными были эти надежды. И все больше уверялась в мысли, что Андромеда до конца просто не осознавала, насколько на самом деле была помешана на чистоте крови её старшая сестра Беллатрикс. В любом случае, Гермиона очень сильно сомневалась, что ей удастся вернуть память родителям и таким образом вернуть себе семью. Приходилось свыкнуться с мыслью и реальностью: она осталась сиротой при живых маме и папе. Но родители были все-таки живы, и этого было достаточно, о чём Грейнджер и не преминула напомнить Поттеру, когда он неловко осведомился о её дальнейших планах и слишком очевидно винил себя. Недели протекали незаметно, и погружённая в заботы, поначалу Грейнджер совершенно заблокировала весь окружающий мир, отгородившись от него. Минерва, ставшая директором Хогвартса, постоянно писала Гермионе, и из этой корреспонденции девушка знала: осенью весь их курс ожидается обратно. МакГонагалл обмолвилась, что конечно, если Золотое Трио пожелает, карьеры в Аврорате их ожидают без каких-либо экзаменов. Впрочем, бывший декан слишком хорошо знала свою лучшую ученицу, и из её писем было понятно: Минерва ни на мгновение не сомневается, что Гермиона вернётся на последний курс и закончит школу. Что решит Поттер на этот момент было не ясно, но Гермиона пока откладывала серьезный разговор с другом. Она даже домашние хлопоты пыталась в основном на него не наваливать и позволяла Гарри принимать только те решения, которые он сам хотел, а заниматься исключительно тем, к чему в тот или иной момент лежала его душа. Избранный, всю свою жизнь вынужденный следовать злосчастному предсказанию и буквально подчиняться планам других людей и не имевший практически никакого права самостоятельного выбора, по мнению Гермионы этот самый выбор заслужил. Где-то через неделю Гарри завёл разговор о Малфоях. Приближались суды над Пожирателями, и, как оказалось, Поттер обсуждал эту тему с Кингсли. Нарциссу и Драко Избранный собирался на судах защищать. Гарри был уверен, что его извечный соперник в Хогвартсе на протяжении шести лет, на самом деле Малфой внёс неоценимый вклад в его победу. – Я скажу тебе честно, Гермиона, – неловко протерев очки и водворив их обратно на нос, проговорил Гарри и пристально взглянул в глаза подруги. – Я понятия не имею, подозревал ли Малфой, какую силу приобрела именно его палочка, обезоружив Дамблдора. На самом деле, я очень сильно в этом сомневаюсь, но факт остается фактом: именно Малфой бросил мне свою палочку, и это привело к победе. – Малфой далеко не дурак, – кивнула Гермиона, признавая справедливость его слов. – Он вполне мог и вычислить подобный нюанс, таким образом сознательно увеличивая твои шансы на победу. – Честно говоря, я тоже так считаю, – Гарри облегчённо вздохнул, воодушевленный поддержкой Гермионы его взглядов и догадок. – Но даже если и не знал, на самом деле, это даже больше говорит в его пользу. Значит, давал мне хоть какой-то шанс, тем самым ставя на себе крест. Ведь если бы Реддл выиграл, он бы его по головке за подобное не погладил. – Ты звучишь так, словно уже строишь речь в его защиту на суде, – усмехнулась Грейнджер и внезапно прижала ладонь к губам, округлив глаза. – Ты действительно составляешь речь в его защиту! Гарри, ты собираешься выступать свидетелем на его суде? – Да, – Поттер неловко отвёл взгляд. – И на суде Нарциссы тоже. Ты, конечно, можешь во всём этом не участвовать. Например, Рон мне уже сказал, что на него можно не рассчитывать. – Я поддержу тебя, – глядя мимо Гарри, каким-то опустошенным голосом проговорила Грейнджер. – Ещё напомню, что в Малфой-меноре он тоже нас нарочно не опознал. Хотя не мог не узнать, я в этом уверена. Не так сильно я умудрилась изменить твою внешность, да и мы с Рональдом не превратились в других людей. – Ты всегда его защищала, – Гарри хмыкнул. – Только вспомни наш шестой год. – Тогда, – Гермиона пожала плечами. – В конечном результате я оказалась не права. Но сейчас… Учитывая всё, что ты мне рассказал, все то, что я сама знаю, я просто не думаю, что Малфой заслужил быть заключённым в Азкабан. А именно это ему и грозит, если никто за него не заступится. После Первой магической войны метка была достаточным свидетельством для обвинения, чтобы кого угодно заключить в Азкабан. Кое-кто отвертелся, конечно, и показал свои настоящие краски во время Второй магической, в которой мы только что все имели удовольствие участвовать. – Хочешь сказать, например, Люциус? – Поттер насмешливо приподнял бровь. – В его защиту я выступать не собираюсь. Потому что глубоко не уверен, что он что-либо осознал или изменил свои взгляды. – Сказать по правде, Гарри, я глубоко не уверена, что Малфой или Нарцисса изменились или на самом деле поменяли свое мнение в отношении таких, – голос Гермионы сейчас звучал с особенной горечью. – Таких волшебников, как я. Но Нарцисса практически спасла тебе жизнь, Малфой тоже помог. Я на самом деле не знаю, поменяется ли отношение чистокровных волшебников к магглорождённым. Но мне кажется, что эти двое всё-таки, сознательно или нет, да и вероятнее всего, на самом деле следуя альтернативным мотивам, ведь Нарцисса спасла тебя только потому, что хотела защитить Малфоя, но помогли нам. Все это можно преподнести для пользы их дела. Опустив мотивы… – То есть, ты не против помочь попробовать отмазать их от Азкабана? Даже несмотря на то, как Малфой относился к тебе все эти годы, и все оскорбления, которым тебя постоянно подвергал? – Нарцисса спасла тебе жизнь, – повторила Гермиона и пожала плечами. – И она это сделала явно не для того, чтобы навещать Малфоя в Азкабане. Она ведь обманула своего «Тёмного Лорда» только ради Малфоя. Не ради меня же или тебя, – девушка горько усмехнулась. – Я ей обязана за твою жизнь. А в их отношении ко мне лично, Гарри, я никогда не обманывалась, не обманываюсь и сейчас. – Не веришь, что они способны исправиться? – Поттер приподнял бровь. В конце концов, Гарри это тоже было важно. Его мать была такой же, как Гермиона. Магглорождённой волшебницей, и все эти предрассудки и предвзятое отношение, с которым каждый день своей жизни в волшебном мире сталкивалась Грейнджер, до этого испытала и его мать. Поттер уже давно решил, что это будет отныне одной из его целей: с помощью Гермионы доказать равенство таких волшебниц, как она и его мать, любым чистокровным снобам. – Я честное слово не знаю, Гарри, – пожав плечами, Грейнджер отвела взгляд. – Изменения всегда наступают медленно, а поменять взгляды, веками вбитые в головы целых поколений, это вообще процесс тяжелый. Всё, что я могу, это пытаться на своем примере доказать, что не хуже их. А дальше каждый сделает свои выводы. И я не обольщаюсь, что даже после победы над их Тёмным Лордом они все встретят меня с распростёртыми объятиями или признают равной себе. Не знаю, каким образом они определяют подобное на глаз, но для них моя кровь всегда будет «другой». – Ладно, уже поздно, – Гарри вздохнул. Ему нужно будет хорошенько всё это обсудить, и желательно не с Артуром или Молли Уизли. На ум приходили Андромеда Тонкс и Флёр Делакур. – Пойдём спать, завтра новый день. А как я уже понял, тебе ещё вставать к Тедди несколько раз за ночь. К слову, как насчёт мы поделим дежурство? Ты ложись, а я его покормлю в следующий раз, все равно не собирался ещё ложиться. – Договорились, – Гермиона улыбнулась и чмокнула Гарри в щеку. – Спокойной ночи. .