Часть 45
3 марта 2023 г. в 16:36
Драко дожидался Гермиону, удобно расположившись на диване в гостиной башни старост и мирно беседуя с Гарри Поттером. На самом деле, эти двое теперь довольно часто создавали впечатление хороших приятелей.
Поначалу Грейнджер находила подобный поворот событий забавным, но довольно скоро догадалась: между прежде непримиримыми врагами уже успела состояться «беседа по душам», к счастью, не включавшая в себя физическое выяснение отношений, будь то маггловские кулаки или волшебные палочки. Но в результате все вопросы и недосказанности, годами висевшие между ними, были окончательно улажены. Конечно, само по себе это представляло положительный поворот событий и безусловно огромный шаг вперёд для всего волшебного общества в целом, как и для парней в частности.
– Выглядишь абсолютно умопомрачительно, – при виде спустившейся в гостиную Гермионы, Малфой вскочил на ноги, одаривая девушку дежурными комплиментами. Впрочем, явно прочитав именно подобный сентимент в её глазах, он мгновенно отреагировал на ещё не успевшие сорваться с её губ слова. – И я не просто это говорю, потому что меня с детства учили в таких ситуациях делать комплименты. Ты действительно выглядишь безукоризненно, и не хватает только одного штриха...
– Недолго музыка играла, и вот мы опять пошли-поехали, – насмешливо хмыкнул Гарри, но Малфой только стрельнул в него предупреждающим взглядом. Если бы выражение глаз могло убивать, Поттер бы уже корчился в судорогах, но вместо этого Гарри лишь примирительно поднял руки в знак безоговорочной капитуляции. – Молчу, молчу. Это всего лишь шутка.
– В любом случае, если Поттер вдруг вспомнит, что ему нужно тащить свою избранную задницу в сторону башни Гриффиндора за своей дамой сердца, – тем временем продолжил Малфой голосом, в который по старой привычке если и не просочился яд, то уж во всяком случае мёд отсутствовал полностью. – То я позволю себе преподнести тебе небольшой презент.
И с этими словами Малфой жестом фокусника, а точнее – волшебника, вытащил из кармана небольшую коробочку, которая прямо на глазах Гермионы и Гарри стала увеличиваться, пока не достигла изначальных размеров. А потом сама по себе распахнулась, и Гермиона не сдержала сорвавшегося с губ вздоха изумления.
На бархатной подушечке внутри теперь принявшей довольно приличные размеры шкатулки – а это было именно шкатулка, а не стандартная коробка из магазина – лежала изумительной красоты подвеска в виде снежинки. По обе стороны от неё сверкали две точно такие же серьги, свидетельствовавшие о нешуточном ювелирном таланте своего творца и вкусе выбравшего их волшебника. Усыпанные мелкими бриллиантиками и подвешенными на тонкие, металлические нити. А в комплект к ним шел такой же браслет.
Даже не считавшая себя огромным специалистом по части ювелирных украшений, Гермиона мгновенно опознала платину. То, что подобную красоту никто бы не делал из серебра, почему-то было довольно очевидным. Переведя взгляд на парня, она покачала головой.
– Малфой, это, конечно, просто шикарно, но ты же понимаешь, что я не могу принять от тебя подобный подарок? –приподняв бровь, проговорила Грейнджер.
– Что ж, тогда хотя бы надень его на вечер, – вопреки ожиданиям переглянувшихся между собой Гермионы и Гарри, Малфой легко пожал плечами. Впрочем, все сомнения по поводу его подозрительно-быстрого согласия стали предельно ясны уже в следующий момент. – А поскольку на эти праздники мать уже успела пригласить Андромеду, которая торжественно пообещала прихватить с собой Тедди, а также дала клятву приложить все усилия, чтобы убедить вас двоих не отказать нам в чести нанести визит, – после этих слов Драко мужественно проигнорировал или просто избрал не заметить, как Грейнджер и Поттер дружно закатили глаза. – Посмею скромно предложить, что ты можешь надеть этот комплект и на новый год. В любом случае, если в будущем ты посчитаешь, что не можешь оставить себе этот подарок или он тебя компрометирует, можешь его вернуть.
– Долго, витиевато, торжественно, со скрытым смыслом и двойным дном, – чуть ни с гордостью констатировал Гарри и кивнул головой. – Твой отец тобой бы гордился, Малфой. Просто шикарная речь для будущего политика, умудрившегося ничего не сказать, но намекнуть довольно на многое.
– Рад, что ты оценил, – Малфой вновь одарил Гарри прохладным взглядом. – Смею предположить, что твой собственный отец тоже бы гордился. А также и другие наши с тобой совместные родственники. Впрочем, довольно разной степени родства; в моем случае – намного ближе, в твоем – дальше.
– Какой тонкий намёк на чёрные обстоятельства, – Гермиона могла только в изумлении покачать головой, когда её лучший друг внезапно избрал продемонстрировать, что он тоже вполне владеет наукой тонких намёков на толстые обстоятельства. В данной ситуации одновременно намекая как на их обоюдное родство с семейством Блэк, так и на то, что большинство волшебников именно этого рода назвать «белыми и пушистыми» было невозможно. И всё-таки чёрный – это однозначно чёрный, и назвать его светлым язык бы не повернулся.
– Поможешь надеть? – вместо того, чтобы продолжить оспаривать подарок, Грейнджер многозначительно приподняла бровь, обращаясь к Драко. Впрочем, от внимания Малфоя не ускользнуло, что сделала она это только после того, как обменялась взглядом с Гарри, и тот, пожав плечами, кивнул в ответ.
– С огромным удовольствием, – не заставил себя долго упрашивать Малфой, и, сделав шаг вперёд, защелкнул замочек подвески на шее развернувшейся к нему спиной Гермионы. После чего Драко, уже не дожидаясь особого приглашения, помог ей с браслетом. Серьги Гермиона, естественно, надела самостоятельно, предварительно вынув из ушей крошечные бриллиантовые капельки. Что ж, одно следовало признать: вкус у Малфоя был отменным.
А учитывая, что с выбором этого самого платья ей помогла именно Нарцисса, Грейнджер справедливо подозревала, что удивляться было бы неуместным. Впрочем, как любила говорить её мама, бриллианты имели свойство подходить к любому платью. А когда они все вместе, включая Джинни, с которой Гарри очевидно договорился встретиться в гостиной башне старост, и которая совершенно не возражала против того, что Малфой назвал «однозначно грубейшим нарушением этикета и любых правил приличия», зашли в Большой зал, Гермиона с удивлением обнаружила, что не одна она в этот вечер получила щедрые подарки.
На шее Астории Гринграсс красовалось ожерелье явно от Тиффани, и явно не взятое в этот вечер из шкатулки чистокровной волшебницы или доставленное из ячейки банка Гринготтс. О чем красноречиво свидетельствовала самодовольная улыбка Джастина Финч-Флетчли, тоже мгновенно оценившего происхождение надетого на Гермиону комплекта. Что ж, как позднее прошептал на ухо лучшей подруги Гарри, Джастин на самом деле изначально имел намного больше общего с довольно значительным количеством слизеринцев, чем те бы хотели признать.
Рождественский бал по традиции начинался с вальса волшебников и исполнялся в том же самом порядке, как и на Хэллоуин. Сперва на паркет вышли Гермиона и Гарри, потом к ним присоединились пары старост факультетов. А через несколько обязательных туров пары перемешались.
Правда, на этот раз они уже танцевали весь оставшийся вальс именно в таких комбинации, как хотели. Джастин и Астория буквально «показывали класс», Гермиона и Драко практически ничем им не уступали. Луна кружилась с Лонгботтомом, а Джинни Уизли и Гарри Поттер хоть и пытались особенно не бросаться в глаза, но и пару их уже никто не разбивал.
К своему удивлению Гермиона отметила, что на этот раз даже внутренне уже не испытывала никакого протеста, и должна была признать, что танцевать с Малфоем оказалось как-то естественно. И даже более легко, чем с Джастином. Как, когда скользкий змееныш, столько лет официально числившихся её злейшим врагом, успел настолько втереться в доверие и начать вызывать симпатию?
Гермиона никогда не думала, что настолько падка на внешность. В конце концов, довольно долгие годы она была увлечена Роном Уизли, а уж назвать его классическим красавцем просто язык не поворачивался. Да и вообще, если бы Грейнджер велась на внешнюю привлекательность парней, то давно бы уже влюбилась в того же МакЛаггена, а вот уж он Гермионе был всегда абсолютно безразличен.
И тем не менее, время, которое по различным причинам в этом году Гермиона была вынуждена проводить с Малфоем, конечно же, в дополнение к его существенно изменившемуся отношение к ней, радикально всё изменили. Постепенно и словно ненароком, в её сознание просачивались различные нюансы.
Например, что Малфой на самом деле был довольно умен и академически занимал вполне высокий ранг в их потоке. Насколько удобно было с ним заниматься, и что порой он словно предугадывал её мысли. Уже не говоря о том, что во время исполнения совместных заданий ему совершенно не нужно было ничего разжёвывать и чуть ни по чайной ложке скармливать информацию. От заданий по «Зельем» до любых других предметов, Малфой был способен работать с ней наравне и на самом деле быть напарником, а не подопечным.
Более того, вбитые в него с детства и на первый и довольно снисходительный взгляд - старомодные манеры, когда Драко решил применять их на магглорождённой волшебнице, мгновенно возымели эффект. Ведь что бы там кто ни говорил, но галантность и внимание находили отклик в душе любой девушки, даже той, которая была готова рьяно бороться за равенство любому волшебнику.
Впрочем, проявляя себя галантным джентльменом, Малфой каким-то образом умудрялся не выглядеть снисходительным шовинистом. Интересно, как ему удавалось этого достигнуть? Что ж, кто бы мог подумать, но воспитание Люциуса хоть в чем-то оказалось положительным.
А тем временем один танец сменял другой, а Грейнджер продолжала кружиться с Драко. И совершенно не могла бы сказать, умудрился ли её партнёр каким-то образом отпугивать всех других потенциальных желающих потанцевать со старостой школы, понимали ли они его довольно недвусмысленный посыл и предупреждающее выражение лица самостоятельно, или отсутствовали полностью.
А ещё, с каждым последующим танцем Гермиона все более отчётливое отмечала, насколько бережно придерживает её Малфой, умело направляя в танце. Что его глаза, направленные только на неё, светятся неимоверным теплом и нескрываемой нежностью. Что от его крупной, сильной ладони, покоившейся на изгибе ее спины, по коже разбегаются не только странные мурашки, но и распространяется совершенно неожиданный жар. А большой палец другой руки, аккуратно придерживающей её пальцы, как-то непринуждённо и естественно поглаживает внутреннюю сторону запястья, лаская нежную и удивительно восприимчивую к его прикосновениям кожу.
А потом последней каплей, переполнившей пресловутую чашу, прямо над их головами возникла веточка заколдованной омелы, и Гермиона наконец поняла, о чем именно перешептывались парни все это время. И какой «проект-сюрприз» на самом деле занимал все свободное время Малфоя.
Потому что как раз в этот момент Драко, слегка отстранившись от Гермионы и, словно пытаясь её буквально заворожить, пристально смотревший в самые зрачки девушки, склонился вниз и накрыл её губы своими собственными.
Поцелуй под омелой. Гермиона прекрасно знала, что большинство девушек фантазировали о подобной романтике, в деталях представляя себе, как это: когда тебя целуют под этим символом, особенно если учесть, что как раз все о символике подобного поцелуя Грейнджер знала наизусть. В подробностях прочитала когда-то далеко не одну книгу, но вот никогда не представляла себя под этой самой омелой.
А сейчас вдруг почувствовала, словно чужие мечты воплотились в жизнь и внезапно стали ее собственными. Губы Драко были мягкими и поначалу несмелыми, словно он спрашивал разрешение, не торопясь усилить натиск или показать напор. Он не рвался форсировать события и не толкал Гермиону, заставляя перейти на новый уровень поцелуя прежде, чем она была к этому готова. Даже не ронял никаких намёков, только позволял почувствовать свою сдержанность.
Ласкал губами и дыханием, и в ответ само тело Гермионы вновь предавало свою хозяйку. Все те уже знакомые мурашки, которые она впервые почувствовала на Хэллоуин, когда от прикосновений губ незнакомца в образе Виктора к нежной коже внутренней стороны запястья они точно так же появлялись.
А тем временем мозг затуманивался, отказываясь оказывать любые знаки протеста и просто теряя способность мыслить. Да и сама Грейнджер сейчас таяла, словно воск в руках человека, которого до недавнего времени считала даже не недругом, а откровенным врагом.
А тем временем те самые руки уже вступили в игру. Тёплые пальцы, которые почти невесомыми прикосновениями придерживали её подбородок в начале поцелуя прежде, чем их уста соприкоснулись, более настойчивым, но отнюдь не грубым движением переместились на щеку, очертив контур скулы. Как-то естественно скользнули в волосы, теперь еще более настойчиво, но далеко не против её собственной воли или силой, только направляя поцелуй. Казалось, каждое его прикосновение спрашивает позволения продолжить, и Гермиона молчаливо, но однозначно давала это самое разрешение.
Вторая рука Драко переместилась на талию девушки, потом скользнула чуть выше по спине, вернулась вниз, мягко поглаживая и согревая лаской через тонкую ткань платья. Постепенно его руки тоже становились более настойчивыми, как и с каждой секундой смелели губы, но всё-таки Малфой не форсировал поцелуй, пока Германа сама не приоткрыла губы ему навстречу.
Его язык не сразу ворвался в её собственный рот, сперва мягко коснувшись поверхности губ, словно давая девушке возможность пойти на попятную и прекратить всё, что между ними сейчас происходило. Сделать шаг назад, отпрянуть, отстраниться, отвернуть голову или плотно сомкнуть губы. Оттолкнуть в сторону человека, всегда бывшего врагом, и отрезвить их обоих звонкой пощечиной.
И только когда сладкий выдох в губы парня и едва различимый стон на самой грани слуха стали подтверждением обратного, Малфой пошёл в наступление. Впервые позволил ей ощутить не только нежность, но и страсть, больше не спрашивая позволения продолжить, дал волю собственным желанием.
Его пальцы зарылись в пышные волосы, каким-то образом одновременно настойчивые и не нарушающие причёску. Чуть позже Грейнджер про себя усмехнется: интересно, это тоже какой-то навык, изучаемый исключительно на Слизерине? Когда Гермиона вновь обрела способность мыслить и задавать вопросы, именно этот почему-то и закрался в сознание первым.
Действительно, как так получилось, что после любого поцелуя с парнями её собственного факультета волосы мгновенно приходили даже не в художественной, а просто беспорядок, в то время как Малфой умудрился и настойчиво придерживать ей голову, направляя поцелуй, и при этом не нарушить ни одной прятки в её волшебной причёске? Или то самое заклинание, которое ей казалось, что она расслышала в самом конце поцелуя, и было предназначено именно для того, чтобы убрать все следы произведённого им физического эффекта? Конечно, в отличие от причёски оставив в душе неизгладимый след.
И всё-таки поцелуй под омелой, показавшийся Гермионе, что он длился вечность, на самом деле окончился строго в рамках приличия. Через несколько тех самых мгновений, на протяжение которых время для девушки остановилось, Драко отстранился. Последний раз ласково провел большим пальцем по щеке, ловко стирая следы размазавшейся помады, и прошептал то самое заклинание.
А потом, улыбнувшись Гермионе нежной, счастливой, но без тени какого-либо превосходства или самодовольства улыбкой, подхватил её пальцы правой руки – ещё мгновение назад страстно сжимавшие его собственное плечо, в свои собственные, и вновь закружил её в танце. Конечно же, ладонь левой руки Гермионы по-прежнему покоилась на его плече.
Точно так же, в той же самой позе, на том же расстоянии, до миллиметра выверенном любым регламентом, как и до их поцелуя. Словно ничего и не произошло, а веточка заколдованной омелы ещё мгновение назад не парила над их головами. И тем не менее Гермиона была стопроцентно уверена в одном: так, как прежде, уже не будет. В эти короткие мгновения между ними изменилось всё.
Рухнули годами возводимые стены, а казавшаяся непреодолимой пропасть словно по волшебству превратилась в широкое, залитое асфальтом шоссе. И теперь их больше ничего не разделило ни физически, ни символически, потому что каким-то образом сами их души нашли дорогу друг к другу, и ничто больше не было способно стать на их пути.