Минхо, 2:04 AM Ты ведь не помнишь ничего, чудовище?
Квокка, 2:06 AM Я не особо уверен в том, кто мне сейчас пишет.Минхо, 2:06 AM Парень твоей мечты.
Ну… Феликс немного болтливый и не видит в этом ничего плохого. Минхо обычно затыкает его, если говорит лишнее, даже в том случае, когда это лишнее интересно ему самому, но тут он в такой шутливо-брезгливой манере начал со своим «представляешь, Джисону приснилось…», что Ли не удержался и выслушал. Посмеялся в конце для приличия и поддержания имиджа, но взял на заметку и запомнил. Подразнить — дело первой важности.Минхо, 2:10 AM Ты правда провёл со мной полночи.
Минхо, 2:11 AM Хотя это скорее я с тобой нянчился.
Квокка, 2:11 AM И что я должен сейчас ответить?Минхо, 2:12 AM Даже не знаю. Почему бы тебе просто не пойти со мной на свидание?
Минхо, 2:12 AM На трезвое свидание.
Джисон кричит в подушку долго настолько, насколько позволяют неудалённые в детстве гланды. Может всё-таки снилось тогда, снится и сейчас? И сверлит взглядом яркий экран, бегая по буквам снова и снова, совершенно теряясь в ответе. Его зовут на свидание, серьёзное свидание. Не банка пива на крыше пятиэтажки, не одноразовая дрочка по приколу, не прогулка с Феликсом по площади, а полноценное свидание! По крайней мере, Джисон надеется на это, когда в действительности соглашается. И если бы у его сообщения была интонация или он осмелился бы записать голосовое, это точно был бы самый высокий на свете восторженно-испуганный писк. Но в ещё больший ужас он приходит в день самого свидания. Из информации у него только: «я заберу тебя в девять». Джисон понятия не имеет, что они будут делать, как в трезвом состоянии общаться с людьми, которые нравятся, и, что важнее, как, чёрт возьми, он должен одеться. У Феликса спрашивать стыдно. Хан идёт на свидание с его братом и ещё собирается попросить совет? Ну уж нет. В тысячный раз подходя к зеркалу, Джисон бесится. Ему не нравится приторная чёрная кофта, то, как лежат волосы, и ещё у него кончился одеколон. Он знает, что без Хьюго босса пахнет, как шоколадное драже и молочный коктейль, ребёнком без детства. Но встревожиться насчёт этого он не успевает. Таймер на телефоне звенит об окончании, и Джисон, наспех обуваясь, мчит по лестнице до забора, надеясь, что и в этот раз его родителям будет на него плевать. Проходит пять минут с того момента, как он нервно крутит цепочку на шее, и ровно в девять к воротам подъезжает серая Хонда. Джисон почти уверен в её полировке и том, что сегодня точно что-то пойдёт не так. Но Минхо открывает ему дверь через салон, и приходится убрать все лишние мысли прочь, чтобы сконцентрироваться на возможном диалоге. Из своего сна-воспоминания Джисон помнит, что Ли не такой разговорчивый, как Феликс. Точнее, вообще неразговорчивый. Как будто всё умение и желание болтать по пустякам и находить общее там, где его, казалось бы, нет, изначально досталось только младшему из семьи Ли. Так что Джисон тоже молчит, пока они не приезжают к какому-то торгово-развлекательному центру. Загипсованная рука начинает чесаться к тому времени, когда разъезжаются автоматические двери. Джисон морщится и осматривается. На пятом этаже центра он обычно покупает себе одежду, а на третьем пьёт с Феликсом кофе в окно между парами. Но выше он не был, а Минхо в лифте нажимает на кнопку с цифрой шесть. Кабина двигается, и Джисону неприятно ударяет в голову. Ли постоянно на него смотрит, будто следит, как родитель за ребёнком, и Хан непроизвольно ищет какой-то подвох. Не бывает всё так просто. Не в его жизни. На этаже ярко и многолюдно. У лифта толпа точно такая же, как и у эскалатора, и Джисон рад, что дальше им ехать не нужно. Последний раз Хан посещал каток восемь лет назад, и тогда он сломал руку. И, видимо, Минхо каким-то образом прознал про это и посчитал, что в этот раз рыжему терять нечего. Его не смущает ни повреждённая рука, ни косой взгляд, которым Джисон смотрит на него, когда тот отдаёт ему прокатные коньки, заботливо шнуруя потуже. Джисон в красках рассказывает о трагикомедийной ситуации восьмилетней давности, но не упоминает, что руку он поломал не от неумения кататься, а от неуклюжести детей и любящих подрезать на поворотах инструкторов. И, о, Минхо так удивляется, когда, ступая на лёд, Джисон свободно толкается и едет на пару метров вперёд, а сам он едва не падает при первой же попытке, в срочном порядке хватаясь за борт. Джисон прыскает и подумывает попросить у инструктора опору. — Я думал, что это будет легко, — не то чтобы попытка оправдаться. — Так это легко, — Джисон дразнится. Минхо думает: «Вы смеете использовать мои же заклинания против меня, Поттер?». — Давай, держи меня за руку и поехали, пока поток не сформировался. В теории в этих словах нет романтики, но Ли улыбается незаметно и скрыто. Он берёт Джисона за здоровую руку и по его наставлениям старается двигаться так, чтобы не грохнуться на лёд. И получается из ряда вон плохо. Ноги будто не его и не держат, лезвия коньков постоянно скользят в стороны, а равновесия словно не существует. Минхо никогда не учил физику должным образом, и теперь она ему мстит, применяя все свои законы против него. И про ускорение, и про инерцию. Покорить Эверест проще для Ли сейчас, чем зафиксировать ноги в одном положении, чтобы они перестали разъезжаться. Джисон чересчур сконцентрировано пытается наставлять его, постоянно говоря вещи в стиле инструктора в автошколе: чтобы машина развила скорость, нужно нажать на педаль газа. Чтобы проехать хотя бы пару метров, нужно ехать «ёлочкой». У Минхо из ассоциаций только новогодняя с гирляндой, на которой сейчас хотелось бы только повеситься. В конечном итоге, держа Джисона за руку намного крепче, чем того требует ситуация, Минхо проезжает с ним вместе от силы два круга, и автоматический голос объявляет об окончании сеанса. Коньки Минхо сдаёт с нескрываемым облегчением. — У меня психологическая травма, — ирония едва различима. — А мне понравилось, — Джисон пожимает плечами. Минхо ведёт бровями, потом мягко улыбаясь. Уже чуть шире, чтобы Хан, может быть, заметил. После Ли ведёт их в ту самую кофейню на третьем этаже, чтобы угостить Джисона самым вкусным мокко в его жизни и обжечься о нагретое жасминовым чаем стекло кружки. Хотя бы Джисон смеётся — в таком случае Минхо может потерпеть второй позор за день и лёгкую боль на губах. Пока он считает плавающие чаинки, Хан тихо подпевает попсе с колонок по углам заведения и спокойно допивает свой мокко. Минхо как-то невольно засматривается. Джисон правда в его вкусе, на все сто. Его хочется узнавать: Минхо уверен, что помимо, по крайней мере, двух историй про сломанную руку, в его тайнике хранится гораздо больше рассказов, годных на короткометражную комедию. Ему кажется, что Джисон — сам по себе комедия. Может даже лёгкий ромком. Но это только в случае, если Минхо захочет поучаствовать. А Минхо обязательно захочет. Он оплачивает счёт и берёт Джисона за руку, пока они идут к машине, но дверь ему не открывает, сразу садясь на водительское сидение и заводя мотор. Доезжая до ворот джисонового дома примерно к началу первого ночи, Минхо впервые задумывается о том, почему ему разрешено так поздно быть вне дома, но не спрашивает. Он выходит из машины, чтобы попрощаться. — Что, я не заслужил поцелуй? — Минхо опускает голову, чтобы усмехнуться. — В следующий раз, чудовище. Ли всё-таки приближается, чтобы оставить лёгкий воображаемый отпечаток губ на его щеке, и, подождав, пока Хан зайдёт во двор, разворачивает машину и уезжает. Но сколько бы Джисон после этого не ждал следующего раза, он не случается. Потому что у Минхо начинается ад — защита диплома. На неделю он забывает понятия «есть» и «спать», ходя на свидания не с Джисоном, как хочется, а с курирующим преподавателем, в тысячный раз выслушивая, что лучше бы он этот диплом купил. Он превращается в зомби, скитаясь от университета к работе и обратно, появляясь дома только с целью поспать пару часов. В «свободное» время он с силой стучит по клавишам, проклиная Word, заставляя законно спящего, уже сдавшего сессию Феликса нервно ворочаться в кровати. Он ругается, и Минхо просто кидает в него что-то со стола, но всё-таки старается быть тише. В телефон на протяжении недели он заглядывает только чтобы проверить дату и отсчитать время до экзекуции. Он чувствует себя капитаном Джеком Воробьём, когда печатает и сшивает конечную версию диплома за час до его защиты. Только не знает, спасётся ли в этот раз. Ребята из магистратуры половину года убеждали его, что с такой комиссией помочь защититься Минхо может только высшая сила. И поэтому, нервно вертя в руках флешку, Минхо смотрит на вышедшего с кабинета бледного одногруппника, не интересуясь у него никакой информацией, заходит следующим, с шагом за порог тут же прощаясь с высшим образованием. — Расскажите подробнее о втором подпункте вашей работы, господин Ли, — через десять минут задаёт первый вопрос дама из комиссии, смотря на Минхо пристально и изучающе. Минхо считает, что справляется вполне неплохо. Он знает свою работу, он писал её и редактировал. Отвечая на вопрос, он старается наговорить как можно больше, и это работает, чтобы его, наконец, отпустили. Покидая университет, Минхо не думает об этом как об одном из законченных этапов своей жизни, — он думает, что сможет, наконец, получить свой десятичасовой сон и выпить невкусный феликсов сок, а не смесь из пяти ложек кофе и трёх — сахара. Придя домой, Ли валится на диван, обнимая подушку, и просто расслабленно лежит, думая, что лето ещё не закончилось и можно отдохнуть. И, может, уволиться со второй работы. Феликс заваливается домой в не самом лучшем настроении. Это Минхо понимает по летящим в разные части прихожей кроссовкам и хлопнувшей входной двери. Минхо сделал бы ему замечание, если бы на это были силы. Впрочем, они появляются сразу после того, как Ли-младший, вернувшись с кухни, толкает его ноги с дивана, чтобы сесть и с агрессией пару раз нажать на кнопку пульта, включая телевизор. Феликс редко бывает в таком состоянии, и почти всегда для этого есть весомые причины. Минхо, как старшему брату, нужно с ним поговорить: серьёзно и вежливо, чтобы помочь, но Минхо так не умеет. Ему так неинтересно. — Ты мне весь праздник портишь своей мерзкой аурой, — фыркает, чтобы начать разговор, и радуется, что Феликса не нужно долго убеждать, чтобы он всё выпалил. — Джисон не сдал, и родители сказали, что из дома до конца месяца он не выйдет. У нас были, блять, такие планы, хён! Минхо, честно, впервые в жизни думает, что он идиот. В его голове очень быстрая подборка «почему Ли Минхо мудак», а крайне редко ругающийся Феликс никак не помогает. Джисон. Минхо так потерялся в дипломе, что напрочь забыл о сообщениях, звонках и своих обещаниях. И теперь ему в экстренном режиме нужно исправляться. Он долго слушает без преувеличений раздирающую историю про отвратительные отношения в семье Хан, где младшая сестра Джисона — идеальный ребёнок с медалями со школьных олимпиад, а сам Джисон — мальчик для битья. Нежеланный ребёнок. Ошибка молодости. Куча других мерзких слов, свидетелем которых Феликсу много раз везло стать. Минхо слушает чересчур внимательно и думает, как у Джисона получается до сих пор оставаться собой при таком давлении. — Только я не рассказывал тебе ничего. Джи не любит, когда… Когда его жалеют, — вздыхает Феликс, не желая мириться с тем, что его лучший друг заперт дома из-за глупого экзамена. Но на самом деле Феликсу не кажется это причиной. У них хорошая преподавательница по политэкономии, понятно объясняющая и понимающая. Завалить предмет можно было бы только при сильном желании, и откуда оно у Хана появилось, Феликс не имеет и малейшего понятия. Зато Минхо, может, как-то это связывает. Он не может как обычно пообещать Феликсу, что разберётся с этим, потому что для младшего Джисон не касается их двоих, но, по крайней мере, Минхо быстро соображает и говорит, что может поговорить с мерзкими типами ака родителями Джисона и сказать, что готов репетиторствовать, как-никак диплом защитил. Терпеть, конечно, он не может что-либо кому-либо объяснять, но план заключается не в этом. Ему главное вытащить Джисона из-под бесполезного домашнего ареста. Феликс этому сильно способствует, и сам же радуется. Минхо играет на два фронта: решает и проблему Феликса, и свою. Перед Джисоном нужно извиниться. Минхо не будет рассказывать ему про функции рынка или виды капитала — Минхо, ещё раз, впервые в жизни собирается признаться, что облажался. Без всяких сомнений и пререканий. Он надеется, что, в первую очередь, Джисон всё-таки пересдаст злосчастную политэкономию, а параллельно с этим, может, согласится на второе свидание. Чуть более организованное — такое, в котором Минхо будет уверен. Хотя для начала ему нужно убедиться в том, чтобы согласиться со всем тем, что Джисон может высказать ему в лицо при их встрече. Минхо не то чтобы сильно любит слушать о себе гадости — у него просто иммунитет. Он, всё-таки, полгода провёл со своим научным руководителем. Но Джисон молчит. Смотрит, поджав губы, прячет руки в карманы и не поднимает взгляд с пола. Когда он успел снять гипс?.. Минхо из-за этого чувствует себя неуютно. Их нахождение рядом кричит о дискомфорте, и это то, что не нравится Ли. Они идут по тому парку, куда Джисон затащил их в первую встречу, и Минхо не знает, что должен сейчас говорить. Он завидует привычке Феликса думать наперёд, потому что у самого из приёмов только вечная импровизация. Хан хотя бы согласился с ним встретиться. Минхо хочет думать об этом, как о маленьком шаге к большой победе. Но пока только хочет. Не думает. Минхо идёт издалека. Он покупает то же дешёвое и невкусное вино в пакете, замечая украдкой, как Джисон слегка дёргает бровями. Второй шаг. Чтобы как-то начать, Ли делает первый глоток. После этого Джисон сам забирает у него упаковку и отпивает гораздо больше, чем старшему было нужно. Его цель — немного снизить напряжение, а не довести Джисона до того же состояния, что и в тот день, но справляется с этим он, мягко говоря, не очень. Джисон напивается. Упаковка кончается, а Джисона быстро уносит с дешёвого алкоголя — одна из тех вещей, что рассказал между темами Феликс. Минхо снова просчитался, и смысла подвешивать себя больше не видит. — Да мне всё равно, — первым говорит младший, заставляя Ли нахмуриться, — не оправдывайся передо мной, Минхо-я, я переживу, что парень моей мечты во мне не заинтересован. — Ты ведь в курсе, что, если я разобью тебе сердце, Феликс будет не на моей стороне? — если бы только Джисон знал, насколько неправ. Минхо усмехается. — Хочешь встречаться со мной из жалости? Да пошёл ты, хён, — Джисон не использует хонорификсы и ни разу с их знакомства не назвал его хёном. Минхо сильно, очень сильно облажался. — Я повёл себя, как мудак, и знаю, что извинения это не исправят, — Ли замолкает ненадолго, не зная, к чему ведёт, но пока Джисон его слушает, то он будет говорить дальше. — Я не говорю такие вещи и тем более не повторяю, Джисон, но если ты попросишь, я скажу это сотню раз, потому что ты мне нравишься. Ты нравишься мне, чудовище. Хан переваривает сказанное очень медленно, и слова до него доходят, как звук под воду, — неразборчиво, еле слышно и будто в слоумо. Минхо говорит чушь, в которую ему трудно поверить, но говорит искренне, и это слышно. Видно по его глазам и по тому, как ровно держится его голос. Минхо не врёт. Джисон правда ему нравится. Так, как, наверное, не нравился никто до этого, и складывается впечатление, что Ли готов ждать и делать всё для того, чтобы Джисон тоже в это поверил. Потому что если Минхо для него парень мечты, то Джисон для Ли — самое несбыточное из всех новогодних желаний. Одно из тех, что пишут на бумажку и поджигают, что загадывают под падающие звёзды и что взрываются в небе вместе с фейерверками. Минхо не торопит, терпеливо ждёт, пока Джисон сможет ответить что-нибудь, что толкнёт их дальше и немного прояснит ситуацию. — В первый раз ты назвал меня деткой, а не чудовищем, — вместо ожидаемого говорит он. Всё по правилам: с надутыми губами и хмурыми бровями. Минхо сначала думает, что он несерьёзно. Как Хан вообще что-то помнит? Его организм на восемьдесят процентов состоял из некачественного алкоголя, залитого литром тёплого пива. Ли трясёт головой, чтобы не засмеяться. Джисон выглядит мило, когда вот так потерянно сверлит пустым взглядом дырку между пространством и временем, а получается, что в Минхо. Старший думает, что может на это ответить, но не находит подходящих слов. Джисон простой, примерно как пазл на пять тысяч элементов — его собирать долго и интересно. Минхо хочет этого. Он хочет целую картинку, какой бы она не оказалась, со всеми последствиями и долгими, не всегда уместными диалогами. — Ты пьян, Джисон, — мягко говорит Ли, и короткая улыбка трогает его губы. Джисон игнорирует. Его мысли вправду скрыты за лёгким алкогольным туманом, он нечётко соображает или не соображает вообще. Неясно: из-за повышенного градуса или из-за того, что Минхо рядом. У Джисона вообще смешанные чувства, когда Ли рядом, но определённые. Хан так считает. — Ты мне вообще не нравишься, Минхо, — выплёвывает он, даже не задирая голову, чтобы проследить за реакцией. Он, как и тогда, сидит на земле и по частям вырывает травинки, наиболее длинные закручивая вокруг пальца, — это Феликс придумал всё на спор. — И про парня мечты тоже? — И про парня мечты тоже, — шмыгает носом. Но это нисколько не бьёт по самолюбию Минхо. Он присаживается на корточки, пока Джисон всё ещё сверлит траву взглядом, хитро улыбается и, обратив всё-таки внимание Хана на себя, целует его. Феликс слишком добрый для таких желаний и не слишком смелый для того, чтобы впутывать Минхо в свои шутки, — это всегда чревато. Ли недолго задерживается на губах Джисона, чтобы не играть на впечатлительности. У него немного другие планы. Хан молчит, пялясь на Минхо с приоткрытым ртом после того, как старший возвращает прежнее расстояние между ними, и его щёки горят почти так же ярко, как волосы от фонарного света. Минхо находит это чересчур милым. — Почему ты так смущаешься, Хан-и? Я же не нравлюсь тебе, — дразнит. — Потому что ты придурок, — обиженно, но уверенно отвечает Джисон, игнорируя все мурашки на своём теле. — Может быть, — Минхо, переступая через ещё один свой принцип, соглашается. Он поднимается, протягивая Джисону руку, и не отпускает, когда младший встаёт на ноги. Минхо не особо уверен в том, куда идти или что делать дальше, но, пока солнце не встало, на улице тепло, а Джисон плетётся рядом, ему без разницы. У Ли очень плохо с чувствами. Последний брейкап его немного подбил, и отношения кончились долгими ночёвками у Чана, бессонницей и двухнедельным бойкотом Феликсу. Минхо считает, что всё должно обсуждаться, но в противоречие совсем не умеет говорить о том, что чувствует. Чан месяц в свободное время подрабатывал личным психологом и вытягивал из Ли по частям обрывки фраз, которые можно было бы отдалённо принять за признание. У Минхо нет привычки много говорить. Иногда это плюс, иногда — огромный минус. Они с Феликсом противоположны. Младший говорит постоянно и обо всём, чтобы не было и намёка на недопонимание, а Минхо предпочитает пускать всё на самотёк и просто наблюдать, куда его методы заведут на этот раз. Но с Джисоном хочется по-другому. С Джисоном не хочется лажать ещё больше, чем есть сейчас, и, может, в связи с этим Минхо готов переосмыслить некоторые свои убеждения и даже ими поделиться. Но это будет намного позже, потому что Ли не такой смелый, каким старается себя показывать. Он не может бросаться лёгкими фразами, как Джисон, или смотреть широким взглядом, как Чан. Минхо старается наделять смыслом всё существующее, что значительно усложняет его жизнь. Пока он идёт, рассматривая тени на плитке, то думает, что стоит всё-таки относиться к вещам немного проще, потому что некоторые из них существуют не для смысла и без конкретного назначения. У Джисона дома очень пусто. Не в плане мебели или другой нажитой атрибутики, нет. Минхо бы в жизни не сказал, что это жилой дом. Для него это скорее выглядит, как пятизвёздочная гостиница: дорого, изысканно. По-прежнему пусто. В доме нет семейного уюта, и Минхо благодаря Феликсу знает почему. Но комната Хана кардинально отличается от домашнего стиля. Она похожа на обычную ленивую комнату общежития, не считая огромной кровати. Лёгкий бардак, потёртые постеры из кинотеатра. У Минхо почти складывается впечатление, что он дома, потому что половина их комнаты, которая принадлежит Феликсу, выглядит идентично. — Джисон-и, я могу идти? — спрашивает старший осторожно, беспокоясь, чтобы Джисон ничего не натворил. Но, не успевает Минхо получить ответ, Джисон всё-таки творит: берёт Ли за руку и падает с ним на свою кровать, слегка пружиня. Минхо смотрит на него, хмурясь. У него ни единого предположения, зачем Джисон это сделал, но очень огромный интерес. Он ничего не говорит и не двигается, наблюдая за тем, что Хан будет делать дальше. Вопреки ожиданиям, Джисон не делает ничего. Они играют в глупые гляделки, пялясь друг на друга. И, если Минхо думает, что у Джисона есть какой-то великий замысел, то он ошибается, потому что младшему просто не хочется, чтобы он уходил. А словами это говорить как-то… Нелепо и неправильно. Джисон сам так решил. — И что, по-твоему, ты сейчас делаешь? — Хан молчит. Минхо с трудом глотает смешок. Пожалуй, у Джисона с выражением чувств так же плохо, как у него самого. Ли всё ещё лежит неподвижно, но, пока Джисон по виду задумывается о чём-то, он скидывает его со своих бёдер и меняет положение, оказываясь сверху и теперь уже прижимая Джисона к кровати. Глаза у Хана на секунду становятся шире, округляясь в удивлении, но всего на секунду, потому что дальше выражение его лица показывает то, что вполне можно было бы назвать удовлетворённостью. Минхо делает вывод, что младшему, очевидно, нравится тот бред, что происходит между ними прямо сейчас, и он решает немного подыграть. — Сделай что-нибудь, — Джисон почти закатывает глаза и думает, что до Минхо слишком долго доходит. — Ты мог бы просто попросить, чудовище, — Минхо выдыхает. Не то чтобы это не было очевидно — ему просто нравится до последнего всё отрицать. Джисон едва заметно кривит нос, и в этот раз Минхо не может сдержать улыбку. — Ну же, детка. Попроси меня. Минхо ухмыляется тому, как быстро Джисон меняется в лице. Этого почти хватает. — Поцелуй меня, Минхо. Младший просит слишком тихо, но достаточно для Минхо, чтобы наклониться ближе и коснуться его губ. Минхо не пытается завести их слишком далеко, но то, с какой скоростью Джисон ему отвечает, немного портит ситуацию, играя у Ли на терпении. Хан чуть приоткрывает рот, пропуская Минхо внутрь и сталкиваясь с его языком. Он неосознанно сжимает пальцы у старшего на предплечье, выбивая из Минхо больше эмоций, чем следовало бы ожидать. Ли кажется, что мальчишка действует на него сильнее, чем вся выпивка и кто-либо другой за всю его жизнь. В Джисоне намешано слишком много невыраженных чувств, которые выплёскиваются небрежным, почти грубым концом их поцелуя. Минхо хочет остановиться ненадолго и что-то сказать, но Джисон снова соединяет их губы, делая поцелуй более мокрым и глубоким, чересчур спеша, что Минхо почти не успевает. Он кладёт Джисону на щеку ладонь и проводит большим пальцем по скуле, как бы успокаивая и прося не торопиться. Это, на удивление, работает, и Джисон медлит, ожидая, пока Ли продолжит сам в том темпе, который посчитает нужным и удобным. Минхо, в свою очередь, целует Хана решительно и не спеша, не пытаясь успеть или опоздать и довольно просто, незамысловато двигая губами, всё равно при этом чувствуя, что Джисон изо всех сил хочет бежать вперёд. Фальстарт. Минхо приходится разорвать поцелуй и прерывисто выдохнуть. Младший, переполненный самоуверенностью, слишком распускает руки, забираясь к Минхо под верхнюю одежду и будто бы уже готовясь её снять, идя дальше. Ли останавливает его, смотря в глаза с издёвкой, ловит руку прямо там, внизу, когда Джисон собирается коснуться горячей кожи, но не отодвигает её. Минхо сам решить не может, что они делают и к чему идут, потому что ему тяжело играть в свою привычную хладнокровность, пока Джисон так искренне просит его поцеловать и так хочет, чтобы ему позволили делать то, что яркими и нечитаемыми картинками вспыхивает в его мыслях. Он хочет Минхо. Во всех смыслах. — Хан-и, перестань, — не то, что хочет сказать Ли прямо сейчас, но то, что сказать нужно. — Не хочу, — понятно и без сомнений, без дрожащего голоса с намёком на испуг. Так, будто Джисон знает, о чём просит, в чём Минхо крайне не уверен. — Несносный. Что в твоей голове, Хан Джисон? — Минхо без терпения нервно выдыхает. — Ты, — Джисон совсем немного позволяет себе улыбнуться. У Минхо, кажется, потихоньку едет крыша, и он на долю секунды теряет самообладание, цепляя губы Джисона новым поцелуем и отпуская его руку, всё-таки позволяя коснуться. Хан со всей смелостью продолжает свою изначальную задумку, пробираясь под одежду старшего и почти невинно кладя ладонь ненамного выше линии белья, но достаточно, чтобы прикоснуться к подтянутым мышцам живота и провести там пальцами, выбивая из Минхо тяжёлый вздох. Джисон дразнится, расслабляя приоткрытые губы, чтобы у Ли было больше пространства, и при первом удобном случае бесстыдно стонет, окончательно добивая Минхо, который думает, что у младшего совершенно нет совести. Он всегда получает, что хочет, и Минхо, конечно, хотелось бы стать исключением, но, видимо, это чья-то несмешная шутка: он Джисона тоже хочет. Нагло и без пререканий — Минхо нужно то, что его. Он позволяет себе больше, под стать Хану, и немного задирает его футболку, когда сильной хваткой сжимает ужасно тонкую талию, подвигая Джисона к себе ближе настолько, что какое-либо расстояние между ними теряется, исчезая. Минхо быстрыми, влажными поцелуями по линии скул спускается к уху и к месту за ним, дальше — ниже, оставляя на шее, где бьётся пульс, относительно заметный след, потому что Джисон сам напросился. Младший удивляется тому, как быстро Ли сдаётся, кусает губы, пока Минхо не видит и целует возле кадыка, усыпая всю шею красными пятнами, которые потом наверняка потемнеют, но старший полноправно считает, что позже это будет точно не его забота. Снизу, где-то там, где бессовестно гуляют руки Джисона, у Минхо начинает появляться проблема. И он знает, — пока безостановочно мажет губами по коже Хана, пока контролирует своё дыхание и пока старается соображать, — точно знает, что у Джисона, плавящегося между его рук, есть точно такая же, отчасти приятная, по большому счёту — нет, созданная исключительно его собственными заслугами. Минхо сосредотачивается на его губах, вовлекая в поцелуй медленный и крайне нетерпеливый, почти такой же, какой хотел Джисон с самого начала. И, может быть, Минхо теперь понимает причину, но всё-таки рисует невидимую, негласную, возможно, существующую только благодаря его собственной инициативе линию в их странных и непонятных отношениях. Как опрометчиво. Джисон очень быстро её стирает, без слов говоря, что рамки, которые Минхо привык ставить, дурацкие и ненужные, и заставляет тут же про них забыть: Минхо чувствует, как младший сам его целует, и позволяет себе просто поддаться. Он отвечает, играет с языком Джисона в своём рту, и между ними тонкой нитью растягивается приглушённая похоть, сильное желание и, переходя на пошлость, слюна. Минхо уже без всякой осторожности пальцами ловко пробирается к кромке белья и поддевает её, касаясь молочной кожи там, где она ещё не скрыта под поясом застёгнутых джинс. Он, сильно играя у Джисона на терпении и его бумажной выдержке, поддевает пуговицу и тянет замок вниз, хоть как-то облегчая давление. Ну совсем без наглости Джисон спешит дрожащими руками провернуть то же с одеждой старшего, и Ли приходится ему помогать, потому что Хан правда торопится, желая больше прикосновений. Минхо чуть улыбается ему, думая, что отношения начинаться должны точно не так. С Джисоном вообще всё не так идёт — из более или менее нормального у них двоих было только одно свидание. Минхо кажется, что Джисона непременно нужно сводить ещё хотя бы на сотню таких же. Эту его мысль грубо прерывает рука младшего, скользящая под его бельё, от чего Минхо шумно выдыхает, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не простонать и точно не сдаться, делая очень полезный вывод, что отвлекаться ему больше нельзя. Прикосновение чувствуется, как двухсотвольтовый разряд по всему телу, и Минхо даже открывает рот в немом протесте, хотя знает и даже чувствует, что протест здесь совершенно не к месту. Он берёт Джисона за запястье, останавливая и тем самым давая себе маленькую, нисколько не помогающую передышку, и, пока Хан тормозит, не понимая, что будет дальше, Минхо возвращает должок, слабо сжимая возбуждение младшего между пальцев. Реакция у Джисона намного ярче, и он, в отличие от старшего, не запрещает себе стонать: короткий, но громкий звук срывается с его губ и ударяет Минхо по слуху, от чего по коже мгновенно бежит приятная дрожь. Что ж. Минхо правда возбуждён, и Джисон сильно виноват в этом. Старший стягивает с него бельё достаточно, чтобы притронуться к головке и в дразнящем жесте провести пальцем вдоль всей длины. Джисон ведёт бёдрами и наверняка хочет больше, и Минхо понимает это лучше, чем кто-либо, но всё равно действует медленно, обхватывая пальцами и большим размазывая выступивший предэякулят, чтобы облегчить скольжение и ещё больше извести Джисона, у которого глаза слегка прикрыты от подаренного короткого удовольствия, и Минхо ничего поделать не может, но так хочет поцеловать его, и целует, пользуясь случаем, проводя рукой вниз-вверх всего один раз, пока Джисон стонет прямо в его рот и думает над тем, чтобы начать умолять. С Минхо для этого не нужно много времени. Он освобождает себя от белья настолько же, насколько и любопытного Джисона, глядящего вниз без скрываемого восторга и с очень заметным предвкушением. Минхо ненадолго оставляет его без внимания и прикасается к себе, и Джисон как бы тоже хочет и тянет руку, ждёт, пока старший запретит или что-нибудь скажет. Но Минхо ничего не говорит, а Хан всё-таки его касается, и Ли кажется, что в теории он мог бы спустить только из-за этого. Он не совсем удобным образом обхватывает их двоих вместе с рукой Джисона, двигаясь всё так же медленно, размеренно и относительно спокойно, успевая Хана целовать и ловить чересчур громкие стоны, вырывающиеся из его грудной клетки. Пары минут хватает, чтобы ускориться и чтобы сбилось дыхание. Минхо роняет несколько слышных звуков скорее от того, какой Джисон невероятный, и немного стесняется сказать это вслух, водит рукой быстро, плавными движениями выбивая из Джисона всё больше смешанных стонов, похожих на отчаянные просьбы. Если его так сильно ведёт от обычных касаний, Минхо точно не хочет сейчас иметь в воображении детальные иллюстрации того, что будет, если — или когда, Минхо ещё не определился — они зайдут чуть дальше и попробуют чуть больше. Джисон кончает неожиданно, кусая ребро ладони, чтобы не быть слишком громким, и, может, Ли бы услышал, как младший предупреждает об этом, если бы не был так занят своими дурацкими грязными мыслями. Нескольких резких движений хватает, чтобы без всех своих глупых и неуместных фантазий Минхо спустил следом и привёл их обоих в окончательный беспорядок. Он, не отдышавшись, целует Джисона, когда тот убирает руку от своего рта, и получается из ряда вон плохо, зато со всеми эмоциями, которые Минхо хотел бы показать. Ему кажется, что Джисон — синоним к адреналину. — Нам нужно поговорить, когда мы протрезвеем. Ненавижу говорить, — Минхо тяжело вздыхает и ложится рядом, больше думая не о том, что правильно, а о том, что нужно убраться, пока всё не засохло и не стало ещё более мерзким. — Ты останешься? — Джисон так умело его игнорирует, что Ли кажется, будто он никогда не говорит вслух. — Минхо, скажи, что я тебе нравлюсь. Минхо сводит брови и смотрит так, словно Джисон попросил его достать звезду с неба. Хан вздыхает. — Ты обещал, что скажешь, если я попрошу, — тоскливо прячет глаза, и по нему видно, что он не надеется. Ли даёт себе некоторое время подумать, но не из-за того, что сомневается, и, глядя прямо в сияющие в полутьме глаза, целует Джисона в щёку, а потом, со всей небывалой уверенностью, искренностью, лёгкостью произносит: — Джисон-и, детка, ты мне нравишься. Джисон поджимает губы и не отводит взгляд, но, в конечном итоге, не выдерживает, и Минхо приходится целовать его улыбку. — Феликс утром придёт, — невзначай роняет младший. Минхо думает, что останется. Причина в том, что ему невыносимо сильно хочется увидеть реакцию Феликса, — и точно не в том, что Хан Джисон, который ему нравится, хочет обниматься.