Ликорисы цветут осенью (18+)

      Сеул встретил бизнесмена дождем и навязчивым запахом пыли в воздухе. Из-за произошедшего он едва не забыл о второй, запланированной на утро, деловой встрече, перенес свой отлет из Парижа, зависал в кондитерской почти сутками, но так и не смог снова встретиться с тем загадочным мужчиной. Чонгук чувствовал, что упустил нечто важное.       Дома было чисто и пахло едой — домработница должна была уйти минут пятнадцать назад, поэтому Чонгук с трудом почувствовал, как натянутые нервы постепенно расслабляются в привычном одиночестве и уюте. Он принял душ, пообедал, но, едва тяжелая от переживаний голова коснулась подушки, тишину разрезала трель мобильника.       — Да? — едва ли он смог бы скрыть раздражение сейчас.       — Гуки, ты дома? Почему ты не предупредил о перелете, я хотела тебя встретить…       — Да Ми… — Чонгук устало вздохнул, он абсолютно забыл, что пообещал своей невесте. — Извини, я слишком устал, поэтому не позвонил.       — Ах, да ничего, я понимаю, — нежный голос явно был разочарован, однако она тут же улыбнулась, — Родители назначили званый ужин на выходные. Ты же сможешь? Я давно хотела тебя представить своим родственникам, но у тебя каждый раз были… дела. И в этот раз попросила родителей подстроиться под твое расписание. Какое время выберешь — такое и будет…       — Да Ми, на выходных…       — Чонгук!       Установилась тишина.       — Скоро свадьба, и это уже даже не прилично…       — Хорошо, я пересмотрю расписание. Скину время чуть позже в смс.       Чонгук сбросил звонок и устало откинулся на подушку. Его грызла совесть, ведь Да Ми была хорошим человеком, она была очаровательной красавицей, которая осчастливила бы любого парня. И в те моменты, когда мужчина пребывал в хорошем настроении, она даже радовала его своим присутствием, но в моменты, когда Чонгук уставал или был действительно разозлен –бесила одним видом, не говоря о её бесконечной болтовне.       Сон почти сразу опутал мужчину, телефон выскользнул из рук и со звоном грохнулся на пол.       В темноте плясали солнечные всполохи, траекторию их движения было невозможно предугадать. Мальчик удивлённо открыл глаза. Над ним шумели высокие кроны дубов, но даже сквозь их густую листву пробивались сияющие лучи, стремящиеся разорвать полуденную дрему детей. Не было слышно шума деревни, только ажурные песни птиц и насекомых. И еще ветер. Да, прохладный, сладкий на вкус, восточный ветер.       Над лицами сверкали колокольчики и золотились колосья дикой ржи, сиял сиреневым иван-чай чуть в стороне, заливая округу нежным запахом. Мягкая осока пружинила под спиной.       Ребенок потянулся и повернул голову к спящему рядом другу. Он все еще сопел, уткнувшись в чужое плечо и закинув руку на чужую грудь — во сне маленький герцог крепко обнимал мальчика. Темные завитки разметались по немного испачканному лицу, зеленый бархатный костюмчик выглядел ничем не лучше.       С самого утра дети убежали в сад под предлогом «немного» поиграть, однако ослушались наказа матери герцога и через дырку в высоком заборе улепетнули в ближайший лес. Они и раньше сбегали, но возвращались всегда вовремя, однако сегодня герцог, споткнувшись, свалился в овраг перепачкавшись с ног до головы, и, слезно умоляя, все же добился, чтобы его маленький конюх остался вместе с ним в дремучей чаще навсегда. Они долго бродили между деревьев, изображая из себя рыцарей или разбойников, а потом, набредя на солнечную опушку, улеглись в тени дуба и уснули.       «Отец меня убьет» — вертелась в голове у мальчика грозная мысль, однако вся тревога улетучивалась, когда герцог на его плече причмокивал и сильнее прижимался своим хрупким тельцем.       Мальчик чуть развернулся, стараясь не разбудить друга, и уставился в ангельское личико. Светлая кожа кое-где покраснела ото сна, он действительно напоминал ангела, которых мальчики так любили разглядывать на волшебных картинах в хозяйском имении. Чонгуку тоже хотелось бы запечатлеть это мгновение на небольшом холсте.       Вскоре их ожидаемо нашли взрослые.       — Нет! Папа! Пожалуйста, это я виноват, я заставил его сбежать вместе со мной! Не бейте его, пожалуйста… — нежный ребёнок бился в руках гувернантки, наблюдая как порят друга, привязанного к позорному столбу во дворе.       — Это будет тебе наукой, — высокий, старый мужчина, с гладко выбритым лицом и длинными волосами, собранными в хвост, наблюдал за наказанием с серьёзным лицом. Его жена стояла рядом и пыталась шёпотом образумить мужа, но тот был непоколебим. — Вам обоим это будет наукой. Вы господин и слуга, и так будет всегда! Вы можете играть в дружбу, пока маленькие, но всегда должны держать в голове, кто вы такие на самом деле.       — 30! — приказчик опустил кнут. Он старался бить слабо, но кнут был кнутом, насколько бы благородная рука его не держала.       Конюх, наблюдавший за наказанием сына поодаль, подошёл и развязал верёвку на тоненьких руках. Мальчик сполз бы на землю, но сильные руки отца подняли его к могучей груди.       — Прости, прости, прости, — герцог уже тихо всхлипывал, сидя на земле.       Мальчик в руках конюха чуть приподнял голову и помотал головой.       «Ты не виноват».       — У тебя бывало такое, что люди из снов становились реальными? — Чонгук всматривался в огни ночного города снова и снова, словно в поиске какой-то упорядоченности среди мириад золотых и голубых огоньков.       — Из снов? — высокий мужчина в белой рубашке и расслабленном темно-изумрудном галстуке взял из бара бутылку пива с толстым слоем конденсата. — Нет, последние годы я вообще редко вижу сны. Яркие и красочные фантазии и всегда были твоей прерогативой.       Вечер пятницы наступил слишком быстро, и сейчас, в пентхаусе Богома, Чон никак не мог насладиться призрачным ощущением постоянства.       Каждую пятницу, начиная с момента, когда они смогли это себе позволить мужчины проводили пятницы за развлечениями и отдыхом. Сначала, устраивая тур по всем злачным местам Сеула, а затем, с развитием бизнеса и увеличением прибыли от их компании, по заграничным турам. Сначала в одиночестве, затем с девушками и женами, а после развода Чонгука снова вдвоем.       С возрастом потребность в изучении мира и получении впечатлений постепенно сошла на «нет», и их пятничные вечера стали больше походить на время, когда они сразу после выпуска из детского дома без гроша в кармане ютились в малюсенькой съемной комнате на задворках столицы.       — Почему ты спросил? — Богом не дождался объяснений и задал вопроса сам.       — Да ничего, ты сочтешь, что я сошёл сума… — Чонгук улыбнулся другу и покачал головой.       — Хей, бро, — Богом кинул ему небольшую коробочку. — Спасибо, что подменил меня в Париже. Я знаю, Европа — это мой сектор… но у всех нас случаются форс-мажоры.       — Ты так и не объяснил, что случилось.       В коробочке поблескивали два парных браслета Картье.       — Juste un Clou?!       — Я видел, как ты смотрел на них на показе, считай это подарком к твоей свадьбе. Один, тот, что из розового золота, для Да Ми.       — Это очень дорогой подарок, прости, но я не могу принять.       — Да брось, Чонгук, это же свадебный подарок. К тому же, я не так много потратил денег на них, как сил и эмоций! Мне очень хотелось сделать приятное моему лучшему другу! — Богом усмехнулся. На реплику лучшего друга о причине отмены поездки он так и не ответил.       Чонгук долго рассматривал сияющий металл, и вдруг почувствовал, как горько защемило сердце.       С самого детства Богом опекал его: отдавал свою еду, вещи.       — Я не уверен…       — В чем?       — В свадьбе… и вообще во всем ЭТОМ…       — Да ладно! Я никогда не понимал эту твою прагматичность по отношению к людям. Ты всегда использовал людей во благо бизнесу и комфорту, не делая ничего предосудительного. И никогда не сомневался. И хоть я никогда и не понимал тебя, но верил и знал, что ты преуспеешь во всем, чего бы не коснулся. Даже твой развод с Лалисой принес и тебе и ей прибыль, впрочем, как и ваша свадьба по расчету, — установилась тишина. — Даже когда я познакомил тебя с Да Ми, то предполагал, чем все закончится. Она такая чудесная партия для тебя!       — Я никогда не верил в любовь. Не верил в крепкие связи, сильные эмоции — всё это меня спасало и делало жизнь легче. Это стало моей жизнью. Но в Париже…       — Что случилось в Париже?       Чонгук завис. Что случилось в Париже? Он затряс головой.       — Нет, ничего. Бред какой-то. Забудь, я просто переживаю перед встречей с целой кучей людей, которые могут стать моей семьёй на всю оставшуюся жизнь. Знаешь, для человека, который никогда не имел родных — это слегка волнительно. Тем более, что первый опыт не удался.       Богом выглядел заинтересованным, однако на его лице то и дело мелькала отстраненность. Чонгук рассказывал другу свои переживания, по обыкновению, и только в последний момент вспоминал, что больше не должен был делать этого. Они дружили столько, сколько помнили себя — сложно переломить привычки, вросшие в мышцы и кости.       — Это ты у нас, — Чонгук усмехнулся, — любишь менять партнеров едва ли не каждый день.       — Ты что сейчас, оскорбил меня? — Богом расхохотался, однако взгляд всё еще оставался холодным и, словно, сожалеющим.       — Ты же знаешь, что нет.       В какой из моментов Чонгук перестал узнавать друга, он уже не помнил.