The need for you.

Хосок со всех ног несётся к автомобилю, надеясь на то, что Тэхён будет ждать его там, но около машины было пусто. Тогда Чон садится за руль и выезжает с парковки к главному входу больницы, по пути осматриваясь, боясь пропустить парня, но не по дороге, ни у входа Тэхёна не было видно. Хосок было порывается к телефону, чтобы позвонить ему, но вспоминает, что в один из дней, когда они приходили к Юнги, он отказался давать младшему свой номер, говоря, что это ни к чему, так же не стал записывать его номер. Матерясь и закурив сигарету, Хосок оставляет машину у входа и двигается в сторону автобусной остановки, надеясь найти парня там. Подойдя и разглядывая заходящих в автобус людей, Хосок не может сдержать разочарованного вздоха, ведь не видел среди этих людей знакомого лица. Уже хотел пойти обратно к машине и просто поехать к Тэхёну домой, но прежде, чем уйти, успевает заметить в углу остановки макушку с платиновыми волосами. Подходит ближе, приглядываясь, и в этот раз выдыхает с облегчением. Он нашёл его. Тэхён сидел сгорбившись на самом краю скамейки, с руками в карманах куртки и смотря в пол. Было видно, что парень сейчас не здесь, а где – то в своих мыслях, а потому Хосок просто осторожно сел рядом, но при этом оставив между ними достаточно расстояния. Не хотелось отвлекать парня от его дум, но и просто молчать Хосок не мог, а как разрушить эту тишину и не напугать парня, Чон не знал. Ему было стыдно за себя, за то, что он напугал парня, а перед глазами до сих его испуганное лицо и фраза – « а сейчас меня пугаешь ты». Хосок зажмуривается, хочет перестать её слышать. Хочет сделать хоть что – то хорошее для этого человека и хоть как – то загладить свою вину. - Так значит, ты не любишь кофе? – Спустя какое – то время, всё же начинает разговор первым. Хосок поворачивается и видит, как Тэхён моргает, словно выходя из своих мыслей и едва заметно кивает. - Тогда, какой твой любимый напиток? – так же тихо спрашивает, боясь даже, что Тэхён его просто не услышит из – за проезжающих мимо них потока машин, и уже хочет повторить свой вопрос погромче, как Тэхён поворачивается к нему и так же тихо отвечает. - Горячий шоколад, с маршмелоу, они набухают и становятся ещё мягче и вкуснее и их просто забавно вылавливать из кружки, - Тэхён слабо улыбается, а Хосок хочет верить в эту улыбку. - Тогда, может, составишь мне компанию в кафе? Тебе горячий шоколад, мне кофе. Можно и перекусить чего – нибудь, - Чон смотрит на то, как Тэхён отрывает свой взгляд от земли, и неуверенно кивает. В душе корит себя ещё больше за то, что, парень, кажется, до сих пор боится его. - Тут не далеко, раньше была хорошая кофейня, правда не знаю, работает ли она до сих пор, но помню, что мне там очень нравилось, и там были очень вкусные десерты. – Тэхён, видя то, как переживает старший, старается больше говорить, чтобы развеять ненужные переживания, которых у него и без того полно. - Да, там за углом, - рукой Хосок указывает направление и в душе радуется, что Тэхён заговорил, - есть не большая кофейня и там действительно вкусные пирожные, Юнги туда толстеть ходит, - с лёгкой улыбкой добавляет, а увидев, как Тэхён на этих словах улыбается шире, не замечает, как сам делает тоже самое. Спрыгнув со скамейки, Хосок предлагает Тэхёну руку, в которую тот вкладывает свою ладонь и ведёт его к той самой кофейне. Зайдя внутрь и заняв столик у окна, Тэхён с любопытством озирается по сторонам, разглядывая маленькую, но такую уютную кофейню. - Давно здесь не был? – спрашивает Хосок, разглядывая парня. - Да, что – то вроде того. Тут многое поменялось, но не атмосфера. - Примерно год назад тут был пожар, ты не знал? - Нет, меня достаточно долго не было в городе, - опустив снова взгляд, отвечает. - Ох, вот оно как, но ты прав, атмосфера такая же приятная и уютная, - Хосок ободряюще улыбается, совсем не желая, чтобы Тэхён снова грустил. Этому человеку, очень идёт улыбка. - Так значит, горячий шоколад с зефирками, а десерт какой? Хотя нет, подожди, тут не так давно, обновилось меню и Юнги хёну очень понравились малиновые тарталетки, хочешь попробовать? - Тэхён радостно кивает, а Хосок отходит, чтобы сделать заказ. Вернувшись с горячим шоколадом и тарталетками для Тэхёна, а так же дымящимся американо для себя, Хосок садится за стол и с улыбкой наблюдает за тем, как взяв кружку в руки, Тэхён пытался выловить одну зефирку. - Почему себе только кофе взял? – забавно нахмурив брови, чем вызывает ещё одну улыбку старшего, спрашивает Тэ. - Я пока не голоден, кушай. Тэ хотел было возразить и напомнить о том, что старший за сегодняшний день ещё ничего не ел, но вспомнив как того рвало утром, отказался от этой идеи, ведь совсем неизвестно как отреагирует сейчас его желудок и Хосоку лучше знать, когда и чем кормить его, после таких гулянок. - Ты уезжал куда – то учится? – спрашивает Чон, дождавшись, пока Тэхён доест тарталетку. - Не совсем, просто уезжал, - уклончиво отвечает, от чего Хосок немного напрягается, замечая, что снова задел не самую, походу, приятную, тему для младшего. - Прости, - вдруг проговаривает и видит, как Тэхён выпучивает снова на него свои большие глаза. - За что ты снова извиняешься? – Тэхён искренне недоумевает и даже успевает переспросить, желая, быстрее получить ответ. - Ну, я походу уже второй раз тебя не о том спрашиваю, - Хосок опускает взгляд, словно провинившийся ребёнок, вспоминая и свой вопрос в машине, - ещё и в больнице напугал тебя, я правда не хотел, просто ты был в таком шоке и … - Всё в порядке Хосок, - Тэхён старается улыбнутся, хоть и при упоминании случая в больнице, хочется свернутся в маленький комочек и носа не высовывать, - я правда уезжал по не самым приятным причинам, но ты не виноват в том, что спросил. Любой на твоём месте тоже задал бы подобный вопрос. Что же касается больницы, - Тэхён смолкает, незаметно набирая в грудь больше воздуха, и только после этого продолжает, - я понимаю, что ты и Юнги хён просто волновались за меня и, как бы ненормально это не звучало, мне это приятно, но вам правда не о чём переживать. Я правда бываю слишком впечатлительным и пугливым, однажды, в детстве меня очень напугали, поэтому теперь никаких фильмом ужасов, резких звуков и всего подобного. Тэхён утешает себя тем, что говоря это, он в принципе не врал, а просто немного не договаривал, а увидев промелькнувшее доверие во взгляде Хосока, ему становится легче. Закончив с кофе, Хосок предлагает довезти Тэхёна до дома, на что тот отказывается, говоря, что хочет немного прогуляться. На самом же деле, Тэ просто не хотел обременять старшего, который сейчас наверняка желает оказаться дома и отдыхать. Проводив Чона до машины, Тэхён уже хочет уйти, но оборачивается, когда слышит голос Хосока, окликающий его по имени. - Тэхён, я тут подумал, может всё – таки дашь свой номер? Я бы мог заезжать за тобой, когда поеду к Юнги, да и ты мой запиши, вдруг помощь будет какая нужна? – Тэхён радостно кивает, и записав номер старшего, диктует свой, при этом сказав, что тот может звонить в любое время и по любому поводу, на что Хосок посмеивается, но в тоже время благодарит. Снова спрашивает, уверен ли тот в своём решении пройтись и получив твёрдый ответ «да», заводит двигатель и едет в сторону дома. Когда в зеркале заднего вида, фигурка Тэхёна пропадет, лицо Хосока моментально становится хмурым, в его голове крутятся вопросы, которые ему задавал Юнги в больнице. Так же он вспоминает, что Чонгук спрашивал его, о состоянии Юнги. Хочет сложить два этих пункта, но если бы Чонгук был тем, кто привёз кеды, то наверняка, он бы сказал об этом Хосоку, да и зачем ему ехать в больницу к человеку, которого не знает, даже если они успели познакомится на вечеринке? Это выглядит как минимум странно. Так же к этому добавляется то, что Хосок и Тэхён были единственными, кто навещал Юнги, и то, они просто сидели в коридоре у двери в реанимацию, их не пускали даже взглянуть на него. Так как тогда некто смог пройти и притащить эту чёртову обувь? А главное зачем? Можно на самом деле забить и не парится, но что – то снова подсказывало Хосоку, что это всё не просто так и стоит разобраться в этом. Но сейчас нужно приехать домой и отдохнуть, завтра тяжёлый день, но ещё тяжелее он будет для Юнги. Завтра в больницу придёт следователь, а Юнги, толком не сказал, помнит ли он машину, сбившую его. А ещё Намджун, который тоже наверняка будет там. Да, о кедах Хосок ещё успеет подумать, сейчас нужно набраться сил и решить эти проблемы. Зайдя в квартиру Хосок, не включая свет, проходит в спальню, на ходу снимая с себя одежду и упав в постель, снова открывает в телефоне последнее сообщение от Сокджина. Сам не знает, зачем снова перечитывает его, но всё равно продолжает это делать. Хочет написать, спросить, за что он так с ним, хочет сказать, что не верит, что это было игрой, а потом снова смеётся над собой и называет себя дураком, который ведёт себя словно ребёнок. Между ними ничего не было, они просто провели ночь у реки, практически молча, смотря на воду, которая окрашивалась в цвета оранжевого рассвета, два раза поцеловались, а потом пару дней переписывались по смс. Что он придумал в своей голове? Почему так переживает из - за этого парня, тогда, как других проблем полно и Ким Сокджину стоило бы встать в очередь, прежде чем волновать его. Но стоит закрыть глаза, как под веками рисуется это красивое улыбающееся ему лицо, то, как неуверенно он вкладывал в его ладонь свою руку, тогда как казалось, что этот парень и неуверенность, и близко друг к другу не стоят. С какой грустью он говорил о том, что Хосок совсем его не знает и не должен называть его хорошим. Чон хочет сказать себе, что придумал всё это, что всё то, что он видел, притянуто за уши, и Джин такой же, как Намджун или Чимин. Так проще, чем разбираться в мотивах такого его поведения, искать где была правда, где притворство, где Хосок сам нарисовал. В тоже время хочется самому себе челюсть сломать от мыслей, что этот нежный, изысканный цветок, может быть обычным сорняком, который вырвать бы с корнями, пока не разросся. Хосок вздыхает, открывает глаза и тянется к тумбочке в поисках сигарет. Голова от этих мыслей снова начинает болеть, хочется её просто оторвать, чтобы перестала подкидывать ему идеи для размышлений. Так же хочется, чтобы Ким Сокджин перестал приходить в его голову без очереди. Только вот, возможно ли это, если Хосок сам дал ему такую привилегию? Докуривая сигарету и туша её о дно пепельницы, Хосок всё же не выдерживает и набирает ответное смс. Пусть лучше над ним посмеются лишний раз, чем он будет мучить себя ненужными размышлениями и сомнениями. Отправив, Хосок отбрасывает телефон и прикрывает глаза, даже не надеясь получить ответ, но звук пришедшего уведомления заставляет подпрыгнуть в постели, а в душе загореться огоньку надежды. Хосок: Ответь только на один вопрос: ты ведь на самом деле не такой? Ким Прекрасный Сокджин: Прости. Всего одно слово и точка на конце, а у Хосока внутри всё переворачивается с ног на голову и разбивается. Внутри так много эмоций. Хочется кричать благим матом на Джина, спрашивая, что значит это «прости»? Будь бы он той самой тварью, то не извинялся бы, просто проигнорировал бы или съязвил, или ещё кучу вариантов можно придумать, но почему именно «прости»? Как ему реагировать на это? В любом случае это слово, ни несёт с собой ничего хорошего для Хосока, не помогает ему понять, не приносит заветного облегчения. Завтра будет тяжёлый день, который Хосок наверняка встретит с кругами под глазами, которые будут доказательством его бессонной, полной бесполезных дум ночи.

***

Юнги стоит у окна палаты, смотрит на проносящиеся по трассе машины, на прилегающие здания, в окнах которых загорается или наоборот погасает свет. Смотрит и думает лишь о том, как ему хочется уйти отсюда, сбежать, и речь не только о больнице. Сесть в машину и на полной скорости мчаться по пустынной трассе. С этими мыслями Мин закрывает глаза, стоит так, пока не слышит слабый шорох позади себя, поднимает веки и видит в окне своё бледное отражение, а за ним, лицо, которое сравнимо с галлюцинацией. - Как себя чувствуешь? Юнги слышит голос, видит лицо, но всё равно отказывается верить в то, что этот человек здесь. Знает, что достаточно обернутся, и он убедится в реальности происходящего, но, так и не двинувшись с места и не оторвав взгляд от отражения, продолжает стоять спиной. Пытается убедить себя в том, что боится потому, что это может оказаться правдой, и Намджун, которого он совсем не хочет видеть, правда здесь. Да вот только сердце бьётся так, словно грозится грудную клетку разорвать, если Мин врать продолжит. Ведь оно знает, что ему так же страшно принять факт того, что увиденное, окажется нереальным. Юнги снова закрывает глаза, набирает в грудь больше воздуха и, повернувшись, открывает, выдыхает. - Тебе плохо, может врача позвать? Юнги смотрит на лицо Нама теперь уже не через стеклянное отражение, слышит его вопрос и, кажется, нотки беспокойства в нём, и мысленно соглашается с предложением Кима о враче. Желательно из отдела психиатрии, ибо не может психически здоровый человек, радоваться приходу монстра, который проглотит его целиком и не подавится. Не может, а потому… - Время посещений давно закончилось, - преодолевая ком в горле и двигаясь к кровати, проговаривает. - Уходи. - Если бы я пришёл в часы посещения, то это не понравилось бы твоему собачонку… - Не называй его так! - У меня чувство дежавю сейчас, у тебя такого нет? – слабо улыбаясь и смотря на Мина спрашивает. Юнги хочет спросить, что за бред он несёт, но глядя на его полуулыбку, задумывается и вспоминает, что когда они были вместе, Нам всегда называл так Хосока, а Мин обижался, злился и просил этого не делать. Сейчас эта сцена повторилась так, словно не было ни расставания, ни скандалов, которые были до, словно они только начали жить вместе и Намджун снова ревновал его к Хосоку, который, по его словам, носился за ним, словно собачка. - Вижу, что не только я, - взяв стул и поставив его напротив Мина, с той же улыбкой говорит - я знал, что если я приду в часы посещения, то твой любимый дружок набросится на меня, и нас всех выгонят, что явно пошло бы не на пользу твоему настроению и состоянию. - Когда тебя волновало моё настроение и состояние? – огрызается Мин. - Например, сейчас, - Намджун снова улыбается, а Юнги фыркает и отворачивает от него лицо. - Доктор сказал, что у тебя провалы в памяти, ты не помнишь, как произошла авария? – спрашивает, пристально ища встречи со взглядом Мина, который тот старательно отводит. А Юнги правда старается, он просто не сможет говорить, если Нам будет смотреть ему в глаза. - Я плохо помню тот день, воспоминания обрывочные и нечёткие, - сглатывает и, кое - как, но находит сил поднять глаза, - Хосок сказал, что это ты нашёл меня, как? Юнги всё же смотрит в глаза напротив, старается не отводить, не изучать лицо, которое он и без того до каждой родинки и морщинки знает, не смотреть на щеки, где впадинки от ямочек, на губы, что с ума могут свести одним прикосновением. - Да, ты очень резко ушёл, я хотел догнать тебя… - Догнать? – прерывает Мин и всем своим видом показывает, что не верит в эти слова и вряд – ли поверит. - Тебе всегда было всё равно когда я уходил, ты никогда не шёл следом, тем более, если это происходило в общественных местах или на улице. Да даже дома, когда я уходил в другую комнату, ты говорил, что подождёшь, пока я успокоюсь и сам приду, что ты никогда не пойдёшь следом, - Юнги не слышит, как на последних словах его голос становится тише, а горло начинает саднить, не замечает пелену слёз, что поволокой застилала глаза, не чувствует и покатившейся одинокой слезы по щеке. - А потому, хоть сейчас не ври мне, Ким Намджун. – Юнги продолжает пристально смотреть на Кима, видит, как он тянет к нему свою руку, отворачивает лицо, но чувствует прикосновение тёплых пальцев к своей щеке, что стирает слёзы. - Я знаю, что ты не веришь мне, - продолжая едва касаясь, гладить впалую щёку, отвечает, - но это правда. Ты выглядел таким разбитым, я хотел спокойно поговорить с тобой и извиниться за то, что кажется, не так всё понял, касательно братьев, поэтому пошёл за тобой. Но когда я вышел из кафе, я увидел лишь столпившихся людей у перекрёстка, а потом, и лежащего тебя на асфальте в луже крови. Я многое видел за свою жизнь, но в тот момент, мне стало по настоящему страшно, Юнги. Я правда волновался и волнуюсь за тебя сейчас. Юнги закрывает глаза, держит себя в руках, чтобы не прильнуть к ласкающей его ладони, не прижаться к этой крепкой груди, зарывшись в неё. Эти слова, они звучат так прекрасно, так хочется в них верить, и ведь даже Хосок сказал, что Намджун был тем, кто, можно сказать, спас его, но Ким Намджун, тот Ким Намджун, которого Юнги знает и знает, к сожалению очень хорошо, никогда не идёт следом, не признаёт своей неправоты, не извиняется. - Ты лжец, - выплёвывает, прикладывает не малые усилия, чтобы оторвать щеку от ладони, ложится в кровати, повернувшись спиной к Киму. - Я знал, что ты не поверишь, но ты спросил, я ответил. Прости за то, что наговорил тебе в кафе, я не должен был. В своё оправдание могу сказать лишь то, что я просто приревновал тебя. Увидел, как ты целуешь этого белобрысого и крыша поехала, хотя, скорее всего это сделал он, так как способен на это. А так же не стал бы ты спать с ними, ты бы так не смог. Прости, что позволил себе так низко подумать о тебе, Мини. - О чём ты говоришь и с чего ты взял, что я спал с ними? С кем с ними? – глухо доносится голос Юнги из - под одеяла. - Пак Чимин и Чон Чонгук. Поцеловал тебя Пак Чимин, Чон Чонгук его младший двоюродный брат и это та ещё семейка. Очень часто они делят партнёра или в редких случаях, партнёршу на двоих. - Но они же братья, - неверяще произносит Мин, снимая одеяло с лица, но, не поворачиваясь к Киму, продолжая гипнотизировать стену. - Им это не мешает, - Юнги слышит в голосе Кима улыбку и ёжится, ещё сильнее кутаясь в одеяло. - Так значит, ты не помнишь, что за машина тебя сбила? - Нет, я ничего не помню, в том числе нашего разговора в кафе, а потому не утруждай себя фальшивыми извинениями и уходи. Я хочу спать, - с большим трудом проговаривает, снова набрасывая одеяло на лицо, чтобы не чувствовать на себе этот испытывающий взгляд. - Хорошо, отдыхай, если тебе что – то понадобится то… - Я позвоню кому угодно, даже в службу поддержки, Намджун, но не тебе. Юнги слышит ухмылку, шаги, а потом, как открывается и закрывается дверь палаты. Сворачивается в комочек, прижимая к себе руку в гипсе, и тихо плачет. Плачет от того, что ему снова врут, плачет от того, как хочется поверить, плачет от того, что если это правда, то он не сможет поверить. Плачет потому, что не знает, сколько ещё он выдержит и едва слышно, словно мантру шепчет сухими губами: - Когда это закончится?

***

Пак Чимин – это безукоризненная уверенность в себе и в своих поступках, которые он никогда не ставит под сомнение, следовательно, никогда не жалеет о, содеянном. Никого и ничего не боится, редко когда считается с чьим – либо мнением. Всегда и в любой ситуации делает то, что считает нужным конкретно для себя и для своей личной выгоды. Да, Пак Чимин именно такой, холодный и расчётливый. Так почему же сейчас он стоит у двери в кабинет, уже пару минут и не решается войти? Куда делась та самая уверенность, холодность, где это всё? Почему эти качества покинули его именно сейчас, когда они нужны как никогда прежде? Почему рука, до сих пор продолжает висеть в воздухе, так и не соприкоснувшись с деревом, чтобы постучать, а колени, кажется, слегка подрагивают? Пак снова делает глубокий вдох и убеждает себя в том, что вот, сейчас, он постучит или просто зайдёт без стука. Для чего ему, в конце концов, исполнять эти ненужные формальности. Когда он в последний раз стучал в дверь и спрашивал разрешения, чтобы войти? Пак слышит приближающие шаги, по ту сторону двери и делает шаг назад, порываясь убежать и не заниматься этой ерундой, но дверь открывается раньше и он видит высокого мужчину сорока с небольшим лет, с поблескивающей сединой на висках. Мужчина снимает очки и пристально рассматривает парня взглядом, от которого Паку хочется сжаться до размеров молекулы, после чего улыбается и отходит в сторону, рукой приглашая войти в кабинет. - Зайдешь? – спрашивает, глубокий, басистый голос. - Да, отец, - Чимин кивает, и непроизвольно, сжав руки в кулаки, проходит в кабинет отца. Остановившись у письменного стола, заваленного различными бумагами и чертежами, Чимин оглядывается по сторонам, словно впервые находится в стенах этого кабинета. Отмечает про себя, что с последнего его прихода сюда, почти четыре года назад, здесь ничего не изменилось. Мысленно смеётся над собой, ведь отца сначала не было в городе, а после в стране, конечно здесь не могло что – то изменится. Всё тот же письменный стол из красного дерева, то же кожаное кресло и диван, стеклянный журнальный столик рядом, где всегда стоит графин с водой и пара стаканов. Книжный шкаф, заставленный книгами по судостроению, экономике, юриспруденции и прочими, с тем же содержанием. Мягкий ковёр на полу и ненавистная всем сердцем картина на стене, за которой установлен сейф, который он взломал однажды. «Интересно, он поменял код» - вдруг проносится мысль в голове, которая моментально обрывается голосом отца. - Я думал, ты не зайдешь, как ты? – спрашивает, наливая воду в стакан, и жестом головы призывает Чимина сесть рядом, что тот и делает. - Я в порядке, спасибо, - отвечает, принимая стакан из рук отца, следя за собственными, чтобы не дрогнули. Смотрит на Ёнсика, ждёт, пока он нальёт воды себе и сделает глоток, после пьёт сам. - Как твоё здоровье? - в свою очередь спрашивает Пак, ставя стакан на стол, стараясь не смотреть на мужчину. - Ещё бегаю, - мужчина подмигивает, приподнимая уголки губ в улыбке, а Чимин старается себя в руках держать и не выпустить удручённого вздоха, наоборот, поднимает взгляд от стола, примеряет на лицо очередную фальшивую улыбку и молиться, чтобы его не стошнило от неё прямо здесь. - Вы с Чонгуком, сейчас наверно, злы и обиженны на меня? – не отводя взгляда, от Пака, который снова делает вид, что разглядывает кабинет. - Я не злюсь на тебя, отец. Я прекрасно понимаю мотивы твоего решения касательно передачи компании. Так же, я уверен, что и Чонгук это понимает, если же нет, то это лишь докажет его не готовность к такой ответственности, как стоять во главе огромной судостроительной компании, и что ему нужно подрасти. Про обиды и речи быть не может, мы не маленькие дети, которым не разрешили съесть конфету до ужина. – Пак слышит смешок отца и выдыхает, радуясь тому, что ему удалось удерживать голос на одной частоте, оставляя его спокойным. - Ты действительно повзрослел, Чимин, меня это радует, - Ёнсик улыбается, а Чимин смотрит на эту улыбку и с оскалом её в своей голове сравнивает. Не вызывает эта улыбка никаких положительных эмоций, не вызывает желание улыбнуться в ответ, не дарит тепла. Весь этот диалог, улыбки, то, что Пак сам зашёл в эту комнату, словно спектакль, антракт которого ещё не объявлен, а значит нужно продолжать играть. Чимин улыбается в ответ и кивает. - Да, - продолжает мужчина, - ты в принципе всегда отличался своей головой, в лучшую сторону конечно, - стукнув себя ладонями по коленям, Пак старший поднимается с дивана и проходит к столу, перебирая документы, выискивая что – то. Чимин слыша интонацию голоса, подбирается, внутри сжимается весь и внимательно следит за действиями мужчины. - Только вот твой образ жизни, который ты ведёшь, мне совсем не нравится, так же он не нравится и остальным членам совета, а потому, вне зависимости от того, насколько хороший проект ты представишь, тебя могут не выбрать, боясь твоего не постоянства. Потому я хочу, чтобы ты одумался, а если сам идёшь на дно, то не тащи за собой и Чонгука. В совете слишком много людей, желающих самим занять моё место, а я не для того так долго шёл к этому креслу, чтобы отдать его чужаку, - голосом, что можно резать металл, проговаривает. Чимин перестаёт слышать шелест бумаг, дальнейшие слова отца. В его голове словно что – то взрывается, и он слышит лишь падающие осколки на стенки черепа. Не самое приятное чувство, которое доставляет не только дискомфорт, но и боль, которая отдаётся в затылок, словно после удара. Не хочется чувствовать подобное, а потому, лучше позволить затопить себя другими эмоциями, а не позволить погрести себя под осколками не сбывшихся надежд, которые, только что, разбили окончательно. - Я думаю, - прокашлявшись и подняв взгляд от пола, начинает Пак, - Чонгук уже достаточно взрослый, чтобы самому выбирать, как ему проводить время, ровно, как и я, отец. – Чимин старается сохранять свой голос ровным не выказывать эмоций, которые погубят его. Он должен достойно отыграть свою роль. - Более того, сейчас, у нас вряд – ли будет время, на подобные увеселения, если тебя это так сильно беспокоит, - Чимин снова улыбается, следит за тем, как поворачивается к нему отец, как поджатые, плоские губы, приподнимаются в полуулыбке. - Я рассчитываю на это, Чимин, ибо хочу, чтобы ваше состязание с Чонгуком было честно оценено, и та самая оценка не была занижена из – за посторонних факторов. - Конечно, отец, - Пак кивает и подходит к столу, оставляя между собой и мужчиной расстояние пяти шагов, - но на самом деле я хотел поговорить с тобой не о работе. - О чём же тогда? – на смуглом лице мужчины появляется искренне недоумение и Пак уверен, что эта была единственная искренняя эмоция, которую он увидел за всё время, что находился в кабинете. - Наш старый дом, в Пусане, что сейчас с ним? Ты ведь его вроде не продал? – Чимин поднимает на мужчину взгляд, присматривается к его глазам, в которых промелькнуло что – то напоминающее страх, смешанный с ещё большим недоумением и растерянностью. Интересно. - Да, я не продавал его, но почему тебя это интересует? – голос мужчины звучит ровно, но Чимину удаётся заметить в нём проскользнувшую дрожь, всего мгновение, но уже достаточно, чтобы самому набраться смелости. - Хотел съездить к морю, подумал, почему бы, не остановится там. Столько времени прошло, соскучился по родному дому, - Чимин улыбается ещё шире, видя, как у мужчины глаз едва не дёргается и мысленно поздравляет себя с тем, что всё же решился на этот разговор. - Вряд – ли ты сможешь остановится там, - спустя минуту молчания, прокашлявшись отвечает, - дом пустует больше десяти лет, неизвестно даже в каком он состоянии. У меня никак не было времени, чтобы послать туда человека, который оценил бы его состояние, и можно было решить, что с ним делать, - Пак старший, снова отходит к журнальному столику, налить себе воды, слыша разочарованный вздох сына. - Вот как, жаль. Значит воспользуюсь отелем, - Чимин подходит к отцу, и первым взяв графин, сам наливает ему воду в стакан. - Да, - мужчина принимает стакан из рук сына, но не сделав глотка, ставит его на стол, - так будет лучше. - Да, - кивает Пак и идёт к выходу из кабинета, - доброй ночи, - Чимин слегка наклоняет голову и, не дожидаясь ответа, выходит. До первого антракта доиграть было не так уж и сложно, только вот это всего лишь начало и что – то ему подсказывает, что спектакль, будет длиннее, чем он ожидал.