***
Собрав вещи двое студентов, направились к выходу из кампуса прямиком к восточному крылу академии. Учебный год только начался, но как это происходит всегда, люди уже нашли себе круги общения и даже разбились на «кружки по интересам». С первого взгляда можно понять почему эти люди общаются и найти к ним "подход", если быть достаточно наблюдательным. Григорий любил смотреть на людей и слушать их, так что отнести кого-либо к какой-то группе труда не составляло. Все зависело от атрибутики и увлечений, хотя часто попадались люди, которые были смешанным типом, но и для таких можно найти правильное слово. Григорий не стремился общаться со всеми: ему хватало компании Виктора и людей из студенческого совета, что всегда крутились рядом. Минуя пруд, Вик и Григорий вышли на маленькую аллею, которая вела прямо в восточное крыло академии, где и проходили уроки латыни для студентов. К нему на лекции ходило лишь несколько курсов: лингвистический, медицинский и собирательный, если программа составленная студентами по своему усмотрению не вписывалась в их учебный план. Особую программу для курса составил сам профессор Гринроуз, который ранее преподавал за границей и изначально хотел обучать юных филологов по направлению античности, он был замечательным преподавателем латиницы и древнегреческого в свое время, но на это направление не набралось и пяти человек и даже объявления по набору филологов не окупилось. Сейчас это направление столь не популярно "среди элит", к тому же на коммерции, сейчас многие хотели "править, но не разделять". Профессора не смогли привязать ни к одной кафедре, поэтому к нему приходили все кому "хотелось" изучать латиницу, кроме медиков и лингвистов, для них это обязательная экзекуция, учеников филологического разбросали по разным, группам лингвистики или же историки, если те были согласны или же предлагали другое учебное заведение. Единственный, кто не смирился со своим направлением, был Григорий, он взбунтовался в самом начале учебного семестра, своими выходками он довел профессорку до полуобморочного состояния, чем и добился замены языков и выговора от студенческого совета. Профессор Гринроуз же, с улыбкой пошел на уступки и стал отдельно так же давать дополнительные задания не только по латинице, но и из курса древнегреческого, когда ходили в кафетерий. Гришина "личная" программа похожа на что-то слишком разнообразное и странное, единственная надежда, что в следующем году кто-то восстановиться или же переведется на это направление, тогда бы было меньше заморочек со странным расписанием. Кроме него на таком расписании предметов училось еще три человека: все нужные предметы присутствовали, но кафедры не было, поэтому филологи были обречены в этом году на вольное расписание и почти не пересекались, потому что каждый из четверых хотел на разные направления филологии. Каждый делал расписание для себя сам и утверждал еще в начале года с советом и деканатом. Именно из-за таких заморочек многие ушли в другие учебные заведения, но как и Григорий, нашлись те безумцы, что хотели обучаться именно здесь. — Вик… — обратился к другу Григорий, слегка зевая и потягиваясь. — Что? — спросил рыжий. — Ты собираешься вечером идти на вечеринку в южном крыле? — Хм… — Виктор немного призадумался — Скорее всего да, там должен быть весь совет, чтобы «незаметно» следить за всем происходящим. А то бунтари опять могут выкинуть Мишу Скворцова в воду, когда сильно напьются. Никак ума не приложу, чем он им так насолил, что они пытаются его так утопить? — спросил Вик с недоумением. — Думаю, это у них такой обряд посвящения в «свой в доску», а вы с советом вечно им мешаете. — с усмешкой ответил Григорий. — Не понимаю, так же и убить можно. А вдруг кто-то не умеет плавать? Или чего хуже напьется в стельку и забудет, как дышать? У них что правил и морали нет никакой? — накручивал обороты Виктор. — Как ты можешь не понимать, Вик? — усмехнулся Григорий- Ладно, так уж и быть просвещу. Первое правило панков — нет никаких правил. — Григорий посмотрел на друга, который уже совершенно запутался в простых правилах дворовой молодежи. -Ты видно знаток в таких делах... - Не особо, просто это очевидно. -Не очевидно. — Ладно, давай прибавим шаг, а то профессор нас живьем в античность закатает. Добавил Григорий и стремительно направился ко входу в Восточное крыло.***
Урок у профессора Гринроуз всегда начинался одинаково: Ровно в девять часов утра он резко открывал дверь аудитории с кружкой черного кофе, из столовой на первом этаже, отстукивая марш каблуками своих кожаных оксфордов, доходил до стола, делал глоток терпкого эспрессо и теплым драконьим баритоном произносил: «Bonum mane*!» и начинал пару с вольних изъяснений. Да, можно подумать, что его совсем не заботит, что обучает, в основном, он студентов мед. факультета, которым от латыни нужны лишь названия. Ему всегда хотелось расширить кругозор своих студентов. Профессор Патрик Гринроуз. "Маниакально" увлеченный античностью. Никто не знает, что его сподвигло стать преподавателем в Российском вузе, в самой далекой ее части. Кто-то говорил, что он тут искал политическое убежище, а другие искренне верили, что у него была интрижка со студенткой за которой он поехал в Россию, но так не нашел ее и решил попытать счастье в глуши. Профессор был уже далеко не молодой мужчина, но как говориться вино становиться краше лишь с годами, хотя ему больше подходит понятие «крепкий виски», который он незаметно подливал в кофе по утрам. Черные волосы цвета смолы, всегда были аккуратно уложены гелем сильной фиксации и зачесаны назад расческой с мелкими зубчиками. Белая, растянутая рубашка, с ней профессор ни разу не расставался, сверху черный жилет старого кроя с карманными часами, которые не ходят. Растянутые на коленях классические брюки-стрелочки подворачивались, чтобы акцентировать внимания на ярких носках учителя с разноцветными принтами. Хоть урок латыни обычно проходит оживленно и время незаметно проноситься, то сегодня явно был не обычный день. Григорий, который за ночь не сомкнул и глаза, совершенно голодный, чувствовал себя максимально разбито и хотел, чтобы день по быстрее закончился, и он смог спокойно вздремнуть у себя в комнате. Но именно сегодня время решило сыграть с ним злую шутку растянув минуты в часы. Под монотонные высказывания профессора Гринроуз хотелось уснуть на прекрасной жесткой, дубовой парте. Григорий старался не поддаваться этому наваждению и стал разглядывать кабинет. Большие панорамные окна с видом на лес, которые освящали весь класс. Пару комнатных растений на полу около парт. Старая, но надежная меловая доска, на которой была написана тема сегодняшней лекции: «Mortalis Inconscius*». Справа от доски широкая деревянная дверь. На стенах красовались портреты известных людей античности, которые внесли свой вклад в разные сферы человеческой жизни. Стеллаж с книгами на языке оригинала, к которым студенты старались не подходить, чтобы не повредить бесценную коллекцию профессора. Скудный интерьер душного класса латинского вгонял в сон, не хуже речи его обитателя. Вдруг за панорамным окном начали стремительно сгущаться тучи и подниматься ветер, который гулом проносился по кабинету и с оглушающим ревом биться о закрытую белую дверь в коридор. Звуки в классе утихли, не было больше ни речи профессора «мертвечины», ни звуков радушных перваков, только гул ветра. Григорий огляделся, сидел он один в пустом классе покрытым мраком. Вещи студентов оставались не тронутыми, а на дубовом столе преподавателя все так же холодел кофейный крепкий настой. -Что за…- первые произнесенные слова отозвались эхом ночного коридора, который теперь предстал в глазах удивленного Григория. Коридор был огромен и совсем не похож на отремонтированные здания кампуса, стены больше не были приятного карамельного оттенка, только голый бетон, пол, разъеденный временем, трещал под ногами издавая истошный скрип. Григорий стремительно направился вглубь странного помещения, желая найти выход. Нескончаемо длинный, темный коридор не отпускал своего пленника, продолжая выстраивать свою дорогу в неизвестность. Григорий шел не оглядываясь, просто шел по предложенному пути невзирая на беспомощность своего положения. Ответов на вопросы, терзавшие его, в голове совсем не было: почему он оказался посреди темного бетонного Уробороса, почему слышен только гул протяжного ветра. -Твою мать, когда же это кончится. — Григорий не сбавлял шаг, шел на встречу мраку. Вдруг подул осенний, пробирающий до костей, ветерок. Вот он путь наружу, мимолетное видение свободы из бесконечного цикла обреченного скитания. Григорий перешел на бег и через мгновенье оказался в лесу. Ветер стих, а над головой нерадивого студента сияла медная луна. Под ногами зашуршали сухие листья, а над головой затрещали деревья. Все в округе наполнилось запахом свежести и горькой полыни. Иллюзия свободы или же все-таки выход из душного коридора? Позади послышались голоса, манящие и шепчущие вдали, Григорий пошел на звук. Голоса не утихали, но и не становились ближе, но они были маяком жизни в лесу. За деревьями освященными «темной» лунной проблеснул огонь, теплый и греющий душу, наконец хоть какие-то намеки на цивилизацию. Григорий не думал, как он здесь оказался и куда делся профессор, ведь сейчас было главное найти хоть что-то, чтобы направило его обратно, и свет меж стволов деревьев уже был хорошим началом. Огонь из маленького безобидного светлячка превратился в пылающий костер на опушке леса, голоса наконец стали громче, но разобрать, что они говорили было все так же трудно, как и в начале пути. Зато стал ясен их источник, люди, около костра бесновались люди в белых одеяниях. Их одежда была похоже на обычную больничную простыню. Только вот завязана она была странным образом, поверх голов ее носивших широкой льняной веревкой была обвязана у горла и у пояса, что делало их похожими на восставших трупов нежели людей. Григорий решил выждать момент и немного понаблюдать за людьми в простынях, которые прыгали вокруг костра и распевали песни на неясном языке. Спрятавшись за деревом, Григорий наблюдал, желание стать жертвой странного сектантского круга у него явно отсутствовало, поэтому он ждал и вслушивался. Люди на опушке прыгали и бегали совершенно хаотично, каждый будто на своей волне, не желая явно поддаваться «всевидящему порядку», словно маленькие огни, которые падали от огромного кострища. За деревьями, на другой стороне опушки, что-то мелькнуло. Кусты затрещали, а люди в простынях остановились, будто в миг окаменели, каждый в неестественной позе. Из-за кустов показался олень. Рога его были обломаны, а он истекал кровью, что есть сил держался на тонких копытах, сделав несколько медленных, неуверенных движений он упал перед костром и издал истошный, будто человеческий вопль полный боли и отчаяния. Все в мгновенье стихло, ни голоса, ни ветер не тревожил эту тишину. Григорий хотел уйти, уйти как можно дальше от странной опушки и людей-призраков. Шаг и треск ветки под ногами нарушили скорбную тишину, и все повернулись на звук. Люди, что стояли неестественно вышли из окаменения и стремительно направились на источник звука. Григорий очнулся. Тяжело дыша, на парте в ярком кабинете латиницы, где профессор сладко потягивал высокоградусный кофе, сидя у себя на пьедестале. -… Так думаю сегодня мы затронули даже больше Греции, чем нужно, хотя в теме «человека и устройства» это было бы не вежливо опустить такие важные детали, которые древние греки подметили и что является прародителем нынешней психологии и психических расстройств человека. Вам, как медиками нужно знать тонкости, истоки данной науки, а может даже чуточку больше этого. Так, пара подходит к концу. Прошу всех должников сдать свои работы и, да, Полонский. — Гринроуз поставил кружку на стол и скрестил руки. Григорий в немом вопросе поднял заспанные глаза на профессора. -Не могли бы вы немного задержаться? — с этими словами загудел колокол у северных ворот академии. Все студенты торопливо собрали свои вещи и тотчас вышли из кабинета, оставив Полонского наедине с преподавателем. Григорий собрал свои вещи с парты и неспешно подошел к пьедесталу, где все также неподвижно стоял профессор. -Гриша, — начал профессор Гринроуз, тяжело и раздраженно вздохнув — ты же знаешь, как трудно мне и так подстраивается под студентов медицинского и давать им такой скудный материал, только что бы они кое-как закончили программу и в будущем «губили» людей. Я даю им материал, трогающий душу и глубины познания человеческого естества, а они лишь зевают в ответ, а ты, ты всегда был моим лучшим слушателем и сторонником интересных дискуссий на моем предмете. А сегодняшнюю лекцию ты был словно эти плебеи. — профессор был раздражен, нет, он был оскорблён. В глазах многих Гринроуз был хорошим учителем со странными причудами и ужасно трудными заданиями, но кое-что знал только Григорий, профессор ужасный нарцисс, но это не мешало найти подход и к нему. Гринроуз не любил, когда его не слушают, не оправдывают ожиданий и не любил халтуры, строгий и до безумия дотошный к деталям. Любил, когда им восхищаются, и «черный пиар» тоже был для него неким видом самолюбования, так что, если студенты за глаза недолюбливали профессора, Гринроузу это было также приятно. — П…Патрик, я очень люблю твои задания и лекции просто сегодня я себя плохо чувствовал –Гриша искал оправдания, но понимал, что ни один ответ не устроит профессора — просто так получилось… — слов и причин не находилось, еще тот странный сон гулял по затворкам разума и мешал придумать, хоть что-то. -Гриша — профессор подошел к юродивому студенту и положил руку на плечо — ты же знаешь, как мне не хватает хорошего собеседника, который бы понимал все, о чем я говорю — он сжал плечо сильнее, будто желая сломать его своими когтями — ты дорожишь этими лекциями, не так ли? Или тебе совершенно плевать? У Григория внутри все сжалось, он так отстаивал свое право быть в этом классе, больше ошибок допускать нельзя. — Да, я понял профессор — тяжелая рука исчезла с плеча Полонского, и он поспешил удалится, пока профессор отвернулся допить свой кофе, оставив на столе эссе, написанное этой ночью. Добродушный Гринроуз это явно было не про того Патрика, который замечал, что его игнорируют, это незаметно, но каждый раз, когда студенты отвлекаются, профессор сжимает костяшки до бела. Григорий впервые стал свидетелем драконьего нутра в кафетерии на первом этаже. Полонский часто встречался с профессором в там, чтобы обсудить грамматические нормы латыни и интересных писателей древних времен. Скрип зубов, белеющие костяшки. Разбитая кружка и опрокинутый стол. Вот что случилось со студенткой старшего курса, которая решила, что звонок важнее Патрика, только Гриша знал об этом «недоразумении» в ночном кафетерии. Характер профессора можно было описать как сломанное зеркало, пока смотришь вблизи и восторгаешься все хорошо видно, но как только отдалишься или на мгновенье оглянешься ты увидишь трещины. Вик ждал в коридоре около лекционной и тут же завидев друга радостно улыбнулся. — Ну что любимчик ты наш, как спалось? Что чревато последствиями твое ночное прозябанье? — подтрунивал Вик над угрюмым и сонным другом. -Отъебись Вик — в ответ пробубнил Григорий. -Ой, да ладно тебе, твой организм истощен, если что, я всегда тебя выслушаю! -Да, я знаю, я просто думал, вот и не выспался. - Григорий зевнул, сон все еще не отпускал. - У меня сейчас фармакология, мне на второй этаж, у тебя сейчас окно? -Да, пойду позавтракаю в кафетерии и надо бы в библиотеку зайти... -У меня после пар дела в студ. совете, поэтому не жди. - Вик махнул рукой и убежал в сторону лестничного пролета. - Я и так знаю.***
Помятая постель и все тот же горький запах сигарет витал в комнате Гриши, куда он вернулся после утомительного дня пятницы, наконец-то он мог, завалившись в кровать выспаться за последние сутки. Полонский кинул на стол свои вещи и лицом упал на мягкую, манящую кровать. Выходные, никаких занятий в ближайшие два дня не собирались проводить и все эти два дня Григорий мог предоставить только самому себе. Солнце начинало постепенно заходить за видимый горизонт залесья оставляя молодых людей под чутким наблюдением лунного серпа, что скромно сиял в небе. Мельтешащие люди за окнами расходились по своим местам, наполняя коридоры кампуса мелким шумом и возней. Парни собиравшиеся в хлам напиться шумели дверьми вытаскивая свои заначки с банками пива и водки, другие же искали одежду, которую будет не жаль испортить в ходе буйной тусовки, кто-то договаривался с соседями насчет «съема» комнаты на эту ночь. Все это было слышно сквозь картонные стены кампуса и легкую дрему Полонского, которого не волновали ни люди за стенами, ни их планы на эту ночь.***
Сон чуткого Гриши потревожил громкий и назойливый звенящий звонок. Не открывая глаз, Полонский инстинктивно стал рыскать рукой его источник. Нащупав на тумбе мобильник, он ответил на раздражающий звонок: -Слушаю — сонным и незаинтересованным голосом ответил Гриша. -Хух, слава богу, я до тебя дозвонился — слегка встревоженно отвечал знакомый звонкий словно ясный день голос. -Вик? Чего звонишь? — приходя в себя Григорий присел на кровать потирая глаза от полудремы. -Ты просто так сладко спал, когда я заходил за вещами, не хотел будить, прости…- промямлил Вик на одном дыхании. -Но сейчас тебе это не помешало оторвать меня от моего законного сна, чего хотел? — Григорий был бы не прочь поспать еще часов двенадцать, так что хотел по быстрее закончить этот разговор и уснуть. — Тут такое дело… я в комнате забыл таблетки не мог бы ты их мне принести? — на фоне были слышны голоса вопящих в южном крыле студентов и до невозможности громкую музыку. — Слушай, ты мне позвонил, что бы я принес тебе твои таблетки? А сам ты сходить за ними не мог? — слегка раздраженно спрашивал Полонский. — Не совсем, я в туалете на втором этаже южного крыла, прошу, приходи быстрее. - Стоп, почему ты их забыл? Ты слез с курса? - спросил Григорий. - Я тебе всё объясню, просто приходи, пожалуйста. - Вик сбросил звонок, оставив в ушах звенящую тишину. Вик хоть и идеальный во всех смыслах: душа компании, отличник, «будущая звезда медицины» — как говорила преподавательница фармацевтики, но был не совсем здоров. У него была эпилепсия, не смертельно, конечно, но неприятно. Впервые Григорий стал случайным свидетелем одного из припадков Вика еще давно, в средней школе. Это случилось на уроке физической культуры, когда они бегали два километра по стадиону. Вик внезапно упал и потерял сознание, все его тело начинало трясти, Григорий не знал, как ему помочь, он был в ступоре от происходящего, тогда Вика увезли на скорой. Сейчас приступы бывают у Виктора редко и не такие сильные, как раньше. Хоть врачи и не смогли полностью уладить причину припадков, они смогли их уменьшить. Уже пару месяцев Вик спокойно жил без приступов, но кажется шумная вечеринка и громкая музыка добилась своего. Собравшись с мыслями, Григорий нашел таблетки в пальто друга и стремительно направился к южному крылу старого кампуса. Южное крыло находилось ближе всего к лесному массиву. Оно не было отремонтировано, как все остальные корпуса. Голые стены, покрытые зеленью, небольшое здание в два этажа, где студенты устроили себе пристанище «вечного шума и тусовок». Глава академии закрывал глаза на вечные тусовки студентов, главное, что академии платят, что творят студенты в глуши, не так важно. Как и ожидалось музыку было слышно еще от самих главных ворот, а крики пьяных людей, точно были слышны из самой глуши Эстляндского леса, если, конечно, не в самой деревни «Втроя», что находится за ним. Сжав упаковку таблеток в руке, Григорий направился в «дантовский ад». Банки из-под пива, пьяные студенты и куча другого мусора лежали на ступеньках в диком отходняке после явного понижения градуса в пластиковых стаканах и металлических банках. Кто-то закуривал около входа в надежде уйти от всепоглощающего шума внутри здания. Поднявшись по ступенькам старого и некогда благородного здания, на чьей кромке было высечено «Vincere aut mori*». Вероятно, эта фраза должна была быть мотиватором, но сейчас это буквально звучало, как угроза. Внутри толпа людей разбивалась в хаотичном движении: кто-то танцевал так, что сразу падал на пол от градуса в крови, кто-то лежал на столе без надежды встать, потому что уснули крепким сном и до утра явно не очухаются, кто-то выяснял отношения на пороге здания, девушки группой прыгали и разливали жёлтое месиво из стаканов под ужасно грохочущую музыку, парни жадно пристраивались к ним пытаясь словить свой куш. Клубок тел, создававший единого ужравшегося в хлам змия. Григорий не любил такие шумные места, в них нет месту одиночеству или хотя бы намеку на приватность, хотя в старших классах он часто приходил с Виком на подобное мракобесье, только чтобы выпить и понаблюдать за другом, который страдал припадками и необъяснимым умением притягивать к себе людей. Миновав сымпровизированную барную стойку, на которой стояла кем-то опрометчиво оставленная бутылка с дорогим виски, чем Григорий воспользовался и забрал ее с собой, он поднялся на второй этаж. Отхлебнув из горла, Григорий глазами стал искать дверь туалета. Увидев нужную, он направился туда, но пред ним неожиданно из другой двери возникла девушка. Девица буквально упала перед ним на стену узкого коридора. Выглядела она ужасно пьяной и потрепанной. Яркий макияж уже буквально слезал с лица расплываясь кругами под ее глазами, перекошенное на левую сторону велюровое платье цвета кричащей розы и покоцанные лакированные туфли той же расцветки. — Ну и ночка… Саша, где ты? Са-аа-ша, ик, иди сюда…- от нее разило явным перегаром и чуть «увядшими» клубничными духами — Вот это мы потусили, то ли еще будет! — девушка попыталась встать ровно и поправить платье. — Ой, прости, я… наверное тебя напугала — девушка улыбнулась и посмотрела на Григория мутными карими глазами. — Ничего страшного, ты в порядке? — безразлично спросил Григорий, его воротило от одного вида платья гламурной красотки, которая буквально вылезла из помятого журнала «Глиттер». — Да-а… Я тут выпивала, мы же на вечеринке, что может, ик, плохого случится — лучезарно улыбнулась и делая шаг вперед упала прямо на Григория. — Ой, прости-и-и, меня, эти каблуки жить не дают. А ты давно тут? Может выпьем вместе, красавчик — пытаясь поймать равновесие поинтересовалась девушка. -Нет, я за Виком. - А, вот оно, что... Как то необычно было тебя здесь увидеть, Сашу не видел? — Нет и скоро ухожу. — как отрезал сказал Григорий, отхлебнул еще глоток крепкого виски, обошел «блондинку в законе» и направился к двери. Григорий зашел в туалет и закрыл за собой дверь. На полу сидел Виктор, уткнувшись лицом в колени, услышав защелку он поднял глаза увидел друга с бутылкой виски на пороге. — На, твои таблетки — Григорий высунул пачку из кармана пиджака и кинул в друга, попутно делая еще один глоток отрезвляющего виски. — Почему ты их не взял? -Спасибо…- сказал Вик вытряхивая таблетки из упаковки. Легким движением руки таблетки были пригублены сорокоградусным терпким виски, Вик скривился. -Так почему на этот раз ты их оставил? — протягивая руку за бутылкой повторил Григорий. — Ты же знаешь…- Вик слегка замедлился — последние пару месяцев припадков не было, и я посчитал, что наконец настала ремиссия и тогда следовало бы постепенно отказывается от таблеток, что я и сделал, уменьшал дозу каждый день. И вот уже был третий день без таблеток, и я чувствовал себя, как нельзя лучше, а потом…- Вик затих, будто бы корил себя за опрометчивость — сегодня случился один микро припадок и я сразу позвонил тебе. Григорий смотрел на него не моргая. Первый раз, когда он с ним не пошел на сраную вечеринку и сразу же припадок. Еще глоток и бутылка опустела наполовину. -Почему не сказал? - Я хотел, сегодня, но... как видишь это уже не важно. -Ты собираешься остаться до конца? Не думаешь, что он может из-за всего этого повторится? — Григорий не мог настаивать на возвращение в общежитие, ведь Вик глава совета и на нем было слишком много обязанностей, которые он пытался тянуть из-за всех сил. — Не думаю, что без тебя все студенты разом умрут, к тому же тут твой заместитель Камилла, бухая в стельку правда, но она здесь. -Ты ее видел? - спросил Вик. - Только что. Она искала Лекса. Пошли в общежитие. - настаивал Григорий. Виктор все еще сидел на холодном кафельном полу уборной. С такого ракурса он казался маленьким комочком рыжей шерсти «британца»: пушистый, кучерявый и такой мягкий. Вокруг громыхала музыка, кричали студенты этажом ниже распевая не в ноты песни группы «КиШ». Едва ли Григорий хотел бы оставаться здесь еще хотя бы на пару минут, ему все также хотелось спать, крепкий виски не помогал справиться с желанием окунутся в сладостные объятия своей кровати в картонной коробке кампуса. Но если Вик останется, то и Гриша тоже. -Ты принес таблетки, думаю данный прецедент более не повторится, как минимум сегодня — Виктор неспешно поднялся с кафеля. Поправил свои отглаженные клетчатые штаны и направился к выходу из уборной. Его руку перехватил Григорий. — Ты здесь не нужен — достаточно грубо отрезал Григорий — Скворцов валяется на лестнице у входа, панки уже, вероятно, докуривают шмаль в соседней комнате и вырубятся через пару минут на одном засранном матрасе, Камилла и Лекс внизу полупьяны, но все еще могут выполнять свои обязанности, ты не должен тут оставаться, тебе нужен сон. Григорий не смотрел на Вика. Он очень уж не любил поучать своего «идеального» и гиперответственного друга, ему не хотелось быть деспотом в его глазах, поэтому чаще Григорий просто предлагал, но не настаивал, ему была противна сама идея поучения кого-либо. «Пусть каждый решает, что ему делать, только чтобы не лезли ко мне.» Обычно люди поучают других из «заботы», как они говорят. «Ради твоего же блага», «Ну ты же понимаешь, так лучше» — нет, люди поучают только ради себя, своего эго и выгоды, это Григорий понял уже в восемь лет. Им плевать, ты их собственность, слушайся. Его воротило от этого. Григорий застыл, не смея поднять глаз, Вик лишь удивлённо и слегка встревоженно смотрел на кудри прикрывающие глаза Полонского. Впервые, Григорий проявляет что-то похожее на переживание, хоть и в такой манере. Вик уже хотел ответить, но Гриша вышел из оцепенения своих мыслей, отпустил руку друга, впопыхах открыл дверь уборной, где они явно засиделись и скрылся, заглатывая очередную порцию виски. Спускаясь по лестнице, Григорий уже опустошил бутылку и недолго думая кинул ее прямо на бетонный пол южного кампуса, бутылка разбилась, но грохота пьянящего опустошения никто не слышал все же музыка была громче. У выхода валялся пьяный в дребезги студентишка с пластиковой отравой в руке, в своей полудреме-недосознании он и не заметил, что рука уже удерживала лишь призрак отвратного месива. Григорий же спешно покинул котловище с новой выпивкой в руках. Люди и их поведение — извечная загадка. Григорий видел все тонкости и подмечал малейшие изменения в людях, мог многое предугадать и рассказать о различных личностях в том здании, но всегда находилось то, что ему понять не суждено. К чему была та вспышка примирительной заботы, почему сейчас, виноват в этом недосып или же сегодняшний тревожный сон на паре латиницы, вот этого ему никак не удавалось понять… Допивая залпом уже второй стакан отравы, созданной по особой методике Мефистофеля, Григорий смотрел в чернеющий лес, окутанный тонкой дымкой ночного тумана. «Эта ночка обещает быть долгой» — думал Полонский. Он не спал уже третьи сутки, держался лишь на энергетиках и кофейном настое, который готовил Виктор по утрам на переносной советской электрической плитке. Конечно, Григорий взвинчен и уже не пытается понимать и сознавать, что он творит. Устал. До изнеможения и боли в голове. «Вероятно все дело в недосыпе — это точно. Если бы не Патрик со своими дополнительными заданиями, если бы не Камилла, которой приспичило срочно начать делать проект по Современному Русскому, если бы…» Григорий думал о том, что же за последние дни, которые слились в одну кашу из-за отсутствия сна, так на него повлияло. Он достал из кармана черных широких штанов пачку терпкого «Кента» и закурил сигарету. Тлеющий кончик в темноте ночного сумрака завораживал, с каждой затяжкой он разгорался и прожигал легкие. За спиной все так же бесновались студенты, врата сущей геенны извергали из себя огненных приспешников, что еще могли держаться на ногах, медленно затухая. Ветер разносил дым сигареты и выкуривал ее, не спрашивая разрешения курящего. Лунный серп все так же тускло и смиренно оберегал своих подопечных. Лесной массив шумел, напоминая о своем присутствии. Глаза Григория слипались. На опушке у самого леса мелькнула белая бесформенная фигура и тотчас скрылась за пролеском. — Вот ты где! Я тебя уже везде искал, а ты тут спишь! — звонкий голос резал и без того шумящую тишину. — Я не сплю, я пью и курю, разве ты не видишь? — Григорию не понадобилось разворачиваться, чтобы понять, что Вик его нашел, хотя Полонский даже не думал прятаться. — Пойдем в корпус, ты прав я здесь не нужен, Камиллу я предупредил, что ухожу. — добродушно оповестил Вик и протянул руку комку нервов, сидящему на каменных плитах подле него. -И ты это сам предлагаешь? - Григорий все еще не оборачивался. -Я понимаю, что для тебя и меня тут дел нет. Нужен сон и теплая кровать. Но если ты еще раз будешь кидать окурки на мою кровать я съеду к Лексу. -О, нет, как же так - наигранно говорил Гриша - ты же там все равно не спишь. - Сегодня буду. Так идем? Григорий не ответил, лишь потушил сигарету о землю и взял теплую руку помощи Кельтера. — А то если не проспишься за выходные, вряд ли мой кофейный настой тебе еще поможет. Он прав.