Звезды нынче с кислинкой

Когда было совсем тяжело, она вспоминала день на пляже. Теплая ласковая вода, сверкающие бриллиантами песчинки, загадочные раковины, которые умеют шуметь так, будто у них внутри помещается целое море, и чувство абсолютного счастья. А потом — страх одиночества. Невыразимый ужас, что ее никогда не найдут. И невероятное облегчение, когда она снова видит братьев. Это воспоминание давало Химари силу верить в то, что скоро ее обязательно выручат, а пока нужно держаться и не сдаваться. Нужно ставить уколы и капельницы, глотать противные лекарства и терпеливо ждать выздоровления. Затем — ждать, пока закончится непонятный «кубационный период». И снова ждать, потому что так велел доктор Санэтоси, а ему виднее. Доктор Санэтоси был добрым и милым, он всегда улыбался и приносил Химари гостинцы, но никогда не разрешал папе с мамой и братьям прийти к ней в больницу. «Это опасно для них, — говорил доктор, — мы еще не узнали, как распространяется эта болезнь». Химари довольно скоро обнаружила, что она находится вовсе не в той больнице, в которую ее привезли. Больница была маленькой, работников совсем немного, а из больных — только она одна. — Это нормально, — уверял ее Санэтоси. — Твой случай очень тяжелый, поэтому тебя перевели в специализированную частную клинику. Здесь занимаются исследованиями новой инфекции. — А почему здесь больше никого нет? Разве я одна заболела? Доктор долго увиливал от ответа, но потом признался, что из всех заболевших выжила только она одна. — Теперь ты понимаешь, как важно узнать все об этом вирусе? Нельзя допустить, чтобы такая эпидемия повторилась. Шли дни, недели, месяцы. Надежды попасть домой было все меньше. Химари окончательно убедилась, что она не пациентка, а пленница. Она не понимала, зачем понадобилась доктору Санэтоси, но отпускать ее он явно не собирался. Был все так же улыбчив и предупредителен, но твердо пресекал любые разговоры о том, чтобы выйти из клиники хотя бы за порог. Химари в отчаянии перестала есть, но тогда ей начали ставить капельницу с питательным раствором. Тихий протест не удался. А потом появилась она, девочка с такими же глазами, как у доктора Санэтоси. Похожая и непохожая на этого странного человека. Она помогла Химари сбежать. Заплаканная Химари сидела у окна и смотрела во двор. Клинику со всех сторон окружал парк. Зы высокими старыми деревьями не было видно города. Даже в этом ей было отказано. Весь последний год мир Химари ограничивался ее комнатой, маленьким участком больничного парка и библиотекой, слишком большой для такой маленькой клиники. Девочка вошла без стука. Химари спева подумала, что это одна из медсестер, и даже не оглянулась. — Тебе грустно? — спросил кто-то за ее спиной. —Хочешь выйти отсюда? Тогда она повернулась к двери. На пороге стояла девочка немного старше ее. Губы девочки улыбались, но глаза смотрели серьезно. — Кто ты? — удивилась Химари. Девочка не ответила и повторила свой вопрос: — Хочешь выйти отсюда? Разумеется, она хотела. Химари переоделась из пижамы в свое старое платье, которое хранилось в ее палате — оно стало очень коротким и тесным. Девочка поманила ее за собой, провела по коридорам и через парк. Химари боялась, что их остановят, но они никого не встретили, и входная дверь оказалась не заперта. Оказывается, парк был со всех сторон огорожен вовсе не решеткой, как предствлялось Химари, а высоким глухим дощатым забором. Она никогда не добирлась даже до ограды —доктор Санэтоси не позволял отходить далеко от здания клиники. Девочка подошла к забору и легко отвела в сторону две доски — наверное, подготовила этот лаз заранее. Химари подошла к дыре, с любопытством выглянула наружу — и отшатнулась, испугавшись. Она ожидала увидеть тихую улицу на окраине города, фонари, окна домов... Ничего не было. Вязкая серая пустота. — Где же город? — спросила Химари, отважившись еще раз заглянуть в ничто. — Откуда приходят медсестры, привозят еду? — Нет никакого города. Здесь все фальшивка. А теперь иди, если правда хочешь уйти отсюда, — и девочка легонько толкнула ее в спину. — Не бойся. Химари не успела испугаться. Она вообще ничего не успела понять. Вряд ли Химари осознала, что совершила нечто неслыханное: шагнула через пространство, словно пересела на другой поезд в метро. В социальной службе тоже ничего не заподозрили — да и кто мог бы предположить такое? Откуда появилась Химари, они так и не разобрались, поэтому списали все на халатность иммиграционной службы и на неадекватное состояние самой Химари — мол, девочка не помнит, как забралась в какой-нибудь грузовик и как из него вышла. А то, что она не знает, где именно ее держали, и вовсе неудивительно. Бедный ребенок... Позже она увидела ту девочку на фото и узнала, что то была старшая сестра Ринго, Момока, которая умерла в день рождения Ринго. Химари решила, что ей явился призрак Момоки, но не стала говорить об этом приемным родителям, чтобы не расстраивать их лишний раз. По правде говоря, она сомневалась, видела ли ту девочку на самом деле или придумала ее себе потом, увидев фотографию. Химари так и не смогла попасть домой. С чужой помощью или без, она совершила один отчаянный рывок, но на второй у нее не хватило сил. Она осталась с Огиномэ и, хотя не забыла свою настоящую семью, но все же вспоминала о ней все реже. Лица родителей она помнила смутно, да и яркие прежде образы братьев сильно поблекли. Но воспоминание о море осталось почти не тронутым временем, не испорченным предательской памятью. Химари никак не могла предположить, что доктор Санэтоси, милый и добрый кошмар ее раннего детства, снова найдет ее и снова заберет у семьи. Теперь она много спала — слишком много, — а когда бодрствовала, то все равно чувствовала себя слишком слабой. Уйти, как тогда — не получалось. Санэтоси принял меры, чтобы его любимая пациентка снова не сбежала. Он постоянно пичкал ее каким-то красным раствором в ампулах, от которого Химари все время хотелось спать. Оставалось только ждать и верить, что ее найдут. Ринго — упрямая, она сможет. Спаси меня, сестра...