Λ -----===ͽ < O > ͼ===----- V
На празднике в честь окончания учебного года тем же вечером Гриффиндор выиграл факультетский кубок с приличным отрывом, прервав длинную серию побед факультета Слизерин, которая была, по крайней мере частично, заслугой Северуса Снейпа. Когда украшения Большого зала окрасились в красно-золотые цвета львиного дома, все столы, кроме змеиного, разразились аплодисментами, в то время как декан Слизерина, казалось, пытался уничтожить всех своим взглядом. На следующий день Ирука встретился с Гарри на платформе 9 ¾. Он обычной почтой отправил письмо, в котором сообщил Дурслям, что в тот день сам привезет их племянника, а также поговорит с ними после этого. Гарри отпустил Хедвиг, наказав встретиться с ним на Тисовой улице, прежде чем его учитель уменьшил и ее клетку, и сундук Гарри. Одну аппарацию спустя, Ирука ждал, пока Гарри переводил дыхание в укромном уголке на улице Магнолий, который чунин уже несколько раз использовал для незаметного прибытия и ухода. Как только юный Поттер отдышался, они вдвоем направились к дому №4 по Тисовой улице. Походка и осанка Гарри менялись по мере приближения к его летнему обиталищу: его шаги явно демонстрировали растущее нежелание находиться здесь, фигура сгорбилась, как будто он пытался стать как можно меньше. Все в его позе и движениях кричало о страхе, стыде и неохоте. Если бы Ирука уже не знал, что Дурсли не годятся для того, чтобы заботиться о ком-то, не говоря уже о детях, это стало бы более чем очевидным сейчас. Наконец в поле зрения появилась их цель, отличавшаяся от соседних домов только номером на двери и явно дорогой машиной на подъездной дорожке. Сделав глубокий вдох и призвав на помощь все свои резервы гражданского профессионализма, Ирука нажал кнопку звонка. — Вероятно, мальчик и его ненормальный учитель. — Его слух не был впечатляющим по стандартам шиноби, но Ирука все еще различал ворчливые слова Вернона Дурсля. — Лучше открой и покончим с этой ерундой. Приближающиеся к двери шаги были слишком легкими для обоих мужчин Дурслей, а значит, это была Петуния. Это подтвердилось, когда дверь открылась, и их глазам предстала тетя Гарри во всем своем тощем, длинношеем, нелепом великолепии. Хотя по большей части ее лицо демонстрировало отвращение и презрение к волшебникам у ее двери, скованность движений выдавала намек на страх. В ее взгляде на Гарри мелькнуло что-то неприятное, но слишком сложное, чтобы определить, в то время как краткий осмотр Ируки, казалось, только усилил ее отвращение к нему. — Ну, не стойте там, где все могут увидеть, — резко бросила она. — Заходите. Со времени его «визита» в октябре в доме ничего особо не изменилось. Быстро закрыв за ними дверь, Петуния быстрыми, нетвердыми шагами повела их в гостиную. Ирука заметил, что Вернон не потрудился подняться со своего огромного кресла, когда они вошли, и ни он, ни его жена не пригласили их сесть. Она просто молча стояла, хмурясь, за правым плечом своего мужа. Встав рядом со своим учеником, Ирука решил сдвинуть дело с мертвой точки. — Я профессор Умино, и, как указано в моем письме, нам нужно поговорить о вашем поведении по отношению к Гарри и этим летом, и в дальнейшем. Я буду откровенен: то, как вы до сих пор обращались со своим племянником, соответствует юридическому стандарту жестокого обращения с детьми во многих цивилизованных странах, включая эту. Это никогда не было приемлемо, а тем более нормально, — он выплюнул это слово с плохо скрываемым отвращением. — Возможно, вы не били активно, но использовали как домашнего раба, поощряли своего сына к жестокому обращению с ним, смотрели и смеялись, когда на него нападали собаки, а наш школьный медик обнаружила признаки травм, связанных с чрезмерно грубым обращением, а также хроническим недоеданием. Вдобавок к вашим нападкам в физическом плане, вы сделали все возможное, чтобы уничтожить его эмоционально, социально и академически. Все это прекратится. Сейчас же. — А теперь смотри сюда! — Вернон сердито вскочил (с трудом) на ноги, его лицо приобрело явно нездоровый оттенок красного. — Я не позволю, чтобы меня оскорбляли и указывали мне, что делать в моем собственном доме! Особенно из-за какого-то урода! Мы никогда не хотели этого мальчика, но вы, уроды, заставили нас взять его к себе! Мы дали ему крышу над головой, одевали и кормили. Даже пытались превратить его в настоящего, нормального англичанина, но с такой никчемной дворнягой это явно пустая трата времени. Ну и что, если мы пытались сделать так, чтобы наши затраты стоили того? И, конечно, мы наказали его! Этот сопляк — лжец, преступник и нарушитель спокойствия! Ему нужна твердая рука… В этот момент Вернон замолчал с выражением растущего страха на лице, как и его жена. Ирука решил, что с него довольно фанатичной язвительности этого человека, и позволил небольшому количеству подпитываемого гневом сакки выплеснуться на взрослых Дурслей. Но, тем не менее, очень небольшому количеству — иначе еще немного, и он, вероятно, устроил бы этому страдающему ожирением гражданскому смертельный сердечный приступ. — Сядь, — командным ледяным тоном велел чунин, на его лице застыло суровое выражение. Вернон быстро подчинился, отчего слегка задребезжали фоторамки на стенах, и тяжело откинулся на спинку кресла. — Возможно, вы провели последние десять лет, обманывая себя, своего сына, своего племянника и всех остальных, но вы не можете лгать мне. Я знаю, как вы обращались со своим племянником. Я знаю что ваш сын — избалованный, страдающий ожирением хулиган, которого вы поощряли на каждом шагу. Я также знаю, что если с Гарри с этого дня не будут обращаться хотя бы с минимальными нормами человеческой порядочности, все остальные узнают, что вы держали ребенка в чулане, в то время как две спальни были необитаемыми. Все узнают, что вы взвалили на него непосильный груз работы по дому, пока и вы, и ваш сын бездельничали. Все узнают, что вы одаривали своего сына обильным количеством еды, игрушек и новой одежды, в то время как ваш племянник был вынужден питаться объедками со стола и носить подержанную одежду, которую можно назвать только обносками. Все узнают и будут удивляться, как два человека могли так ненормально обращаться с ребенком. — И это будет до того, как я приду за вами. — Вот что произойдет: Гарри будет получать адекватные порции еды того же качества, что и остальные. Он сохранит за собой право пользования спальней, в которой жил непосредственно перед школой. Ему будет предоставлена разумная свобода передвижения и возможность общаться с друзьями. Ему будет разрешено завершить его летнее домашнее задание, а также продолжить тренировки. Ему будут поручать не больше работы по дому, чем его кузену. —Вы не будете его бить. Вы не будете обращаться с ним с насилием. Вы не будете пытаться отбирать, прятать или уничтожать его вещи. Вы будете применять дисциплину в справедливых и разумных пределах. Вы будете разговаривать с ним вежливо, воздерживаясь от таких эпитетов, как «урод». Вы позаботитесь о том, чтобы ваш сын также соблюдал эти ограничения. — Я буду навещать его по крайней мере два раза в неделю, чтобы проверить его и убедиться, что эти правила соблюдаются. Я узнаю, были ли они нарушены. Я не всегда буду сообщать день и время, в которое прибуду, и мое присутствие не всегда будет очевидным, — на этих словах он вытащил палочку, испытывая некоторое мстительное удовлетворение от их вздрагивания и вскриков ужаса, когда он ненадолго наложил на себя дезиллюминационные чары (он уведомил соответствующий офис Министерства, что в этот день он использует несколько заклинаний в этом районе). — Я могу быть где угодно, — сказал Ирука из-за спин Дурслей, когда он снова появился в поле зрения, вызвав еще пару воплей. — И до того, как стать учителем, я был солдатом. Не испытывайте мое терпение. Ирука повернулся к своему ученику со спокойной улыбкой. — Может, отведем тебя в твою комнату?Λ -----===ͽ < O > ͼ===----- V
Несколько дней спустя, после первой проверки Гарри (все было хорошо, хотя и напряженно), Ируку вызвали в кабинет директора. Как только с обычными приветствиями, рассаживанием и отказом от сладкого было покончено, Альбус заговорил. — Сегодня я получил интересное письмо через маго-маггловскую почтовую пересылку. В нем тетя Гарри Поттера Петуния выдвигает в ваш адрес несколько очень серьезных обвинений, в основном связанных с попытками угрожать и вымогать у них особое отношение к Гарри. Учитывая довольно экстремальный характер этих обвинений, тот факт, что они выходят за рамки моего понимания вашего характера, и то, что я сильно сомневаюсь, будто юный Гарри потерпел бы такое поведение по отношению к своей семье, я счел разумным попросить вас рассказать о том, что произошло. — Я действительно озвучил несколько угроз, — признал Ирука, — хотя большинство из них были социального, а не физического характера. Однако часть о требовании «особого отношения» к Гарри — это бесстыдная ложь. Если бы я мог найти кого-то достойного, кто мог бы получить и сохранить опеку над Гарри вместо Дурслей, я бы это сделал. Но вы, вероятно, лучше меня знаете запутанный бардак, который представляет собой опека над детьми в Магической Британии. — На хмурый кивок Дамблдора он продолжил: — Многое из того, о чем мы с Гарри говорили на наших частных встречах, является именно таким — частным — но я могу сказать вам, что его опыт на уроках зельеварения прошлой осенью был тем, что некоторые могут назвать«вкусом дома» для очень расплывчатых определений слова «дом». — Ирука, хотя я не могу поделиться какими-либо подробностями — вы, вероятно, лучше меня знаете концепцию необходимого знания, — вы должны понимать, что есть очень конкретные и веские причины, по которым Гарри остается со своей семьей во время летних каникул. Хотя ему не обязательно постоянно оставаться в доме и, скорее всего, он может покинуть его через несколько недель, жизненно важно, чтобы он возвращался туда на некоторое время каждое лето. Хотя Дурсли могут быть суровыми, они все равно его родственники, а семья заботится о семье. — Альбус, хотя я не могу поделиться какими-либо подробностями, вы должны понимать, что Дурсли не считают Гарри членом семьи или, возможно, даже человеком. Из того, что вы рассказали мне о своей кампании по подслушиванию, директриса Дервент может подтвердить мою оценку. Обращение с Гарри со стороны его родственников было настолько плохим, что мы должны быть благодарны, что они никогда не рассказывали ему о магии. Нынешний директор и бывшая директриса (чей портрет перестал притворяться дремлющим при упоминании ее имени) выглядели смущенными. — Если бы он знал, почему они обращались с ним так жестоко, он мог бы попытаться подавить причину. Директриса Дервент все поняла и согласилась, так как выглядела так, будто ей стало плохо. — Я уверен, что такой образованный человек, как вы, знаком с работами Ньюта Скамандера? Ирука мог увидеть, в какой момент его работодатель понял, что он пытался сказать — его лицо внезапно сделало все возможное, чтобы сравняться с его белоснежной бородой по цвету. Он резко повернулся к портрету своей предшественницы. — Правда, Дилис? Он мог бы… — Да, Альбус, — мрачно сказала бывшая директриса, — он мог стать обскуром. Впервые на памяти Ируки Альбус Дамблдор выглядел на все свои сто десять лет и, возможно, лет на десять-двадцать старше. — Неудивительно, что вы были так холодны со мной. Я думал, это из-за всей той истории с чарами прослушивания, но вы справедливо винили меня в том, что бедный Гарри перенес за последние десять лет. Директор снова повернулся к своему гостю. — Ньют Скамандер, возможно, и задокументировал феномен обскура, но его труды никогда не могли передать всю реальность. Видеть ребенка, особенно того, о ком ты заботишься, таким измученным и быть неспособным помочь… Одновременно любить его и бояться, и знать, что он почти наверняка недолго пробудет в этом мире… Я никому не пожелал бы такой судьбы. И все же теперь я слышу, что я чуть не навлек это бедствие на Гарри Поттера… Похоже, я должен принести очень искренние извинения нескольким людям, и прежде всего мистеру Поттеру. Я предполагаю, что ваше взаимодействие с Дурслями заключалось в том, чтобы убедиться, что они относятся к своему племяннику должным образом? Ирука кивнул. — Хорошо. Я могу сам навестить Петунию, чтобы просветить ее относительно того, что она и ее муж чуть не навлекли на себя. Хотя сейчас риск по большей части миновал, я бы предпочел быть абсолютно уверенным, что подобное больше не повторится. Вы можете идти, Ирука, мне нужно о многом подумать. Ирука кивнул и поднялся, чтобы уйти. Подойдя к двери, он отметил: — В следующий раз, когда мы будем говорить о моем мире, напомните мне рассказать вам о Собаку-но-Гааре. Он не был обскуром, но сходство было… Его брат и сестра, вероятно, хорошо представляют себе, каково это — чувствовать то, что вы описали.