Недостижимое

Легкий ветерок шаловливо путается в длинных серебристых волосах о́ни — демона, удобно устроившегося в развилке ветвей старого разлапистого дерева, которое служит основанием, украшением и визитной карточкой постоялого дома «Ваншу». Отличный наблюдательный пункт, все постояльцы, собравшиеся к ужину, видны как на ладони, выбирай любого и подкатывай с неотразимой улыбкой: «Вот он я, Аратаки Итто, собственной персоной. Ваш личный демон-обольститель. Прошу любить и жаловать! Можно просто любить! Да и просто, без любви — тоже можно!». Итто проводит ладонью по кубикам своего обнаженного пресса — какая же красота! Самому себя хочется, когда в зеркало смотрит — вот он неотразимый какой. И все-таки умничка, что заказал тому странному типу из Снежной такой эксклюзив — кожаные ремни, которые теперь крест-накрест обхватывали его широкую грудь, вились по мощным бицепсам, спускались с крепких бедер вниз, под ремень широких штанов. Интересно, что под ними? А Итто покажет! Даже просить не долго придется. — Я сделал для тебя Ошейник из металла, чтобы ты не убежала, — начал напевать он чем-то запомнившуюся песенку, подслушанную всё у того же, рожденного в Снежной, с глазами синими, как лед. Их отношения были мимолетными, но весьма запоминающимися, Аратаки так и не понял до конца, кто кого использовал. Но просьбу выкрасть какие-то суперважные документы почему-то исполнил, взамен получив воспоминания о золотисто-рыжих волосах, таких шелковых на ощупь, и эти вот чудесные ремешки. Да, Тарталья сам тот еще демон, в душе, так уж определенно. Тем временем под деревом собралась разношерстная компания постояльцев — случайные путешественники и герои; странствующие торговцы и их накачанные телохранители; наемники, поигрывающие мышцами, стремясь продать себя подороже, и тем похожие на элитных блудниц; собственно блудницы обоих полов и разных мастей, эти всегда вертятся у постоялого двора. Все это Итто абсолютно не интересовало и совершенно не годилось в пищу. Он уже совсем было собрался покинуть уютную ветку и сгонять проверить, нет ли чего интересненького в «Доле Ангелов», как вдруг заметил на площадке самого верхнего этажа одинокую невысокую фигурку, стоящую у перил. На тонкой шее длинный полупрозрачный шарф и нитка жемчуга, трогательные острые лопатки видны в глубоком вырезе облегающего топа. Такая узкая талия и … магическая татуировка на жилистом бицепсе? Ага, вечер обещает быть томным. Итто втянул воздух всем телом — да, это оно! Нереальная смесь неограниченной силы и дикого одиночества, крайней опасности и холодности, пережитых страданий и глубоко скрытой мягкости. Невозможно! Уникально! Божественно! Что может быть вкуснее? Ослепленный внезапным чудесным явлением, Итто не тратит время на обдумывание подката: — А щито это тут у нас такая красивая девушка делает одна и без охраны? М-м-м? Не страшно? — последнюю фразу от, наклонившись, прошептал уже на ухо. — Тебя, сука, ждет! От неожиданности Итто даже подскакивает, уставившись на резко обернувшегося парня. — Фу, мерзость какая! Демонятиной за версту несет! — Янтарные глаза его несостоявшейся любви просто истекают злобой, приятные черты лица искажаются и начинают напоминать демоническую маску, многочисленные амулеты-побрякушки на шее и одежде звякают в такт движением, создавая в голове у Итто невыносимую какофонию. С каждым звуком становится все тяжелее, хочется просто опуститься на землю и закрыть руками уши. Просто прекратить это безумие. — Что такая тварь, как ты, забыла в этом месте? «А ремешки у него на ляжке очень даже ничего», — несмотря на происходящее упрямо думает Итто. — «Где взял, интересно?». — Собираешься что-то отвечать, когда с тобой разговаривает Адепт? — Адепт? — Адепт Сяо. Это фиаско. Армагеддон. Блядская, на хрен, Татарасуна в её худшие дни. Но Аратаки Итто не был бы собой, если бы сдавался так просто. В отчаянии он ищет хотя бы малейшую возможность исправить ситуацию, зацепиться хоть за что-то. Зацепиться? Зацепиться! Он падает на одно колено, чтобы не нависать над невысоким, похожим на подростка, Адептом, запускает пальцы под ремни на его стройном бедре и несильно тянет на себя. — Господин Адепт! Позвольте ничтожному демону, сраженному неземной красотой, всего лишь полюбопытствовать, откуда у вас это дивное украшение. Я себе такое же хочу. Брезгливость на лице Сяо на несколько секунд уступает место полнейшему недоумению. Он наклоняется над демоном, обхватывает ладошками с тонкими пальцами рога, красивые, крепкие рога, за которые так удобно управлять его головой. И Сяо чувствует что-то незнакомое, странное от того, что существо, подобное тем, с которыми он боролся всю свою жизнь адепта, сейчас послушно следует его движениям и смотрит на него без злобы, ласково, темно-оранжевыми глазами снизу вверх. Он приближает лицо демона к своему, заставляя смотреть себе в глаза, и выдыхает прямо в губы: — Пошёл. Вон. И отворачивается к перилам, давая понять, что разговор окончен. Что демон должен быть благодарен, что цел и имеет возможность спокойно убраться по своим демоническим делам. Но Сяо спиной чувствует, что тот убираться не спешит, словно ждет чего-то. Итто вздыхает и выдает: — Позвольте хотя бы в знак примирения угостить Вас, Сяо-сан. Я правда не хотел ничего дурного (хотел Итто, хотел). Желаете мондштадтское вино из одуванчиков или, может, вкуснейшую темпуру с сакурой? Оу, «Искушение адепта» будет в самый раз, верно ведь? Повисшее молчание можно резать катаной тонкими ломтиками и красиво раскладывать, формируя блюдо дня «Эпичный проёб Аратаки Итто». — Тофу. Миндальный. Демон радостно подпрыгивает вверх, чуть не сломав башкой ветку старого дерева. Хвала Архонтам, его харизма на месте и не дает осечек. Адепт он там или сам посланник Селестии — Итто еще посмотрит, останется ли этот мальчишка таким самоуверенным после его фирменного поцелуя. Да, он превратит эти злючие глазки в два омута, истекающих страстью. И не успевает испортить все вопросом: «Ваншу» или ресторан «Симура»? — ах, Итто, совершенно не время выяснять, к тебе или ко мне. Пространство внезапно искривляется, в глаза ударяют, заставляя крепко зажмуриться, яркие вспышки, сопутствующие насильственному перемещению. Итто очень, очень-очень зол. Прервать в самом разгаре, и так нелепо, попытку соблазнения любви всей его жизни! Плевать, что только на одну ночь, зато какой сильной любви, единственной и неповторимой! Выставить его жалким дезертиром, после того, как прекрасный Сяо согласился поужинать с ним. Кому-то сейчас сильно не поздоровится. Из-под прикрытых век пробивается мерцающий свет. Еще не открыв глаза, он слышит сбивчивые фразы ритуала призыва и подчинения. И он бы не прочь призваться, и, может, даже подчиниться, но характерный для зкзорцистов Ли Юэ текст явно предназначен не для предложения ночи любви. Осторожно — любое движение может стать последним — Итто приоткрывает веки и упирается взглядом в небесно-голубые глаза, обрамленные дрожащими ресницами, и принадлежащие симпатичному молодому человеку с такими же голубыми волосами. Тонкие руки, обтянутые черной материей, чертят в воздухе бесполезные против о́ни пентаграммы. Ну ладно, лицо не знакомое, значит, это не месть за растоптанные чувства, уже хорошо. Эти обиженки — самые злые, со всеми другими хотя бы договорится можно. Дальше — потрепанная книга по экзорцизму — от родителей, видно. Сирота? Ученик? Пентаграмма, в которой он материализовался, начерчена достаточно уверенно, но с критическими ошибками и отсебятиной. И, главное, — никаких намеков на присутствие сои в каком-либо виде. Это могло всё немного осложнить. Хотя, Итто сейчас слишком раздражен, его не смутил бы, наверное, даже призыв на соевом складе. Этот самоуверенный мелкий засранец посмел помешать ему и должен за это поплатиться. Он пробует пошевелить пальцами — легко. Делает шаг — ни малейшего намека на оковы, сопротивление, боль. Что-то определенно идет не так, не может маг-экзорцист, даже начинающий, даже худший ученик, действовать настолько бесполезно. Разговаривать ему тоже ничто не мешает: — Так, давай быстро, как твой первый раз — на кой я тебе? Так некстати вызвавший его маг прекращает размахивать конечностями и удивленно пялится на Итто. — И-изгнать. «Ваншу». Заказ. — Ну, предположим. В «Ваншу» меня сейчас действительно нет. А что будет с тобой, здесь, ты подумал? Вместо ответа юноша берет в руки ритуальный нож и подносит его к своему левому запястью. Правое уже забинтовано. Похоже, он настроен решительно, несмотря на свои бессмысленные усилия. Наказать! Растоптать! Унизить! Зарычав, Итто кидается к надоедливому глупцу, легко опрокидывает того на пол и усаживается ему на бедра, прижав руки к полу. — А ты ничего, на закуску сойдешь, — плотоядно облизывается он и впивается в губы юноши, медленно и с удовольствием пробуя его на вкус. Губы оказываются мягкими и удивительно прохладными, почему-то со вкусом мороженого. Голубоглазка мычит и извивается под ним, пытается кричать. Воспользовавшись моментом, Итто просовывает язык глубоко в его рот, слизывая крики и стоны. Как же вкусно, век бы не отрывался. Однако, что за штука этот охотник на демонов, следует выяснить. — И что ты собрался делать, если не можешь изгнать даже мой язык из своего рта? Попробуешь изгнать член из своей задницы? Экзорцист-недоучка шипит, вырывается изо всех сил и быстро бормочет какие-то, наверняка страшные и ужасные, а главное действенные заклятия. От всего этого необычного человечка исходит такое ощущение свежести морозного утра, что разгоряченный Итто постепенно начинает утрачивать свою злость и принюхивается к потенциальному блюду. Неплохо-неплохо. Упорство, доброта, целеустремленность, стеснительность, снова одиночество — как же оно треклятое приелось. Сила определенно, но какая-то черезчур странная, слишком разбалансированная, хаотичная, неуправляемая — и как он с этим живет? Итто вздыхает, качает головой и с некоторым сожалением — но не насильник же он, в конце концов — поднимается, возвышаясь над впавшим в прострацию горе-изгнателем. — Ты это… завязывал бы с такими опытами. В следующий раз нарвешься на кого-то, не столь прекрасного и милого, как я. Но тот, похоже, в шоке — выкрикивает все новые формулировки и беспорядочно чертит в воздухе какие-то знаки. — Что такое? Дитятку плохо? Ну что с тобой делать? Конфету хочешь? Голубоглазый внезапно затихает, сглатывает, подбирается и садится, прислонившись к стене. — Мороженого бы, — сипит он, глядя в пол. — Гр-ра-ха-ха-ха! Во дает! Мороженого! Я тебе гребаный джинн, что ли? А жеваных оникабуто тебе в рот не плюнуть? Зовут-то как? — Чун… Юнь. — Вот как. Слушай, Сунь Хунь, я тут гляжу, ты еще и туп, как олень в брачную пору. Назвать своё настоящее имя, ещё и демону. Действительно, жить надоело? — Так ты вроде и не собираешься меня жрать? Хотя демонам полагается любить человеческое мясо. — Я немного упростил — заменил любовь к мясу на любовь к человекам, мне хватает. Знаешь ли, есть способы получить человеческий белок, не прибегая к убиению. Так что ты вполне можешь дать мне… перекусить. — Я так готовился к этому ритуалу. Он говорил, что это точно сработает. — Кто говорил? — Не важно. Я три дня ничего не ел, кроме мороженого и почти час провел в ванне со льдом. Я не должен испытывать никаких эмоций — но ты все испортил! Ты испачкал меня! Мне противно! Мои чувства в смятении, я злюсь! Меня трясет! — Вполне догадываюсь, почему, — самодовольно ухмыляется Итто. — Конечно, эти твои холодовые фетиши несколько странные, но не думаю, что они помешают. Может, продолжим? — Да о чем ты вообще? Раз уж так получилось, что ты пришел — мне нужна помощь. Ты — единственный демон, которого я смог увидеть собственными глазами. — Я бы сказал, не только увидеть, но и почувствовать, — хохочет Итто. — О, знаю, тебе точно понравилось! — Дай сказать, демон. Ты не исчез в моем присутствии, как это происходит со всеми злыми духами. Я должен понять, почему. Моя цель — стать нормальным экзорцистом, с ритуалами, заклинаниями и прочей лабудой. И ты можешь помочь. — Я-то уж точно могу помочь, никогда осечек не бывало, — с пониманием кивает Итто. — Ну что, начнем? — Помочь с экспериментами по ритуалам. Понимаешь, трудно чего-то добиться в карьере экзорциста, когда любой дух просто избегает тебя. Друг сказал, это у меня энергия Ян такая сильная, нужно её подавлять, а то духи сильно боятся, потому и не показываются. — Ну знаешь, ничего страшного и ужасного я в тебе не вижу, скорее даже, наоборот. Хотя, одна догадка есть, но её я пока оставлю при себе. Поэтому предлагаю Контракт. Только понимаешь, душа твоя мне совершенно без надобности. А вот тело на одну ночь после выполнения своих контрактных обязательств приму с удовольствием. Ну и какая-нибудь безделушка на память о тебе — дань традиции, не обессудь, даже демоны бывают сентиментальны. После этого — свободен, так же, как и я. Никаких приватных встреч больше одного раза, такие условия моего Контракта. Вся жизнь молодого Чун Юня посвящена борьбе со злыми духами. Все свои неудачи в этом нелегком деле он списывает на свою слишком активную, как ему кажется, энергию Ян. Использует он для её подавления весьма занятные способы: экстремальное воздействие холода на тело, отказ от всех плотских утех включая нескромные мысли, под запретом даже острые специи и вообще яркие вкусовые ощущения. Неудивительно, что его первый поцелуй, если его можно так назвать, состоялся только что, а о том, как может демон временно использовать его тело, он имеет весьма смутные представления. Убить его тот явно не желает, поскольку даже настаивает на прекращении дальнейшего общения. Кровь нужна, ясное дело, демонам же нужно питаться, и он намекал на человеческий белок. Поэтому он смело кивает: — Я согласен. Ты поможешь мне понять, как видеть духов и демонов, управлять ими. Я тебе — свои телесные субстанции или что там тебе надо. — Субстанции, говоришь? Ну, назовем это так. Остались незначительные формальности для скрепления нашей связи. — Кровь? — Да что ты заладил со своей кровью, подожди, будет еще время. А пока всего лишь печать на твои ледяные губки, которыми ты произнесешь мое имя, когда захочешь видеть своего демона. Итто наклоняется к растерянному Чун Юню и медленно проводит раскаленным языком по его сомкнутым губам. Один раз. Поцелуй лишен какой-либо страсти, это просто ритуал, после которого губы Чуна начинают дьявольски гореть. И Чун не может сдержать стона — так чертовски больно от ожога. — Потерпи немного, мороженка, совсем скоро пройдет. И не переживай, видеть это будем только мы. — Ох, ну и дрянь же ты! Раз все уладили, давай уже, выкладывай скорее свои соображения! — шипит Чун. — С чего бы это? Я демон свободный, и контракт мы заключили, хвала Архонтам, не брачный. Так что, придумаешь, как я могу его исполнить — зови. А до тех пор стирать тебе трусы и гонять в хижину «Бубу» за резинками я не намерен. Чмоки, мороженка. Итто, видимо, никогда не отделается от своей страсти к дешевым клоунским эффектам. Послав воздушный поцелуй и театрально поклонившись, он драматически исчезает в клубах дыма, оставив Чун Юня в полном недоумении и с мыслью, что его только что грубо отымели, не дождавшись выполнения условий контракта. На что он только что подписался и зачем? И как теперь позвать демона, который даже не представился?