Недостижимое

Кудзё Сара целуется без лишней жеманности. Коротко и властно она захватывает губы Итто своими, проводит по ним языком, поочередно прикусывает то верхнюю, то нижнюю. Итто расслабляется и позволяет себе быть ведомым. Женщины — не частые гостьи в его объятьях. И отнюдь не из-за пола. Итто, видящий человеческую сущность напрямую, свободен от всяческих предрассудков относительно формы половых органов человеческих существ. Просто он часто видит женщин слабыми и жалеет, иногда чувствует, что часть энергии он позаимствует у будущего ребенка, а этого допускать никак нельзя. Большинство из них видят соперниц абсолютно в каждом существе, при этом уверяя, что вокруг одни бляди. И почти всякая после первой же встречи мысленно примеряет на себя кольцо и страдает потом, считая себя брошеной. Ему кажется, женщинам только дай возможность пострадать, они ухватятся за любую. А нет — так придумают её и будут страдать вдвойне, вдесятерне даже. Итто не любит причинять людям боль. Чересчур нежные, чересчур уязвимые, тонкие и ранимые — пусть они будут счастливы без него. Вот почему не женщины. Кудзё Сара, генерал комиссии Тенрё, посвятившая всю свою жизнь служению сёгуну Райдэн, особенная. Походка от бедра. Холодный надменный взгляд. Неприступность. Власть и сила. Если какая-то слабость и прячется в самой глубине её души, распознать её не может даже сам Итто. Но за неприступным внешним фасадом пылает такое жаркое сердце, такая необузданная страсть, электрическое напряжение, вспышка тысячевольтовая, что Итто расколбашивает, размазывает тонким слоем по грани бытия, а затем вновь собирает уже в её спальне. Вот почему Кудзё Сара. Он поводит рукой вниз живота Сары в стремлении убедиться, что у неё точно отсутствует член, настолько она напориста. Убеждается и проникает дальше дрожащими от нетерпения пальцами. Кудзё недовольно хмурится и заводит руку ему за спину, мол, не мешай. Она и в постели ведет себя так, как будто продолжает сражаться. Садится на него сверху, оставив из одежды только ремни, жадно приникает к его соскам, дразня и покусывая. Тянет за ремни, медленно обводит языком их контуры, настойчиво и тщательно вылизывает все его демонские метки, узоры на теле, похожие на татуировки. Такое пристальное внимание к его телу заводит Итто настолько, что всю его демонскую крышу набок скособачивает от жгучего желания, он исходит мелкой дрожью, но терпит, терпит. Не набрасывается на Сару, как озверевший. Сегодня твоя ночь, мой генерал. Все будет так, как ты этого хочешь. Сара неожиданно отстраняется, заглядывая в затуманенные глаза Итто: — Кто бы мог подумать, ты пахнешь не огнем и серой, а вечерним морем. Она запускает руку в его серебристые волосы, сжимает в кулак, отчего по позвоночнику Итто бегут электрические искры. Затем какое-то время просто гладит, перебирает их, мечтательно зачесывая пальцами длинные прядки. — Как приятно. Разве может быть что-то прекраснее, — тихо шепчет она. Итто помотал шевелюрой, вытряхивая так некстати залетевшие в голову воспоминания. Порция сильной, чистой энергии, подобной грозовой вспышке, — её хватило, чтобы чувствовать себя сытым почти месяц, — и черное воронье перышко. Это всё, чем отметилась в его жизни потомок карасу тэнге, Кудзё Сара. И что-то не вовремя пробирают эти мысли, когда пора уже доставать из коробки самого свирепого шебуршачего оникабуто. Жучиные бои — давняя страсть Аратаки. Его коллекция жуков оникабуто насчитывает около полусотни — отборных, боевых, с огромными страшнючими рогами. Он любит своих подопечных за красоту и характер и сам тренирует их, как настоящих спортсменов. Итто справедливо решил, что для победы в жуках нужно развивать те качества, которыми обладает он сам, поэтому для тренировок выбирает каждому в противники экземпляр поменьше, чтобы воспитать волю к победе и целеустремленность. Он тренировал бы и склонность к пошлому юмору, но еще не придумал как. На инадзумских турнирах оникабуто ставки достаточно высоки, можно неплохо подзаработать, но сегодня он соревнуется с местной детворой. Те давно уже его упрашивали. Итто наконец-то собрался и устроил им праздник, но это не значит, что он собирается поддаваться и вообще в чем-нибудь уступать этим несносным малявкам. — Итто, — услышал он в голове негромкий, но требовательный зов и усмехнулся: «Как интересно — наш Ледок-Холодок наконец разобрался что к чему. Вот прям совсем не тормоз ни разу, даже недели не прошло». Не успев придумать что-то более эффектное, он и с горящими глазами и рогами является перед Чуном, не давая опомниться прижимает его к ближайшей стенке, руками с двух сторон преградив пути к отступлению: — Вооооуух, мой малыш не сдержал-таки свои страстные порывы и желает раствориться в объятьях своего повелителя? Но как же, Баал тебя побери, не вовремя — нет в мире ничего важнее, чем бои оникабуто. Так что ты идешь со мной, моры на телепорт обратно дам. — Отпусти меня немедленно и поясни, с каких пор телепорты стали платными. — Чун пытается освободиться, проскользнув вниз по стене, но адский засранец ловит его под мышками и поднимает в воздух, любуясь растерянным выражением лица и болтающимися пятками. — Ты ж мой ледяной гений, раскусил! Ну, значит, должен будешь! — Ничего не попутал? Мы заключили контракт, это я — твой повелитель. И почему я тебе снова должен, ты же ничего сделать не успел? — Ага, вот ты быстрый, как твоя жизнь! Если бы успел, ты был бы должен вдвое больше. А условия контракта обговаривал? Нет? Вот и молодец. Так что повелитель здесь я и только я. Пробуй оспорить. — Какая именно часть слова «отпусти» тебе не понятна, Итто? Связаться с этим пройдохой — так себе идейка была, совершенно хреновая, если честно. Это до Чуна дошло уже в день заключения контракта, когда, подойдя к зеркалу, он обнаружил на своих губах кровавые ожоги, которые складывались в символы. «Аратаки» — на верхней и «Итто» — на нижней губе. Вот как-то так, и никак иначе. «Дешевый позер, демонишка никчемный, дерьмо Аждахи, — негодовал Чун. — Как теперь жить с этим? Я же не Дотторе, чтоб в маске ходить». К счастью, демон сдержал своё обещание и позорную надпись никто, кроме Чуна, не видел. Демон тем временем, вместо того, чтобы отпустить, наоборот, крепко прижимает Чуна к себе, до звезд в глазах впечатав его голову в свою широкую грудь. А когда, наконец, ставит на землю, пространство вокруг наполняется возбужденными детскими криками. На пеньке, окруженном ватагой детишек, двое жуков старательно пихают друг друга рогами, месят лапами, стараясь оттолкнуть и сбросить противника. — О, мы как раз вовремя. Один из жуков — мой, я назвал его Чун Юнь, он чутка притормаживает — весело, да? И не делай глаза девственницы в первую брачную ночь. Мы в пригороде Инадзумы, смотрим вкуснейшее зрелище и получаем самые лучшие в мире призы. — Погоди, ты забираешь что-то у детей? Надеюсь, не деньги на завтрак. — Обижаешь! Слишком мелко. Нет уж, они должны поставить на кон что-то гораздо более ценное для себя — иначе нет никакого смысла. Вот тот малыш, например, мой соперник, почти полгода копил деньги на большого шоколадного… — И ты отберешь его? У него? Сердце-то у тебя есть? Зачем он тебе, оставил бы ребенку. — Заяц-то? Ты что, с ума съехал — вкусно же! А главное — смотри на его глаза — они горят! Он всё готов отдать ради возможности сыграть и победить, — демон обернулся к Чуню со странным выражением лица, мечтательным и словно смотрящим сквозь пространство. — Поверь, он никогда не будет прежним после этого проигрыша. Долгие тренировки питомца, жгучее желание возможной победы, готовность поставить на кон что-то очень важное — его душа будет пылать так жарко! Так остро ощущать горечь поражения и восторг достижения вершины. Даже его несчастная любовь будет с привкусом этого непробованного зайца. Это будет с ним всю его жизнь, каждый миг, понимаешь? — Не боишься, сломается? — А! — демон равнодушно помахал ручищей перед носом Чуня. — Естественный отбор. Просто не попадет в сборную Аргентины. — Архонтины? Проигравший малыш поднимает на демона глаза, уже готовящие прорваться соленым слезным водопадом, и вдруг улыбается. — Да, братик Итто! Расскажи мне еще ту сказку, где я жил в волшебной стране, играл в мячик и все-всех победил. — Конечно, малыш Тоору, самая лучшая сказка — только для тебя. И Чун действительно любуется Итто в тот миг. Его нереально нежным взглядом, которым он смотрит на малышей. Расслабленной позой, в которой нет и следа пафоса. Впитывает изливаемую на детвору теплоту, немного которой вроде как достается и ему тоже. И не понятно ему, что происходит. Почему сейчас, в незнакомой далекой Инадзуме, рядом с этим невыносимым, бесящим исчадием, он начинает чувствовать себя лучше, чем когда-либо, лучше настолько, что рыдать хочется от всего этого необъяснимого. И ему тоже нестерпимо сильно хочется послушать волшебную сказку про себя, где добро победило и все жили долго и счастливо. И чтобы вот непременно Итто рассказал ему свою необычную сказку. Он думает о том, что на самом деле Итто вовсе не так жесток с детьми, побеждая их и отнимая сладости. Оказывается, он продумывает каждое свое действие, малейший шаг выверяет именно под этого ребенка. Действует в соответствии со своим странным замыслом, но вроде неплохо получается. Дети счастливы и тянутся к нему. Возможно ли, что и с ним он ведет себя так, будто пытается донести что-то важное? Его мысли прерывает локоть Итто, впечатавшийся под рёбра: — Смотри! Знаешь, кто такая? Чун глядит на гордо вышагивающую мимо них нереальную красотку и мотает головой. Откуда, он первый раз в жизни в Инадзуме. — У, брат! Это Сара Кудзё, гроза всех жуликов и повстанцев! Как-то файтились с ней, и знаешь, она победила. Остальное Итто не скажет никому и никогда — о том, как ради Сары он пожертвовал своей тщательно оберегаемой гордостью. В том спортивном поединке он сразу почувствовал, как с легкостью мог бы закончить победой — одним-двумя ударами. Но на трибунах были её воины. Они увидят, как их генерала размазывает по арене обычный хулиган, предводитель местной шпаны. Сможет ли она вести их в бой так же уверенно, будут ли они, как раньше, ловить каждый её вздох, готовые умереть, повинуясь приказу? Итто совершенно не уверен. И он пропускает электрическую вспышку, и летит, кувыркаясь через всю арену, под восторженный рёв толпы. Потом лежит, глотая кровь и пыль, и почти не жалеет о том, что сделал. Теперь у неё точно будут силы сражаться дальше. А чтобы никто не сомневался, он всё еще будет оставлять на каждом углу эти дурацкие записки с требованием реванша. И пусть предложение поединка сумо звучит страсть как смешно, её улыбка стоит этого. Как знать, может они сразятся когда-нибудь еще раз, и Кудзё победит. — Эй, Сара! Забьемся на Глаз Бога? Проиграешь — вернешь отнятое. Мне пришлось так расстараться, чтобы заполучить его! Сара почти не замедляет шаг и даже не глядит в его сторону, только глаза чуть заметно смягчаются да кончики губ тянутся вверх: — Знаю я твои старания. Акробатические такие. Танцы-хуянцы до рассвета. — Ой, не надо, Дед так и не выполнил свою угрозу набить на моей заднице татуху «За целеустремленность»! — хохочет Итто. — Да не ссы, по слухам, скоро получишь назад свой глазик. Итто и не ссыт. Потеря Глаза, пусть и нешпилиться какого настоящего, божественного, врученного ему самим Властелином Камня, не очень-то отразилась на его самочувствии и способностях. Пятьсотлетний демон как-никак. Однако, было по-детски обидно лишиться этого символа признания его силы духа и упорства. Чжун Ли, правда, шутит, что «упоротости», но особой разницы Итто не видит. День, в целом, выдался веселый, Итто неустанно возился с детворой, самые смелые даже пытались сразится с ним деревянным мечом, и всегда заканчивалось одним и тем же — Итто с удовольствием запихивал себе в рот выигранную сладость. — А фто? — вещал от Чуну с набитым ртом в ответ на укоризненный взгляд. — А пуфть фтараются. Чун улыбается и почти забывает, зачем изначально звал Итто. Размяк от тепло-влажного инадзумского климата, запаха цветков сакуры, который пропитал все вокруг, и не сезон вроде. Разнежился от атмосферы беззаботности и веселья, а рассчитывал на напряженные учения и битвы с духами. Когда последний ребятенок побежал домой к ужину, довольный Итто подошел к Чуну: — Наконец усталые герои остаются наедине и могут вернуться вместе в скромную обитель экзорциста. Обнимашки? — Все хочу попросить, можно как-нибудь без твоих домогательств обойтись? — Наверное. Скорее всего, можно. Определенно, да. Но я не хочу. К тому же, не говори, что тебе не нравится! — Кому может понравится такая грубость? — О, не думал, что моя снежная принцесса любит понежнее. В нашу первую встречу ты почем зря кромсал себя ножичком и всячески провоцировал меня на жесть. Но я не против — иди на ручки. — Это невыносимо. Где здесь ближайший телепорт? — Ох и пошлые у тебя намеки, Сунь Вынь. Не ожидал. Но как скажешь — ближайший телепорт к твоему удовольствию — прямо под ремнем моих штанов. Приступай же, о ледяная фея моей души. Все теплые мысли Чуна об Итто зафризило взрывом холода. Он сжал кулаки и зашагал прочь от гавнюка, куда глаза глядят. Все бесполезно, этот шут никогда ему не поможет. И чего, он собственно, ожидал — он увидел этого демона не потому, что хоть как-то продвинулся в своем мастерстве, а потому, что, как оказалось, этот гад в принципе ведет жизнь обычного человека. И является кому попало. И ни с кем, кроме него, не обращается так ужасно, так унизительно. Он ускоряет шаг, почти бежит — и с разбега впечатывается в широкую голую грудь. — Ну не обижайся, мороженка, — голос демона бархатист и мягок, руки обхватывают плечи Чуна ласково и успокаивающе. — Сейчас будешь дома. И я правда думал над твоей проблемой. До следующей нашей встречи поразмышляй на досуге, для чего ты свою Ян уничтожаешь, почти превратил её в этот несъедобный суп из Снежной. Ты ведь мальчик умный, должен понимать, что значит, подавлять в себе мужское начало. Поговори с тем, кто тебе посоветовал связаться со мной, на твоем месте у меня к нему была бы куча интимных вопросов. И прочитай уже «Татарасунские мстители» — охренеть какое забойное чтиво. *** Итто порядком проголодался — давно не питался, давно не трахался. Да и напряжение последних дней дает о себе знать — каждый вечер он полирует штанами ветки дерева над постоялым двором, скоро они уже обуглятся под его разгоряченной задницей. Но Сяо не появляется. Его нет в «Ваншу», его нет и на горе Адептов — Итто не раз проверял. Во всем этом кинутом Архонтами мире под неусыпным взглядом Селестии нет никаких признаков присутствия мрачного Адепта, схватившего вместе с рогами, его сердце, похоже. Эта его энергия — Итто никогда раньше не встречал ничего подобного. Даже не забрать, просто постоять рядом хочется. Сяо как наркотик, который раз учуяв, вовек потом не отказаться, так он это ощущает. И готов скулить и ползать под корявым деревом на коленках, когда вспоминает уверенные ладони Сяо и этот взгляд, в котором всего лишь на мгновение отразилась щемящая жажда довериться. «Сяо, доверься. Я не причиню тебе боли, обещаю. Я хочу слышать, как твоё сердце поёт, а не плачет». «Сяо, не молчи. Ты можешь рассказать, я пойму, правда». «Где же ты, Сяо?» Нет ответа.