***
Итак, что мы имеем, начала размышлять я. После того, как Волан-де-Морт напал на дом в Годриковой Впадине, меня, как и в каноне, подбросили на порог Тисовой. По рассказам тети с дядей, я лежала в корзинке укрытая лишь легким одеяльцем, а письмо было вложено мне в ручку. «Я пиздею, друзья-товарищи. Легкое одеяльце, а на улице без пяти минут ноябрь? Даже чар согрева не было! Мда-а!» Обнаружила меня тетя, когда хотела выставить пустые бутылки для молочника. Занеся корзинку в дом и позвав мужа, стали разбираться. Пока Петунья занималась мной: помыла, поменяла пеленки, накормила и закутала в теплое одеяло, что бы согрелась. Вернон, в это время, оповещал положенные инстанции. Когда провели все положенные процедуры, взяли письмо в руки. И стали читать. В нем было написано: Мистер и миссис Дурсль. Я, Альбус Дамблдор, близкий друг и соратник Вашей сестры — Лили, с прискорбием сообщаю, что в ночь с 30 на 31 октября были убиты, темным колдуном, ваша сестра и ее муж. Лили и Джеймс были достойными, уважаемыми и храбрыми людьми. Но, их предал лучший друг — Сириус Блэк. Который, выдал место нахождения четы Поттер. Темный Лорд Волан-де-Морт, пришел в дом, в котором они скрывались и убил родителей Анжеллы. Но, малютке удалось выжить. Вы — ее единственные родственники! Поэтому, я прошу Вас, приютить вашу племянницу и дать ей все необходимое: кров, ласку, доброту и заботу. Прошу, Вас, принять ее и воспитать как собственную дочь. Я рассчитываю, на Вашу доброту и понимание.С Уважением, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Директор школы Чародейства и Волшебства, Хогвартс.
Это все! Ни тебе Свидетельства о рождении, ни Свидетельства о смерти моих родителей. Ничего. Когда приехала полиция и скорая, то я уже немного согрелась, но меня лихорадило. Осмотрев меня, медики увезли в больницу. Поставив предварительный диагноз, воспаление легких переходящую в сильную пневмонию. С большим трудом, но Дурслям удалось оставить ребенка у себя. Через неделю Вернон принес мое Свидетельство о рождении и другие документы. Посовещавшись, через месяц была официально удочерена. И получила — Анжелла Джеймс-Вернон Дурсль. Мое второе имя было решено оставить. С Дадли мы подружились. Вместе играли в манеже. Вместе, сначала ползали, а затем бегали. Кроватки наши стояли рядом. Дядю и тетю называла — мама и папа, а Дадли был для меня братом. Сестра Вернона, Мардж, тоже была классной теткой. Всегда, когда приезжала погостить к нам, привозила кучу подарков, мне и названному брату. Играли, выгуливали ее бульдогов, гоняя при этом книззлов старухи Фигг. В общем, нормальная такая, дружная семья. Магических выбросов, когда я стала старше, практически не было. Я была подвижным ребенком, даже, через чур подвижным. Просто посидеть спокойно несколько минут, было самым страшным для меня, наказанием. Бегая, сшибала все вокруг и набивала синяки. Моя магия уходила на то, чтобы залечивать набитые шишки и синяки. Ну и, когда разбивала что то, то сильно пугалась и, разбитая ваза или чашка, чинились прямо на глазах. Сильный выброс произошел, когда я, в пятилетнем возрасте, гуляла на улице. Пирс Полкинс, задира и забияка, отобрал у меня куклу и сломал ее. Это был подарок на пятилетие от тети Мардж. Мне стало очень обидно. Я разревелась и… Нет, никто не пострадал, но все в округе было поломано, а Пирс лежал без сознания. Прибежав на место «аварии» Петунья, быстро увела меня. Как уж разбирались с последствиями службы правопорядка, мне не известно, но нас никто не трогал. Видимо, Отдел аннулирования случайного волшебства и Штаб-квартира стирателей памяти не просиживают за зря брюки, а работают исправно. После этого случая, у нас с тетей Петуньей, состоялся серьезный разговор. Где тетя сообщила мне, кто я и кем были мои родители. Так же немного поведала о Хогвартсе. После разговора я дала обещание, не колдовать вне стен дома. Как и положено, в шестилетнем возрасте, меня определили в начальную школу Литтл Уингинга. В классе, помимо нас с Дадли, было 16 человек. Был нашим одноклассником и Полкинс. Учеба мне давалась легко и поэтому училась на отлично. У Дадли были проблемы с математикой, но я ему помогала и объясняла не понятный материал. Так что, он тоже, не отставал в учебе. Как и во всех школах мы разбились на несколько кучек по интересам. Но были и, как и везде, изгои. Им стал — Лэнни Мильтон. Полноватый паренек, в очках с церебральным параличом. Он не мог нормально ходить, поэтому ездил на кресле-каталке. Учителя, еще с первых дней, объяснили нам, что не красиво обижать и всячески оскорблять больных людей. Вняли все, кроме Полкинса и его друзей. Полкинс быстро сдружился с Гордоном и Малькольмом, такими же отморозками, как и он сам. Дня не проходило, что бы не поступали на эту троицу жалоб, как от детей, так и родителей. За пределами школы троица корефанила с Деннисом, который учился в соседней школе. Мне было жалко Лэнни. Да, и парень он — отличный. Добрый, жизнерадостный, не смотря на недуг. Он быстро влился в нашу компанию. Мы с подругами, защищали его от банды Пирса. Помогали во всем: в учебе, по мере своих сильных сторон, объясняли материал, помогали подняться по ступеням, если требуется, а после школы провожали его. И вот, после того, как проводила Мильтона, отправилась домой. Был уже вечер, родители Лэнни пригласили меня на чай, на улице похолодало и подморозило. Стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться, шла по парку к дому. Но, когда начала спускаться по лестнице, откололась гранитная пластина и я, словно наступив на шкурку банана, полетела спиной назад. Очень сильно ударилась головой о верхние ступеньки. Покряхтев, встала и пошла дальше. Голова сильно болела. Придя домой и рассказав про это Дурслям, они хотели вызвать мед помощь, но я отказалась. Сказала, что все пройдет, но тетя настояла на посещении педиатра. А зря! Приложив лед к затылку, отправилась спать. Но, видимо, удар пришелся очень сильным, что привело к повреждению коры головного мозга и произошло кровоизлияние в мозг. Так и получилось, что я умерла.***
Соседка по-прежнему со мной не разговаривала. Делать, откровенно, было не чего. Немного поспав и, когда кончился тихий час, вышла в коридор. В коридоре гуляли больные. Но, все они были взрослые и поговорить было не о чем. Да, мне хоть и было 25, но находилась в теле девятилетнего ребенка и, поэтому выглядело бы странным, если бы подойдя, например, к той даме почтенного возраста, что сидит на диванчике возле окна, завела разговор. Прогулявшись взад-вперед по коридору, я все же подошла к той женщине и спросила, нет ли здесь каких-нибудь журналов или книг. На что она улыбнулась и посоветовала подойти, с этим вопросом, к медсестре, так как, она сама, находится здесь впервые. Пройдя в конец коридора, я дошла до ординаторской. Постучавшись и дождавшись разрешения войти, спросила про книги. Медсестра, назвавшись миссис Бэлтон, проводила в библиотеку, которая находилась этажом выше. Библиотека была не очень большая: три стеллажа с книгами, стойка с журналами, два удобных дивана, четыре кресла и несколько столов со стульями. В углу находился столик, на котором расположился графин с водой и стаканами. Было много растений, что создавало атмосферу уюта. Но, так как больница предназначена все же для взрослых, миссис Бэлтон, хотела найти журналы, где много картинок, но я отказалась, сославшись на то, что мне уже девять и хожу в школу, попросила разрешения самой посмотреть литературу. Медсестра на это лишь улыбнулась. Разрешив мне посидеть в библиотеке и поведав, что я могу взять книгу в палату, но обязательно после прочтения вернуть, удалилась. Книг было много: тут была и классика, и детективы, всякие очерки, лирика. Порывшись немного, взяла томик Шекспира и уселась в кресло. Читала я долго. Опомнилась лишь только тогда, когда часы пробили шесть. Поставив книгу на полку, помчалась в палату. Скоро должны были приехать Дурсли. Но сначала — ужин. Поужинав тушеными овощами и выпив морс, легла на кровать. И даже, немного задремала. Все-таки детское тело дает о себе знать. Дядя с тетей приехали где-то в восемь вечера. Снова слезы, слюни, сопли. Посидеть нам долго не дали, так как время позднее и часы посещения закончились. Пожелав мне скорейшего выздоровления — удалились. Незнакомка, по палате, смотрела на это все с легкой завистью. Видимо, ее никто не навещает. И вот, когда мы улеглись в постель, спать, она, вдруг, заговорила. — Ты знаешь русский? — спросила она, все так же с акцентом. Я даже растерялась, ну, не ожидала я, что она поймет меня, все же это… Это русский. — Да. Значит ты меня поняла? Тоже говоришь, по-русски? — Я приехала из России. Я русская. Мои родители остались там, а я, выиграв грант на обучение, приехала сюда. Английский у меня отличный, но вот… только разговорный плохой. Акцент тоже выдает… Сильно простыла и меня определили сюда. Надеюсь, страховка покроет траты на лечение. Денег у нас не очень много. Прости… Что нагрубила тебе. Кстати, меня Натальей зовут, а тебя? — А меня, Анжелла. Русский учила самостоятельно. «Не говорить же, что я тоже русская!» И нет, не переживай, ты меня ничуть не обидела. Если хочешь, то я помогу разобраться с языком. — О! Это было бы… Просто здорово! Спасибо! — Вот и замечательно! Спокойной ночи, Наташа! — сказала по-русски. — Спокойной ночи, Анжелла. — так же, на русском, отозвалась она. Вот так мы и подружились. Я ей помогала с английским, а она много рассказывала про то, как жила в России. Слушая ее, мне очень захотелось вернуться на Родину. И я решила, что на Родину вернусь — во что бы то ни стало. А через день меня выписали.