Я не мог и мечтать о таком, как ты.

Сяо возвращается в Цинце. Он возвращается в храм, думая, что может найти там Сесили, но вместо этого к нему обращается маленький ребенок, смотрящий на него большими карими глазами. — Ты-это он! Сяо оглядывается, но там нет никого, кроме него самого. — Я? — Симпатичный братик Адепт! — Она бросается на Сяо. Он мог бы увернуться от нее, но человеческие дети такие маленькие и хрупкие—он боится, что она ударится. Смирившись со своей судьбой, он позволяет ей схватить его за ноги. — Наконец-то я снова нашла тебя! Позади себя он слышит хруст листьев, когда Сесили с веселым видом подходит к нему. — Ли, что ты делаешь? — Старший братик, это он! Красивый Адепт, который спас моих кукол от хиличурлов, — говорит она, с удивлением глядя на Сяо. — Ты мой герой. — Вау, — говорит Сесили. Когда Сяо оглядывается на него, по барду видно, что он едва сдерживает смех. — Лихой, красивый герой. — Да! — быстро кивает она. — Я всегда хотела поблагодарить вас, мистер Адепт! — Не за что, — неловко говорит Сяо. Он не требует благодарности от людей и не хочет ее, но он также не хочет, чтобы маленькая девочка начала плакать над ним. Он уже может сказать, что Сесили никогда не перестанет смеяться над этим. Сесили присаживается на корточки рядом с девочкой, кладет руку ей на плечи. — Милый, красивый Адепт — тоже мой герой, — очень серьезно говорит он ей. — Однажды он спас меня от нескольких хиличурлов. Ты даже близко не был с этими хиличурлами, и я только спас тебя от твоей собственной глупости, Сяо хочет настоять, но молчит перед девочкой. Если это еще возможно, ее глаза становятся еще шире. — Настоящий герой… — бормочет она. — Как во всех твоих историях, старший братик! — Сяо — огромное вдохновение для моих работ, — соглашается Сесили. Когда Сяо бросает на него острый взгляд—это, безусловно, первый раз, когда он об этом слышит, —Сесили хватает наглости невинно улыбнуться ему. — Я уже говорил тебе однажды. Я не герой. — Так говорят все герои, — отвечает Сесили. — Ну, во всяком случае, все настоящие. Девочку нужно было немного уговорить, но в конце концов она оставляет их в покое, и Сесили ведет Сяо обратно к заброшенному святилищу. — Мне стало нравиться это место, — говорит он. — Вид довольно приятный. И в этих статуях есть что-то такое… — он замолкает. — Я надеюсь, ты не ел яблоки, — говорит Сяо, даже когда видит пять целых яблок, совершенно нетронутых. Сесили, должно быть, заменил те, которые взял раньше. — Да, да, — отмахивается от него Сесили. — В любом случае, кому они приносят подношения? — Барбатосу — говорит Сяо, прежде чем прикусить губу. Но ущерб уже нанесен. — Снова архонт Мондштадта! Он постоянно появляется в наших разговорах. — Ты из Мондштадта. Скорее всего, ты поклонялся ему. Сесили скорчил гримасу. — Надеюсь, что нет, я не думаю, что мне очень нравятся архонты. — Он смотрит на Сяо. — Э-э, без обид. Сяо фыркает. Ему становится все легче и легче выражать эти непроизвольные звуки и реакции. — Ты сказал, что тебе понравился здешний вид, верно? — Э-э, да? Повинуясь импульсу, Сяо хватает его за талию и телепортирует их вверх, вверх, вверх. Они поднимаются все выше и выше, Сесили вцепляется в тело Сяо сначала от удивления, затем от страха, а затем от чего-то еще, от теплого прикосновения к нему. Как только они, наконец, достигают вершины, Сяо отпускает его, но Сесили задерживается на мгновение, прислоняясь к его телу. Он слегка вздыхает, его глаза все еще закрыты. Затем, через мгновение, Сесили все же отходит от Сяо и открывает глаза. Бассейн наверху безмолвен, его не беспокоит их прибытие. Шесть статуй, как всегда, стоят на страже, не двигаясь. Под ними простирается вся долина деревни Цинце. За ним Ли Юэ на востоке, Мондштадт на севере, Драконий хребет на западе. Все кажется приглушенным, таким высоким, за исключением ветра, более сильного, чем когда-либо, несущего запах цинсинь на своих крыльях. Сяо нашел это место много веков назад, еще до того, как стал Якшей или Адептом. До того, как он стал Сяо. Он не возвращался сюда очень давно. Но, глядя на благоговейное лицо Сесили, когда он осматривается, когда он широко раскидывает руки, чтобы почувствовать, как ветер колотит все его тело, Сяо не может об этом пожалеть. — Вау, — наконец произносит Сесили, его голос прерывается. — Это невероятное место! — Он указывает на бассейн. — И посмотри! Еще больше этих статуй и янтарных штуковин. Интересно, что они значат… Сяо хочет очень быстро сменить тему. — Это самое высокое место в Ли Юэ за Заоблачным Пределом. Я… Мне нравится быть на такой высоте. Тихо, так далеко от людей. Так далеко от этих старых, запертых в клетках богов, корчащихся под землей. Сесили улыбается ему. Эта улыбка отличается от других его улыбок—Сяо даже не заметил, как запомнил ее. Менее безудержная, но и не менее искренняя. — Спасибо, что показал мне это место. Внезапно почувствовав немного тепла, Сяо кашляет, отводя взгляд. Он обращает свое внимание на пейзаж, указывая на Драконий Хребет, город Мондштадт, утес Звездолова. Сесили указывает на место дальше на севере. — Что это такое? — Логово Ужаса Бури. — Сяо никогда не был за пределами Ли Юэ, но он слышал истории. Даже слышал самые последние слухи, благодаря сплетням в гостинице Ваншу. — Это то место, где раньше был Старый Мондштадт, под властью архонта — тирана анемо Декарабиана. Во время войн Архонтов Барбатос помог возглавить восстание против его правления, которое опустошило город. Затем он переместился на запад от Сидрового озера. — Старый Мондштадт… — Голос Сесили звучит достаточно странно, чтобы Сяо повернулся и посмотрел на него. Бард, так часто окрашенный теплыми тонами зеленого, выглядит далеким, холодным. Его глаза пусты, и на мгновение Сяо может поклясться, что видит, как свет Логова Ужаса Бури отражается на нем. Но потом Сесили моргает, и момент уходит. Он улыбается как ни в чем не бывало. — Должно быть, это была та еще история! Я бы хотел послушать некоторые из баллад… — Он садится на край, свесив ноги, и Сяо испытывает странное желание схватить его, не дать ему упасть. Сяо отводит глаза и пожимает плечами. Он не знает ни одной такой баллады. Сесили с любопытством смотрит на него. — Ты когда-нибудь встречался с ним? — С кем? Он машет в неопределенном направлении Мондштадта. — Архонтом анемо. Барбатосом. Инстинктивно рука Сяо опускается на его глаз бога. — Нет. Глаза Сесили, как всегда проницательные, не пропускают его движений. — Ты должен был его встретить. У дяди Гаста есть несколько историй, и я слышал, что Архонт Гео и Архонт Анемо были союзниками во время войн. Союзники? — Барбатос почти не участвовал в войнах, если не считать его стычки с Декарабианом. Гео архонт… Уважает его, по-своему. Но они не союзники. — Хм… — Сесили постукивает себя по подбородку. — А ты? Что должен думать последний Якша о боге, который отказался от своего долга? Сяо не удивляется, когда Сесили называет его так. Несмотря на все его усилия, его репутация опережает его. Сяо больше удивлен, что Сесили до сих пор не заговорил об этом. — Не мое дело допрашивать архонтов. Как и следовало ожидать, это не совсем удовлетворяет другого. — О, да ладно тебе! Я обещаю, что не скажу ему, — говорит он, надувая губы. — Ты можешь просто сказать мне, я не имею значения для Рекса Ляписа. Мысль о том, что Сесили—Сесили, который не выходил у него из головы с тех пор, как он встретил его, который заставил Сяо думать, смеяться и говорить так, как он не говорил десятилетиями или может столетиями- не имеет значения, настолько абсурдна, что Сяо ловит себя на том, что честно отвечает: — Я восхищаюсь им. — Восхищаешься им? Все называют его ленивым и безответственным. — Он всегда возвращается, когда Мондштадт нуждается в нем, — отмечает Сяо. — И… он предан… — Мондштадту? — Свободе. Свободе, которую он дает себе, свободе, которую он дает другим. — Сначала жителям Старого Мондштадта. И с этих пор жителям нынешнего Мондштадта. Четырем ветрам. И в каком-то смысле Сяо. Сесили задумчиво напевает. Он наклоняется вперед, скрестив руки на коленях и согнув спину. Он выглядит таким маленьким, и уже не в первый раз Сяо удивляется тому, каким он был раньше. Был ли он вообще похож на человека, который сейчас сидит перед ним? — Он… дал тебе твой? Сяо замирает. — Что. — Как он мог— Сесили указывает на его глаз бога. — Я имею в виду это. Ах. Верно. Сяо сглатывает. — В некотором смысле да, — отвечает он. — Он даже не знает, кто я. — Его потеря! — заявляет Сесили. Он вытягивает шею — длинную и изящную, как Сяо никогда не замечал? — чтобы посмотреть на Сяо, сияя лицом. — У меня нет своих воспоминаний, знаю, так что, может быть, это ничего и не значит, но… Я все равно точно могу сказать — встреча с тобой была чудесной. Абсурдно. Нелепо. Совершенно— Сяо краснеет и отводит взгляд. — Никто… — начинает он, но затем замолкает, не зная, как закончить мысль. — Хм? — Никто никогда раньше так не думал. — Никто? — Его тон настолько недоверчивый, что Сяо почти чувствует себя защищающимся, скрестив руки на груди. — Обычно я появляюсь, когда люди умирают. — Это все еще довольно чудесно — бормочет Сесили, а затем отступает, когда видит свирепый взгляд Сяо. — Неважно, неважно. О, почему ты все еще так далеко? Иди, иди, сядь со мной. Ветер такой приятный. — Сяо ничего не может сделать, кроме как подчиниться, присев рядом с Сесили, свесив ноги с края рядом со своими. — Хотя я все еще не понимаю. Ты так долго живешь—неужели у тебя нет друзей? — он спрашивает. — Все остальные якши мертвы. Адепты находятся в уединении. Рекс Ляпис и Гань Юй могли бы довольствоваться тем, что окружают себя людьми, но мне лучше одному. — Я не думаю, что есть хоть один человек, которому было бы лучше в одиночестве, — бормочет Сесили. Он вздыхает, и его голова опускается на плечо Сяо. — Это нормально? Сяо сглатывает. — Да. — Во мне пустота. — Сяо не может видеть глаза Сесили, только макушку и его растрепанные волосы, но он может представить их: глубокие, почти пещерные. — Иногда я почти слышу, как она воет, как сильный ветер, проносящийся по пустому каньону. Я могу представить себе этот звук, хотя понятия не имею, где бы я его услышал. Другие жители деревни… приятно их слушать. Они рассказывают так много историй, а их болтовня заглушает пустоту, превращая ее в фоновый шум. Если бы Сяо мыслил здраво, он бы запомнил то, что говорил Сесили, прикидывая, насколько вероятно, что это был признак одержимости. — Это мило, — повторяет Сесили, как будто пытается убедить самого себя. — Но я правда считаю, что встреча с тобой была чудесной, ошеломляющей. Когда я с тобой, звук не просто приглушен. Он полностью исчез. — Он снова вздыхает. Сяо чувствует, как сжимается его грудная клетка. — Такое чувство, что я нахожусь в свободном падении. — Разве это не страшно? — Сяо не может не спросить. Сесили смеется. Сяо хочет видеть его лицо, но не хочет, чтобы он двигался. Хочет остаться вот так, с Сесили, опирающимся на него, еще немного. Ему хочется потрогать его волосы, посмотреть, такие ли они мягкие на ощупь, как на плече. Он слишком многого хочет. — Свободное падение не страшно. Разве это не первое, чему ты меня научил? *** Сяо хочет поцеловать его. Сяо думает о поцелуях. Он никогда раньше не думал о поцелуях, но теперь эта мысль не покидает его, как особенно упрямый фонарь, цепляющийся за случайную ветку. Он видел, как целуются люди: на свадьбах и похоронах, на улице, в уединенных местах. Это происходит так же легко, как дыхание. Сяо не знает, целуются ли Адепты… Мысль о том, чтобы спросить Хранителя Облаков или, не дай архонт, Творца гор, унизительна. Но—Гань Юй существует. Наполовину Цилинь, наполовину человек. Возможно— Он яростно трясет головой. Он взгромоздился на крышу гостиницы Ваншу так высоко, как только мог. Он не лгал, когда сказал Сесили, что высота помогает ему думать, сосредоточиться. Сяо в лучшем состоянии — ветер треплет его волосы, а ноги как можно дальше от земли. Но, кажется, даже здесь невозможно не думать о волосах, глазах, губах Сесили. В его голове мелькнула его длинная шея, гладкие ноги, когда они повисли над деревней Цинце. Если бы Сяо поцеловал его тогда, когда под ними раскинулся весь мир, отвел бы Сесили свой взгляд? Достаточно. Хватит. Это смешно, неловко и безумно. Сяо этого не сделает. Сяо не проводит время со смертными, не заботится о них, не думает о том, чтобы поцеловать их. Он несет на своих плечах огромный кармический долг, который он не может позволить себе когда-либо разделить с другим. Сесили… добрый, интересный и такой красивый, что Сяо не может отвести взгляд, но он всего лишь человек. Сяо и так был слишком неосторожен, проводя с ним это время. Он привязался к нему. Это не может… Это не может продолжаться. Какое значение имеет его одиночество, если оно ведет к еще большему количеству смертей, к разрушению? Когда-то у Сяо было место, которое он называл своим домом, люди, которых он называл своей семьей. И он был вынужден убивать их, одного за другим. Мысль о Сесили—прекрасном, беззаботном Сесили, который относится к обыденности деревни Цинце как к величайшему из приключений, который смотрит на Сяо без отвращения или ненависти, который говорит, что не знает, что такое свобода, но является самым свободным человеком, которого знает Сяо, —мысль об этом человеке, лежащем мертвым у его ног, заставляет его чувствовать себя плохо, как будто он пережил кошмары на целое столетие. Время не циклично, как любят думать люди, но есть вещи, которые постоянны. Сяо должен быть один. Вот как это должно быть. Приняв решение, он встает, готовясь прыгнуть, но прежде чем он успевает это сделать, на балконе под ним появляется любопытное присутствие. Человек, да, но и не человек. Молодая, но чувствующаяся несколько древней. Она несет в руках печать согласия и, основываясь на обрывках ее разговоров, она ищет его. Он спрыгивает вниз. Рядом с краем балкона стоит молодая девушка. Худощавая, ниже ростом, чем Сяо, но в ней есть что-то такое, что почти сбивает его с ног, как только он подходит достаточно близко. Большие золотистые глаза устремляются прямо на него, когда он дает о себе знать. — Взгляд невежественного человека вряд ли увидит многое. Печать согласия? Вижу, вы подготовились… — Рядом с девушкой стоит странная… эльф—бесенок—существо. Сяо напрягает свои чувства, но не ощущает никакой исходящей от этого существа злобы и поэтому полностью выбрасывает ее из головы. Он снова сосредотачивается на девушке. — Она всего лишь не позволяет мне напасть на вас первым. Больше она вам никак не поможет. — Э-э-э… Паймон не понимает этого… — говорит существо. — Общение между Адептами и обычными смертными нарушает правила. Души смертных не столь устойчивы, сколь души Адептов. Ваши тела не в состоянии выдержать энергию, которая исходит от нас. Лучше уходите. Это для вашего же блага. — Как будто произнесение этих слов вслух укрепляет его решимость. Это так же верно для Сесили, как и для этого незнакомца. Отвернувшись от этих двоих, он исчезает из виду.