***
Когда он уклонялся от атак одинокого руинного охотника, он обнаружил, что отвлекся, его мысли заняты. Вместо того, чтобы думать о следующем движении, следующем ударе, следующей атаке, он думает о тонких пальцах, играющих на лире, развеваемых ветром черно-синих волосах, широко раскрытых зеленых глазах, запахе цветов. Он думает о звуках смеха, донесенных ветром. Во-первых, Сесили был несущественным. Тогда он был загадкой, а затем потенциальной угрозой. Теперь Сяо провел с ним целый день, ни разу не проверив его способности или истинные намерения, и он ни кем из них не является. Сяо не знает, что Сесили может в себе прятать. Рекс Ляпис знал бы — думает он, но мысль о том, чтобы поговорить со своим архонтом о его… чувствах совершенно унизительна, он никогда не осмелится. Так же и с любым другим Адептом. Мадам Пин — может быть. Но Сяо точно знает, что она ужасная сплетница. Он скорее умрет, чем столкнется с насмешками Владыки Лун по поводу его привязанности к людям. И он не знает, как Гань Юй отреагирует на это. Ему следует перестать ходить в Цинце. Если что-то пойдет не так, он наверняка почувствует это заранее и успеет что-то предпринять. Ему не нужно постоянно следить за бардом, он не смог бы, даже если бы захотел. Там нет ничего для Сяо, ничего— Глаза Сесили, когда он наблюдал, как сражается Сяо. Руки Сесили, мастерски играющие древнюю песню, которую он слышал только один раз. Его голос, когда он спросил Сяо «что это говорит обо мне?» Тогда Сяо не знал ответа. Он думает, что теперь знает. — Это говорит о том, что ты добрый человек, — воображает он как говорит это, но не может заставить себя это сказать. Произнося красивые слова, предлагая утешение—все это не знакомо Сяо. Может быть, в Цинце для Сяо и нет ничего, но даже если бы и было, что в этом хорошего? Что было у Сяо такого, чего он не видел разрушенным вокруг себя? Одним последним ударом руинный охотник падает на землю, не двигаясь. Сяо должен чувствовать себя совершенным. Должен чувствовать облегчение. Он чувствует себя одиноким.3.
19 октября 2021 г. в 14:57
Сяо не может вспомнить, когда начал оставлять яблоки в заброшенном святилище к западу от Цинце. Должно быть, это было… очень давно. Достаточно, чтобы несколько поколений жителей деревни пришли и ушли. В наши дни они, вероятно, понятия не имеют, что означают яблоки или откуда они берутся, хоть и знают, что лучше к ним не прикасаться.
Сесили, конечно, ничего подобного не знает, поэтому в следующий раз, когда Сяо заходит в деревню, он видит его сидящим на алтаре и жующим одно из подношений.
— Это не для тебя.
К сожалению, на этот раз ему не удается удивить его. — Сяо! — Сесили сияет сквозь набитый яблоком рот. — Я не ожидал тебя.
Сяо, который никогда не давал ему расписания, по которому его следует ожидать, бросает на него строгий взгляд. — Яблоко. Брось его.
— Это? — Сесили посмотрел на яблоко, что держал в руках. Присмотревшись повнимательнее, Сяо видит, что двое из них уже были поглощены им. Его бровь дергается.
— Это не для тебя, — повторяет он.
— Это ни для кого, насколько я понимаю — парирует Сесили. — Это святилище полностью заброшено, за исключением тех жутких статуй и—как ты это назвал? Янтарь?
— Просто потому, что ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого там нет, бард, — говорит Сяо. — Брось. Яблоко.
Нахально закатив глаза, Сесили делает, как он просит, и роняет недоеденное яблоко прямо на алтарь. — Ну вот. Счастлив?
— Нет.
Сесили удивленно фыркает. — Знаешь, никто бы мне не поверил, если бы я сказал им, что у тебя есть чувство юмора.
— Вот и отлично. Они не должны верить лжи.
— Ты так быстро отказываешься от всех моих комплиментов! — жалуется Сесили, спрыгивая с алтаря и вытирая руки о штаны. Отвратительно. — Неужели так трудно поверить, что я нахожу твое общество очень приятным?
— Я сбросил тебя со скалы, — невозмутимо говорит Сяо.
— Эх, это было весело, — Сесили пожимает плечами. - Только не делай этого сегодня снова пожалуйста. На мне лучшая одежда племянницы тети Юндан. - Присмотревшись, Сяо может сказать, что его одежда качества получше, чем его обычная одежда фермера—все еще зеленая, но с нотками синего и вышивкой на рукавах. Он выглядит как настоящий мальчик Ли Юэ.
Сесили замечает, что он смотрит на него, и озорно улыбается. — Тебе нравится? — спрашивает он, поворачиваясь, чтобы показать весь костюм.
— У меня нет никакого мнения об одежде. — Сяо действительно нравился его наряд. Он никогда раньше не задумывался, что ему может нравиться одежда, но Сесили в этой одежде выглядит мягче.
Бард дуется на него. Это выражение должно было бы выглядеть на нем нелепо, но это не так. — Лжец. Я выгляжу очень мило.
Сяо отчаянно нуждается в смене темы. — Почему ты его носишь?
— Оу! Тетя Юндан говорит, что бард должен выглядеть лучше, чем мужчина, который весь день катается по полям. Я сказал ей, что это то, чем я занимаюсь большую часть времени, но она не стала слушать. Она такая упрямая! Но это очень даже мило. Она делает потрясающего заоблочного гобу, которому она научилась у госпожи Бай, говорит, что это любимое блюдо ее брата. Ее брат-один из Ли Юэ Цисин, представляешь! И ее племянница тоже работает на них. Она очень гордая, все время говорит о ней. Она сказала, что не будет возражать, если я надену ее запасной комплект одежды. — Он как-то произносит все это на одном дыхании. Сяо изо всех сил пытается следовать за ним. — О, кстати! Она упоминала, что работает с Адептом? Я имею в виду Адепт, которая работает в Гавани.
Ах. — Гань Юй.
— Хм, может быть! Она не назвала имени. — Сесили пристально смотрит на него. — Твоя подруга?
Сяо… не знает, считал ли он ее другом. — Старая знакомая. Она очень компетентна.
Брови Сесили взлетели вверх. — Высокая похвала, исходящая от тебя. Тогда определенно друг.
Как только это становится для него привычкой, Сяо игнорирует его. — Ты не ответил на мой вопрос.
— Твой вопрос—о, одежда! Я думал, что ответил?
— Ты сказал, что тебе велели их надеть. Ты не сказал, почему решил их надеть, — говорит он немного неловко. Он все еще привыкает к этим обыденным разговорам.
Сесили озадаченно смотрит на него. — Разве это не одно и то же…? О-о-о-о. На его лице появляется озаряющее понимание. — Это связано со свободой? Сяо, ты пытаешься научить меня свободе? — Его голос становится одновременно недоверчивым и дразнящим.
Внезапно Сяо чувствует, что с этим разговором покончено. Он фыркает, отворачиваясь, но его снова останавливает Сесили, хватающий его за запястье, странная параллель с их первой встречей. На этот раз он не стряхивает его. — Неееет, не уходи! Мне нужна твоя помощь.
Сяо замирает на этом, а затем поворачивается обратно, его глаза оценивающие и сосредоточенные. — Ты ранен? Что случилось?
— Ч—ничего не случилось. Мне нужна твоя помощь в написании песни. Сесили бросает на него гораздо более осуждающий взгляд, чем, по мнению Сяо, он заслуживает от кого-то, кто раньше не знал, что такое слайм или хиличурл. — Твои первые мысли всегда о чем-то плохом? Мне это кажется немного параноидальным.
Теперь Сяо вырывает запястье, чтобы скрестить руки на груди, игнорируя последствия покалывания на коже запястья. — Так вот как ты пытаешься заставить меня помочь тебе.
Сесили машет руками в знак отрицания. — Нет, нет, я буду вести себя хорошо! Но мне действительно нужна твоя помощь.
— Я не поэт.
— Мне не нужно, чтобы ты был им! Я просто… Ты же знаешь, что у меня нет никаких воспоминаний, верно?
Самым сухим голосом, на который он только способен, Сяо говорит: — Я заметил.
— Вот именно! Писать песни без каких-либо воспоминаний действительно трудно. Типа, очень, очень тяжело. Жители деревни пытались помочь — мисс Бай знает несколько похабных морских баллад, представляешь! —но даже их репертуара не хватает. И тогда я подумал: Сяо прожил тысячи лет, он, должно быть, знает какие-то невероятные песни, баллады и сказки! И если бы он был так любезен поделиться чем-нибудь с таким скромным бардом, как я… — говорит он, хлопая ресницами в сторону Сяо. — Пожалуйста?
Сяо вздыхает. Он уже чувствует, что смягчается, и хотя ему, следует, по крайней мере, немного повыпендриваться, он обнаруживает, что не хочет этого делать. Это всего лишь Сесили. Кого бы он мог обмануть? — Я не знаю многих песен.
— Но ты знаешь некоторые?
— Большая часть из того, что я знаю, подходит для флейты, а не для лиры, — говорит он, глядя на инструмент Сесили. В какой-то момент ему действительно следует внимательно изучить его лиру. Если Сесили действительно одержим…
Эта мысль заставляет его задуматься. Он вообще не занимался этим расследованием, не так ли?
— Ах, я уверен, что это будет достаточно легко преобразовать, — отмахивается Сесили, не замечая краткого упадка концентрации Сяо. — Не мог бы ты научить меня какой-нибудь песне? — Он наклоняется ближе к Сяо, и он снова чувствует тот странный цветочный аромат, которому не место в Ли Юэ, не принадлежит ни к чему, что Сяо когда-либо знал.
Повинуясь импульсу, он говорит: — В наши дни глазурные лилии почти вымерли.
Бард моргает, сбитый с толку странной сменой темы. — На террасах их много?..
— Раньше они росли в дикой природе. Берега бассейна Лухуа были покрыты ими. — Если Сяо закроет глаза, он почти сможет увидеть поля цветов, мягко покачивающиеся на ветру, когда он шел среди них с Рексом Ляписом, слушая, как архонт рассказывает о том, что привлекло его внимание в тот день. — Им нужно было петь, чтобы помочь вырасти. Теперь они растут только при тщательном выращивании и только в ухоженных садах.
Голос Сесили мрачен, когда он спрашивает: — Ты научишь меня?
Голос Сяо хриплый, его пальцы на флейте неуклюжи. Он не играл эту песню уже почти 200 лет, и время, как всегда, взяло свое. И все же глаза Сесили не отрываются от него, когда он играет для цветов и ветра.
В знак благодарности Сесили настаивает на том, чтобы взять его с собой на экскурсию по деревне. Сяо указывает, что он был там больше раз, чем человек мог бы сосчитать, что он знает каждую вершину и расщелину, но Сесили не убежден. — Но ты не знаешь, как деревня оживает, — настаивает он. — Позволь мне показать тебе. — Он берет его руку в свою, несмотря на жару и пот. Сяо сгибает пальцы в своей хватке, проверяя это, но Сесили держится, и Сяо позволяет ему.
Он снова представляет его Госпоже Бай. Он выставляет его напоказ перед бабушками, тетушками. Торговец книгами почти падает в обморок, когда встречает его. Он был так взволнован, когда просил Сяо подписать несколько экземпляров — «Якши: Адепт-хранитель», что Сяо сделал только тогда, когда Сесили начал дуться на него. Он чувствует себя нелепо, когда делает это, но это заставляет Сесили просиять на него. Он чувствует себя легким, как лист.
Старый кузнец очарован его копьем. Он тратит несколько минут на расспросы Сяо о его происхождении, его изготовлении. Оно было подарено Сяо очень давно, и его длина и уникальная форма отдают предпочтение атаке, а не защите. Сесили, кажется, совершенно заскучали технические аспекты, но он внимательно оживляется, когда Сяо объясняет: «смертельный бой» изначально был оружием гладиатора, возможно, из прошлого района Мондштадта. Наконечник, окрашенный в красный цвет кровью его многочисленных врагов, ха… — размышляет Сесили, его пальцы скользят по оружию. Сяо приходится кусать губы, чтобы удержаться от того, чтобы не сказать ему быть осторожным. — Должно быть, это был настоящий воин!
Воздух в долине стоит вокруг них неподвижно, но время от времени из Каменных ворот дует прохладный ветерок, идущий из Мондштадта. Цветы на террасах слегка покачиваются вместе с ним, и их аромат разносится в воздухе по всей деревне. Сяо и Сесили пробираются через развешанное белье, выброшенную мебель, следы живых людей. Их останавливает почти каждый деревенский житель, которого они видят, популярность Сесили не убывает. Они спрашивают его, ел ли он, пробовал ли то или иное блюдо. Может быть, ему слишком тепло в одежде, может быть, он хотел бы примерить эту рубашку, которую они нашли в своем шкафу и которая им не нужна? Или, может быть, этот халат будет казаться более воздушным, прохладным? Холодный напиток тоже сойдет! Сесили благодарит их всех смехом, улыбкой, короткой мелодией на своей лире—но он всегда возвращается к Сяо, снова берет его за руку, ведет его дальше.
Сяо помнит время, когда деревня Цинце была не просто местом уединения для пожилых людей Ли Юэ, но и оживленным текстильным миром. Медленными, размеренными словами он рассказывает Сесили об этом: как водяная мельница была главным складом, где они изготавливали ткани. Как они использовали краску, изготовленную из измельченных цветов террас, для создания ярких цветов, в отличие от всего остального в Тейвате. Торговцы неделями путешествовали, чтобы поторговаться за товар, а долина была оживленной и процветающей.
— Ничего из этого здесь не осталось, — с благоговением говорит Сесили. — Больше никто этого не помнит.
— Я все это помню.
В деревне тихо, без детей вокруг. Сесили говорит ему, что их взяли в редкую поездку в Гавань, что они не переставали говорить об этом в течение нескольких недель. Цинце такая маленькая, такая далекая. Гавань Ли Юэ, должно быть, ослепительна для ребенка. — Я бы тоже хотел когда-нибудь там побывать, — признается ему Сесили. — Из всех описаний это звучит невероятно. — Сяо не ступал в город в течение многих лет, никогда не имел желания раньше, но теперь оно расцветает в нем сейчас: видеть свет фонарей, отражающийся в глазах Сесили, видеть, как он пробует новую еду, слышит новые песни, заново узнает, как выглядит мир снаружи.
Потому что в течение всего дня Сяо понимает: мир глазами Сесили не обыденный, а захватывающий, поразительный. Виды, к которым Сяо уже давно привык, перекрашиваются, полируются заново. Сесили сдерживает свое обещание: он показывает ему, что значит для деревни быть живой.
В конце концов, когда наступает ночь, они садятся на мосту с видом на небольшой водопад, свесив ноги над водой. Мост достаточно широк, чтобы они не ограничивали проход людей, но они все равно сидят близко друг к другу под предлогом доступности. Пот на теле Сяо медленно остывает под ночным ветерком.
— Было весело, не так ли? — говорит Сесили. — Вероятно, намного лучше, чем иметь дело с какими-то слаймами или хиличурлами.
— Это моя работа, — говорит Сяо, хотя и не опровергает этого. До сегодняшнего дня он даже не знал, что может веселиться. — Ты бы знал, что это значит, если бы у тебя она была.
Сесили замолкает. Сначала Сяо думает, что он просто устал от их дня, но когда он оглядывается, то видит, что тот смотрит вдаль с отсутствующим выражением в глазах. Он выглядит опустошенным. — Сесили?
— У меня нет никакой работы. Я даже не помню, чтобы у меня была какая-то работа.
— Да…- Сяо медленно кивает. — Ведь у тебя нет твоих воспоминаний.
— Нет, я имею в виду. — он фыркает, глядя вниз. — Я боюсь, что тебе станет скучно, — признается Сесили. Вокруг них опустилась ночь, и цикады ожили, наполняя темноту своими странными звуками. И снова то, что должно быть скучным, становится чуждым, потусторонним.
— Скучно?
— Все, что я могу тебе рассказать, — это истории других людей. Своих у меня нет.
— Я тоже ничего не рассказывал тебе о себе. Ты все равно не оставил меня в покое.
Сесили смеется. — Ты понятия не имеешь, насколько интересен, не так ли? — спрашивает он с нежностью в голосе. — Ты полон историй, мыслей, идей. И ты делишься ими со мной: маленькими замечаниями и советами. Я храню их все в пустом пространстве внутри себя.
Если бы Сяо мог шутить, он бы сказал, что руины долины Гуйли для него как второй дом. Но Сяо не шутит, и у Сяо нет первого дома, не говоря уже о втором. В долине Гуйли…комфортно. В ней почти всегда нет людей. Он может убить все, что там есть, и быть уверенным, что он выполняет свой долг. Наверное, это было самое близкое, что он испытывал к чувству удовлетворения.