Тени Коукворта

Северус проснулся глубокой ночью. В комнате было темно, только свет фонаря проникал сквозь щель в шторах. Оранжевая полоска тянулась от окна до двери, и выше, на стену. Пару секунд он смотрел на эту полоску, пытаясь понять, что его разбудило. Было тихо. Внизу еле слышно тикали часы. Снаружи шумел дождь. «Крыша снова потечёт» - отстранённо подумал Северус. Будто в подтверждение ему на голову упала капля ледяной воды. А потом и следующая. Вот почему он проснулся. Он медленно сел на кровати, и тут же зашипел от боли: неудачно опёрся о больную руку. В левое запястье будто вогнали раскалённую спицу. По подушке расплывалось мокрое пятно. С потолка капля за каплей сочился дождь. Северус посидел, растирая запястье и прислушиваясь к тишине, а потом поднялся на ноги. В комнате было ужасно холодно. Он завернулся в одеяло, подошёл к окну и отдёрнул шторы. За мутным стеклом не было ничего, кроме сплошной пелены дождя и тусклых фонарей. Даже дом напротив скрылся из виду. Зима в этом году выдалась чертовски странная. Вода с потолка капала теперь уже в двух местах. Северус тихо выругался, и пошёл вниз – за вёдрами и тазами. На кухне царили мрак и запустение. Он по привычке щёлкнул выключателем, но ничего не произошло: электричество снова отключили. В темноте он чуть не свернул себе шею, и разбил что-то стеклянное (наверняка одну из миллиона пустых бутылок), но всё-таки нашёл ведро и какую-то миску. Сойдёт. Когда Северус вернулся в комнату, вода капала с потолка в четырёх местах, и два из них были над кроватью. Он должен был разозлиться, но не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей усталости. Позавчера было Рождество. Тишина наполнилась звуком капающей в посуду воды. Северус расстелил одеяло на полу, рядом с окном (там пока что было сухо) и лёг на спину. На потолке расплылись живописные серые кляксы, а полоска света расширилась до пугающих размеров. Теперь вся комната была залита оранжевым. Оранжевый – он ведь почти как рыжий. Такой тёплый цвет… Уже проваливаясь в сон, Северус услышал приглушённый хлопок. Что бы это могло быть? Окно?..

***

Он просыпался ещё дважды, от боли. Запястье ныло не переставая. Когда фонари погасли, и оранжевый свет сменился серым, он понял, что больше не уснёт. Наступило утро. Доски пола отсырели и потемнели. Кровать промокла до матраса. С потолка начали отваливаться остатки штукатурки, а со стен слезли ошмётки обоев. Мрак. Как вишенка на торте – вернулся кашель. Он бы, пожалуй, самым верным спутником Северуса, и никогда не оставлял его дольше чем на пару месяцев. Холод, сырость, выбросы с завода и сигареты «Бриз» без фильтра – вот рецепт такого постоянства. Он тяжело вздохнул и принялся одеваться. С одной рабочей рукой это не так-то просто, но Северус справился. А то, что его ругань было слышно на другом конце улицы – это не так важно. Отсыревшая одежда неприятно липла к телу. С потолка всё ещё текло, и одна из капель упала Северусу прямиком за шиворот. В этот момент он возненавидел свою жизнь больше, чем когда-либо ещё. Всё ещё ненавидя свою жизнь, Северус спустился вниз и пошёл на кухню. Там его ждала вчерашняя овсянка, кружка восхитительной холодной воды и половина сигареты. Половина – потому что последняя пачка уже показала дно, а денег на новую не было. Денег вообще не было, даже на еду. Ну и бес с ней, не так уж и надо. С недавних пор Северус вообще перестал чувствовать голод. Возможно, это было симптомом какой-нибудь смертельной болезни, но он старался видеть в этом плюсы: теперь не было разницы между нормальным хогвартским обедом из трёх блюд и тарелкой засохшей овсянки – ни то, ни другое не вызывало ни малейших эмоций. Он заставил себя поесть, сполоснул посуду ледяной водой (толку от этого было немного) и пошёл в ванную. С этим у него тоже были проблемы. Ни утром, ни вечером Северус не чувствовал себя достаточно живым, чтобы заботиться о гигиене. Какой в этом смысл? Чтобы хорошо выглядеть и приятно пахнуть? О, на этот случай есть прекрасная народная мудрость: «Говно от говна не отмоешь». Кроме того, ванная была его самым ненавистным местом в доме. Раньше отец частенько запирал его там, без света и еды, на пару-тройку суток. …Он лежал на холодной плитке, свернувшись калачиком, и слушал приглушённые крики из кухни. Мама и папа снова ругались. Они всегда ругаются. Мама закричала. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Дверь заперта, свет выключен. Он не сможет ей помочь. Он никому не сможет помочь. Он просто маленький урод, чёртов ублюдок, никому не нужный мусор… Нет! Вспышка ярости осветила тёмную комнату. Он на долю секунды он увидел своё отражение в зеркале – жалкого, забитого мальчишку, который боится даже собственной тени. Неведомая сила сорвала дверь с петель. В ванную хлынул свет. Со звоном лопнуло зеркало. Он дрожащими руками подобрал с пола длинный осколок, и на четвереньках пополз на кухню. Папа больше не сделает маме больно… Северус с отвращением разглядывал своё лицо в мутном зеркале над раковиной. Всё ещё урод, как и предыдущие шестнадцать лет своей жизни. Он кое-как собрал волосы в хвост, умылся, почистил зубы, и снова посмотрелся в зеркало. Сюрприз – лучше не стало! Северус вышел из ванной, хлопнув дверью. Треснувшие часы в гостиной показывали четверть восьмого. Они отставали почти на семь минут, но, так или иначе, он ещё не опаздывал: смена начиналась в восемь. В прихожей окон не было, поэтому пришлось зажигать свечу, чтобы найти ботинки и куртку. Одевшись, Северус кинул взгляд в зеркало, хотя обещал себе этого не делать. Из зеркала на него взглянул оборванец с рабочей окраины – тощий, как пугало; в латанной-перелатанной спецовке, широких джинсах и стоптанных башмаках. Северус раздражённо отвернулся, надвинул форменную кепку на глаза и открыл дверь. Паучий тупик встретил его привычным убожеством и запахом морального разложения. Чёрные от копоти дома жались друг к другу, как нищие на паперти морозным днём. В огромных лужах косяками плавали окурки, а в щелях-проходах между домами громоздились кучи мусора – приют для крыс и бывших людей. С серого неба на серую брусчатку лилась серая вода. Единственным светлым пятном в этом пейзаже была белая рубашка какого-то пьяницы, прикорнувшего прямо под окнами дома Северуса. Он сидел прямо в луже, опираясь спиной на стену и свесив голову на грудь. Лицо его было скрыто волосами. На какую-то долю секунды Северус почувствовал жгучее желание пнуть этого ублюдка, но тут же взял себя в руки. Пинать всех пропойц, спящих на улице – никакого здоровья не хватит. Он запер дверь, проверил, на месте ли заточка и, стараясь не наступать в лужи, пошёл к выходу из тупика. «Белая, да? Какого чёрта у него белая рубашка?» - мысль на повторе крутилась у Северуса в голове. Никто из местных забулдыг не носил белые рубашки. Никто из местных забулдыг вообще не носил рубашки, если уж на то пошло! Выходит, этот тип принарядился, чтобы потом напиться и лечь в грязь? Бред. Что-то тут определённо было не так, и это не давало Северусу покоя. Он развернулся и пошёл обратно к дому. Как там говорят: работа не волк – в лес не уйдёт? Вот и прекрасно. Тип в белой рубашке был на месте. Его одежда промокла насквозь и облепила тело, с тёмных волос текла вода, но было ещё кое-что, гораздо хуже. Кровь. Рубашка справа была красной от крови. Жертва пьяной поножовщины. У Северуса похолодели кончики пальцев, и дело было не в ледяном дожде. «А не труп ли это, часом?» - мрачная мысль отдавала металлическим привкусом. Хотя, возможно, дело было в очередном выбросе с завода. Он опустился на корточки рядом с парнем, и слегка встряхнул его за плечо. Ноль реакции. У Северуса начал слегка дёргаться глаз. Труп в луже - прекрасная находка с утра пораньше! Взяв себя в руки, он приложил пальцы к шее парня - проверить пульс. Секунда, две, три… Есть. Слава Мерлину, этот тип был вполне жив. Что теперь делать? В Коукворте была всего одна больница, и та – на другом конце города. Не вариант. Неподалёку обретался Док, но он тип опасный, к нему соваться – себе дороже: может поможет, а может – шмальнёт в колено из обреза. Выбирать Северусу не приходилось. - Эй, ты! Слышишь меня? Нет ответа. Он снова потряс парня за плечо, но так и не добился от него ничего, даже стона. К Мордреду! Северус решил действовать так, как действовал, когда Тоби, вусмерть пьяный, падал на полпути к дому. Он открыл дверь нараспашку, подпёр её кирпичом, и со всей возможной аккуратностью потащил бесчувственное тело в дом. Запястье тут же вспыхнуло такой болью, будто его сломали заново. Путь из прихожей к дивану в гостиной показался Северусу длинным, как Марафонский забег, и таким же невыносимым. Пару раз он останавливался, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, и растирая запястье. Кончики пальцев дрожали от боли. Северус чувствовал себя преступником, которому срочно нужно избавиться от тела случайного свидетеля. Ощущение было не из приятных. Собрав последние силы и стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, он втащил «случайного свидетеля» на диван, и на негнущихся ногах отошёл к окну. Правая рука была испачкана кровью. Северус вытер её о штору – красное на красном не видно. Дождь шёл, но в то же время оставался на месте. Своего рода парадокс. Боль в руке трансформировалась: теперь это был не пожар, а что-то вроде перчатки со стальными шипами внутри. Он стоял, пялясь в окно, и машинально размышлял, каких размеров будет штраф за прогул на этот раз. Шансы вылететь насовсем с каждым прогулом увеличивались, а в этом году их набралось уже три. Таких как он – сто человек на место… С этим еле живым типом надо было что-то решать, желательно – прямо сейчас. Северус не мог позволить себе роскошь бесплатно быть чьей-то сиделкой. Он отвернулся от окна, кинул взгляд на парня и замер. Комната дрогнула у него пред глазами и сделала какой-то нездоровый оборот вокруг своей оси. Северус схватился за подоконник, чтобы не упасть. Сердце покинуло своё рабочее место и на скоростном лифте спустилось куда-то в пятки. Какого чёрта оно там забыло?.. его лицо было закрыто волосами, и видит Мерлин, это просто НЕВОЗМОЖНО, это просто бред, бред в бреду, и это всё в квадрате, да какого чёрта, ради всех святых, Боже, за что …На диване с видом несвежего трупа лежал Сириус Блэк собственной сиятельной персоной.